Уилла
Каждый раз смотря на остров, я чувствовала себя дезориентированной. Погода вела себя странно, и очень трудно было себя контролировать. Хотя проблема заключалась не только в ней — в тумане.
Он беспорядочно перемещался туда-сюда. Сирена работала постоянно, иногда в течение десяти минут, а порой в течение четырех часов, словно стробоскоп в замедленном действии. Белый, потом прозрачный и наоборот. Легко обмануться.
Родители считали, что после суда я исчезла на три дня. Они заявили о моей пропаже в полицию. Когда я подходила к дому, подъехала патрульную машина.
Я находилась в гостиной и, опустив голову, терпеливо слушала лекцию Скотта Уошберна. Он говорил настолько серьезно, будто мне следовало забыть, что он мой кузен только потому, что носил значок.
— Безответственное поведение заставляет людей волноваться, — сказал Скотт. — В этом году и так достаточно неприятностей в «Сломанном Клыке», тебе не кажется?
Я огорчила родителей, и поэтому не поднимала голову.
— Знаю. Я сказала, что мне очень жаль.
Скотт пристально посмотрел на меня, на его лице промелькнуло сочувствующие выражение.
— Где ты была? У тебя какие-то неприятности?
— Недалеко.
Папа издал звук отвращения. Мать отреагировала также, к тому же она была раздражена.
— Недалеко, — повторил отец.
— Я не выходила в море.
— Ты только усложняешь себе жизнь, — сказал Скотт.
— Мне часто это говорят, — отрезала я. Бросив взгляд на родителей, развела руками. — Я провела эти дни в хижине дяди Тоби, ясно? Там тихо, а мне нужно было подумать.
Все заметно расслабились. Именно поэтому я решила им соврать — идеальный вариант ответа. Хижина дяди Тоби — охотничий домик в лесу, окруженный бесплодными землями и затаенный среди деревьев. Это место забросили в пятидесятые годы. Домик был общим, и почти каждый житель «Сломанного Клыка» провел там одну-две ночи. Внутри и снаружи все разрисовано граффити.
— Это опасное место.
Скотт обязан был так сказать, но ему никто не поверил.
Несмотря на то, что я извинилась, все прекрасно понимали, что я не сожалею. Я не хотела вот так исчезать, но время на острове шло иначе. Я забыла об этом в самый неподходящий момент. Интересно, а стала ли я на три дня старше? Мой организм продолжал стареть или все же на некоторое время этот процесс приостановился. Важный вопрос и Грею следовало на него ответить прежде, чем он сбежит с острова. Думаю, он был бы счастлив остаться там, если бы узнал, что превратится в пыль сразу же, как покинет маяк.
— Я свободна? — спросила я, потому что не хотела думать о Грее. Мне хотелось поскорее выбраться из дома.
Посмотрев на моих родителей, Скотт пожал плечами. Мама тут же начала говорить. По крайней мере к ее нотациям я привыкла.
— Ты ходишь только в школу и обратно. Если потребуется, я буду тебя провожать.
Я пожала плечами.
— Хорошо.
Мама и папа замолчали, поскольку они не ожидали такого ответа. Скотт был маминым родственником, и она проводила его до машины. Папа раскрыл шторы и наблюдал за мамой, которая остановилась на дорожке, разговаривая со Скоттом. Отец повернулся ко мне.
— Я решил, что тебе нужен годовой отпуск.
Несмотря на то, что отец обращался ко мне, мне показалось, это не совсем так. Настолько неожиданно, что я не знала, как себя вести. Посмотрев на него, заметила, что он постарел. Кроме седины и морщин, он казался ниже ростом. Сгорбившийся, с впалыми щеками и кругами под глазами. Его голос был мягким и хриплым. Отец стоял возле окна рядом с креслом-качалкой.
— Я не собирался вечно держать тебя подальше от лодки, — произнес он. — Думал, что к следующему лету ты придешь в себя.
