Сёма плутовато поглядывал на вчерашних неразлучных приятелей и всё норовил посмеяться над ними. То, что Виктор, сближаясь с Кешей, несколько отошёл от него, от Сёмы, видимо, не очень-то огорчало невозмутимого толстяка.
— А мне-то что? — говорил он. — Наплевать. У меня такой принцип.
Впрочем, Виктор старался быть дипломатом. Он вовсе не хотел рвать приятельских отношений с Сёмчиком. Этот шутник и острослов был нужен ему для нападок на тех, кто был ему не мил. Сёма с увлечением подхватывал злые шутки «Великого Фирса» и не щадил никого, даже Валерку Худякова. О нём он говорил: «Пых-пых!»
С Кешей Фирсов вёл себя по-иному. Он подлаживался под серьёзный тон Стружки, толковал с ним о радиотехнике и возможностях создания школьного радиоузла. Но и доверчивый Кеша начал раскусывать двуличие Фирсова. Как-то раз он сказал ему:
— Что же ты говоришь о радиотехнике, а ничего не делаешь?
— Всё некогда, Стружка. Заниматься много приходится.
— Занимаешься, а по устному на алгебре двойку получил. Ведь в домашнем задании у тебя всё было верно, а объяснить не смог.
— Ерунда. Исправлю.
На следующий день, однако, Кеша потребовал, чтобы Виктор, прежде чем сверять задание, показал ему свою тетрадь.
— Давай сверять вместе, а списывать я тебе не дам.
— Да что ты, очумел?
— Ни капельки.
— Ну, дашь тетрадь или нет?
— Списывать — не дам
— Что, Худяк настропалил? Под его дудку пляшешь.
— Ни под чью дудку я не пляшу, а сказал — и всё.
— Ну, и пойди… куда-нибудь подальше, к своему Валерке!
В тот же день на уроке Николая Никифоровича произошло следующее. Кеша, слушая объяснение, почти машинально черкал на листе бумаги, вырисовывал какие-то замысловатые узоры. Сидевший сзади Сёма шепнул:
— Покажи.
— Сначала мне, — сказал Фирсов.
Кеша обернулся, не зная, кому подать листок, и в этот момент Сёма, нагнувшись, выхватил у него рисунок. В тот же миг в классе раздался звонкий шлепок. «Скворец» остолбенел.
— Строганов! Что это такое?
Кеша встал:
— Это, Николай Никифорович… Это я получил подзатыльник.
— От кого?
— Не знаю, Николай Никифорович.
— Благинин.
— Я!
— Это ты?
— Это я, — с готовностью подтвердил Сёма.
— Я спрашиваю, это ты ударил Строганова?
— Нет, Николай Никифорович, что вы! Не я.
— Что же ты прыгаешь за партой? И кто тогда, если не ты, безобразничал?
Сёма молчал, невинно помаргивая.
— Фирсов!
Виктор нехотя поднялся.
— Это не я, Николай Никифорович.
— Садитесь. Все садитесь. Стыдно! Нехорошо…
Старик не на шутку обиделся.
На перемене Валерка подошел к Виктору и выпалил в лицо презрительное:
— Трус!
— Кто трус? — взъерошился Фирсов.
— Ты трус. Ударил, а как признаться — так в кусты.
— Ты поосторожней.
— Нечего мне с тобой осторожничать. Врун!
— Тебе что, мазнуть? Полетишь ведь…
— Мазнуть я сам сумею!
— Худяков! — К спорщикам подлетела Вера Садкина. — Худяков, ты слышишь или нет?
Разъярённый Валерка обернулся к ней, хотел что-то сказать, но только махнул рукой: