Чёрная, выцветшая комната встретила холодом и чересчур свежим морозным воздухом. Я поёжилась и перевернулась на другой бок. Совершенно разбитое состояние резко контрастировало с предыдущими пробуждениями после посещения Зазеркалья. Такого никогда не было. Кажется, будто бы избили, изрезали на мелкие ленточки. Сожжённое горло вызывало сухой кашель, глаза слезились, а сердце томилось странной тревожной тоской. Каждое движение — подвиг. Такого не было даже во время самой страшной простуды, когда температура плюс тридцать девять, напуганные родители и приятная ломота в костях. Так болела лишь однажды в глубоком детстве. Скорая, уколы, сладкий мёд и множество других мелочей поставили на ноги, оставив в воспоминаниях искреннюю любовь и заботу мамы с папой.
Сейчас одна и не чувствую себя больной. Вернее, я больна, но чем-то совсем другим.
Выбравшись из постели, с трудом переставляя ноги, добрела по стеночке до ванной, включила маленькую лампочку над раковиной и с ужасом уставилась на отражение в зеркале.
Под глазами пролегли тёмно-фиолетовые с зелёным отливом тени, белки наполнились красными сеточками из лопнувших сосудов, губы обветрились и до крови потрескались. Лицо до невозможности бледное, измождённое, а скулы выступили, заострились. Но самым страшным была шея с опоясывающим ярко-красным ожогом, насыщенным пятном выделяющемся на фоне почти синюшной кожи.
— Что это такое?
Провожу пальцами по щекам и будто не чувствую прикосновения, будто и не касаюсь вовсе.
Внезапное раздвоение набросилось на меня, вытеснив из тела и поместив в зеркало. Я закричала и всё закончилось тем, что рухнула на пол, больно приложившись коленками о кафельную плитку.
— Что со мной не так?!
Не знаю, сколько времени провела на холодном полу, свернувшись калачиком, без сил и возможности пошевелиться. Мысли скакали с одной темы на другую, но с такой апатией, что сосредоточиться на чём-то одном совершенно невозможно. За маленьким занавешенным окошком, потихоньку светлело. И чем светлее становилось в комнате, тем легче становилось мне.
Наконец, сумела подняться и повторно посмотрела в зеркало. Ожог на шее остался, однако посветлел так, словно обожглась несколько дней назад, а не только что. Это было странно, но сил обдумать происходящее не было. Меня сильнее сжигал жар внутри тела. Я простыла, точно простыла. Наверное, это случилось в тот момент, когда разрушила афтершок и оказалась в морозной реальности. Ослабленный и истощённый тревогой организм решил так отомстить за случившееся.
Вернувшись в комнату, пошатываясь натянула халат и надела мягкие тапочки. Закрыв окна, оставив только маленькую щель, спустилась на второй этаж, намереваясь покормить кошку и покурить, обдумать, что делать дальше.
— Черри! — позвала её, доставая сырую курицу из холодильника. — Где же ты милая?
Краем глаза замечаю в дальнем углу кухни.
— Вот ты где! Иди сюда, посмотри, что я для тебя приготовила.
В ответ раздаётся угрожающее шипение. Обернувшись, увидела кошку, согнувшуюся как перед прыжком. Шерсть вздыблена, глаза сверкают и она смотрит прямо на меня, совершенно не узнавая.
— Черри, ты чего?
Я подхожу к ней, намереваясь взять на руки и только наклонившись, получаю удар когтями по протянутой руке.
— Черри! — вскрикнула, прижимая пальцы к груди. Кошка выбежала из комнаты. — Да что с тобой такое?!
Непонимающе покачала головой. Первый раз такое с кошкой. И что на неё нашло?
Закуриваю сигарету, наблюдая, как в микроволновке разогреваются покупные блинчики. Хорошо, что всегда держу запас в морозилке. С готовкой у меня большие проблемы, никогда не было ни желания, ни времени, ни того, кто научит. А потом стало всё равно.
Созвонилась с Алёной, предупредила, что не смогу в ближайшие дни быть в клубе, выслушала всё, что она по этому поводу думает, со всем согласилась и отказалась от помощи. Желание видеть кого-то совершенно отсутствовало. Разве только своенравную кошку, но она как сквозь землю провалилась.
Черри появилась в доме после того, как осталась одна. Я нашла маленький пищащий комочек шерсти на кладбище, после похорон отца и его жены с сыном. Родные мачехи недолюбливали меня, словно бы знали, что я виновата в смерти их близких. А может дело в том, что по завещанию им ничего не досталось из денег отца.
Уйдя от их бесконечных разговоров, причитаний и шёпотов за спиной, бродила по кладбищу, изучая могилы, разглядывая венки и прикасаясь к надгробиям. Это было очень мирное место, я не чувствовала духов, а значит все, кто попадался, ушли. А потом услышала писк и нашла ещё слепого котёнка. Трогательная чёрненькая мордашка, дрожащая тушка и сердечко, быстро-быстро бьющееся.
Там появилась кошка Черри, за восемь лет превратившаяся в очаровательную «мамзель», гордую, но ласковую. Кроме неё, у меня не было никого близкого. Я боялась подпускать к себе людей.
Когда появилась Марго, я и представить не могла, что смогу подружиться с ней. Что смогу говорить с девушкой обо всём — о прошлом, настоящем и будущем. Что буду доверять ей. Для меня такая откровенность немыслима, но тем не менее это произошло.
Раздалась негромкая телефонная трель, на дисплее высветился номер Виктора Сергеевича Серебрякова, отца Андрея. Устало закатив глаза, поднесла телефон к уху.
— Да, Виктор Сергеевич, что-то случилось?
— Конечно случилось. Почему тебя нет в Институте? Как ты могла заболеть? Твои медиумы отказываются принимать наше предложение, несмотря на то, что с ними случилось. Мол ты им обещала совсем другое!
— Что? Что вы имеет ввиду? — открыв глаза, нахмурившись, потянулась за сигаретами. — Я заболела, в данный момент…
— Элли, у нас были чёткие договорённости. И ты, лично ты, должна была проследить за их выполнением. Ведь это ты сама позвонила вчера и попросила о помощи! И что теперь? Ты что при смерти? — его голос, до невозможности безапелляционный и грубый, резким диссонансом отражал боль, нарастающую в голове.
— Нет, я…
— Тогда ноги в руки и быстро приезжай сюда! — и он повесил трубку.
Я громко и отчётливо послала его по известному адресу, а затем запрокинула голову, пытаясь успокоиться. С ним всегда было сложно договориться, особенно если ты выступаешь в роли просящего. Что же там пошло не так, что он настолько взбесился? Не понятно. Алёна чётко знала, что и как говорить медиумам, чтобы они не волновались, так что же пошло не так?
Набрав её номер, нарвалась на автоответчик. Господи, надеюсь, она не кинула меня, кроме неё, больше нет никого, кто смог бы организовать остальных. Мы всё-таки слишком любим уединение, чтобы обладать способностью командовать и управлять людьми.
