Три дня бушевала вьюга.
Кэрол плохо себя чувствовала. Порезы на спине и ушибленная нога болели, к тому же ей казалось, что помимо всего был еще и жар — все тело нещадно ломало. Она с трудом заставляла себя вставать.
На следующий день, когда рассвело, они с Патриком осмотрели гараж в слабой надежде найти машину. Там они обнаружили снегоход и легкий горный мотоцикл. Ключей от снегохода они не нашли, а на мотоцикле по глубокому снегу не проехать.
— В такую погоду все равно пока никуда не уедем, — сказала Кэрол, с надеждой разглядывая снегоход.
— Ну это понятно. В такую метель мы в лесу погибнем. К тому же, мы даже не знаем, куда ехать. Как снег перестанет идти, можно будет попробовать. Если, конечно, найдем ключи. Если что, по следам можно будет назад вернуться.
Кэрол кивнула, скользя взглядом вокруг. Стены были увешаны инструментами, под длинной столешницей рабочего стола находилось много ящичков, которые уже активно осматривал Патрик в поисках ключей от снегохода.
— Они должны быть где-то здесь! Зачем ему их отсюда уносить, да? — он повернулся к маме и задержал на ней свой взгляд. — Мам, тебе нехорошо? Ладно, давай пока вернемся в дом. Я потом тут сам все осмотрю. Даже если не найду ключи, может, я смогу его завести и без них, как машину? Наверное, смогу, надо только разобраться. А теперь в подвал пойдем, хорошо? Посмотрим, что там.
Они вернулись в дом и спустились в подвал. Кэрол смогла сделать это с трудом, превозмогая боль в ноге. Патрик крепко держал ее под руку, помогая.
— Осторожнее… сильно больно? — он с жалостью заглядывал ей в лицо. — Может, я сам посмотрю?
— Нет, все нормально, — Кэрол преодолела последние ступеньки, со страданием думая о том, что еще предстоит подниматься назад по крутой лестнице.
К их радости, в углу стоял огромный генератор, который они сразу заметили. Тут же были большие канистры с топливом. Вдвоем подняв заполненную до отказа канистру, они наполнили бак, после чего генератор без проблем включился и заработал. Найдя выключатель, Патрик зажег в подвале свет.
— Ну вот! Теперь у нас есть электричество! — радостно воскликнул он. — Мам, глянь, сколько здесь всего! Ого! Да здесь можно месяцами жить, никуда нос не высовывая!
Многочисленные полки были уставлены стеклянными и консервными банками, в углу, огороженном деревянными бортиками было хранилище овощей, разделенное на секции досками, в котором хранилась целая гора картошки, поменьше было лука, моркови, капусты и кукурузы.
— Мам, пожаришь картошку? Гляди, сколько ее тут!
Кэрол кивнула и оглянулась, ища емкость, в которую можно было бы набрать овощей, а Патрик метнулся к деревянному шкафу и, распахнув дверцы, радостно вскрикнул.
— Я знал! Я же говорил, что у него должно быть оружие! Гляди, мам, да у него тут целый арсенал!
Кэрол подошла к шкафу, разглядывая развешанные внутри ружья.
— Заберем все это наверх. И патроны бери. Все бери. Если к нам нагрянут нежданные гости, нам будет, с чем их встретить, — жестко сказала она.
— Согласен! — мальчик стал снимать оружие и складывать на пол. — Он неплохо тут устроился, правда? Не пропадешь! Единственный недостаток — это сортир на улице.
Пока он занимался оружием, Кэрол нашла пластиковое ведро и набрала в него овощей. Осмотрев полки, она сняла и поставила на пол банки с консервированными томатами и огурцами, а также трехлитровую банку с яблочным соком.
— Мам, ты выбирай, а я сам все наверх отнесу, — бросил Патрик. — Может, еще кукурузы наварим?
— Хорошо, захвати несколько початков, — Кэрол с улыбкой сняла с полки малиновый джем. — Да уж, судя по всему, покушать он любит.
— Вот и хорошо, поубавим его запасы. Все равно они ему больше не понадобятся.
Кэрол резко обернулась.
— Почему?
— Он умер, мам. Не очухался после того, что ты с ним сделала.
— Далеко отсюда? Может, машина где-то недалеко?
— Я не знаю, где он умер. Но это случилось недавно, сегодня. За это время он мог далеко уехать, если, конечно, смог. Но мы можем у него спросить. Только давай сначала вытащим отсюда все оружие, а потом поедим. Если он умер недалеко, машина никуда не денется. Да и мы все равно не сможем никуда пока пойти в такую вьюгу. Да и с твоей больной ногой… Сейчас наедимся, а потом поспим, тогда я с ним и потолкую, узнаю, что к чему. Пойдем, я помогу тебе подняться. Тебе пока больше сюда не надо спускаться, пусть нога заживет.
Захватив ведро с овощами, мальчик помог Кэрол подняться по ступенькам и, проводив до кухни, умчался обратно в подвал.
Кэрол занялась приготовлением обеда. Пока она чистила и жарила картошку, Патрик перетащил все оружие и боеприпасы, спрятанные в подвале, наверх, после чего принес на кухню выбранные ею продукты, добавив к ним и то, что прихватил еще сам.
