Уилла
— Я бы выбрала уроки латинского в следующем году, — сказала Бейли. — Но уже взяла курс сварочного дела в Харрингтоне.
У меня болела голова. И как бы сильно я не любила Бейли, знала, что не смогу вынести еще два часа анализа ее расписания на выпускной год. И поскольку я не собиралась поступать в колледж, планировала закончить пять классов. Такое расписание позволило бы мне освобождаться в час дня, и я смогла бы рыбачить вместе с отцом. Ну, так должно было быть. Теперь в свободное время буду собирать пиявок.
Этим я и занималась — перебирала их в подвале. Помещение было холодное и в нем воняло рыбой и грязью. Профессионалы, те, кто круглый год зарабатывают на продаже пиявок, уже бы закончили. С этой работой они справлялись быстрее, чем мы. И возможно, они тоже не хотели слушать о мертвых языках и профессиональных искусствах.
Бейли преуспевала во всем. Она уже закончила три года испанского. Ей не нужна латынь. И не нужны уроки сварки, даже несмотря на то, что ее пикап скоро станет металлолом. Вероятно, чтобы он не развалился на части, его уже склеивали жвачкой и скотчем. Но еще один дополнительный язык для нее не будет лишним. Поэтому она собиралась изменить свое расписание. Итог я знала и это навевало печаль.
В конце она все же заметила, что я отвечаю только «угу», «ага» и «да». Ее пластиковое ведро стукнулось об мое. У меня меньше пиявок, чем у нее. Возможно, нужно было меньше болтать.
— Ты слушаешь?
Я покачала головой.
— Нет, прости.
Передвинув ведро, она начала перекладывать пиявок на одну сторону. Нам мало заплатят. Затем она подняла мою нелюбимую тему.
— Я знаю, тебя бесит то, что Сет рыбачит с твоим отцом. Никому бы не понравилось.
— Я все прекрасно понимаю.
— Не будь как старуха, — сказала она.
— Это не так, — огрызнулась я в ответ. — У меня много разных мыслей. Не понимаю почему.
На этот раз Бейли нарочно стукнула мое ведро.
— Ты можешь депрессовать, но не имеешь права себя жалеть.
— А почему нет?
В глазах Бейли вспыхнул огонек.
Вероятно, она изумилась, что пришла раньше меня на беседу с мисс Парк. После у нее было пару дней обдумать это. Хоть Бейли и не любила игры в молчанку, порой я думала, что меня бы это устроило.
— Потому что ты отгораживаешься ото всех и делаешь себе только хуже. Причем намерено. Думаешь, если будешь истязать себя, то все магическим образом станет как прежде.
— А кто сказал, что так будет?
Начав хлопать себя ладонью по лицу, Бейли в последний момент остановилась. Она не настолько безумна, чтобы подпускать пиявку к щеке.
— Ты ведешь себя прямо как она.
— Ну раз ты так говоришь.
— Нет, я это знаю, — парировала она.
Взяв ведро, я высыпала туда оставшихся пиявок. Моя спина напряглась, а челюсти сжались, но я не отвела взгляд. Я не боялась Бейли. Мы знали секреты друг друга. Спорить с ней совершенно безопасно. Утром она все также будет меня любить. Даже если она и безумна. Неся свою часть пиявок к журналу учета, я повернулась к ней спиной. И поскольку сказать мне было нечего, я просто отмахнулась от нее.
Усмехнувшись, она устремила взгляд в ведро, чтобы досчитать свою часть. Мама работала во вторую смену в полицейском управлении, а папа рыбачил с рассвета до заката. А это означает, что тот, кто первым пришел домой, готовит ужин.
Обычно этим занимался Леви и очень жаль, что его больше нет. Он мог приготовить ужин из ничего. Мне же нужно следовать инструкциям на коробке.