Выкурив ещё одну сигарету, позавтракала и, переодевшись в тёплую одежду, спустилась на первый этаж.
Прямо посередине комнаты лежала порванная голубая лента.
— Какого…
Это не важно.
— Это не важно, — рассеянно повторила вслед за внутренним голосом, направляясь к выходу. Мимо тенью метнулась кошка, растворившись в уличных переулках.
***
Я возвращалась домой, шатаясь как от усталости, так и от боли, буквально пожиравшей изнутри. Проблема была не в Алёне, а в паникёрше Лизе и поддакивающем Клеще, которые на пару, убеждали остальных, что Институт собирается взамен на свою помощь, ставить на нас опыты. И мол я с ними в сговоре, так как когда-то работала на них. Бред полнейший, но на фоне пережитого стресса, бред объяснимый. Алёна, взвалившая на себя мою ношу, попросту не заметила, что они говорят, а вот экзорцисты в классах наслушались вволю и естественно передали всё Виктору Сергеевичу. А он, следуя традициям своей натуры, решил досадить мне. Вот так и получаются сложные взаимоотношения.
Тем временем, болезнь вела себя всё страннее и страннее. Это не похоже на обычную простуду, а что со мной происходит, в голову не приходило. Жар, ломота в костях, боль в шее то усиливающаяся, то успокаивающаяся, пальцы дрожат и временами теряю над ними контроль и они выписывают произвольные фигуры, как при болезни Паркинсона. А если добавить к этому мелькающее раздвоение, помутнение сознания и головную боль, от которой почти слепла, то картинка вырисовывалась довольно неприятная.
Про себя решила вызвать скорую, как только приду домой. Жаль, что не вызывала такси, а решила поехать на метро, чтобы избежать пресловутых московских пробок.
Сознание отражало холодную промозглую вечернюю зиму: поднявшийся ледяной ветер, свалявшийся в лёд настил из снега и грязи и омерзительно оранжевое небо с бордовыми облаками, тёмными тучами, нависающими над городом.
Резкий удар по затылку, а затем грубые руки зажали рот и потащили в неосвещённую арку, ведущую вглубь двора. В темноте блеснуло что-то острое, холодная сталь коснулась шеи, как только меня вдавили в стену.
— Ну-ну-ну, тише-тише, будешь паинькой и всё пройдёт гладко, — хрипло, с просачивающейся в словах визгливой тонкостью из-за напряжения, заговорил мужчина, дыхнув прокисшей вонью, от которой потянуло рвать и во рту скопилась горькая слюна. — Ты же будешь паинькой, да? — с надрывом заговорил он, одной рукой продолжая держать нож, а другой потянувшись к моей сумке.
И тотчас же волна, огненная волна отвращения и ненависти поднялась на поверхность. В темноте едва-едва виднелось лицо грабителя, но перемена, случившаяся с ним, настолько разительна, что захотелось кричать. Какая-то сила вырвалась из меня и с яростью отбросила мужчину, впечатав его тело в противоположную стенку.
Новое раздвоение — я вижу себя со стороны. Сжатые в кулаки пальцы, растрёпанные волосы, чёрные глаза, наполненные такой невозможной пылкостью и бешенством.
Мужчина тоненько заголосил, завыл от ужаса и на его всхлипы вторая я подняла руки и подчиняясь её воле, только её воле, он вновь поднялся над землёй, чтобы через мгновение ещё раз с невероятной силой удариться об стену. Грабитель потерял сознания и от этого на моём лице расцвела пугающая злая ухмылка.
— Знай своё место, пёс! — мой голос и в тоже время не мой голос, звучал торжествующе и довольно.
А потом я/она посмотрела прямо на меня! И улыбка сменилась смехом. И всё закончилось. Я вернулась обратно в своё тело, задышала да так сильно, что в глазах потемнело. От напряжённости сводила судорога, рванула в сторону дома с такой же страстностью, с которой рванула бы из себя, будь такая возможность. Что со мной не так? Что со мной происходит?!
Перепрыгивая через ступеньки, дрожащими пальцами вставила ключ в замок и буквально ввалилась внутрь дома, лихорадочно затворяя за собой дверь. Обернувшись чуть не закричала — со всех сторон на меня смотрела я. Зеркала, висевшие на стенах улыбались ехидной злой улыбкой, но это же не я улыбаюсь! Я касаюсь своего лица, а отражение качает головой, его улыбка полна предвкушения и от этого пробирает ледяная дрожь.
Мне сразу вспомнились слова Марго и я в ту же секунду потянула молнию на сумке, разыскивая телефон.
— Ох, дорогая не стоит этого делать, — раздался мужской голос и мои руки, повинуясь ему, отпустили сумку.
Ощутила себя роботом, потому что не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть — тело перестало подчиняться.
— Теперь ты такая слабенькая и беззащитная, не правда ли? — зашептал он на ухо.
Почувствовала его присутствие рядом со мной. Его голос был до боли знаком, но я не могла ни повернуться, ни отпрянуть в сторону. Лёгкое касание волос, тяжесть мужской руки на шее.
— Раздевайся, — приказал он и в ту же секунду стала стягивать с себя верхнюю одежду.
Вниз полетела мягкая шубка, зимние сапоги, дрожащими пальцами развязала шарфик, отбросила в сторону. Я попыталась увидеть его, но никого рядом не было, как будто бы он испарился. Что происходит? Когда призрак получил такую власть надо мной? Они не способны на подобное, мы бы знали об этом!
С секунду помедлив, начала стягивать с себя свитер, приказа остановиться не было…
Я разделась догола и пользуясь возможностью прикрыла себя руками, переминаясь от холода с ноги на ногу — первый этаж не отапливался.
— Убери руки, милая. Тебе нечего стесняться, — заговорил он с издёвкой. — Мы ведь были так близки и ещё совсем недавно. Помнишь?
Попыталась ему ответить, но голос меня не слушался, могла только хрипло дышать. Меня как током озарило и я поняла, что натворила. Всё вспомнила, осознала и приняла. Это моя расплата за то, что решила попробовать быть счастливой.
Те ночи, что провела вместе с Белым человеком, те сказки, что вместе смотрели в Зазеркалье ударили сначала афтершоком, в котором погибли медиумы, а потом и обманом. Зазеркалье — это иллюзия, там всё не то, чем кажется. Всё ненастоящее. Мороз прошёл по коже от осознания, что возможно всё это время была с Чёрным человеком. Что Михаэль не находил мои сны, а происходящее — злая насмешка Клауса.
Стало понятным и то, о чём просил он в последнюю ночь. Чтобы медиумом завладел призрак, его нужно впустить. И я сама впустила эту гадину в своё тело! Подала ему себя на блюдечке! Боже, какая же я непростительная дура!
— Это такое наслаждение, — с удовольствием протянул он. — Видеть, как ты страдаешь. Как бальзам на сердце, не зря решил выбрать именно тебя. Теперь мы вдоволь повеселимся, не правда ли милая?
Он отпускает меня, и я падаю на холодный пол и от удара раздваиваюсь. Я вновь оказалась за пределами своего тела, он занял моё место. Вставая на ноги, он улыбается и моё лицо кривится чужой улыбкой.
Только зеркала показывают правду и на месте меня там стоит он. Вот только этого никто не увидит. Клаус сильный призрак, он сумеет скрыть от медиумов изменившийся цвет глаз — почерневшие белки с белой светящейся каймой вокруг радужки. И во тьме есть свет. Но сейчас надо мной поднимается чёрное солнце.
***
Лишившись своего тела, впала в забытье. Сознание уплыло, растворилось в блаженстве несуществования. Мелькали вспышками отдельные фрагменты реальности, но разум спал, не запоминая то, что видит. Казалось, что оказалась в материнском чреве, где тепло и мягко, мне слышится убаюкивающее биение жизни. Я не осознавала себя, не понимала, что происходит, сколько времени прошло. В этой истоме минуты казались вечностью, а дни секундами. Меня не было, но в тоже время я была. А потом всё закончилось. Раз и оказалась в реальности, смотревшая в отражении на саму себя. И перемены, которые со мной произошли, пугали.
Моё лицо, и так не отличавшееся красотой здоровья, посерело, под глазами залегли тёмно-синие с фиолетовым отливом синяки с россыпью глубоких морщин, делавших похожей на старуху. Глаза, покрасневшие, воспалённые, злые, смотрели с неожиданной усталостью, с такой, которую невозможно спрятать за агрессией. Это почти агония, вот что читалось в моём взоре. Губы, с детства пухлые и мягкие, теперь искусаны до трещин, мелких ранок, а роскошные длинные волосы напоминали солому и теперь отчётливо была видна нежданная седина, только-только пробивающаяся сквозь потускневшие локоны.
Глядя на себя, не верила своим глазам. Так измениться, но почему? Это…
Воспоминания вернулись одним махом и я осознала, что происходит. Одержимость. Чёрт побери, я одержима призраком! Полноценным демоном! Да как это вообще возможно?
— Не хмурься, морщинки появятся, — с сарказмом воскликнул Чёрный человек. — Знаешь, я не планировал возвращать тебя до того, как закончу с делами, но дорогая, оказалось не так легко держать тебя в спячке и сражаться с твоим телом одновременно. Поэтому у меня есть к тебе вопросы, милая.
— Как долго меня не было?
Его слова изрядно удивили. То есть то, что вижу, не является следствием одержимости. Это, по крайне мере, странно.
— Дай подумать, с месяц где-то, — он хмыкнул.
— Ох, Элли, Элли, — мягко заговорил призрак, покачав головой. — В тебе живёт надежда. Ты веришь, что всё скоро закончится и вся твоя жизнь вернётся к норме. Жаль тебя разочаровывать, но этого не будет. Когда я завершу свои дела, то мы с тобой бодренько шагнём на Изнанку, где я тебя убью. Вот и всё. Не знаю, в курсе ли ты, но лекарства от одержимости не существует. Так что мы с тобой будем вместе до самого конца. И ты скажешь мне, что это за сны снятся этому телу, из которых практически невозможно выбраться.
Я глубоко задышала, осознавая разом всё, что он сказал. И про одержимость, и про его планы, и про сны. Последнее было страшнее всего, так как я не была уверена, что, если умру на Изнанке, тьма, что поглощает мои сны, не доберётся до меня там. В конце концов, она является частью самой Изнанки, а значит шансов у меня мало.
— Это даже приятно. Ты чего-то не знаешь, — ответила тон в тон ему. — Это последствия моего длительного пребывания на Изнанке. Помнишь? Когда меня Харон вытащил? Вот с тех пор мне и снится тьма. Как сказал Страж, рано или поздно, но она заберёт меня. Поэтому он подсадил чужие сны, в надежде, что это даст мне несколько лет жизни. Он ошибся, раз ты попадал во тьму.
— Знаешь, Элли, — он на некоторое время замолчал, обдумывая мои слова, а затем продолжил:
— Когда было принято решение взять тебя, я не думал о бонусах. Мне просто нужно было тело, которое имеет доступ как в Институт, так и в клуб медиумов, а самое главное, чтобы этот человек был близок с Марго. Ну ты знаешь мою слабость к этой неуловимой чертовке, — он мерзко улыбнулся.
Я и не думала, что моё лицо может выдавать такие отвратительные эмоции. Они казались чуждыми и выдавали то, что со мной случилось лучше чёрных глаз.
— И в самом начале всё было просто чудесно! Ты оказалась заместителем Чтеца, напрямую координируешь Институт и своих медиумов, и с Марго в более близких отношениях, чем я надеялся. Всё было великолепно, если отбросить женскую физиологию и особенности восприятия мира. Клянусь, это был последний раз, когда я вселяюсь в женское тело, — он скривился. — А потом начались эти чёртовы сны и всё пошло кувырком! Так что я придумал, что мы сделаем, чтобы оба остались довольны.
— О, давай, порази меня, — мрачно ответила ему.
Он ухмыльнулся.
— Я всегда недолюбливал тебя. Слабенькая девочка, без выдающихся способностей, плаксивая и глупая. Нам нужны были ученики из медиумов. Податливые, сострадательные, сломанные, но при этом обладающие выдающимися способностями. Найти таких проще, чем ты думаешь. Так часто бывает, моральные страдания открывают в медиумах силы, или же сводят с ума. Поэтому, когда твоя мать осмелилась попросить Белого человека помочь тебе, взять тебя в ученицы, я рассмеялся. Ведь это глупость, в тебе не было ничего особенного. А он согласился. Несмотря на все мои предупреждения, он продолжал помогать тебе, даже не пытаясь по-настоящему учить. Самая большая ошибка. Он даже не заметил, как ты начала менять его. Делать слабым и глупым, ставить интересы живых превыше наших. И когда ваша история подошла к логическому завершению, когда он, наконец, сделал то, к чему его подталкивали, я знал, что всё так просто не закончится. Так и вышло. Но даже после всего, что ты сделала, он продолжал любить тебя! Я надеялся, что твои действия приведут его в ярость и любовь сменится ненавистью, но он просто стал ещё мягче и глупее. Тогда мы стали управлять им. Думаешь, как он смог найти твои сны? Он сказал тебе, что украл зеркало, но это была подстава. Мы знали, что он захочет сделать, ведь это единственный шанс видеться с тобой. Поэтому, когда наш план с афтершоком провалился, мы использовали запасной. Поймали Белого человека на горячем и заключили в своеобразную темницу, прямо посреди бушующих вод Изнанки. Он и сейчас там, мается, страдает, не знает, что с тобой. Ты же знаешь, что его время на исходе? Ему осталось недолго, а пребывание в подобном месте лишь сильнее ослабляет его. Рано или поздно, но он шагнёт в море и исчезнет. Его единственный шанс дожить до финала наших планов — это твоё послушание. Если ты будешь подчиняться мне, то его выпустят из того места. Усекла? — грубо закончил он, совсем не улыбаясь.
Я была всего лишь отражением в зеркале. Но при этом чувствовала своё тело, чувствовала насколько измождённым оно было. Я знала, что с Михаэлем мы оказались в одинаковом положение. Мы оба по-настоящему умирали, вот только у него был шанс.
Мне претила сама мысль помогать призраку подобному Клаусу. Отвратительно и то, что они делали. Они шли против самой сути вещей. Однако их желание вновь стать живыми было понятным. Но этот мир несправедлив. Он жесток и крайней степенью жестокости была Изнанка со своими законами и последствиями их выполнений.
Если ты хочешь жить на той стороне, ты должен заключить с Изнанкой сделку, чтобы получить имя. Получив его, ты должен следовать за ним и исполнять его. Как это делали женщины и мужчины, принимающие имена Кровавой Мэри, Белой дамы, Белого пса или Анку. Заключившие контракт буквально продают себя Изнанке, с того момента, как они становятся носителями имени, медиумы почти не способны помочь бедолагам. И рано или поздно приходит расплата — их зовут воды Изнанки, чтобы забрать в небытие.
С одной стороны, они получают долголетие, ведь иногда носящие имя живут столетиями на той стороне, время от времени появляясь в реальности, чтобы напомнить живым о своём существовании, а с другой стороны они лишаются возможности отправиться дальше. Многие призраки приходят к такому выбору в минуту отчаяния, не каждый мертвец обладает достаточной силой, чтобы появляться в реальности, в результате они оказываются в ловушке, потому что не понимают, что нужно сделать, чтобы отправиться дальше. Я молчу про тех призраков, которые даже не осознают, где они находятся.
Это несправедливо. Медиумов мало, ещё меньше тех, кто может договориться с Хароном, чтобы посещать Изнанку и помогать тем, кто не может самостоятельно выйти в реальность. Такая ситуация привела к тому, что медиумам стали опасны визиты на Изнанку. Слишком много запертых призраков. Слишком велико желание выбраться. Патовая ситуация, из которой нет логического выхода.
Я понимала то, что движет призраков подобных Клаусу. Они не хотят исчезать и это самое естественное желание на свете. Но их методы, их поступки несли вред другим. Они причиняли боль и страдания, особенно именные призраки нового времени. Их основной инструмент — это смерть, они убивают живых, наслаждаясь их агонией. Так они чувствовали себя настоящими.
Ещё у меня частенько проскальзывали мысли о том, что те призраки, которые оказались на Изнанке, на самом деле не так безвинны, как кажется. Почти каждая религия с тысячелетней историей в основной массе своей несёт идею об особенности жизни. О том, что её нужно прожить достойно, что каждый день нужно проживать с чистой совестью. Не зря в христианстве существуют обряды отпущения грехов, а в даосизме главной идей было созерцание жизни, принцип «недеяния», но в тоже время действия, не несущего «суету сует».
Нарушая гармонию и живя в разрез с окружающим миром, погружаясь в бесполезную череду дней, отказываясь наслаждаться природой, что окружает нас, эти люди, умирая, застревают на Изнанке, потому что не могут идти дальше. Они не умеют ходить. Нищие духом, не способные жить и в смерти получающие то, что заслужили.
Мои мысли крамольны для медиума. В мои задачи входит помощь призракам, но я не чувствую удовлетворения от того, что делаю. Может дело в том, что родилась не в то время и не в том месте? Чтец говорил: то, что сейчас происходит лишь шаг на пути к будущему. Что мы находимся в переходном возрасте и всё изменится, люди изменятся и наша работа будет более цельной.
Ведь самый ужас заключался в том, что среди тысячи голосов этих серых призраков, мы не слышим тех, кому действительно нужна наша помощь. Тех, кто действительно оказался на Изнанке из-за стечения обстоятельств или по ошибке. В этом и заключалась моя неприязнь.
Поэтому помогать таким, как Чёрный человек, было выше моих сил, но у меня не было выбора. Михаэль — единственный, кто небезразличен мне. Я должна попытаться помочь ему. Должна вытащить его до того, как случится непоправимое, ведь они держат его в той темнице только из-за меня.
— Я согласна тебе помогать.
***
Мы заключили сделку. Ночи теперь принадлежали мне. Клаус не хотел рисковать собой, считая, что я лучше справлюсь с тьмой, так как противостояла ей долгие годы. Не знаю на что он надеется, ведь если умру и слова Харона окажутся правдой, он отправится вслед за мной. Тьма не пожалеет его. А совсем оставлять моё тело Чёрный человек не намерен.
— Чего загрустила? — весело спросил он, расчёсывая мои волосы перед выходом. — Я вернул тебя из спячки, ты должна радоваться, что я так поступил.
— Куда мы идём?
— У меня свидание, — загадочно ответил он, подмигнув. — Как я выгляжу?
— Отвратительно. Ты испоганил моё тело своим присутствием, — холодно отвечаю, закрывая глаза.
Теперь я сама стала призраком. Я не могла контролировать ни своё тело, ни свой дух. Я смотрела на Клауса то из зеркала, то из блестящего чайника, то как будто вися в воздухе, не обладая телом. Моё зрение изменилось, одновременно смотрела и своими глазами, и со стороны. Чувствовала себя, но это чувство замещалось чувством острой потери. Оно поглощало и, если бы могла плакать — слёзы текли бы нескончаемым потоком. Это больно. И страшно. И чуждо.
— Заткнись, — процедил он, выходя из комнаты.
И я заткнулась.
Клаус взял машину и по навигатору отправился на другой конец города в спальный район Ховрино. Мысленно радовалась насколько плохо он умел водить. Он злился, чертыхался и медленно закипал. Меня подмывало пошутить над ним, но он ещё чего доброго в аварию попадёт.
Его конечной целью оказалась заброшенная ховринская больница. Ночью, она терялась в темноте, лишь слегка освещённая стоявшими вдоль дороги фонарями да изредка проезжающими машинами.
— А менее популярное место ты выбрать не мог? — спросила обескураженно, когда он направился в сторону от основной дороги к части соседствующей с парком.
— Это красивое и тихое место. На Изнанке она как яркое пятно, — пожав плечами, ответил он, остановившись возле покорёженной, но всё ещё неприступной ограды.
— Ну, что теперь? — спрашиваю довольным голосом.
Не знаю как, но он точно знал, где я нахожусь. Мельком глянув на меня, вновь посмотрел на ограду и под его взглядом она с мерзким звуком распалась на части, открывая вход.
— Как ты это сделал?
— Не отвлекай меня, — бросил через плечо, заходя внутрь и направляясь в сторону входа.