Я наклонилась вперед, не понимая, о чем он.
— Папа, со мной все хорошо.
Отмахнувшись от этого заявления, как от черной мухи, он продолжил:
— Я так не считаю. Никто не в порядке. И нет ничего хорошего. Я должен был защищать вас. Тебя и Леви. Но Леви я не смог сберечь.
Мне стало больно, и я поспешила прервать его:
— Ты ни в чем не виноват. Мы все это знаем.
— Послушай, — сказал он. Отец сел в кресло, скрестив руки на груди, и заморгал. Он говорил со мной дольше, чем когда-либо. — Ты Диксон. Мы не такие, как родственники со стороны твоей матери. Ты продолжаешь считать себя виноватой, и это засело в твоей голове. Со мной тоже самое и по тем же причинам, Уилла.
Глаза щипало, а слезы катились по щекам.
— Что мы будем делать до тех пор, пока мне не вернут лицензию?
Вновь уйдя в себя, папа качнулся в кресле.
— Я займусь своими делами. А ты своими.
— Папа.
— Я рассчитываю на то, что ты закончишь школу. — Натянув кепку на глаза, отец сделал вид, что собирается вздремнуть. — А это значит, у тебя много работы.
Он притворился, что спит как раз вовремя, потому что моя мать вернулась в дом. Она захлопнула дверь и пронзила меня взглядом. Кажется, мама считала, что просто сидеть в доме это не строгое наказание, поэтому указала в сторону кухни.
— Помой посуду. Я слишком зла, чтобы на тебя сейчас смотреть.
Поднявшись с дивана, направилась на кухню. Обычно Леви либо споласкивал посуду, либо тыкал меня локтем, порой сжимал бутылку со средством так, что оттуда вырывались мыльные пузыри, окутывающие нас. Но даже несмотря на тот факт, что Леви больше нет, я чувствовала себя почти нормально. Есть некоторые нюансы, но в принципе все начинает налаживаться.
Музыка играла на моем компьютере, а блокноты Бейли покрывали мою кровать. Мне стало страшно от осознания того, сколько хлама она хранит в своем рюкзаке.
Она делала заметки для каждого урока, записывала каждое задание и всегда знала, как и что должно быть.
Отношение Бейли к школе было таким же, как и к контактному спорту. Кажется, она собиралась победить и здесь. Бейли идеальный кандидат для получения стипендии. И для меня, потому что так я могла выяснить, запомнила ли хоть что-нибудь с начала обучения.
— Я знаю, что ты этого не делала, — заявила Бейли. Она положила передо мной копию задания. — Это была групповая работа.
Выругавшись себе под нос, я вчиталась в задание.
— Ну, я и сейчас это не смогу выполнить.
— Просто попробуй.
Закатив глаза, я отложила листок в сторону.
— Угу.
— Ты наказана, — сказала Бейли. Она схватила задание и снова положила его передо мной. — Тебе все равно больше нечем заняться. Я твой босс, не забыла?
Да уж. Мама разрешила приходить Бейли, возложив на нее важную миссию — заниматься со мной. Если я хочу общаться с кем-то, а не просто пялится на стены своей спальни, мне следует позволить Бейли помогать мне с заданиями. Эту работу Бейли обожала настолько сильно, что я уже пожалела о своих прогулах.
Ходя кругами по комнате, Бейли наконец вытащила на свет груду заданий.
— Эти самые легкие. Сделай для начала их. Так сказать, небольшой разогрев.
— Эссе, — произнесла я с несчастным видом.
— Именно. Я подготавливаю тебя к исследовательской работе, которую нужно сдать Экон.
Соскользнув на пол, застонала. Я справлюсь, потому что так надо. Но мне это не нравится. Даже самую малость. Пробежав глазами задания для эссе, я выполнила их, а затем протянула листок Бейли.
— Ну как?
— Сигнал тревоги, — бессмысленно ответила Бейли.
Снаружи были заметны красные и синие огни. Сколько бы Сет ни доказывал, что мигалка не издает звук, Бейли все равно называла ее сигналом тревоги.
Мы прошли мимо блокнотов, чтобы достигнуть окна. Уже второй раз за эту неделю ко мне приходил полицейский.
На этот раз, похоже, не ко мне. На крыльце стоял мой кузен Скотт, а мои родители вышли на улицу.
Бейли задернула шторы, и я как можно тише приоткрыла окно. Хотя звука сирены не было, двигатель патрульной машины работал. Разобрать что-либо было трудно, предложения казались искаженными.
Бейли наклонилась ко мне и прошептала:
— Кажется, он сказал, что начали рассматривать дело?
— Какое?
Мы не были уверены в его словах. Я прижалась к стеклу. Пыль попала в горло, и я едва сдержала кашель.
— Что? — рявкнула мама.
Это прозвучало ясно и чисто. Но то, что ответил кузен, мы не расслышали.
— Бесполезно. — Расстроенная, я закрыла окно. Указав на лестницу, я сказала: — Просто пойду и спрошу.
— Тебе нужно закончить с заданиями, — ответила Бейли так, словно она не пыталась подслушать разговор вместе со мной.
Она так сказала лишь для того, чтобы доказать, что выполняет свою миссию. Бейли последовала за мной, но поскольку это было семейным делом, остановилась на верхней ступеньке лестницы. Я спустилась первой, Бейли вслед за мной. Мы ждали, пока родители вернутся в дом.
Когда они вошли внутрь, были словно лед и пламя. Мамино лицо побагровело, а отцовское побелело. Родители закрыли дверь, а Скотт все еще стоял снаружи. Увидев меня, папа удивленно покачал головой и отпустил мамину руку.
— Я заварю кофе.
Он прошел мимо меня, не сказав ни слова. Мое сердце остановилось. Потянувшись к матери, я спросила:
— Что случилось?
— Тебе нужно заниматься, — ответила она.
Я не сдвинулась с места.
— Мама.
— Скотт не уверен, — произнесла мама. В ее голосе звучало осуждение.
— Но он думает, что присяжные странно себя ведут.
Взглянув на лестницу, я увидела, что Бейли прижала руки к груди. Я успокоилась. Бейли понимала, что я чувствую — обиду, настороженность и страх. Я погладила маму по спине, а она повторила мой жест так, словно я снова была маленькой, и у меня болел живот.
— Что это значит?
— Как я уже сказала, Скотт не уверен, — огрызнулась мама, все еще злясь. — Он приехал сюда, чтобы предупредить нас, потому что «там» болтают. На работе я всю ночь это слушаю. И нет необходимости нестись сюда, включая мигалку.
— Все в порядке, да?
Из кухни появился отец.
Булькнул кофейник — обычный звук сейчас казался неуместным. Дом застонал, покачиваясь у нас под ногами. Вновь зазвучала сирена. Она раздавалась в темноте, словно где-то вдали.
— Плохие новости распространяются быстрее хороших, — сказал папа.
— Но я должна дать показания. — Поворачиваясь к ним, казалось, что я умоляю. Меня охватила паника, лишившая меня рассудка и здравого смысла. — Я была там! Разве это не имеет значения?
Мама положила руку мне на плечо.
— Уилла, прекрати это. Пока ничего не известно. Уверена у Бейли есть другие заботы, поэтому не трать ее время.
Подталкивая меня к лестнице, мама ждала, пока я уйду. Она серьезно считала, что я смогу продолжить занятия? Присяжные — это не судья. Они просто рассматривают бумаги в поисках улик. Мисс Парк объяснила, что они решают достаточно ли доказательств, чтобы посадить в тюрьму Терри Койне.
Я была там! Я все видела. Ощущала и точно знала, кто стрелял из пистолета. Это факт, так что же случилось с присяжными? Я опознала преступника. Когда я поднялась наверх, Бейли схватила меня за плечи.
— Все в порядке, — сказала она. — Все будет хорошо.
Но когда наши глаза встретились, я поняла, что это не так. Бейли единственная, кто всегда оптимистична, но сейчас в ее взгляде вместо уверенности читалось беспокойство. А я выглядела сумасшедшей. Хотя думаю, мы обе имеем на это право.
Грей
Вот он я, свирепствующий.
Я стою в комнате с душами, держа в руке сосуд. Свет внутри него не такой яркий, как тот, что позади меня. Когда я поднимаю сосуд вверх, он кажется почти пустым.
Четыре души за сто лет. Невыполнимая задача, так было всегда. Сизиф и его гора. Я и эти души. Я бы рассмеялся, но ничего смешного больше нет.
Я все время выбрасываюсь с маяка. Снова и снова погружаюсь в море. Разорванный на части и перевоплощенный, начинаю находить небольшое удовольствие в том, что причиняет слабую боль. Какая бы магия не собирала меня снова, она истощена и устала.
Я перестал завтракать и ужинать. Если бы я был человеком, у меня пересохло бы во рту, потому что в течении нескольких дней, а может, и неделю я не пью воду. Подарок самому себе — позволить ускользнуть времени. Намного лучше, чем музыкальные шкатулки, книги и вся та чепуха, о которой я мечтал.
Как осень сменяется зимой, так и я уступаю туману.
Как монах, побрился налысо. Как аскет, разделся до пояса. Ни обуви, ни перчаток, ни галстука.
Теперь понимаю, какой выбор был у меня, когда я занял место Сюзанны. Коллекция душ только отвлекала. Это было гораздо важнее, или, лучше сказать, намного проще.
Стать человеком или туманом. Заманить следующего претендента на остров или сдаться. Все это время остров знал, я должен был погибнуть.
Магия надо мной издевается. Смеется и отдается эхом среди деревьев.
Уилла приехала только для того, чтобы устроить представление. Повеселить древнего Бога или демона, обитающего в этом маяке.
Разум подсказывает мне, что она всего лишь пешка. Стихия живет сама по себе. Капризна и непостижима, у нее нет совести. Я ненавижу и проклинаю ее. Стою здесь на краю мира, держа в руке душу брата Уиллы. Я понятия не имею, что будет, если разобью сосуд.
Что случилось, когда я забрал его душу? Этот вопрос только сейчас приходит мне в голову. Помешал ли я его пути в ад или рай? Существуют ли вообще эти места? Этот свет в сосуде мог быть чем угодно — дыханием, мыслью. Вот он весь смысл живого существа, а я храню его, как банку с вареньем в шкафу.
Перегнувшись через перила, я поднимаю сосуд вверх. Маяк стонет, луч света совершает еще один оборот. Когда свет освещает меня, я выпускаю из рук свою свободу. Цель моего существования. Четыре души за сто лет, а теперь у меня осталось три. Море ревет, а шестеренки скрипят.
Кружится и шепчет ветер. Стихии шумят, поглощая звук, разбивающегося о камни стекла. Я жадно наблюдаю. Но свет не поднимается вверх. Никакого мерцания, погружающегося в глубину. Видимо, если я освобождаю душу, не происходит ровным счетом ничего.
Я разочарованно призываю туман. Он сгущается вокруг света. Я тоже капризен, поэтому изгоняю его силой воли. Затем вновь выбрасываюсь с маяка. Ощущение тяжести сменяется внезапной сотрясающей болью.
Когда я прихожу в себя, понимаю, что стою перед шкафом. Оставшиеся три сосуда вибрируют. Выглядит так, что они реагируют друг на друга. Когда я тянусь к одному из них, свет внутри тускнеет. Возможно, они чувствуют, что произойдет дальше.
Знают, что я монстр на этом острове.