Обычно отлив был дважды в день. Сегодня я уже заработала пару сотен и могла бы прийти сюда в полночь, но рубашки Сета, которые стащила из его спальни, манили меня.
Его запах, благодаря которому мне казалось, что он обнимает меня постоянно.
Поэтому, как только я надела рубашку, решила, что с раскопками на сегодня закончено.
Затем спустилась вниз, чтобы приготовить что-то простенькое на ужин. Для меня достаточно яичницы с беконом, но Сет и отец вернутся голодными, поэтому я вытащила из кладовки коробку с блинной смесью, джем и сироп. Прежде чем я успела разбить первое яйцо, зазвонил телефон.
— Не переживай, — сказала мама, когда я ответила.
Напряжение сковало меня в тиски. Прислонившись к столешнице, я выключила конфорки одну за другой, почти уверенная, что скоро мне нужно будет покинуть дом надолго и естественно ни о каких блинах не может быть и речи. Почему-то мой голос звучал спокойно, когда я спросила:
— Что случилось?
Она прочистила горло, а затем я услышала, что мама разговаривает с кем-то еще. Видимо, она решила свести меня с ума, ком в горле стал настолько ощутимым, что стало нечем дышать.
Наконец, она обратилась ко мне:
— Я не хочу, чтобы ты приходила сюда, Уилла. Я звоню тебе, чтобы сказать, что твой отец сейчас вместе со мной в больнице, но с ним все в порядке.
Медленная, острая боль пронзила мой висок.
— Что случилось?
— Он забрасывал буи и не справился. Его протащило по палубе.
Наиглупейшая ошибка, это произошло, потому что он не хотел потерять дешевый крюк — так поступают новички. Крюк, прикрепленный к приманке, может вытянуть человека за борт и утопить прежде, чем кто-либо заметит.
Я разозлилась, он не должен был этим заниматься, потому что с ним Сет. Прижав пальцы к виску, я попыталась унять боль.
— А зачем он это сделал?
— Просто старый дурак. — Она кому-то ответила, но я не расслышала, а затем вновь вернулась ко мне. — Мы будем дома сразу как найдем доктора, но не жди нас.
— И скажи ей, чтобы держалась подальше от лодки, — донеся голос отца на заднем фоне.
Почему-то мама не повторила эту фразу. Вместо этого она предупредила:
— Твой мальчик скоро придет.
Хруст гравия перед домом доказал ее правоту. Мне даже не надо поворачиваться, чтобы увидеть машину Сета. Я ощущала пустоту и не спешила его встречать. В любом случае, Сет мог зайти сам. Так поступали все мои друзья, а ведь он не просто друг, да?
— Уилла?
Покачав головой, я оттолкнулась от столешницы.
— Кажется, теперь я его слышу. Передай папочке, что он на прицеле, пока не выучит урок.
— Скажу, — ответила она, и я положила трубку сразу, как открылась дверь.
Заходя, Сет выглядел совершенно разбитым. Его лицо было напряжено, а зрачки, в которых плескался ужас, казались почти черными на фоне посеревшего лица. Он сразу поехал ко мне и хорошо, что мама позвонила первой. Просто посмотрев на него, я бы решила, что кто-то умер.
Сет обнял меня, зарываясь в мои волосы.
— Милая, прости.
Медленно я обняла его.
— Мама сказала, что он в порядке. Я слышала его жалобы, поэтому знаю, правда.
— Прости, — повторил он, — крюк застрял в подъёмнике…
— Все в порядке.
Я начала разминать его спину, потирая затекшие от работы и волнения мышцы. Сначала казалось обычной работой. Будто на автомате, — то, что сейчас ему нужно. Массаж удерживал меня от излишних размышлений. Я ведь предупреждала о тягаче.
Сет медленно расслаблялся, пока мы не покачнулись. Мы стали подобно маятнику, который медленно раскачивался, и слушая его пронзительное дыхание, я немного успокоилась и остыла от гнева. Когда он поцеловал меня в лоб, мое сердце забилось, и я прильнула к нему. Если бы он не пришел, в доме повисла бы такая тишина, что я могла бы слышать свои мысли.
