Чёрные волны мерно набегали на белоснежный лёгкий песок и откатывались назад, забирая с собой мельчайшие песчинки и камни пастельных оттенков. Этот звук убаюкивал, успокаивал, настраивал на минорный лад.
Я смотрю на небо и вижу звёзды невозможных, невероятных созвездий, как рубины, горящих сквозь изумрудное северное сияние. Мне слышатся хрустальные переливы, как будто бы сотни подвесок играют, создавая удивительную музыку ветра.
Расслаблена, мне спокойно. Марго смогла уйти, теперь можно дышать. Есть время о многом подумать. О том, что случилось и о том, что будет дальше. Не бывает так, чтобы призраки похищали людей. Это нонсенс, случается только в сказках. В реальности мёртвые слишком озабочены своими проблемами, чтобы осуществлять нечто подобное. Когда это случилось со мной, то было понятным, учитывая кто я и кто он. Но произошедшее с семьёй Чернышевских не укладывалось ни в какие рамки. Это было ненормальным, отчего никак не приходило на ум, что происходит. Теперь иначе видится моё прошлое. Мысль, что за этим стоит нечто большее, чем болезненная привязанность умерших к таким, как я, принимает всё больше очертаний. Но что задумал Клаус? И… Михаэль?
На плечо опускается мужская рука.
— Давно не виделись, Элли.
— А ты совсем не изменился, Белый человек.
Я улыбаюсь, смотрю на него, любуюсь.
Он такой же высокий, как и прежде. С волосами до лопаток, белоснежными, как серебро, сверкающими неоновыми вспышками, отражающимися от сияния неба. Тревожная маска на лице, но взгляд глубоких серых глаз безмятежен, как рассветный океан. Черты внешности как будто бы стали острее на фоне бескровных мягких губ, бесцветных тонких и длинных бровей. Он выцветшая картинка, которую мне лишь единожды удалось наполнить теплом. Одетый в длинный серый сюртук с пастельно-белым галстуком, свободные брюки и ботинки под цвет его глаз.
Он белый, кристально свежий и умиротворённый. Уверенный в своих силах и целях. Мне никогда не удавалось застать его врасплох вопросом или действием. Михаэль слишком хорошо контролировал себя, чтобы могла его поймать.
Такими были и наши отношения. Мне сложно вспоминать о том, что произошло. До сих пор сложно поверить, что человек, которому мама доверила меня, оказался двуличным. Он обманул, завлёк в ловушку и только действия Харона и Института спасли меня от смерти. От того, чтобы остаться с Михаэлем в посмертии навсегда.
— А ты выглядишь не так хорошо, как я надеялся.
Опустившись рядом со мной на песок, берёт за руку, скрещивает пальцы так, как мы всегда делали раньше. От близости щемит в груди и я вырываюсь, чуть отстраняясь. Он молча принимает это, но знаю — только что сделала больно. Как и всегда.
— Как ты нашёл меня? — задаю единственно важный вопрос.
— Когда узнал, что ты забрала Марго, то сразу понял — ты не уйдёшь, не поговорив, а это единственное место, о котором никто другой не знает.
— Умирающая фантазия Ловца. Я так и не смогла его найти, а значит он всё ещё где-то здесь, — говорю с улыбкой, вспоминая, как впервые попала сюда и увидела сказку.
Здесь ничего не изменилось, а значит душа ещё не приблизилась к свободе. Но Ловец силён, когда-то он мечтал покорить Антарктиду. Он умер далеко от неё, по глупости, случайно, и после смерти нашёл свой север, север невиданной красы.
— Не думал, что ты решишься остаться здесь. Ты ждала меня, — утвердительно сказал он, глядя на меня да так пристально, так жадно, так, как никто другой никогда не смотрел.
Мне трудно дышать, на этой стороне слишком сложно плакать, поэтому просто дышу — вдох/выдох, медленно, как учили. Он смотрит неотрывно, но ничего больше не говорит, пауза звенит, наполняясь морской холодной влажностью.