От души наевшись, они подкинули дров в камин в основной комнате, которую назвали гостиной, проверили обе двери, и пошли отдыхать в спальню хозяина, где уже с самого утра тоже топился камин. Кэрол постелила чистое белье, и они не без удовольствия забрались под толстое стёганное одеяло.
Кэрол чувствовала себя обессиленной.
Патрик хотел спать, так как они уснули только под утро, а встали рано, проспав всего несколько часов. Тревога и беспокойство разбудили их и подняли на ноги даже Кэрол, израненную и больную. Но сейчас, почувствовав себя пока в относительной безопасности, они немного успокоились и позволили себе расслабиться. В хижине безопасно и есть все условия для того, чтобы в ней жить. Вьюга не выпустит их отсюда, но и к ним никого не подпустит. Пока бушует буря, ни проклятые, ни фанатики до них не доберутся. Значит, можно перевести дух и собраться с силами. Подумать. А Кэрол — выздороветь, чтобы снова быть готовой к борьбе.
Они тихо лежали, прислушиваясь, как потрескивают дрова в камине, да неистовствует ветер снаружи. На тумбочках по бокам широкой кровати лежали заряженные ружья, заставив Кэрол и Патрика почувствовать себя немного увереннее, отгоняя страх, который так одолевал их ночью. Может, ночью этот страх и вернется, но сейчас он отступил, позволив им обоим умиротворенно уснуть.
Патрик нежно заботился о маме, позволяя ей вставать только в туалет, сам готовил пищу, выспросив заранее, что и как надо делать. Носил ей свои кулинарные шедевры в постель. Наблюдая за его стараниями, Кэрол с трудом сдерживала слезы. Она еще хорошо помнила времена, когда сын был с нею холоден. Как же все изменилось. Она видела теперь такую любовь, такую преданность… И невольно задумывалась, почему Патрик так поменял свое отношение к ней. Он так любил Джека. А теперь, казалось, что ту любовь он обратил на нее, лишив отца этой любви. Она видела, что мальчик ее жалел. И удивлялась, как такое холодное безжалостное сердце, равнодушное к чужим страданиям и смертям, может испытывать такую нежность и жалость по отношению к ней. И почему? Чем же она все-таки смогла заслужить такую любовь этого непростого мальчика?
— Мам, что ты на меня так странно смотришь? — заметил Патрик, когда в очередной раз принес ей на подносе чашку с горячим чаем.
— Ничего… просто радуюсь…
— Радуешься? — изумился мальчик, округлив глаза. — Ничего себе! Мы в такой жопе, а тебя еще что-то здесь может радовать? Мам, с тобой точно все в порядке?
— Да. Пока ты рядом, со мной всегда все будет в порядке. Я это вдруг поняла. И поэтому радуюсь.
Мальчик зарделся от удовольствия.
— Конечно. Я же обещал, что защищу тебя. Вот сейчас поправишься, и все, больше ничего с тобой не случится. Хватит. Слишком много тебе достается. Мне это надоело.
— Никогда не думала, что ты так, оказывается, меня любишь! — глаза Кэрол увлажнились.
— Ты моя мама, я всегда тебя любил. Ну, может раньше, конечно не так, как сейчас, — вдруг признался он. — Но это когда я был еще маленьким и глупым. И не знал, какая ты.
— И какая же? — улыбнулась Кэрол.
Парик задумчиво помолчал, серьезно обдумывая ответ, а потом решительно ответил:
— Самая лучшая.
— Вот как? — Кэрол рассмеялась.
— Да. Сильная, храбрая. Боец. Настоящий боец.
Кэрол перестала смеяться, удивленно уставившись на него.
— Боец? О, сынок… это не совсем так. Я никогда не была бойцом… наоборот…
— Нет, — резко отрезал он, почему-то зло поджав губы. — Это так. Просто ты сама этого не понимаешь. У всех проклятых тяжелая жизнь. Многие не выдерживают и доли того, что выдержала ты — сходят с ума, ломаются, погибают. Как Элен, как Мэтт… Ты через все прошла. И полна решимости идти дальше, сражаясь со всеми… хоть со всем миром. Разве нет? И я… я тебя уважаю. Ты очень сильная. Разве ты сама этого до сих пор не поняла? Я понял. И я очень хочу, чтобы ты, наконец, перестала страдать. Чтобы обрела покой и счастье. В конце-то концов.
— Покой? — Кэрол грустно усмехнулась. — Боюсь, это невозможно, сынок. Моя жизнь всегда была наполнена страхом. И чем дальше — тем сильнее растут мои страхи. Тем больше наполняется ими моя жизнь.
— Это удел всех проклятых — страх. Обреченность. Но мне плевать на остальных, я не хочу, чтобы ты погибла, как все остальные — молодой, измученной и отчаявшейся. Нет. Я не человек, я что-то очень сильное и великое из иного мира, а ты — моя мать. Я хочу освободить тебя от этого, спасти. Ведь именно я сделал это с нашим родом когда-то, поработил, наслал… проклятие, как мы его называем. Это я! Но ведь если я поработил… я могу и освободить, разве нет? По идее, могу. Должен. Мое существо должно знать, как. Когда я это узнаю, я тебя освобожу, избавлю от всего этого кошмара, на который обрек. И всех остальных — тоже. Но сначала тебя.