— Хочешь, чтобы я остался? — спросил он.
— Да, ты можешь помочь мне с ужином.
Он так и сделал. Сет помнил, где все лежит, а также то, что, если добавить немного корицы к блинной смеси, это сделает ее особенной. А я знала, что сироп может взорваться в микроволновке. Мы были сплоченной и уверенной командой. Мы отражались в ночном свете окна, и на мгновение я посмотрела в него. Точно подходим друг другу. Так было всегда и каждый это видел. Как луна меняет форму, а солнце восходит — нам двоим суждено быть вместе. В третьем классе Бейли и Эмбер гонялись за мной по детской площадке, бросая одуванчики и распевая песню:
Сет Ар-чам-бальт целует Уиллу Диксон на кухне ее мамы!
Тили-тили-тесто,
Жених и невеста, жених и невеста, фу!
Они напевали дразнилку до тех пор, пока я не начинала плакать, а миссис Грэхэм не наказывала их.
Не знаю почему меня это расстраивало.
Грей
Сюзанна не первая, кого я полюбил. Даже ни третья и ни шестая. Я был совершенно неразборчив в своих привязанностях. Хорошенькие девушки являлись единственной отрадой моих путешествий с отцом из Массачусетса в Мэн, из Бостона в Новую Шотландию.
Многое было мучением, но красотки на берегу скрашивали это. Девушки с экзотическим акцентом. С карими, голубыми и зелеными глазами. С зонтиками и платьями, в которых выглядели словно греческие богини. Они отвлекали меня от тягот купеческой жизни. Взамен я делал подарки.
В основном привозил чай из Бостона. Хороший подарок — дорогой и нескоропортящийся. Я брал всегда с собой пряные листья, куда бы ни шел.
В первое время я думал, возможно, этот маяк мое наказание. Что мне следует научиться быть бескорыстным. Стать мужчиной, кем-то достойным уважения. Красота поймала меня в ловушку, и я превратился в зверя. Логично, что красота меня освободит.
Как же блестяще я обманул самого себя! Но в свою защиту, разве не такой вывод внушили нам господа Гримм и месье Перро? Христиан Андерсон не был моим любимцем, казалось, что он гораздо больше занят вечными страданиями.
Я возносил прекрасные молитвы. Затем захотел читать их по четкам и выучил их. Потом бусы мала (Бусы мала — буддийские четки.) и колокольчики. Хотел иметь поющую чашу (Поющая чаша — (известны также как гималайские чаши, тибетские чаши; в Японии их называют рин (яп. 鈴) или судзу (яп. 鈴)) — разновидность колокола как музыкального инструмента.) и старался научиться медитировать. Но кроме моря у меня ничего не было. Его шепот постоянно звучал в моей голове. Я был самым замкнутым из монахов, но не получал блаженства.
Мое падение. Желание ощутить удовольствие. Погоня за ним. Я десять лет игнорировал свое истинное призвание. Сдерживал туман, считая это моим испытанием. Думал, что, если справлюсь, буду вознагражден. Придет другая девушка, и я освобожусь. Я сделал выводы и перестал ненавидеть океан.
Ложь. Иногда так и повторяю. Часы проходят, так же, как и в прошлом и в настоящем. Но моя награда и освобождение уже близки. Свобода, и хотя в те первые дни я поклялся, что буду лучше, что никогда не поцелую никого так, как это сделала Сюзанна, — понял, что был неправ. Потому что там, на берегу, она думает обо мне. Если только она придет, я без колебаний поменяюсь с ней местами. Она увидит все манящие преимущества, и меня не волнует, обнаружит ли недостатки. К тому времени будет слишком поздно. А потом… Эти знания понадобятся ей для первых десяти лет. После она справится сама.