— Когда-то ты водил меня сюда как в сказку, созданную только для нас двоих. Ты учил меня принимать Изнанку, учил видеть её иначе, чем остальные медиумы. Я была счастлива и хотела быть как можно ближе к тебе, иметь возможность касаться тебя, любить тебя не через призрачные стёкла. Я помню всё, что ты говорил. Помню и последнюю нашу совместную прогулку на мой день рождения. Мне исполнилось восемнадцать лет и это были самые счастливые дни моей жизни. Тогда ты впервые засомневался, но всё-таки привёл меня сюда, чтобы я осталась с тобой навсегда. Тебе даже не хватило смелости спросить, хочу ли я этого! — закусив губу, отвернулась. — Спустя столько лет, теперь яснее вижу всё, что тогда происходило. Все те слова, которые пропускала сквозь уши, обрели реальность и плоть. Ты говорил об общем благе как для мёртвых, так и для живых. Говорил о справедливости и несправедливости. Ты вербовал меня, а я просто любила тебя так, как можно любить в восемнадцать лет. Я ждала тебя только чтобы спросить, что вы делаете? Ты, Клаус и остальные. Что вы задумали? Я имею право знать.
— Я не могу тебе ответить, Элли. Мне очень жаль, — говорит со всей искренностью, от которой становится горько.
Он вновь отстраняется от меня, как и прежде, когда касалась чего-то запретного. Например, зеркал или его взаимоотношений с другими обитателями Белого дома. Он оберегал от своих тайн, как будто зная, что не смогу смириться с тем, что они делают. Он агитировал, показывал, что происходит с призраками, но даже не пытался действительно рассказать, что происходит. Так берёг он меня или же не доверял? Я игрушка для него или же он и правда любит меня?
— Значит не скажешь, — соглашаюсь, понимая, что даже если буду молить — не ответит.
— Это вопрос выживания, Элли. Ты должна знать, я никогда не хотел, чтобы ты во всём этом участвовала. Всё, чего хотел, это чтобы ты была счастлива. Я хотел любить тебя, но ты же знаешь, мы не умеем любить так, как любят живые. Ведь только рядом с тобой, я мог хоть что-то почувствовать, ощутить тепло. Когда касался тебя, внутри словно вспыхивал яркий белый пожар. Когда мы были вместе, хоть ненадолго, но становился живым. Ты ждёшь извинений, ждёшь, что буду просить прощения за то, что пытался удержать тебя на этой стороне, но я не могу их дать. Потому что я люблю тебя. Знаю, ты живёшь не на той стороне, знаю, рядом со мной тебе было бы легче. Но я принимаю твоё решение, как и принимаю всё то, что ты делаешь. Я люблю тебя.
Он руками дотрагивается до моего лица, притягивая к себе, касаясь губами лба. Он целует нежно, так осторожно, как будто бы я хрустальная статуэтка и от малейшего неосторожного движения могу рассыпаться. Мурашки бегут по коже от каждого его прикосновения. Я закрываю глаза, касаясь губами его губ, касаясь пальцами его лица. Это так, как и должно быть. Так, как бывает только раз в жизни. Первая яркая влюблённость, первая любовь, от которой бросает то в жар, то в холод.
Как и прежде, через прикосновения, пытаюсь погрузиться в прошлое, настоящее и будущее его души. Мне всегда с трудом удавалось сделать это. Почти на грани мелькают кадры, но ничего конкретного. Я никогда не могла помочь Белому человеку отправиться дальше. Он слишком давно находится на Изнанке, слишком сильно она впилась ему в сердце, подарив и имя, и известность, и невероятные для обычных призраков способности.
Сейчас я словно наткнулась на кирпичную стену, отчего кровь отошла от лица. Отстранившись, испуганно посмотрела на него.
— Ты тонешь, Михаэль.