— Это невозможно, Болли, — вдруг услышали они голос Луи. — И вообще… что за глупости ты говоришь? Как это освободишь? Они — источник нашего питания. Мы были на грани вымирания, когда ты их нашел. Наши охотники давно уже не могли ничего найти — ты спас нас! И с тех пор другого источника питания мы тоже не находим. Ты хочешь обрести свой народ на погибель? Нас и так слишком мало осталось! По пальцам можно пересчитать.
— Опять ты! — прорычал Патрик, вскакивая. — Пошел вон! Никто не будет с тобой разговаривать! Хватит лезть к нам в голову!
— Но я хочу помочь. Ты многого еще не понимаешь. Не помнишь. Я обязан уберечь тебя, пока ты не наберешься достаточно сил и не вспомнишь, кто ты.
— Я и так знаю, кто я!
— Нет, не знаешь. Ты наш вождь. Лучший охотник. Ты нашел этот мир и спас нас. Ты самый сильный, самый главный. Твой долг — вести нас, защищать, заботиться. Без тебя мы погибнем. Мы не умеем существовать без вожака…
— Я не буду больше вашим вожаком. Сдохните — и слава богу. Мне нет дела до каких-то там монстров, желающим сожрать мой мир.
— Ты не можешь так говорить. Это слова глупого человеческого мальчишки. Наш вождь другой. И у него другое мнение. И скоро он его проявит. И это не твой мир. И не твой народ. Ты пришел сюда с одной целью — сделать этот мир полностью нашим. Ты скоро все вспомнишь. Скинь с себя этого глупого мальчишку, ведь он тебе без надобности, ты можем существовать в этом мире и без него, быть самим собой. Тогда, возможно, память быстрее к тебе вернется. И ты поймешь, что не об этой женщине ты должен заботиться, и, тем более, не об остальных проклятых. Они — всего лишь червяки на наших крючках, которыми мы вылавливаем из этого мира энергию, которую здесь принято называть душой… Но если мы все сможем просто проникнуть в этот мир, эти проклятые станут нам не нужны. Мы сможем получать энергиею не через них, а напрямую, забирая ее сразу из человеческого тела. Мы все ждем… ждем тебя, наш повелитель… Ты совершаешь ошибку, отталкивая меня. Твой враг не я. Наоборот, я должен и хочу защитить тебя от твоих врагов. От людей, которые узнали о нас и начали защищаться. От этой женщины, которая ведет тебя к погибели, сама о том не ведая. Да, она думает, что спасает тебя, защищает, но это не так. Ты, несчастная, за руку прямиком ведешь своего сына на смерть! — не скрывая своей неприязни, обратился Луи к Кэрол, потом снова к мальчику. — Оставь ее, Болли, с ней ничего не случится. Она давно уже должна была умереть, а знаешь, почему до сих пор жива? Совсем не потому, что ты смог ее удержать. Она спуталась с благословенными, спаривалась с ними, носила в своем теле детей от одного из них, его свет… В ней до сих пор осталась частичка этого света, малая доля… но достаточная для того, чтобы она, как поплавок, удерживала ее в этом мире, не позволяя умереть, как этот свет не позволяет умереть благословенным, пока они не потеряют его. Так что ничего с твоей мамой не случится. Я не знаю, как долго в ней будет оставаться частичка этого света, которым ее наделили благословенные, возможно, навсегда. Она не нуждается в твоей защите. Пусть идет и дальше трахается с благословенными — это для нее лучшая защита.
— Ты врешь! — взъярился Патрик. — Это я ее вытаскивал, я ее спасал! Я не вижу никого света!
— Его слишком мало, поэтому и не видишь.
— Нет! Я ее спасал! Не какой-то там свет, а я! Ты все врешь! Ты же был уверен, что она умрет, сам мне говорил. Ты сам пытался ее убить, убил, вышиб из нее душу, и это я ее вернул. Чтобы ты ни говорил, я не оставлю маму! Пусть даже это правда, и в ней есть защита благословенных! Ее не достаточно, я в этом уверен! И если бы не я, ее бы уже не было! Убирайся, я не буду тебя слушать!
— Но, Болли, вы в опасности. Буря стихнет, фанатики возобновят свои попытки. Я не могу их видеть из-за благословенных, которыми они прикрываются, но я и так знаю, что они не отступят, что готовят уже следующее нападение. Позволь мне вам помочь. Вы сейчас в ловушке. Они придут с благословенным, и вы ничего не сможете сделать. Я пришлю за вами проклятых. Они вывезут вас оттуда. Пожалуйста. Я прошу.
— Ты хочешь убить маму. Я слышу твои мысли, — напряженно процедил Патрик. — Слышу. Она стоит между мною и тобой, очень мешает. Тебе надо от нее избавиться. Я не позволю тебе! Пошел вон! Если я твой вождь, ты должен меня слушаться!