Глаза недостроя, широкие чёрные проёмы вместо окон, обшарпанный бетон, сырость, тянувшаяся от застывшей в вечном ожидании быть достроенной больницы, всё это, да ещё глухая ночь, безлюдность и навязчивая тишина, вызывали отвращение. Мне здесь определённо не нравилось, но воли моей нет, поэтому покорно следовала за новым хозяином тела.
Он шёл посвистывая, хотя я свистеть не умела, и в этой темноте казалось, что я стала выше ростом, шире в плечах, походка военная, деловая, мужская. Мне казалось, что он воплотившись, изменил тело, заняв моё место. Здесь, в этом глухом местечке, продуваемом всеми ветрами, он казался уместным. Казалось, что ему принадлежат все тёмные места на всей земле. Не даром его имя — Чёрный человек.
Мы остановились внутри здания, на первом этаже, в закутке. Совсем не думая об одежде, он прислонился к стене, достал сигареты и закурил.
— Что-то ты совсем помрачнела. Тебе здесь не нравится? — лукаво спросил он, с прищуром, едва различимом в маленьком свете от сигареты.
— Знаешь да, мне вообще всё не нравится, — хотела сказать с сарказмом, но получилось очень грустно. Вздохнув, спросила его:
— Что вы задумали? Ты и твои последователи? Чего вы добиваетесь?
— О! Ну давай я все карты на стол выложу, для твоего удобства! — хмыкнул он, патетично разведя руки в стороны. — Вот он весь я — перед тобой, в тебе. Смотри, запоминай, может хватит мозгов самой додуматься до моих целей.
— Блестящий план, — отвернулась.
Мне по-прежнему было тяжело смотреть на себя.
Всё это как в кривом зеркале, с мрачной начинкой, полное всякой гадости. Задаюсь вопросом, зная будущее, пронесла бы зеркало, чтобы спасти Марго? Её жизнь важнее жизни тех медиумов, что погибли в ту ночь? А моя жизнь? Спасение одного человека обернулось такими страданиями. Права ли, что так поступила, или же прав Харон и я оказалась незрелой, поступая так?
— Учитель.
Голос прозвучал как отовсюду. Обернувшись, увидела уплотняющуюся рябь в воздухе, в конце она сформировалась в человека. Максим, могла бы догадаться, что именно с ним будет встречаться Клаус.
— Ты опоздал, — недовольно проворчал Чёрный человек, затушив сигарету об стену. — Самостоятельность вскружила тебе голову?
— Простите Учитель, но этому есть объяснение, — взволнованно заговорил он.
С удивлением, мне почудились отзвуки голоса Марго. Близнецы, они так похожи внешне. Но на деле оказались такими разными.
— Белый человек, он…
— Потом, мы не одни, — обрубил его Клаус.
— Что с Белым человеком? — воскликнула в ту же секунду, подавшись вперёд. — Клаус, пусть он договорит!
— Максим, сегодня на нашей с тобой встрече присутствует милая девушка, настоящая владелица позаимствованного тела.
— Элли? — Максим огляделся по сторонам, словно ожидая, что выскочу из-за угла и крикну: Бу!
— Ладно, так что там с Белым человеком? Он умер? Сбежал? — видя мою решительность, Клаус понял, что без ответа не буду сотрудничать.
— Пытался покончить с собой, — ответил Максим.
— С чего бы это? — удивился Чёрный человек. — Столько ждал и тут вдруг? Вода позвала? Так вроде рановато. У него достаточно сил сопротивляться её зову.
— Нет, — неожиданно замялся он.
— Я жду, — Клаус лучше меня знал своего ученика, так что его голос посуровел.
— Я рассказал об Элли.
— Ха.
Через секунду Максим взлетел в воздух, а затем впечатался в стену совсем как я во время афтершока. Клаус неторопливо выудил из кармана перчатки, а уже в них достал голубую ленту и подошёл к своему ученику.
— Знаешь, что это?
— Да, сэр, простите. Я не сдержался, он был таким спокойным!..
Клаус зацокал языком, качая головой, не желая слушать оправдания. Он поднёс ленту к лицу Максима, а затем с силой прижал к его щеке. Это было невероятно, ведь живые не могут прикасаться к мёртвым. Как он это сделал?!
Раздался пронзительный крик, ему вторили вороны со стороны парка. Наверно не меньше сотни птиц взлетело в воздух, шелест их крыльев звучал как сильные порывы ветра. По стенам зазмеились тёмно-зелёные ленты, послышалось журчание воды. Максим всё кричал и кричал, я упала на колени, сжалась в клубок, закрывая уши, этот крик поднялся до уровня крика настоящей банши, до того больно это было. А потом разом всё закончилось.
— Ещё раз ослушаешься и этим всё не обойдётся, — процедил Клаус, отходя от Максима и убирая ленту. — А задумаешь глупость — знай, на твоём теле ещё много мест, где я могу оставить отметины до того, как это убьёт тебя.
— Простите, — заплакал молодой призрак, отпущенный силой Клауса, упавшего, как и я на колени.
Он приложил руки к щеке, но даже отсюда видела зелёный свет, отпечаток от освящённой ленты.
— Не забывай — теперь ты бесполезен для нас. Ты обычный призрак и всё, что у тебя есть — имя моего ученика. Пока ты слушаешься меня, Изнанка не тронет тебя. Знай своё место! — отчитывал Клаус, но смотрел при этом на меня.
В его взгляде видела своё будущее. Он задумал именно это. Когда умру, мертвец будет пытать меня до тех пор, пока не сломаюсь, как и Максим. А когда закончит, то уничтожит, отправив в воды Изнанки.
Этот призрак мог показаться забавным и ироничным. Он любит шутить, улыбаться и смеяться. Как и любой садист, он носит маску доброжелательности и ответственности, участливости и заботы. Но в любой момент маска может слететь, обнажив звериное нутро. Истинный облик фашиста. Надев когда-то эсэсовскую форму, он полностью воплотил то зло, что она в себе несла.
— Ладно. Думаю, с уроками можно закончить. Перейдём к домашнему заданию.
Он улыбнулся, поправляя прическу и наблюдая, как ученик встаёт, вытягиваясь по струнке.
— Ты всё сделал, как я приказал?
— Да, я связался с нужными людьми и всё сделал, — нервно сглотнув, ответил Максим.
Шрам на его лице утратил свет, превратившись в широкий прямоугольный след с рваными краями, как от ожога.
— Умничка, — похвалил его Чёрный человек. — Значит танцы назначаю на четверг. Будь готов, — назидательно качнув указательным пальцем, сказал он. — Если постараешься, и моя миссия пройдёт удачно, то потом я отдам тебе Элли ненадолго. Сможешь с ней развлечься также, как я только что развлёкся с тобой.
По лицу Максима прошла волна эмоций, от мрачной удовлетворённости до сожаления. Он ненавидел меня, но не был садистом, как Клаус, поэтому понимал, что не сможет повторить эту экзекуцию, а значит Учитель опять будет недоволен.
