— Ничипоренко здесь? — спросил Анисимов.
— Ну здесь... А вам на што?
— Надо поговорить.
— Ну, поговорите.
Анисимов и Краевский вошли в избу и, быстро пройдя сени, открыли дверь в комнату. Там было светло. За большим столом сидел Ничипоренко в нижнем белье и чистил ножом рыбу. На полу стояла небольшая корзинка с крышкой, полная мелкой рыбы. Он узнал Анисимова, приподнялся и выронил нож.
— Ну-с, дорогой Трофим Иванович, — сказал тот не без иронии, — друзья, как говорится, встретились вновь.
Уху готовите?.. Ну, показывайте, где у вас спрятан радиопередатчик...
Ничипоренко молчал, словно набрал в рот воды. Краевский оглядел комнату. У одной стены топилась большая плита, над которой сушилось белье, рваная верхняя одежда и обувь. На плите грелся котел с водой. В другом углу стояли во множестве рыболовные снасти: удочки всех сортов и размеров, сачки, острога. Видимо, хозяин был любителем рыбной ловли.
Анисимов подошел к этому углу, протянул руку и вытащил радиомаяк. Теперь он был замаскирован под удочку: к верхушке тростинки была привязана леска с поплавком и крючком.
— Что это такое? — спросил Анисимов. Ничипоренко продолжал молчать.
— Это ваша удочка? — обратился Анисимов к старику-сторожу.
— Зачем моя?.. Его. Сейчас притащил.
— Вы сами видите, Ничипоренко, — продолжал Анисимов, — что ваша игра кончена. Одевайтесь и следуйте за нами! Какие здесь ваши вещи?
Но одеваться Ничипоренко было не во что — вся его одежда висела совершенно мокрая.
— Это вы где же вымокли?—продолжал допрашивать Анисимов.
Старик-сторож, удивленный всем происходящим, ответил за него:
— Так он же упал в воду, когда рыбу из верши доставал.
— И принес ее вам в подарок?
— Зачем в подарок? На яблоки сменял.
Лейтенант не стал тратить времени на разговоры. Он связался по телефону с городом и вызвал машину. Уже светало, когда Анисимов увез Ничипоренко, переодев его в сухую одежду. Он захватил также радиомаяк и все имущество арестованного — его платье, обувь и корзину. Корзина была та самая, которую видел Рожков у Ничипоренко в челноке, наполненную раками. При внимательном осмотре оказалось, что в ней был искусно скрыт пеленгаторный приемник, которым Ничипоренко пользовался для отыскания радиомаяка. Антенна была вделана в прутья ручки, все приборы размещались внутри толстого прута, служащего ободом дна. Телефонная трубка помещалась в деревянной втулочке, которой запиралась крышка, а провода в ней были вплетены в веревку, привязанную к этой втулочке.
Операция «УН» была закончена.
Мне удалось присутствовать на разборе этого дела у Рожкова. Он сам пригласил меня. Это было тотчас же по возвращении его из Белых камней. Присутствовал я также на первом допросе Ничипоренко. Об этом стоит рассказать.
Часовой ввел в комнату пожилого человека, неряшливо одетого, нечесаного, с усами и бородой, в которых блестела седина. Ему предложили стул и папиросы. Он сел на краешек, понуро опустив голову. Долго и молча курил.
— Ну-с, — сказал Рожков, прервав молчание, — назовите ваше имя.
— Что? — очнулся преступник.
— Ваше имя?
— Имя?.. Ничипоренко Трофим Иванович.
— Нет. Настоящее имя.
— Так я же и говорю — Ничипоренко.
— Значит, вы не меняли своей фамилии?
— Нет.
— Положим. Где и когда родились?
— Здесь, в селе Ольховцы, в девятьсот пятом году.
— Вам только сорок лет?.. Гм.. Расскажите, как вас завербовали в шпионы.
— Так разве я, товарищ майор, настоящий шпион? Разве такие настоящие шпионы-то бывают?.. Да я, если хотите знать, ни одного шпиона и в глаза не видел. Вот что!
— Так кто же вы тогда?
— Кто? Связной, вот кто!
— Это все равно. Рассказывайте.
Монотонным голосом, часто прерываемым сухим кашлем, запинаясь и повторяя одно и то же, Ничипоренко рассказал совсем неинтересную историю своей жизни.
Он был сыном мелкого торговца. Учился плохо и школы не кончил. Отец разорился во время первой мировой войны и умер. Трофим поступил в чужую лавку приказчиком, но за неспособность и пьянство его скоро выгнали.
Батрачил, бродяжничал, воровал, побывал и тюрьме и в конце концов устроился работать бакенщиком.
В те годы, когда фашисты стали усиленно готовить войну с Советским Союзом, его завербовали в шпионы. Пришел какой-то человек, посидел, покурил, посочувствовал и предложил стать германским шпионом за небольшое ежемесячное вознаграждение и обещание большого участка земли на Украине после ее завоевания. Ничипоренко согласился.
Через месяц его уже переправили из родной Польши в германский городок Митвейде, в шпионскую школу, а еще через полгода он вернулся на родину, на старую должность бакенщика, обогащенный необходимыми знаниями шпионского дела. Обязанности его были несложны: он брал спрятанные в определенных местах зашифрованные шпионские донесения и, не расшифровывая, передавал их по радио. Передатчик был вмонтирован в рейку для измерения глубины реки. Никого из других агентов он никогда не видел в глаза и не читал ни одно из донесений.
Во время минувшей войны он вместе с другими советскими гражданами эвакуировался в тыл, чтобы продолжать на больших прифронтовых реках свою шпионскую работу, но его направили на Каму, и деятельность его прервалась. Война принесла ему много огорчений: скопленный небольшой капитал, хранившийся в Германии, пропал, и вместе с ним исчезла надежда на спокойную старость. Он снова очутился в своей лачуге, без денег, без имущества, без хозяина... Впрочем, ненадолго. Хозяева нашлись, правда, новые, но зато более щедрые. Они ввели усовершенствование — радиомаяк, снабдили Ничипоренко пеленгаторным приемником в виде корзинки и научили обращаться с ним.
Радиомаяки можно было оставлять в любом месте. Они делались различных сортов: в виде тростинки, стебля кукурузы или табака, прута из плетня и прочее. Каждый такой вид издавал особый, свойственный только ему звук сигнала.
Вот все, что рассказал Ничипоренко, искурив при этом целую пачку папирос.
Он, разумеется, ничего не знал ни о Серой скале, ни о шайке шпионов, орудующей около нее, и потому оказался для нашего дела бесполезным.