— Что вы хотите, чтобы я вам рассказал? — раздался ровный мужской баритон.
— Что ж, — женский голос чуть дрогнул сквозь шелест перелистываемых тонких страниц. — Начнем с главного — если бы вас сейчас отпустили, вы бы продолжили убивать?
— Безусловно. А что мне еще делать? Я не могу это сдерживать.
— То есть вы не раскаиваетесь?
— А вы раскаиваетесь из-за того, что дышите? Я это не контролирую, я такой какой есть. Это… оно внутри слишком сильно. Я не могу противостоять своему естеству, — мужской голос слегка завысил тон в конце фразы.
Снова шуршание бумаги и четко различимое чирканье по ней шариковой ручкой.
— В вашем досье говорится, вы проходили по делу об убийстве ваших приемных родителей.
— Я невиновен.
— Вы были близки? Как вы пережили эту утрату? — женский голос едва различимо смягчился.
Короткое молчание.
— Можно мне сигарету?
— Да, конечно.
— Только у меня руки…
— Наручники останутся на месте.
Раздалось звяканье зажигалки, а после чуть заметное потрескивание пламени. Протяжный выдох.
— О чем был вопрос? — баритон зазвучал более расслабленно.
— Приемные родители. Вы любили их? Какие у вас были с ними отношения?
— Честно сказать, я мало их знал. Хорошие. Не знаю, как так получилось. В смысле, я был очень расстроен, когда увидел их так… такими. Я ведь их нашел в тот день, представляете? — голос еле заметно дрогнул, металлические ножки стула проскребли пол.
— Мне очень жаль. Не представляю, что вы пережили. Как вы справились?
— Сначала я даже не понял, что произошло. Пришел домой, увидел мать, отца. Все в крови. Хотел как-то помочь, переместить их, — пауза, потрескивание сигареты, звук пишущей ручки. — Весь испачкался в крови, пошел к себе в комнату переодеваться и вдруг услышал крик соседки. Откуда она взялась я даже тогда и не понял, уже потом мне сказали, что она прибежала, услышав шум и крик. Вечно подслушивала и подглядывала за нами. Она меня и обвинила во всем. Она терпеть меня не могла. Злая какая-то.
— То есть вы их не убивали?
— Я невиновен.
Шум перелистывания бумаг и чирк шариковой ручки.
— Вы много путешествовали, если судить по кровавому следу. Что привело вас в Маунт Плезант?
— Даже не знаю, просто мимо проезжал. Здесь симпатично. Хотя, может, почувствовал… Тут неплохое место, чтобы обосноваться. Я ведь все время в дороге. Надо же когда-то остепениться.
— Построить дом, создать семью, завести собаку?
— Я не люблю животных… Но, да! Что-то в этом роде. Странно это, такого еще не было.
— Любите морской воздух? — сквозь перелистывание страниц женский голос звучал довольно равнодушно.
— Да не очень. Что вы там читаете?
— В отчетах сказано, что ваши действия были четко спланированы. Это правда? — строгость тона ощутилась в каждом слове.
— Ничего я не планировал. Я всегда действую по обстоятельствам.
— Вы часто фантазируете?
— Постоянно. Я много размышляю о том, как убиваю, — в мужском баритоне слышалось легкое возбуждение. — Даже сейчас я представляю, как ваша теплая кровь струилась бы по моим рукам. Как я погружаю их в еще теплое вскрытое тело, ощупываю каждый внутренний орган… Как я зубами разрывал бы вашу плоть, погружался глубже и глубже, а затем…
— Спасибо за такую откровенность, осталась всего пара вопросов, — женский голос с явным отвращением прервал распылявшегося в фантазиях мужчину. — Вы истязали, убили и снова истязали 15 молодых мужчин и женщин. У них была жизнь, семья, работа, мечты, но вы все это разрушили. Хоть немного, но вы сожалеете о том, что сделали?
— Я же сказал, я не могу это контролировать. Это сильнее меня.
Щелчок конца пленки.
Элма и Роберт ошарашенно переглянулись. Прослушав такой выбивающийся из нормальной жизни диалог было сложно сразу найти подходящие слова, чтобы описать свое впечатление. Не меньше минуты они молча смотрели на лежащий на бордовом шерстяном покрывале найденный диктофон, которому Элма изначально так обрадовалась. Не сводя немигающих глаз с устройства, Роберт первым прервал царившую гробовую тишину:
— Ты знала, что Dictaphone это название компании, производившей звукозаписывающие устройства, от которой и пошло само слово «диктофон»?
— Теперь знаю, Бобби, спасибо, — ответила Элма, участливо похлопав своего впечатлительного брата по плечу.
Эта особенность Роберта, сыпать случайными фактами в стрессовых ситуациях, была ей хорошо знакома. Так однажды в парке аттракционов, будучи в ужасе от спецэффектов в поезде-призраке, девятилетний Боб вывалил ей всю историю происхождения американских горок. Когда в Джорджтауне они провалились в подвал химического предприятия, он поведал о том, что если в банку поместить кусочек металлического лития и хорошенько закрыть крышку, то ее будет уже невозможно открыть. «Связано это с тем, — отвлеченно пояснял Боб в сыром подвале предприятия, — что литий поглощает азот и кислород, создавая вакуум». По этим умничаньям младшего брата Элма сразу понимала, что дело плохо.
Никогда прежде Роберт не испытывал такой причудливой смеси страха, любопытства и возбуждения. Запись на пленке словно распечатала внутри нечто, еще не до конца осознаваемое им. Кто эти люди, голоса которых все еще отдавались эхом в его голове? Почему эта пленка в этом доме, а не в полиции? Грегори Митчелл, тот самый пропавший жилец, и есть этот убийца? Мысли беспорядочно метались, не давая возможности зацепиться ни за одну из них. В одном Роберт был уверен: не считая налета времени, комната, где они находились ничем не напоминала место преступления или обитель маньяка. Здесь изначально что-то не так. Роберт сверлил взглядом закрытую прозрачным пластиком кассету, словно пытаясь заставить звукозаписывающее устройство ответить на все его вопросы. Диктофон безмолвно лежал на поеденном молью покрывале.
В разбитое окно влетели обрывки фраз проходящих мимо людей — пригород просыпался. Элма уже собиралась проверить, не охрана ли это, но внезапный вопрос брата остановил ее:
— Как думаешь, на другой стороне есть что-нибудь? — Боб открыл крышку кассетника из прозрачного пластика и уже собирался перевернуть пленку.
— Даже не… — пытаясь остановить брата, Элма тоже потянулась к кассете.
Вряд ли кто-то из них мог предположить, что какой-то кусок серого пластика будет способен разломать хронологию их жизней на до и после. Шероховатая поверхность аудиокассеты показалась сначала обжигающе ледяной. От неожиданности Боб одернул руку, но было уже поздно. Пространственный водоворот уже затягивал их обоих в ужасающую тьму неизвестности.