Порывисто притягиваю его к себе, прижимаясь всем телом, чтобы уловить хоть мысль, хотя бы кадр! Пусто. Лишь воды Изнанки за нашими спинами ударили по побережью длинной волной, почти добежавшей до наших ног. Каких же сил стоит Михаэлю оставаться здесь, учитывая, что жить ему осталось совсем чуть-чуть! Ещё немного и тот, кто занял моё сердце, исчезнет. И я останусь одна. Останусь совершенно одна! А он перестанет существовать, став подлинной частью Изнанки.
— Почему ты раньше не сказал об этом? Почему молчал? Я могла помочь!
— Я уже давно не стремлюсь пройти через дверь. Не думаю, что там будет лучше, чем здесь.
— Что за дурость, — говорю, поджав губы. — Что за непростительная глупость, Михаэль! Ты же исчезнешь, понимаешь? Растворишься в водах Изнанки, как будто тебя никогда и не было! Зачем ты делаешь это с собой?!
— Потому что слишком долго здесь нахожусь. Для такого как я, нужен невероятно сильный медиум. Такие так редко рождаются, что шанс встретиться почти невозможен. Мне остаётся лишь усиливать своё влияние, по капле пить из отравленных источников Изнанки, чтобы становиться ещё сильнее. Но скоро этого будет недостаточно. Элли, ты никогда не считала, сколько на свете существует медиумов и сколько застрявших на Изнанке душ? Никогда не думала, что цифры слишком несопоставимы, чтобы все души могли отправиться дальше? А ведь прогрессия не стоит на месте. С каждым днём, потерянных становится всё больше и больше, а количество медиумов нет. Всё, что мы делаем, направлено на выживание. Самое естественное желание на свете. Поверь, я не хочу исчезнуть. Никто этого не хочет. И никто не отнимет у нас право на жизнь. Настоящую жизнь, а не это подобие, что есть.
— Но ваши методы… они неправильны, — говорю мягко, отстраняясь.
Волны под нашими взглядами отступают.
— Не тебе судить, живая, — глухо говорит он. — Элли, уходи. Прямо сейчас и никогда больше не возвращайся. Девушку ты вытащила, пора и самой выбираться.
— Не ты ли мне говорил, что мёртвые не меняются? Я хочу помочь, Михаэль, скажи, что нужно сделать? Почему ты гонишь меня? Ведь раньше ты был бы рад, если бы я осталась рядом с тобой.
— Я по-прежнему этого хочу. Но не таким способом, любимая. Поэтому уходи. Моя власть не безгранична, особенно, когда дело касается Клауса. А после всего, что ты уже успела сделать… просто уходи.
Я хотела что-нибудь сказать. Что-нибудь такое, что сразу всё решит. Но таких слов не существовало. Мир жесток и справедливости в нём мало. Почему одни могут уйти, а другие исчезают без следа? Кто это придумал и зачем? Иногда жалею, что обладаю этими знаниями. Жалею, что знаю о послесмертии. Жалею, что не могу гадать и верить в то, что после есть справедливость. Что одна маленькая жизнь ничто по сравнению с чудесами, ждущими нас за гранью. Я всегда была наивной и инфантильной. И поэтому жизнь с удовольствием отправляет меня в нокаут.
Поднимаюсь с колен, отряхивая белые песчинки. В заднем кармане джинс чувствую небывалую тяжесть зеркала. Его нужно убрать отсюда. Даже Михаэль не должен о нём знать.
Собираюсь попрощаться, но не успеваю. Видимо за Михаэлем следили, иначе как он узнал, что мы здесь?
— И вот мы вновь встретились, Элли, — акцент усилился, он цедит слова, сдерживая внутреннюю ярость. — Но в этот раз ты не сбежишь, дрянь!
Он зол, чертовски зол и силён. Одной мне не справиться.
