Спи.
Эти маленькие кусочки смерти.
Как я их ненавижу.
«Кошмар на улице Вязов III»
Элма стояла на самом краю обрыва, перебирая в руках собственные кишки. Склизкие, они так и норовили вывернуться и соскользнуть в пропасть. От судорожного сжимания и разжимания пальцев ног, в них больно впивался острый зубчатый край скалы. Огромная рана, берущая начало от ключицы до паха, не оставляла девушке никаких шансов. Вот и печень, чавкая, потихоньку сползала вниз к изворотливому кишечнику. Лохмотья, представлявшие раньше одежду, были все пропитаны теплой сладковатой кровью. Внизу — лишь скалы, омываемые неспокойными волнами чернеющего океана. Небо заволокло свинцовыми грозовыми тучами, а где-то в глубине этой сизой громады слабо мерцали малинового оттенка молнии. Элма не чувствовала ничего кроме необычного ворошения внутри. Пытаясь левой рукой удержать расползающиеся во все стороны органы, она погрузила правую руку вглубь под ребра. Напоследок, ей хотелось нащупать собственное сердце. Бьется ли оно?
Скалистый обрыв под ногами стал вдруг превращаться в осыпающийся в бездну зыбкий песок. Он нежно обхватывал израненные острыми камнями ступни девушки и тянул ее вниз, к себе. Позади раздался пронзительный вопль. Элма обернулась. Сзади нее находились расплывчатые тени, которые то расплывались в одно темное облако, то снова собирались в множество смазанных силуэтов.
Одна из теней стала приближаться. С каждым шагом ее черты становились все четче. Это была бледноволосая невероятно худая женщина с красным пергаментным свертком в руках. Ее длинные пепельные волосы и свисающие с плеч лоскуты антрацитовой ткани реагировали на каждое телодвижение. Что-то воздушное читалось в ее образе, гравитации для нее не существовало. Она парила. Элма не могла оторвать взгляд от лишенных зрачков глаз таинственной женщины. Еле различимый вначале гул теней, все возрастал. Нащупав наконец в грудной клетке свое сердце, девушка не ощутила его биения. Покрытое слизью оно лишь пыталось выскользнуть из руки.
Песок под ногами Элмы больше не осыпался в пропасть. Все ее тело часть за частью, орган за органом стало обращаться в мрамор. Вскоре она уже не могла пошевелиться, так и застыв вполоборота с правой рукой в грудной клетке, а левой придерживая уже ставшие каменными внутренние органы.
Лицо седой женщины вдруг исказила уродливая гримаса отчаяния, и из ее груди вырвался горький плач. Свалившись на колени, женщина принялась рыдать у ног Элмы, точнее той каменной статуи, в которую она превратилась. В этих неразборчивых горьких стенаниях, казалось, сосредоточилась вся скорбь галдящих позади нее мрачных силуэтов. Кого они оплакивают? Густой рокочущий гул теней становился все громче, постепенно сливаясь со стенаниями бледноволосой женщины. Не прекращая рыдания, она вдруг подползла ближе, чтобы положить алый сверток к ступням обращенной в мрамор девушки. Элма все видела и слышала, хоть и не могла пошевельнуться. Ей казалось, что тревога постепенно поднимается от ступней все выше, наполняя тело граничащим с паникой страхом, но это был лишь фантом, отголосок прошлого. Сейчас ее тело было немо к ощущениям.
Ком антрацитовых лохмотьев продолжал содрогаться в кажущимися нечеловеческими рыданиях. Следом за седой плакальщицей другие тени также стали приближаться к краю обрыва. Постепенно их гул становился все четче, а их лица постепенно проявлялись из черной дымки, окутывавшей эту таинственную процессию. Элме они были незнакомы. Словно подхваченные ветром, длинные волосы плакальщиков вдруг взвились вверх, к небу. Густые угольные локоны змеились ввысь, плавно пересекаясь друг с другом. Лишь бледные космы изможденной ревом тощей плакальщицы извивались в одиночестве. Всхлипы, стоны и рыдания наполнили воздух.
Элме хотелось сбежать. Она пыталась хоть немного двинуться, но тело не поддавалось. Прекратите! Ей хотелось крикнуть, но голосовые связки тоже покрыты бездушным мрамором.
