Отражаясь в золотом зеркальном полу, кружась посреди огромного сверкающего зала, мы танцевали вальс. Облаченная в белоснежное бальное платье, я заворожено смотрела в удивительные красные глаза, в блеске которых была лишь убаюкивающая теплота. Его твердая и в то же время нежная рука чуть давила на талию, заставляя выгнуться к его статному телу и вынуждая расправить обнаженные плечи. Мы не сводили друг с друга взгляда, и он мягко улыбался, постоянно касаясь своей рукой моего безымянного пальца с темным фамильным перстнем. Окружившие нас люди утирали скопившиеся в уголках слезы радости, и громкие овации, наполнившие зал, заглушили и без того тихую, едва слышимую музыку. Мы остановились, и Вилфорд, чуть приоткрыв губы, плавно склонился к моей послушно выгнутой шее, оставляя на ней невесомый, раззадоривающий поцелуй. А затем, все вдруг исчезло. По белоснежному платью плыли яркие пятна капающей сверху крови, и, оказавшись вдруг перед зеркалом, я с затаенным в глазах ужасом смотрела на собственную шею, под кожей которой словно бы что-то медленно ползло. Громкий крик застрял комком в горле, и, когда ползущее нечто добралось до моих ключиц, я распахнула глаза…
— Я здесь… — произнес тихий хриплый голос, и я нехотя отпустила мужскую ладонь, которую так сильно сжимала. — Я здесь, — вновь прошептал Вилфорд, зарываясь носом в мои волосы и шумно втягивая их запах.
Я прижалась к его груди. Такой бледной и холодной, что я натянула на него одеяло, прикрывающее лишь узкие бедра. Тихо рассмеявшись, мужчина осторожно убрал мои волосы за ухо, чуть отстраняясь и вглядываясь в мои глаза.
Мне казалось, что чистой и искренней любви не существует. Простая привязанность, вызванная первоначальной симпатией, лишь даёт некую уверенность в том, что с этим человеком будет хорошо и спокойно. Я боялась настоящей любви. По словам тех, кто пережил это нашествие на сердечную систему, последствия гораздо страшнее, и мысль об одном лишь расставании выбрасывает в кровь столько кортизола, что хочется лишь плакать. Моё сердце билось быстро. Странная мысль о том, что более я не смогу жить без этого человека, заставляла меня жаться к нему всё сильнее. Было бы лучше, если бы все так и осталось на уровне симпатии. Но теперь же мне так хорошо, равно как и тяжело.
Уже вторую ночь мы проводим вместе. Я люблю Вилфорда так сильно, что не хочу расставаться с ним ни на минуту, а он, словно бы читая мои мысли, всегда улыбается, стоит мне лишь задуматься о нашем будущем. Оно кажется мне…неясным. Как назло, в голове всплывают статьи, в которых говорилось о том, как легко богатые и красивые мужчины меняют женщин. Но Вилфорд не похож на того, кто…
— Беатрис, — так же тихо произнес он, касаясь своим лбом моего, — я никогда тебя не брошу. Я…не могу без тебя, слышишь?
— Ты понял это всего за неделю? — грустно улыбнулась я, поднимая голову и плавясь под его красивым взглядом.
— За целую неделю, — ответил он, едва касаясь моих губ. Эти легкие, чуть ощущаемые поцелуи сводили с ума больше, чем те страстные и глубокие. И я верила, верила в эти чувства. Быть вместе навсегда — то, о чем я и не могу мечтать…
Он улыбался. Нависнув сверху, Вилфорд закусил мою нижнюю губу, спускаясь дорожкой из поцелуев всё ниже. Его горячее дыхание на шее, его язык, обводящий контур сосков, его пальцы, бегущие к низу живота, — моё тело реагировало столь остро, что приглушенные стоны срывались с уст без моего желания. Он нежно целовал каждый ненавистный мною синяк, говоря притом те слова, от которых возбуждение и смущение разливались внутри лишь больше. Как бы приторно это не прозвучало, но Вилфорд, очевидно, был умелым любовником, что, словно бы знал все точки, нажав на которые, всё тело горело от желания. Получает ли он столько же удовольствия, сколько ощущаю я? Вилфорд окутывает меня нежностью и лаской, но я хочу, чтобы он получил то же, что чувствую я. Едва его поцелуи коснулись внутренней стороны бедра, я села на постели, притягивая лицо мужчины к себе.