— Сейчас ты не мой вождь. Сейчас ты глупый, ничего не понимающий мальчишка. Когда появится мой вождь, я буду подчиняться беспрекословно. Я мечтаю, чтобы он появился. И все для этого сделаю. Я обязан его защищать, пока он не наберется сил.
— В нем уже достаточно сил, чтобы надрать тебе задницу! Убирайся!
— Нет, Болли. Я пришлю проклятых. Много проклятых. Если вы подчинитесь, я не трону твою маму, обещаю. Я заберу вас и буду защищать. Если нет — они убьют ее, а тебя все равно привезут ко мне.
— Ты врешь! Они придут и убьют ее, а меня заберут! Ты не можешь меня больше обмануть, я же сказал — я слышу твои мысли!
— Хорошо, это очень хорошо. Значит, мой повелитель быстро набирается сил.
— Если сюда сунутся проклятые, мы с мамой всех убьем, как этого Хьюго! Хочешь нам помочь — пусть пригонят нам машину и убираются, мы сами отсюда выберемся!
— От фанатиков это вас не спасет. Они пойдут по пятам, догонят и убьют вас.
— Без тебя разберемся.
— Не разберетесь.
— Тогда пришли к нам Нола и Иссу! Они нас защитят!
— Не защитят. Только я могу вас защитить. Болли, ты погибнешь. Чтобы выжить, ты должен выбрать, что для тебя важнее — твоя жизнь или жизнь мамы. А ты, Кэрол, что притихла? Выбор невелик — либо умираешь ты одна, либо вы умираете вдвоем. Разве ты не готова пожертвовать собой ради спасения своего сына? Я знаю, человеческие самки на это способны…
— Сам ты человеческая самка, урод! Отстань от мамы, не смей с ней разговаривать, я запрещаю! Не отвечай ему, мам. И не слушай. Он все врет. Специально так говорит, чтобы запугать нас и сбить с толку, — Патрик побагровел, глаза его загорелись красным огнем, черты лица вдруг обострились, а внутри заклокотал тихий, уже хорошо знакомый Кэрол звук. Она схватила мальчика за руку.
— Нет, сынок! Он специально это делает, провоцирует тебя, чтобы пробудить это чудовище.
— И с каждым разом оно пробуждается все легче, правда? — усмехнулся довольно Луи.
Клокотание стало громче, глаза Патрика стало заволакивать чем-то темным.
— Ты все равно его не удержишь! — вдруг закричал хрипло Луи. — Мой повелитель скоро восстанет, а мальчишка исчезнет навсегда!
Но его голос оборвался и умолк.
Патрик зажмурился и тряхнул головой. Когда он снова взглянул на Кэрол, темная поволока из его глаз исчезла.
Последующие несколько дней Луи их не беспокоил.
Вьюга утихла, выглянуло солнце.
Кэрол уже чувствовала себя лучше, силы вернулись к ней, раны заживали.
Патрик два дня разгребал снег большой лопатой, найденной в гараже, потому что домик замело со всех сторон так, что передвигаться было невозможно. Кэрол только оставалось наблюдать за его работой, помочь она не могла. Скользя взглядом вокруг, она думала о том, что никакая машина не проедет сюда по такому снегу, если не расчистить дорогу. Но вряд ли сюда ездили очистительные машины. Кто бы ни собирался сюда прийти за ними, фанатики или проклятые, им придется обойтись без машины. Топать пешком. Максимум — приехать на снегоходах или лыжах.
Закутавшись в плед поверх порванной на спине куртки, с заряженным ружьем на коленях, она разглядывала окружающие их со всех сторон снежные горные вершины, видневшиеся над высокими деревьями. При свете яркого солнечного дня и оживленном щебетании птиц, здесь было совсем не страшно, как ночью. Наоборот, как-то спокойно. Умиротворенно. Казалось, что они сбежали от всех своих проблем на край света, в райский уголок, и сама природа спрятала их, окружив горами и лесами, укутала белоснежным пушистым снегом, отрезав их врагам к ним дорогу.
— Как здесь красиво! — вырвалось у нее.
Остановившись, Патрик перевел дух, опершись на лопату, и тоже огляделся.
— Ага, — согласился он. — Вообще-то, классное местечко. Здесь можно было бы прекрасно отсидеться, спрятавшись от полиции. Даже папа бы нас не смог найти. Никто бы не нашел. Жаль только, что от ведьмы, управляющей фанатиками, и от Луи не спрячешься никуда. А так мы здесь в ловушке.
— Может, согласиться на предложение Луи? Пусть вытащит нас отсюда. А потом как-нибудь сбежим, — предложила Кэрол.