Тут, оставленный бледной плакальщицей под ногами Элмы алый сверток вдруг зашевелился. С резким звуком щелчков, прокалывая шуршащий пергамент, из него стало прорастать нечто. Под пронзающие слух пощелкивания, из свертка появлялись узловатые прутья, похожие на обугленные ветви. Что-то пыталось вырваться наружу. Алый пергамент покрылся темными пятнами и все разбухал. Торчащие из него шесть прутьев становились все длиннее. Одна наиболее длинная узловатая ветвь уже тянулась к мраморным бедрам Элмы. Щелчки не умолкали. Прутья продолжали прокалывать уже побагровевший пергамент. Что это? Вдруг из-за скопища теней в джинсах и коричневой кофте выбежал Боб. Элме стало легче от того, что в этом кошмаре появился кто-то родной. Он поможет ей. Обязательно. Когда Боб приблизился, Элма заметила, что у ее брата не было лица. Ни густых бровей, периодически вздирающихся в удивлении, ни смеющихся глаз, ни вечной улыбки, которой он очаровывал всех. Под светло-русой челкой находилась лишь сплошная ровная кожа. Боб подбежал к своей окаменевшей сестре. Лицом лишенным глаз он посмотрел на нее, удивленно наклонил голову, а затем схватил трепещущийся с множеством прутьев сверток и направился обратно вглубь теней. Это опасно! Элма хотела закричать, но могла лишь беспомощно наблюдать за удалявшимся братом, которого уже обхватили угольные узловатые ветви, выползавшие из багрового пергамента.
Статуя девушки просто стояла, придерживая свои мраморные внутренности, и смотрела, как гудящие тени оборачиваются вслед безликому Бобу, обмотанному множеством прутьев.
Ворох антрацитовых лохмотьев зашевелился. Бледная женщина резко вскинула голову и пронзительно завизжала.
Мраморное заточение Элмы пустило трещины. Тонкая паутина разломов скользнула сначала вдоль линии бедра к талии, затем распространилась выше. Мгновение спустя уже со всего тела стали осыпаться обломки прежнего каменного кокона. Протяжный визг седой плакальщицы продолжался, постепенно перерастая в вой. Элма взглянула на свои ладони — чистые. На месте вспоротой плоти распустились темно-бордовые, почти черные, бутоны георгинов. Элма провела пальцами по жестким лепесткам цветов на своем животе. Щекотно. Вырвавшейся из камня девушке захотелось смеяться. Тени плакальщиков перестали ее волновать. Вой и гул понемногу растворялись в ночном холодном воздухе, а смутные силуэты с седовласой женщиной отступали обратно в тьму, рассеиваясь черно-серой дымкой. Вскоре от них остался лишь серый туман.
Сквозь пепельную мглу вдали проступали красные отблески, Элма направилась к ним. Лепестки черных георгинов взволнованно шуршали от движений девушки. Ей было приятно ощущать их волнение, ведь это и была она.
Приблизившись в густом тумане к алому сиянию, Элма ощутила жар. Едкий запах гари обжег девушке ноздри. То тут, то там язычки пламени рассекали мягкую гладь загадочного пепельного марева окутавшего все вокруг. Чей это дом? Элма развернулась, чтобы уйти, но наткнулась на высокую светловолосую девушку. Сэм. Ее старшая сестра глядела прямо перед собой одними лишь белками глаз. Зрачков не было. Элма была рада видеть сестру, хоть и понимала, что с ней что-то не так. Нужно было найти Боба. Украденный им сверток представлял опасность. Привет. Саманта не ответила на приветствие. Сделанная словно из воска, застывшая, она смотрела на разгоравшийся пожар. В руках у Сэм мирно спал их кот Томас. С ним все в порядке.
Что-то с треском обвалилось позади Элмы. Пожар разгорался. Лицо Саманты заблестело, покрывшись испариной. Сзади снова послышался треск ломающихся деревянных конструкций. Будто расплавленная, кожа Сэм начала медленно стекать. Белыми нитями в волосах пробилась седина, а кости черепа все отчетливее выделялись углами на лице. Спина Сэм ссутулилась, и обе сестры сровнялись ростом. Элма в молчаливом ужасе наблюдала за этой трансформацией. Уже через какой-то миг глаза Саманты совсем ввалились в глазницы и стали иссыхать. Ставший полуголым череп лишь местами удерживал редкие седые волоски. Оставшаяся на теле кожа сморщилась. Еще через мгновение от Саманта представляла собой лишь покрытый облезающей ссохшейся кожей скелет. Тем временем кот продолжал безмятежно лежать на ее костлявых руках.
Лепестки георгинов снова встревоженно зашептались — Элме следовало идти дальше. Вдали послышался вой сирен. Он все нарастал и нарастал…
Элма недовольно зажмурилась: «Заткнись, черт!» — и не глядя отрубила будильник на телефоне, сетуя на то, что позавчера не отключила его насовсем.