То, что я собиралась сделать, жгло мне щеки и вызывало внутренний протест, который я мгновенно гасила, вспоминая о том, что многим это, кажется, очень нравится. Я неопытна и не уверена в том, что сделаю всё так, как надо, но я готова сделать для Вилфорда то, на что, быть может, никогда бы не решилась. Уложив мужчину на спину, я, подобно ему, спустилась дорожкой поцелуев книзу, ловя на себе жадный и горячий взгляд. Он не сопротивлялся, не останавливал меня, и, когда я неуверенно обхватила рукой его возбужденный орган, мы оба замерли и будто бы даже не дышали. Приподнявшись на локтях, он лишь смотрел, и я, приоткрыв рот, положила головку на вытянутый язык. Я видела, как мышцы пресса Вилфорда напряглись, и, сжав кулаки вместе с простыней, он шумно прерывисто выдохнул. Наверное, не столь мои действия, сколь мой вид привели к этому мгновенному возбуждению, но на это я и рассчитывала.
Я вновь провела языком по концу члена, медленно прошлась поцелуями по всей его длине, а после аккуратно обхватила губами всю головку. И без того возбужденный орган стал ещё тверже, я вогнала его глубже и тут же услышала мужской стон. Захватить его полностью я не смогла — он оказался слишком большим, и, скользя дальше корня языка, тут же вызывал желание кашлять. Джанет рассказывала о том, что многие дамы могут без труда вогнать в себя целый орган, однако, я была слишком неопытна, чтобы проделать подобное, и уже половина казалась мне достижением.
Когда я почувствовала во рту сладость, я оторвалась. Вилфорд тяжело дышал, и я села на кровати, смотря на его приоткрытые, жадно глотающие воздух губы. Ему понравилось. И, какое бы смущение меня не одолевало, я была этому рада. Сорвавшись с места, он вдруг укусил меня на запястье, а после впился жестоким поцелуем, кусая и губу. Сладость сменилась вкусом крови, и, не отрываясь ни на секунду, Вилфорд втянул в себя стекающую по уголку алую дорожку. Было больно, но очень возбуждающе. Неужели во мне есть мазохистские наклонности?
В дверь резко постучали. Стучали громко и быстро, словно бы кому-то требовалась помощь. Мы нехотя отстранились друг от друга, и я, наскоро замотавшись в тонкое одеяло, подбежала к двери, пытаясь попутно привести в порядок спутанные и растрепанные волосы. С сомнением я взглянула на часы, что показывали восемь утра.
На пороге оказалась Агнесс. Моя злость на необоснованно ранний визит сменилась тревогой, едва я увидела на её лице чистый и неподдельный испуг. Под её глазами были темные круги, и, хрустя пальцами, она не смогла заговорить сразу, кусая сухие губы. Она попыталась было войти, но я взглядом указала на постель, и Агнесс, осмотрев меня ещё раз, понимающе кивнула.
— Можешь…зайти в мою комнату? — дрожащим голосом сказала она, и я не нашла в себе сил отказать. Попросив пять минут, я прикрыла дверь, чтобы переодеться.
— Что-то случилось? — спросил Вилфорд, и я с удивлением обнаружила, что он уже заправлял в брюки черную рубашку.
— Видимо, да. Но пока не знаю что… — я сбросила с себя одеяло и тут же почувствовала мужские руки на своих бедрах. И как он только может так быстро и бесшумно передвигаться? — Мне нужно идти, — ласково улыбнулась я, отходя в сторону. — Агнесс выглядит очень напуганной.
— Если что-то серьезное, позвони мне, я разберусь.
— Надеюсь, что наших сил будет достаточно, чтобы все решить, — вновь улыбнулась я, застегивая бюстгальтер и натягивая первую попавшуюся футболку.
— Тогда до встречи, — Вилфорд нежно поцеловал меня в висок и вышел из комнаты. Вскоре и я последовала его примеру.
Агнесс не произнесла ни слова. Нервно перебирая пуговицы на своей кофте, она лишь жалостливо смотрела на моё лицо, продолжая кусать губы изнутри. Я взяла её за ладонь, пытаясь понять, что же такого смогли сделать психологи, что Агнесс была так напугана. Мы ничего не сказали друг другу и молча отправились в её комнату. Я решила вести себя спокойно, что бы ни произошло.
В помещении было очень холодно и сыро, несмотря на закрытые окна. На столе лежала открытая тетрадка, а кровать была порядком измята, словно бы Агнесс ворочалась в ней всю ночь. Со стороны ванной комнаты плохо пахло. Я сделала предположение, что мою подругу тошнило, и, возможно, она попросту заболела, однако, Агнесс подвела меня к большой картине, висящей прямо над камином. На ней была изображена пятая супруга герцога, которую по легенде живьем сожгли в часовне. Недовольная женщина с силой сжимала перед собой руки, и её глаза источали такую угрозу, что я сделала невольно шаг назад. Страшный портрет, и как только художник смог изобразить подобные эмоции?
— Мальчик… — вдруг произнесла Агнесс, указывая на странно собранные складки платья герцогини, — рядом с ней стоял мальчик.
Я в удивлении посмотрела на совершенно пустое пространство. Да, казалось странным, что художник оставил так много места, к тому же эти складки, будто бы их и правда кто-то держит…Но, у меня однозначно не может быть галлюцинаций. На картине никакого мальчика нет.
— Бледный…Бледный худой мальчик. Темненький. Похож на…на неё, — девушка неуверенно кивнула в сторону герцогини. — Беатрис, поверь, я видела его постоянно. Но потом…потом, когда мне сказали, чей это портрет, я закрыла его тканью, а когда открыла…его не было.
Осторожно подойдя к портрету, я коснулась того места, где, по словам Агнесс, был изображен ребенок. От холста не пахло краской, и подозрительный участок был такой же ветхий, как и вся картина. Психологи не могли замазать его краской, чтобы испугать мою подругу. Но и Агнесс не стала бы выдумывать себе всякого, ведь она всегда ищет лишь рациональный подход.
— Ты…веришь мне?
— Верю, Агнесс, только прошу, успокойся. Этому должно быть объяснение…Быть может, есть два портрета. Одинаковых. Но на одном из них ребенка нет. Вот психологи попросту и поменяли их местами. Что думаешь?
Девушка несколько расслабилась. Привычно нахмурившись, она медленно, но согласно кивнула. Но после, вдруг вспомнив о чем-то, начала быстро ходить по комнате.
— Но ночью я слышала детский смех. И мяч…Да, профессор ничего не знал о мяче, а он выкатился прямо из-под моей кровати! И…Когда я решила, что всё это мне снится, и попыталась задремать, над ухом кто-то постоянно говорил…
— Что говорил?
— Давай играть… — Агнесс села на кровать, обхватив руками голову. Я села рядом с ней, обняв её за плечо.
— Может…Прекратить эксперимент? — неуверенно произнесла я, и дрожащая девушка замерла, складывая в задумчивости перед собой руки. — Профессор ведь сказал, что, если станет слишком страшно…
— Но я…не хочу уезжать.
— Я понимаю, но…
— Нет, Трис, это исключено. Я так ждала эту поездку! Я…Мне нужно поменять комнату. Прости, что прошу, но не могла бы ты попросить мистера Кроули найти мне другую комнату?
— Да…Конечно.
— Спасибо, — тихо ответила она, вновь хватаясь за голову.
Я украдкой ещё раз взглянула на портрет. Не недовольном лице герцогини сияла странная ухмылка.