— Ни в коем случае, мам. Ты отсюда не уйдешь. Я действительно стал слышать мысли Луи. Он намерен прислать проклятых за мной. Но тебя они убьют. Он хочет, чтобы я злился. Ненавидел. Испытывал ярость и боль. Это заставит мое чудовище почувствовать потребность защищаться и проявиться себя. Ты же видишь, когда я злюсь или испытываю страх, оно появляется. И с каждым разом все чаще и легче, Луи прав. Я даже могу уже сам его вызвать, как в последний раз, чтобы прогнать Луи. А раньше не получалось. Я чувствую его. Оно и правда словно проснулось. Просто пока еще молчит и не высовывается без надобности почему-то. Но во мне что-то меняется, мам. Я это чувствую. Я не ощущаю, что оно во мне… у меня иное ощущение, что оно — это я. Как будто я просто открываю в себе новые качества… Ну как еще объяснить? Мам, а если больше настоящий — он, а не я? Если я на самом деле это он? Это чудовище? Ты будешь все равно меня любить?
— Конечно. Но ведь сейчас ты человек, вот уже столько лет. И ты можешь оставаться им и впредь. Тебе выбирать, кем быть.
— Думаешь? А если нет? Если я не смогу оставаться человеком? Ведь выходит, что настоящий я — это он. Я — всего лишь его тело в этом мире, маскировка, что ли…
— Сынок, меньше слушай Луи. То, что он пытается пытается тебе внушить, не значит, что это правда. Мы не знаем настоящую правду пока. Давай будем делать выводы из собственных заключений, а не из внушений Луи.
Мальчик согласно кивнул и снова принялся за работу.
С каждым днем он становился все мрачнее и угрюмее. Кэрол ясно ощущала его страх и беспокойство. Тревогу. Ее саму одолевали такие же чувства. Предчувствие беды. Смерти. Она слишком хорошо знала это ощущение. Эту боль. Когда она спросила Патрика, чувствует ли он смерть, тот лишь молча кивнул с замкнутым мрачным лицом, словно не хотел об этом говорить.
— А кто, сынок? Ты знаешь, кто? Это не посторонний… у меня внутри все разрывается от боли… Я не могу увидеть.
— Я тоже, — буркнул он.
— Но почему даже ты не можешь увидеть?
— Я откуда знаю?! Я не вижу только по одной причине — когда рядом со мной или с тем, кто умрет ошивается благословенный! Если честно, эти благословенные меня уже достали! Просто бесят!
— А может… это наша смерть?
— Нет. Говорю, это кто-то, рядом с которым благословенный. Я пытался узнать. Не могу. Даже мертвые молчат. Спросил у Луи, но он не хочет сказать, говорит, что не о том я сейчас переживать должен. Типа, о себе, а не о ком-то. Что если мы его не послушаем, это будет наша смерть. Но это не мы, я знаю. Он просто хочет нас запугать, чтобы мы ему уступили.
— А прочитать его мысли ты можешь?
— Да, но он теперь их от меня прячет. Я сглупил, когда сказал ему, что вижу его мысли. Он не думает о том, что я хочу узнать, думает о чем-то другом… — Патрик подавленно замолчал. Он не мог узнать, чью смерть он чувствовал, но знал, что эта смерть причинит ему сильную боль. Уже причиняла, еще не свершившись. И Кэрол тоже. Эта смерть имела невыносимый привкус горя.
Патрик мучился и боялся, гадая — кто? Кто из тех, кого он любит?
Он страдал, впав в бесконечное уныние от собственного бессилия. Кого же он не сможет спасти, застряв здесь, кого потеряет? Тех, кого он любил, можно было по пальцам пересчитать. Их было так мало. Он не хотел терять никого.
Может, дедушка умирал? Но тогда мама бы так не изводилась, она не любит деда настолько, чтобы его смерть причинила ей такую боль. Рэй? Нет, он благословенный. Папа? Дженни? Лисята? Но они тоже благословенные. Нол или Исса? Нол тоже благословенный. Кто же тогда?
Хотя такие благословенные, как Рэй и Кален вполне могут умереть, если их заставить кого-то убить. Интересно, а каким способом можно убить Нола? Он другой, не такой, как Кален и Рэй. Может убивать и физически пострадать, только вот не умереть. Но должно же и в его случае быть что-то, что может его убить. Патрик гадал об этом, но не с целью навредить Нолу, наоборот, чтобы узнать и предостеречь его. Ведь ни Рэй, ни Кален раньше не знали, что если они кого-то лишат жизни, то это убьет их самих. В Ноле тоже должно быть что-то, в чем скрывалось его уязвимость, что-то, способное его ее лишить. Но сам Нол об этом не знал. Но Патрик хотел узнать его тайну. И он не был уверен в том, что поведает ее самому Нолу, если узнает. Он больше склонялся к мнению, что благоразумнее приберечь это оружие против этого бессмертного благословенного, на всякий случай, если тот вдруг все-таки решит убить папу. Как еще остановить убийцу, которого смерть не берет?
Только так не бывает. Смерть рано или поздно берет всех, просто надо узнать, как она одолевает именно таких, как Нол. Ведь наверняка, он такой не один. Есть еще. Ведь Рэй тоже не один. Пока им стало известно о двух видах благословенных. Таких, как Рэй и Кален и тех, которых находили фанатики, Патрик про себя прозвал щитами. Нола — мечом. И Нол пока был один в своем роде. Но может потому, что таких, как он, «мечей» было трудно распознать, их свет был спрятан внутри, не виден никому, даже этой ясновидящей, которая их выискивает. Как и обычные люди они были уязвимы для травм и болезней, ничем не отличаясь ото всех. А то, что их смерть не берет, не так уж легко заметить. Не скажи им об этом Габриэла, они бы до сих пор считали его просто живучим везунчиком, и все.