— Научишься, — разочарованно проговорил Клаус, разгадав мысли ученика. — Проваливай.
Максим исчез, растаял, как дымка от новой сигареты Чёрного человека.
— Не понимаю, как призраки могут следовать за тобой. Ты же полный отморозок.
Он зло посмотрел на меня, а затем совершенно спокойно приложил тлеющий конец сигареты к моей руке. Острая боль взорвала все эмоции внутри меня. Невыносимо! А он стоит и садистски улыбается.
— Не зли меня, Элли. Иначе худо будет.
— Кто здесь?
Наш закуток наполнился светом от маломощного фонарика. Он слепил глаза, поэтому Клаус прикрыл их рукой.
— Ещё одна! Девушка, вы в курсе, что это закрытая зона? Посторонним вход запрещён! — усатый пухлый мужчина в неопрятной форме подошёл к нам, недовольно щуря глаза. — И что вы сюда всё лезете, я вас спрашиваю? Голые стены и железные штыри, торчащие отовсюду. Романтики… — он грязно выругался и сплюнул на пол. Зыркнув в сторону Клауса и не дождавшись ответа, сурово проговорил:
— Ладно, пошли. Будем оформлять.
— Я никуда не пойду, — спокойно ответил Клаус. — Вали отсюда, мужик.
В ответ охранник выдал непечатную тираду, от которой мы оба поморщились.
— Слышь, либо сама пойдёшь, либо силой поволоку! Наркоманка, что ли? Ничего, в ментовке быстро образумят. Эх, дура, думал по-хорошему договоримся!
Махнув рукой, подошёл ближе к Клаусу, намереваясь схватить за плечо, но вместо этого замер на месте. Его лицо побагровело, пошло пятнами, глаза выпучились, подбородок ушёл назад, как будто ему не хватает воздуха. Он приподнялся над землёй, касаясь её только мысками, фонарик выпал из ослабевших пальцев, завертелся под ногами, то выхватывая из темноты мрачную довольную улыбку Клауса, то перепуганное лицо охранника.
— Что ты делаешь?! — закричала, подходя к его жертве. — Он же умирает!
— Отличное окончание дня, — мягко сказал Чёрный человек, наслаждаясь агонией мужчины. — Он такой теперь маленький. А раньше думал, что имеет власть. Детишки, что сюда шастают, всегда лебезили перед ним. Он чувствовал себя важной птицей, самоутверждаясь перед ними. Посмотри на него теперь!
— Прекрати. Останови это! — закричала не своим голосом, закрывая глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать страдания несчастного.
— Легко.
И стало тихо. Открыв глаза, увидела перед собой мертвеца. Остекленевший испуганный взгляд, лужа, расползающаяся из-под тела во все стороны, несколько капель крови на лице, вот и всё, что осталось от человека.
— Ты монстр.
— Слишком громкое прозвище для такого как я. Настоящие монстры сами не убивают. Они убеждают других убивать во имя себя и своих целей.
— То есть, когда твои люди убивали медиумов, это было чисто так, без всяких задних мыслей и твоих указаний? А смерть твоего ученика? Максим же покончил с собой ради тебя, это не считается?
— Они это делают не ради меня, а ради общей цели. Я убил этого охранника, потому что он мне докучал. Мне нравится убивать, а тебе нравится страдать. Всё это лишь следствие наших внутренних желаний.
— Значит на самом деле ты безвольный человечек, который хочет таким образом самоутвердиться? Мол меня никто не уважает, не любит, притесняет, ну раз вы так со мной, то и я в ответ? Тогда ты ничем не отличаешься от этого охранника!
— Твои выводы устарели лет этак на семьдесят, милая, — он улыбнулся. — Ты пытаешься считать мёртвых монстрами, ведь мы ни во что не ставим человеческую жизнь, да и зачем нам это делать? Люди не бессмертны, а после смерти они либо отправятся дальше, либо станут такими же, как и мы. Так какой смысл ценить мимолётную жизнь? Мы не чувствуем то, что чувствуете вы. Мы изгои вашего мира и всё, что у нас есть — это попытки вновь почувствовать себя живыми. Или же ощутить власть над жизнью. Я с лёгкостью оборвал его жизнь. Но при этом удовольствие было таким мимолётным. Несущественным.
— Хочешь, чтобы я тебя пожалела?
— Я хочу, чтобы ты заткнулась. Я знал, что ты будешь много говорить и страдать. Это всё, на что ты способна. Страдать и совершать глупости. Маленькая-маленькая девочка. Ты даже Харона довела, раз он не примчался вытаскивать тебя из очередного болота. Знаешь, мы даже не думали, что он влезет в афтершок и разрушит его, вытащив при этом Марго.
— Ты так и не понял, да? — победно улыбнувшись, сказала я.
— Ты о чём?
— Да так, — закусив губу, отвела взгляд.
Негромко хмыкнув, Клаус мельком глянул на мёртвого охранника, а затем вышел из здания. Он не из тех, кто любит просить, а значит Чёрный человек не узнает, что афтершок разрушила я.
***
Моё тело стало мне чужим. Возвращаясь в него, в эту непомерную тяжесть, чувственность, боль, как гадко, как противно. Я заполняю каждую его клеточку, чувствую каждую частичку и всё это похоже на кандалы, заполняющие весь мой дух. Я и представить себе не могла какая разница между душой и телом. Возвращение оказалось не таким радостным, как думала. Это больше похоже на заключение в темницу.
Клаус сдержал обещание, вернул контроль над телом, когда сон подбирался к сознанию. Я чувствовала его на заднем плане, настороженного, готового в любой момент выпихнуть наружу, обвиняя в нарушении сделки. О да, была бы рада разорвать эти взаимоотношения, но что я могла? Малейшее желание встать или хотя бы подвинуться отдавало привкусом тины. Ледяной сон цепкими лапками захватывал меня, и я уже видела, как сгущается тьма по сторонам, она ждёт меня. Она злится, что мы так долго не были вместе.
Соскальзываю во тьму, с привычной лёгкостью погружаюсь в иллюзорные воды. Мне нужно продержаться. Нужно помнить, кто я такая, ведь если забуду, если отдамся этой тьме, то назад дороги не будет. И не уверена, что это будет означать, что умерла. Иногда кажется, что тьма Изнанки таким путём пытается вырваться наружу.
***
— Это был чудесный отдых.
Клаус сидел на кухне, потягивал горячий и крепкий кофе с сигаретой и наслаждался жизнью. За окном ясное утро, солнце пускает зайчиков по деревянной мебели, вдалеке слышится городской шум, разговоры людей, пение птиц. День и правда был чудесный и я бы с радостью отправилась на прогулку, но вместо этого вынуждена сидеть напротив сияющего Клауса в моём обличие. Это такое странное раздвоение личности, что минутами уже и не ассоциировала себя со своим телом, настолько сильно он его изменил. И дело даже не во внешности, а в мимике, походке, в том, как он говорит, как улыбается и, самое главное, как смотрит. А ведь Клаус даже не осознаёт, насколько он выдаёт себя. Я удивлена, что ещё никто не понял подмены. Надеюсь хватит сил влезть в своё тело в нужный момент, чтобы сказать о случившемся.