Клаус совсем не изменился. Та же одежда, тот же льдистый взгляд, от которого мороз по коже. Он пришёл со стороны бесконечных сверкающих, как снег, песков, руки в карманах брюк, стоит расслабленно, зная, что мне не сбежать. От него волнами исходит сила, поглощающая свет вокруг. Чёрное подавляет белое, и вскоре вокруг одна лишь тьма, и только Белый человек, светится в этом невозможно-холодном мраке.
— Ты не заберёшь её, — говорит он, поднимаясь на ноги. — Она моя ученица, ты не имеешь над ней власти.
— Забываешься, Михаэль, — этак с ленцой говорит призрак, с прищуром уставившись на него. — После всего, что девчонка натворила, ты последний, кто может мне приказывать, что делать. Отойди и не мешай.
— Нет, — просто отказывается Белый человек и мы оказываемся посреди белого смерча.
— Элли, я выброшу тебя как можно ближе к Харону, беги со всех ног, я задержу его, — он хватает меня за плечи, прижимает к груди да так сильно, что слышу, как бешено стучит мёртвое сердце.
В моей груди взрывается острая боль от скорой разлуки. Я почти согрелась, почти ожила и всё опять рушится, ускользает сквозь пальца. Встаю на мысочки, шепчу:
— Я давно простила тебя, Михаэль. Я люблю тебя.
Всё замело белым тёплым снегом. Жмурюсь, а когда открываю глаза, оказываюсь на крыше блочной пятиэтажки промышленного города. Запахи, звуки, крики и смех. Как резко и неожиданно, отступаю назад, не зная, что позади пустота.
— Михаэль! — кричу, забывая, что я на Изнанке.
Его рядом нет и я падаю, пальцы скользят по гранитной крошке, умудряюсь зацепиться за край.
— Возьми меня за руку! — раздаётся голос сверху.
Мне не видно его лица, только руки, тянущиеся через край крыши. Он подхватывает меня, как пушинку, резко подтягивает, тянет на себя и я падаю на него, оказываясь сверху.
— Ты, — восклицаю недоумённо.
— Наконец-то мы встретились, Элли, — с кривой улыбкой говорит Максим.
Я отползаю от него, поднимаясь на ноги, он встаёт следом за мной.
— О, ты такая милая, такая растерянная. Неужели ты и правда думала, что Чёрный человек не предусмотрел все варианты? Он точно знал короткую дорогу от пляжа до Харона. Он никогда не ошибается.
Грязно выругавшись, напряжённо уставилась на него. Сделаю шаг, он сделает два, и тогда я окажусь совсем не в том месте, куда направлялась.
— Что тебе нужно?
— Ничего, — рассмеялся Максим, а затем стал серьёзнее. — Спасибо за сестру.
— Что?
— Ты помогла ей сделать первый шаг. Она стала видеть призраков только благодаря тебе. Я и не думал, что это будет так просто. Теперь она такая же, как и я. Да, ей потребуется время, чтобы всё обдумать, но скоро она поймёт, что без меня жить слишком скучно и пойдёт за мной, как и всегда.
— Ты хочешь, чтобы она умерла? Ты серьёзно считаешь, что так будет лучше для неё? Застрять здесь на Изнанке, с тобой и Клаусом? — переспрашиваю недоверчиво.
— Дура, — воскликнул он, а затем прикоснулся пальцами к своим губам, как будто не хотел этого говорить. — Прости, но это правда. И чем вы только с Белым человеком занимались? Ах да, играли в любовь. Оно и видно. Ты совсем ничего не знаешь о том, что происходит, не так ли?
— Так может ты мне расскажешь? Как ученик ученику.
Я совсем не обращала внимания на его слова. Мне нужно было только отвлечь его, пока думаю над тем, что делать дальше. Находясь на этой крыше, я сильно нервничала, как будто чувствуя, что время, подаренное Михаэлем, истекает.
— Скоро всё изменится. Мертвые воскреснут нетленными. Знаешь, откуда это?