Интересно, что они сейчас делают, Нол и Исса? Как пытаются их найти? Патрик злился на них за то, что не догадались до сих пор избавиться от Калена, чтобы дать возможность увидеть их, узнать, где они. Может быть, у него получилось бы вклиниться в их головы, как получалось с проклятыми, и сообщить о том, где они?
Хотя… где они? Разве он знал? Разве смог бы объяснить, как их найти?
Он нашел все-таки ключи от снегохода, но тот все равно не завелся, несмотря на то, что Патрик его заправил. Мальчик долго крутился вокруг него, пытаясь понять, в чем может быть причина. А потом вдруг неожиданно придумал, как его починить. И удивился, как ему в голову раньше не пришло.
— Мам! Я пошел ремонтировать снегоход. А потом мы уедем! Я нашел нам проводника!
— В смысле? — не поняла Кэрол.
— Хьюго. Я позвал его. Он будет говорить мне, как ремонтировать его снегоход, он уже сказал, что в нем сломалось. И, естественно, он знает отсюда дорогу в город. Он нас выведет.
— Ты в нем уверен? А если обманет? — насторожилась Кэрол.
— Не обманет. Мертвые не могут мне воспротивиться, ты же знаешь. А проклятые — так тем более. К тому же, он меня боится. Боится даже больше, чем Луи. Почему-то я для него гораздо страшнее.
Он вернулся через пару часов, раздосадованный и злой. Кэрол встретила его вопросительным взглядом.
— Со снегоходом ничего не выйдет, — процедил он. — Мы не смогли починить. Нужны новые детали, а их нет!
Патрик в ярости пнул ногой стоявший рядом стул. Кэрол успокаивающе улыбнулась.
— Ну, ничего. Раз у нас есть проводник, мы можем пойти и пешком, главное, что не заблудимся. Ты не спрашивал, далеко отсюда до трассы?
— Далеко. Но на снегоступах можно попробовать. Только надо, чтобы нога твоя зажила, сейчас ты не дойдешь.
— А где он?
— Я пока отпустил его. Ты хотела с ним пообщаться? Позвать?
— Не надо. Я и сама могу. Но не горю таким желанием… только вспомню его…
— Да уж, приятного мало. Ну и нечего тебе его опять видеть. Хотя когда пойдем с ним отсюда, все равно придется.
— Тогда потерплю уж как-нибудь! — усмехнулась Кэрол. — Чтобы выбраться отсюда, я и не на такое согласна!
— Тогда поменьше ходи, чтобы нога быстрее зажила. Вообще не вставай, поняла? Я все тебе подносить буду. Только на ведро — больше никуда! Мы должны как можно быстрее отсюда выбраться.
— Хорошо, — кивнула Кэрол. — Ты молодец, здорово придумал.
— Да. Мы выберемся отсюда. Найдем Нола и Иссу. Только бы нога твоя побыстрее прошла, и погода опять не испортилась.
— Может, я дойду? Давай попробуем?
— Нет, мам. По такому снегу и пытаться нечего. Идти далеко. Если ты выбьешься из сил, я не смогу дотащить тебя обратно. Мы не дойдем и замерзнем. Нет. Если бы было лето — другой разговор. К тому же, здесь поблизости обитает стая волков. Хьюго сказал. Это их территория. И возле хижины они часто ошиваются, потому что Хьюго с их помощью избавлялся от трупов своих жертв. Прикормил, — мальчик задумчиво помолчал. — Это будет опасное путешествие, мам. И без того тяжко придется, а если ты еще и с больной ногой будешь — то это все, крышка.
Кэрол не стала спорить. Она с трудом наступала на ногу, куда ей еще в такой пусть идти! План Патрика был, конечно, хороший, но она боялась, что нога заживет не так уж быстро, как хотелось бы.
Ушиб был сильный. Возможно, была даже трещина в кости.
Кэрол снова приуныла, но не показала этого Патрику. Пока они будут ждать ее выздоровления, может случиться много чего плохого. Могут прийти проклятые или фанатики. Тимми и Исса, не найдя их, могут уехать. Путь по лесу, где жили волки, пугал не меньше. Но если их раньше не достанут фанатики или проклятые, вряд ли был другой выход — идти придется. Сидеть здесь и ждать, пока их убьют, они не могут. Выжить, уйдя отсюда, шансов больше, чем остаться. Тимми и Исса так говорили — выживает тот, кто двигается, тот, кто остается на месте — погибает.
Они уйдут, решила Кэрол. Уйдут, как только она сможет. А пока нужно продержаться до того времени. Это было не трудно. Только бы не нагрянули нежеланные гости.
Но, к сожалению, они не заставили себя ждать.
Она еще спала, когда Патрик резко и сильно схватил ее за плечо.
— Мам, вставай! Проклятые идут!
Кэрол подскочила и, схватив одежду, стала быстро одеваться.
— Далеко? Откуда узнал?