— Рада за тебя.
— Я бы сказал, что ты выглядишь плохо, но вот беда, ты совсем никак не выглядишь, — он притворно-умиленно посмотрел на меня. — В любом случае, наша затея сработала, а значит все планы остаются в силе. Ты рада?
— Чему тут радоваться?
— Белый человек выживет, — он пожал плечами. — Если не будет пытаться покончить с собой, то его существование не закончится так глупо.
— О да, я так рада, что он находится в ловушке посреди вод Изнанки. Это прекрасно, что ты не убьёшь его, а позволишь Изнанке сделать это за тебя. Ведь потом так удобно будет развести руками в стороны со словами: Он сам виноват! Он этого хотел! — ответила, передразнивая сострадательный голос Клауса. — У меня прямо камень с души упал.
— Предположим, что камень и правда упал. Я чувствую себя прекрасно. Интересно, как так вышло, что ты спокойно пережила эту ночь? — он не ответил на мои подколки, предпочитая спрашивать, а не отвечать.
— Опыт. Большой опыт. В конце концов я десять лет боролась с тьмой. Мне не привыкать.
— Ну и отлично, — Клаус театрально потянулся, а затем, посмотрев на часы, встал. — Что же, пора выдвигаться.
— Опять кого-то мучать и убивать? — воскликнула язвительно.
— Дорогая, ты меня балуешь, — он покачал пальцем, а затем закончился воздух.
Я захрипела скорее от неожиданности, чем от серьёзной нехватки воздуха. Комната поплыла перед глазами, в ушах появился тонкий гул, а затем всё прекратилось. Это длилось несколько мгновений, но возникший кашель и сладковатый привкус во рту вызвали тошноту.
— Понравилось? — участливо поинтересовался Клаус. — Если не будешь вести себя смирно, я буду делать тебе больно снова и снова. И это тело не умрёт до тех пор, пока я не захочу, так что страдания так просто не закончатся. Поняла?
— Да, — прохрипела в ответ, с ненавистью глядя на него.
***
Меньше всего ожидала, что мы окажемся в Институте. Острый приступ зимы уже спал, дорожка на подъёме, ведущая от входных ворот до высокого здания с четырёхметровыми колоннами, очистилась от многодневного наслоения льда и снега, обнажив истёртый рваный асфальт. На улице всё ещё холодно, ветрено, но сам цвет окружающего мира изменился, стал теплее и светлее.
На проходной, Клаус, насвистывая незнакомый мотив, лишь кивнул тяжеловесному охраннику и спокойно прошёл внутрь. Это навело меня на мысль, что он частенько здесь бывает. С неприятным чувством осознала, что действительно прошёл уже месяц с тех пор, как он завладел моим телом. Что он успел натворить? Я никогда не задумывалась о собственной ценности, но оглядываясь по сторонам, видя, как его здесь приветствуют, как он то и дело останавливается, чтобы перекинуться парой слов с местными, осознала, что всё это время он пользовался мной на всю катушку.
И всё из-за маленького зеркальца и моей самонадеянности. Моей дурости. Не зря Клаус постоянно так меня называет. Я и правда дура, раз решила, что могу кому-то помогать. Я приношу несчастья.
— Виктор Сергеевич! Как же хорошо вы выглядите! Посвежели, глаза блестят. Вот что с людьми делает любовь, — насмехался Клаус над руководителем Института, сидящего напротив него в кресле.
Нашей конечной остановкой оказался кабинет директора. Как же меня поразили изменения, произошедшие с этим видным мужчиной всего за какой-то месяц! Он сутулился, одряхлел, волосы, ранее только едва-едва покрытые сединой, полностью выцвели, потеряли блеск и опали, тогда как раньше вились, как и у его сына. Он состарился да так быстро, что даже просто смотреть на него было тяжело. Виктор Сергеевич держал руки перед собой и по тому, как они мелко дрожали, поняла — он знает, кто перед ним.
— Прекрати, — тихо сказал директор, не поднимая взгляда. — Зачем пришёл?
— Видишь ли, мне тут мешает один человек. Он прям-таки вьётся вокруг интересной мне особы, как муха надоедливая, мешается. С этим надо что-то делать.
— Вы о моём сыне? — Виктор Сергеевич поднял взгляд и нерешительно посмотрел на Клауса.
— Разумеется, о нём. Второй ухажёр моей ненаглядной уже месяц как свалил и правильно сделал, а вот Андрей оказался весьма настойчивым.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — непонимающие спросил он.
— Кардинальный метод тебе не придётся по душе, так что просто сошли его куда-нибудь. Он мне мешает! — Клаус скрестил пальцы и выжидательно уставился на директора.
— Мой сын давно хотел попасть на стажировку в Ватикан. Если так нужно, я его туда отправлю, — подумав несколько минут, сказал Виктор Сергеевич.
— Замечательно! Так и поступим! — воодушевился Чёрный человек, а затем подмигнув мне, сказал:
— Кстати, одна своенравная особа передаёт вам привет, — лукаво проговорил он.
— Лидия? — воскликнул мужчина, отчего Клаус недовольно поморщился.
— Да нет. Твоя ненаглядная таким не страдает. У неё другие развлечения, — досадливо заявил он.
— Я не понимаю…
— Эта особа сейчас с нами. У неё такое страдание на лице. Она думает, что я использую вас, шантажирую. Глупая, не правда ли? У нас честная сделка и вы первым ко мне обратились.
По тому, как отвёл взгляд Виктор Сергеевич, поняла, что это правда.
— Здесь Элли, да? — тихо спросил он.
— Бинго! — Клаус несколько раз хлопнул в ладони, ядовито улыбаясь. — Она передаёт вам привет!
— Иди к чёрту! — огрызнулась в ответ на разыгранную мелодраму.
Клаус не обратил внимания на мою выходку, видимо предпочитая разговаривать со мной только один на один.
— Хорошо, с формальностями покончили, переходим ко второму вопросу. Вы подготовили документы?
— По…
— Не уточняй. Я хочу сохранить всё в тайне. Люблю устраивать сюрпризы, — он скривился в улыбке, неотрывно глядя на меня.
Виктор Сергеевич закашлялся, а затем выпил стакан воды. Знание, что я присутствую в комнате изрядно нервировало его, однако раскаяния не видела в его глазах. Он и правда добровольно сотрудничал с Клаусом, хоть это сотрудничество и не нравилось ему.
— Почти всё готово. Ещё пара недель и все документы будут собраны, как вы и просили.
— Несколько недель… Не затягивай, дружок. А то я могу решить, что ты не желаешь сотрудничать.
