— Не хоэт… не адо… упрашивать не бу-эм… — сказал Борька, уже набивший полный рот.
А я всё ел целыми пригоршнями бруснику и не смотрел в сторону ребят. Они сначала молчали, потом разговорились.
— Значит, я две премии получу? — спросил Борька, сыто икнув.
— Когда кончим искать, — неохотно ответил Мишка.
— Всё равно не найдёте гриба красивее моего и больше меня не соберёте.
Борька противно заржал.
— Хвальба! Вот возьмём и найдём… Или Вовка найдёт! — заверещала Зойка, опять ко мне подлизываясь.
— А какая премия будет? — спросил Борька. — Сто́ящая? А может быть, денежная?
— Высшая на свете, — сказал Мишка. — Деньги чепуха по сравнению с ней. За неё борются и лётчики, и рыбаки, и боксёры, и артисты…
Зойка радостно ойкнула. Борька вздохнул:
— Ладно. Увидим эту премию. А грибы я на рынке продам. Сушёные. Рубль за нитку.
Мишка сказал:
— Скучный ты тип… А гриб твой правда красивый.
Я сразу обернулся, чтобы взглянуть на самый красивый гриб, а Зойка, привстав на коленки, добродушно протянула мне полбатона.
И колбаса в нём краснела, чайная, наверно, и масло блеснуло, и у меня потекли слюнки! Только я сказал:
— Пошли дальше! Расселись, как… эти…
Мы снова побрели по лесу неподалёку друг от друга. Борька уже не прятался. Он набрал почти полную корзину грибов и, находя белый, выбрасывал подосиновики и моховики.
Мишка по-прежнему среза́л какие-то сучки и отдирал твёрдую плесень с берёзовых пней, а Зойка кланялась грибам и улыбалась.
У меня от брусники заболел язык, и хотелось пить. Тогда я нашёл огромный рыжик. В его огненной шляпке-воронке накопилось много росы, а может, вчерашних дождинок. Я сре́зал рыжик под самый корень и выпил всю эту холодную мягкую воду, как из золотого ковшика. И ещё два нашёл и выпил.
Грибов было много, но самый красивый всё-таки не попадался. А он мне нужен был больше всего на свете! Больше Зойкиного полбатона и рыжиковой воды! Только бы его найти!
Я бы им всем доказал, кто лучше ищет грибы… я бы им показал, как девчонку вместо меня брать в лес. Всё-таки я злился на себя, что не выдержал и пошёл за ребятами. Тут ко мне подскочил Борька:
— Помоги нести корзину за десять белых…
Я молчал.
— Ну, за пятнадцать…
Тогда я заорал:
— Не подкупишь! Не такой я человек!
Борька, чуть не выпустив из рук корзины, шарахнулся в сторону.
Я снова начал колдовать: «Плохой лес… никогда сюда не приду… Ух, какой плохой лес…»
— Ну, как дела? — Ко мне подошёл Мишка и заглянул в коробку. — Ничего. Но победит, конечно, Борька. А жаль… Пошли обратно. Поздно уже.
Широкая корзина Мишки была полным-полна всякой коры и сучков, а за плечами у него висел маленький пенёк с колючими отполированными корешками.
— Пошли, — сказал я, и мы двинулись в обратную сторону.
Зойка шла за нами следом, а Борька пыхтел над корзиной и нудил:
— Отдавайте мне премию. Домой же идём…
— Вот выйдем из леса, тогда и получишь, — сказал Мишка.
Меня подташнивало от голода. Я думал: «Скорей бы деревня, там щи стоят в печке… и хлеб тёплый… и съем-м! А потом молоко из погреба… и киселя с бубликом… и ещё щей налью…»
Мы шли долго-долго, но всё почему-то не выходили к широкой просеке. Тогда мы свернули круто вправо, прошли километра четыре, но тоже не вышли к ней и поняли, что заблудились.
Зойка всхлипнула, Мишка стал определять, где север и юг, а Борька сказал:
— Вот и хорошо. Отдохну и всю корзину донесу.
Он отошёл в сторону, за кусты. Я наблюдал за ним. Он отошёл как будто по одному делу, а сам вынул из-за пазухи кусище хлеба и луковицу и стал быстро глотать их большими кусками. Потом он вышел из-за кустов как ни в чём не бывало. Мне даже противно было смотреть на него, не то что спорить и ругать его. И вдруг меня осенило:
— Спички! — закричал я. — Спички есть?
Мишка порылся в карманах.
— На… я печку утром растопляла… — еле слышно сказала Зойка.
Я вырвал коробок у неё из рук:
— Грибы будем жарить. Дров давайте. Встали как… эти…
Костёр мы разложили под большой елью почти на краю оврага. Было темно в лесу, но не страшно.
— За меня не беспокоятся, — сказала Зойка, — мы уже третий раз до утра блуждаем.
Я нанизал на обструганную веточку шляпки боровиков, но держал их не над огнём, а над угольками уже сгоревшего хвороста.
Мишка и Зойка тоже жарили шляпки. Борька рассматривал Мишкины находки.
— Зачем тебе это барахло вместо грибов?