— Я их чувствую. Их много, мам. Чертов Луи! Я еще доберусь до тебя! Убью, клянусь!
— Сдавайтесь, — спокойно отозвался тот. — Пятнадцать человек. Вооруженных. Вам их не одолеть. Болли, не сопротивляйся, и я сохраню жизнь твоей маме.
— Ты врешь! Мам, не слушай его, нельзя их подпустить. У них приказ тебя убить. Я слышу их мысли. Я не дам им тебя убить. И тебе, ублюдок, не позволю! Тебе придется убить и меня, если ты тронешь мою маму!
— Болли, успокойся!
— Меня зовут Патрик, козел! Патрик! Никакой я не Болли, и никогда им не буду! Отвали от нас! Я скажу все папе! Он найдет тебя и убьет! — в голосе мальчика появилось отчаяние. — Пусть они уходят!
— Они не уйдут. А если вы станете сопротивляться, им на самом деле придется убить твою маму.
— Рик, пошли, — решительно сказала Кэрол. — С ним бесполезно разговаривать.
Она потянула мальчика за собой, выводя из спальни.
— Сколько у нас времени? — спросила она у него, беря с полки тяжелое ружье.
— Я не знаю. Я чувствую их, вижу их мысли, но не могу понять, на каком они расстоянии.
— Хорошо. В любом случае, мы готовы, — наклонившись, Кэрол заглянула ему в лицо и погладила по щеке. — Соберись. Не отвлекайся на Луи, он специально тебя отвлекает и пытается запугать. Мы сильные. Будем стрелять по ним из окон. У нас много патронов. Так, слушай меня. Стреляем быстро, точно в цель, которая ближе, без разбору не палим. Когда все заряженные ружья кончатся, перезаряжаем по очереди. Один стреляет, другой заряжает. Потом наоборот. Главное — не подпустить их к дому. Они должны вести себя осторожно, чтобы тебе не навредить. Даже если они хорошо вооружены, вряд ли они будут поливать нас огнем. Ты нужен живым. В этом наше преимущество. Беги, проверь, чтобы были заперты все двери, а я проверю оружие.
Ее решительность и хладнокровие успокоили Патрика. Бросив на нее взгляд, полный восхищения, он убежал выполнять поручение. А Кэрол действительно была спокойна, внутри у нее словно все заледенело, она ничего не чувствовала, кроме несокрушимой решимости защитить своего ребенка. Она даже страха не ощущала.
— Сейчас ты увидишь, уродливая мразь, на что способна человеческая самка, защищая ребенка, — ухмыльнулась она, перещелкнув затвор на ружье. — Я тебе его не отдам. Никому не отдам.
В ответ ей раздался сиплый надтреснутый смех.
— Ты уже мертва, — насмешливо отозвался Луи.
— Тем лучше. Значит, смерть мне не грозит. Нельзя убить того, кто уже мертв! — парировала Кэрол.
— Ты исключение. Тебя можно. Ты уже умирала, и не один раз. И все равно выползаешь с того света, тварь живучая. Только все равно я тебя убью. Снова. Я буду убивать тебя до тех пор, пока ты все-таки не сдохнешь!
— Напрасные усилия. Патрик вытащит меня. Он сильнее тебя.
— Напрасно ты так думаешь.
— Я не думаю, я знаю. Я помню, как он тебя швырнул об стену в Париже. Стоит ему заворчать, и ты сразу хвост поджимаешь и сбегаешь! Что будет, когда он вырастет?
— Этого ты уже не узнаешь! Хотя мне бы хотелось, чтобы узнала… Но ты будешь уже в нашем мире с остальными мертвыми проклятыми, будешь питать его своей энергией, а мы — здесь, в твоем мире, который станет нашим.
— Мечтать не вредно, нечисть. Патрик убьет тебя, освободит проклятых, и он никогда не выпустит сюда других таких же уродов, как ты!
— И как он, заметь… — усмехнулся снова Луи.
— Нет. Не как он. Он человек, пусть даже и наполовину.
— О, от этого бремени легко избавиться, оказывается. Я избавился. И он избавится.
— Не избавится, потому что он хочет быть человеком.
— Просто он себя не помнит, а когда вспомнит — все изменится. Он не захочет быть человеком. Бог не захочет оставаться червяком, вспомнив о том, что он бог.
— Что? Вы не боги! Боги не могут быть такими уродливыми и мерзкими! — Кэрол зло засмеялась.
— По сравнению с вашим видом, мы — боги, потому что вы так ничтожны! И понятия не имеете, кто мы.
— Имеем. Вы — какие-то отвратительные потусторонние твари, настолько никчемные, что находитесь на грани вымирания. Как же так вышло, если вы такие великие? Тоже мне, боги! Кто никчемный? Человечество процветает, а вы почти вымерли, вас остались единицы! Так кто из нас никчемный, а? Выживают сильнейшие, так? Вы вымираете, мы — нет. Так кто из нас сильнейший?