Клаус покачал головой, а затем поднялся и, широко фальшиво улыбнувшись, протянул руку для прощания.
— Виктор Сергеевич, пока с вами приятно иметь дело!
Тот в ответ уставился на протянутую руку как на ядовитую змею, но всё равно пожал её, а Клаус в ответ с силой притянул его к себе на уровень глаза в глаза.
— И помните, пока вы выполняете мои просьбы, ваша жена остаётся в нашей команде. Когда всё закончится — вы снова будете счастливой семьёй.
— Я могу её увидеть?
— Она этого не хочет, — отрицательно ответил Клаус. — Вы не готовы к встрече, помните, что было в прошлый раз?
— Да, — устало ответил мужчина, опускаясь обратно в кресло.
— Вот и чудненько. Тогда до скорых встреч!
***
Стоя у плиты, Клаус насвистывал очередной незнакомый мотивчик, перемешивая на сковороде сардельки и картошку. Попробовав немного, цокнул языком, а затем сыпанул соли и перца. Призрак пребывал в хорошем расположении духа в отличии от меня.
— Что ты задумал? — не выдержав, спросила его.
Он лукаво посмотрел на меня, а затем, выключив конфорку, переложил ужин на тарелку, достал из холодильника запотевшую бутылку с пивом и покупные маринованные огурцы.
— Я планирую получить очередное удовольствие от жизни, — он блаженно откинулся на спинку стула, после большого глотка светлого пива. — Вы, живые, даже не представляете себе, насколько классно всё, что вас окружает.
— Вообще-то, те, кто понимает, переходят, а те, кто нет — становятся такими, как ты, — притворно-мягко поправила его.
— Обижаешь, Элли. Ты имеешь ввиду серых призраков, такие быстро дохнут на Изнанке. А такие как я, очень даже хорошо понимают, чего лишились. Знаешь, что самое поганое на Изнанке? Думаешь, её вода? Океаны бесконечного ничего, которое и составляет её основу? Нет. Это как выдох, раз и тебя нет. А вот пребывание на Изнанке — вот, что составляет ад. До того, как умереть, даже дальше, до войны, я имел честь состоять в одном небольшом мужском клубе. Хорошее бренди, заграничные сигары, музыка, кожаная мебель, изысканная компания, впрочем, не отягощённая премудрыми речами. Я наслаждался их обществом, как и обществом милых молоденьких девушек, уже подверженных свежему влиянию Запада на свои манеры и поведение. Чудесное время… На Изнанке я воссоздал то место, наполнил его от и до всем тем, что мне нравилось. И ничего не почувствовал. Я пил бренди, курил сигары, поедал бараньи рёбрышки и слушал ту же музыку, что и при жизни, и ничего не чувствовал. Представляешь? Ты часто бывала на Изнанке, так что знаешь это чувство. Чувство, когда не понимаешь, что не так. Нет ни вкуса, ни запаха, прикосновение бархатистой кожи не приносит удовольствия. Сколько бы ты ни пил, нет ни опьянения, ни наполнения мочевого пузыря. Вот в чём корень проблем Изнанки. Она способна исполнить любой каприз, подарить любую фантазию, но на самом деле она ничего не даёт. Ты быстро понимаешь, что всё вокруг — ненастоящее. Это сводит с ума, и ты начинаешь тонуть. А потом исчезаешь.
— Ты классно всё объяснил, — согласно кивнула. — Однако, что ты от меня хочешь? Думаешь, я пожалею тебя? Зачем мне это делать после всего, что ты совершил?
— Отрицаешь очевидное? Элли, я знаю, о чём ты думаешь. Чтец, твой дорогой и любимый наставник, вовремя внёс в твои мысли коррективы, так что ты с лёгкостью приняла его сторону, отбросив угрызения совести. Кстати, ты знала, что я с самого начала подходил под его принципы? Я жил полной жизнью и моя смерть, на поле боя, явное подтверждение этим догмам. Яркая, насыщенная красками, жизнь! И после смерти очень быстро осознал, что умер, единственное, чего не хватало, так это причины, по которой не могу перейти. Мне подсказали, что нужно найти медиума, который поможет перейти. И я нашёл. Во время войны медиумов появляется больше, чем в мирное время. Знаешь, что было дальше?
— Все медиумы отказали тебе, потому что ты фашистская свинья, — я сладко улыбнулась. — А что ты хотел? Шла война, медиумы тоже воевали. А такие как ты, пришли в наш дом и убивали наших близких. С какой стати нашим помогать тебе?
Я удивилась. Он проигнорировал мой выпад. Отставив пустую тарелку в сторону, он достал сигареты и закурил, неотрывно глядя на меня.
— И посмотри, к чему это привело. В те годы я не знал, как вернуться домой. Я застрял в Ленинграде, будучи вынужденный продолжать воевать на Изнанке до тех пор, пока до нас всех не дошло, что война заканчивается вместе с жизнью. Именно не желание медиумов помогать таким, как я, и привело к тому, что я сейчас делаю.
— Это вендетта против медиумов?
— О, ты почти угадала, — он улыбнулся. — Кстати, а ты знаешь, что Чтец умер?
— Что?..
— Мы были с ним в его последнюю минуту. Он так трогательно прохрипел твоё имя. На похоронах мы с тобой плакали и утешали милую блондинку, Алёну. Она нам очень помогала в этот месяц.
— Ты убил его, — внутри всё похолодело. — Ты просто взял и убил его.
— Я отомстил ему. Видишь ли, в шестидесятых твой дорогой Чтец считался очень сильным медиумом. Мне посоветовали к нему обратиться, мол он поможет мне перейти. Знаешь, что он сказал? Он сказал, что знает, как помочь, видит, что нужно сделать. Но не станет. Я фашистская свинья и заслуживаю небытия. А потом он, используя свои связи среди экзорцистов, попытался провести точно такую же операцию, что провела ты над Белым человеком. Только я оказался хитрее и он остался с носом. Приятно, когда, спустя столько лет, можешь вернуть должок.
— Но он ведь перешёл, получается. Медиумы не попадают на Изнанку, мы идём по зелёному коридору, — уверенно сказала я. — Да, ты убил его, но он и так был старым, рано или поздно, но смерть всё равно пришла бы за ним…
— Ты меня недооцениваешь, Элли. И недооцениваешь силу любви и ненависти. Твой драгоценный Чтец умер с мыслью о том, что ты оказалась у меня в руках, это заставит его по-новому взглянуть на послесмертие. Так что Руслан Валерьевич закончил своё бытие на прекрасной ноте.
Я хотела заорать. Я хотела убить его. Взорвать на мелкие кусочки. Хотела растоптать его, стереть в порошок, избить, изрезать, изрешетить. Моя ненависть проснулась, щедро опалив нутро, огненными волнами поднимаясь от сердца к мозгу, застилая всё на своём пути. И вся посуда полетела со стола. А следом опрокинулся и сам стол. Я закричала.