— Дай угадаю, цитируешь Библию? Ну и как вы собираетесь это провернуть?
Передразнив его, наконец действительно сообразила, что происходит, хотя понятнее не становилось. До этого думала, что призраки хотят заполучить медиумов, чтобы, так сказать, поставить на поток, отправку душ к свету. Но его слова прояснили многие моменты, ускользающие от меня ранее. Они не хотят идти к свету, потому что свет несправедлив, он предал их, заперев на Изнанке. Они хотят вернуться в мир живых. Они хотят воскреснуть.
— Тебе это скажет Белый человек, когда сочтёт, что ты достойна стать частью нашего плана, — он резко повернул голову в сторону, к чему-то прислушиваясь, затем улыбнулся кончиками губ. — Скоро мой Учитель будет здесь, тебе лучше поторопиться, если ты хочешь вернуться в мир живых.
— Что? Разве ты не хочешь меня задержать? — удивлённо спросила его, делая шаг назад.
— Даже лучше, я помогу тебе перейти прямо сейчас. Ты помогла мне с сестрой, вот моя помощь в ответ.
Я не успела ничего ответить, как он оказался рядом со мной. Он обхватил моё лицо руками, а затем с силой поцеловал, жадно и грубо, а затем оттолкнул и я полетела с крыши. Последнее, что увидела — маленькое зеркальце, вылетающее из моего кармана.
***
Возвращение оказалось мучительным. Я проснулась в пустой ванне, с диким, зверским кашлем, дыхательные пути полны воды, она исходит из меня непрекращающимся поток вместе с кровью и чернотой. Плата за проезд, милочка.
Дикая ломота в суставах, невозможная головная боль, общая слабость и невыносимый голод. Так меня встретила реальность. Выбравшись, обратила внимание на ржавый налёт, полностью покрывавший дно ванны. Поскребла ногтями, понюхала, пахнет железом. Это кровь?..
Оказавшись на кухне, посмотрела на заряжающемся телефоне дату, оказывается меня не было всего сутки. За окном полдень, небо, затянуто серыми тучными облаками с вкраплениями голубого цвета и пробивающихся лучей солнца. У меня пропущено где-то с двадцать звонков и почти все от Андрея. Несколько по работе и одно голосовое от Катерины, просящей перезвонить, как буду в состоянии. Интересно, кто ей нашептал о моём очередном путешествии?
Поставив чайник, набрала Андрея и, ожидая ответа, закурила, забравшись с ногами в глубокое кресло. Он ответил почти сразу же.
— Чёрт, ты всё-таки вернулась. Поверить не могу, что ты сделала это.
— Спасибо за заботу, со мной всё в порядке, — проворчала в ответ. — Как она? Проснулась?
— Она сейчас спит. Ммм… Просто спит… Как тебе удалось?
— Оставим это на потом. Слушай, набери меня, как она проснётся! Я сейчас перекушу и тоже спать, устала, сил нет.
— Обязательно, — согласился он, однако трубку не повесил. — Мой отец приехал и хочет поговорить с тобой. Он не рад тому, что ты объявилась.
— Это не мои проблемы, — нажимаю отбой.
Усталость копилась с каждой затяжкой. Выдохнув, налила себе чай и осушила чашку в два приёма. Голод чуть-чуть отступил. Одна мысль о готовке вызывала отвращение, поэтому решила сначала поспать. Может потом что-нибудь закажу или по дороге в Институт перекушу в какой-нибудь кафешке. Сейчас всё казалось слишком серым. После двойного погружения на Изнанку, меня выворачивало, реальность с трудом гнулась в руках, норовя вытолкнуть обратно. Опасное состояние. Так и правда, как водоворотом затянет. Нужно отдохнуть.
Насыпав корм гулявшей кошке, побрела в сторону спальни, где мгновенно отрубилась, как только голова коснулась подушки.