— Человечество по сравнению с нами — младенец. Человечество и мы — это эмбрион и тысячелетний старик. Вы — всего лишь вспышка в одном из миров, вспышки энергии, которые быстро исчезают. Ты понятия не имеешь, сколько таких миров мы повидали и пережили. Это наша пища. Мы выискиваем такие источники энергии и живем за счет них. Называем их очагами. И ваш мир — всего лишь очередной очаг. Только настали тяжкие времена. Очагов энергии стало меньше. Отыскать их все труднее. Ваш очаг — последнее, что мы смогли найти. Но не переживай, мы не опустошим его с той стремительность, с какой опустошали раньше другие очаги, во времена изобилия. Нас осталось действительно мало, а в вашем мире очень много энергии. Мы не собираемся уничтожать ваш очаг, он нам нужен, потому что пока другого у нас нет. Он единственный источник нашего питания. Нас мало, ваш очаг будет питать нас очень долго. Как уже давно питает.
— А почему вас мало? Разве вы не размножаетесь?
— Сейчас это запрещено. В тяжелые времена, когда очагов становится мало или они почти исчезают, короче, когда наступает голод, мы не размножаемся. Когда очаги снова появляются и голод не грозит, тогда только снова разрешается.
— Если вы не размножаетесь, как же вы до сих пор не вымерли все? Старики умирают, дети рождаются. Нет детей — все, конец.
— Это у вас так, несчастная, ты нас не сравнивай. У нас нет стариков и детей. У нас совсем другой цикл жизни. Мы не растем, не стареем и не умираем, не живем по отведенным срокам, как примитивные формы жизни, типа вас. Не подыхаем, потому что время пришло, или потому что болезнь одолела. У нас нет старости, нет возраста и болезней. Нас нельзя убить, нанеся физическое увечье, как вас. Голод, отсутствие энергии — единственная причина, способная лишить нас жизни. И мы никогда не нарушаем свои законы, как любите делать вы, люди. Поэтому мы никогда не вымрем. Мы пережили много периодов, когда исчезали очаги, и только благодаря тому, что не нарушали законы.
— И как?
— Максимально сокращали численность, оставляя только охотников, самых лучших, которые ищут очаги.
— То есть, остальных обрекали на смерть.
— Не на смерть. У нас нет смерти. Есть отсутствие жизни.
— Разве это не одно и то же?
— Нет, не одно и то же.
— А как же потом, когда тяжелые времена проходят, вы снова размножаетесь? Вы оставляете для этого в живых женщин?
Луи презрительно фыркнул.
— У нас нет женщин или мужчин! Нет пола.
— Как это? Но как же вы тогда размножаетесь? Как вообще появляетесь на свет?
— Двумя способами. Либо создаем новую особь, либо возвращаем к жизни старую. Мы предпочитаем последний способ. Новые особи создаются крайне редко, это занимает много времени и очень много энергии, в этом нет необходимости, проще и быстрее вернуть старую.
— Вы оживляете умерших?
— Они не умершие. Мы не умираем, я же сказал. Мы перестаем жить, если лишить нас энергии. Но если энергию вернуть — возвращается и жизнь. Наши тела не разлагаются и не исчезают, как ваши, когда энергия их покидает. Даже если в ваше тело вернуть энергию, это не вернет ему жизнь. У нас по-другому.
— Круто! — не выдержал Патрик, подслушивающий их из другой комнаты. — Значит, я бессмертный?
— Можно и так сказать. Но сейчас в этом мире ты уязвим. Твое человеческое тело питает тебя необходимой энергией, сохраняя в тебе жизнь. Пока ты не окреп достаточно в этом мире, чтобы лишиться этой энергии, этого тела и иметь возможность совсем без него обходиться, как я теперь. Для этого тебе надо напитаться и накопить в себе намного больше энергии, чем дает это тело. Я поглощал ее долгие годы, всю свою человеческую жизнь, и все равно не знал, что смогу существовать здесь вот так… без человеческого тела, сам по себе. Эту энергию я должен был передать тебе, чтобы ты быстрее окреп. Так мы всегда делали. Передавали энергию и уходили домой. Вот когда ты перестанешь зависеть от человеческого тела и станешь, как я — вот тогда ты станешь неуязвим. Как в нашем мире.
— Бессмертие, это, конечно, крутая штука в вашем мире. А вот отсутствие девчонок — это полная лажа. У вас нет любви, нет секса? Вы что, все одинаковые? Но так же не интересно! Фу-у! Даже представить страшно такую жизнь! Кошмар, а не жизнь! Зачем вы тогда вообще живете?
— Не равняй на человеческую жизнь. Да, у нас все не так, но это не значит, что наша жизнь плохая. Нет, она намного ярче и насыщеннее, чем человеческая. У нас есть и радости, и удовольствия…
— Какие? Что у вас есть? Ни любви, ни секса, ни детей, ни родителей! — Патрик разочарованно скривился. — В вашем мире даже нет женских сисек — это отстойный мир! Не удивительно, что я оттуда сбежал. Нет уж, спасибо, лучше тогда я и дальше буду оставаться человеком, вырасту мужиком в мире, где полно красивых девушек, а не в мире, где все одинаковые и вместо того, чтобы трахаться и делать детей, оживляют мертвяков… Б-р-р! Даже в кошмаре такое не приснится.
Кэрол рассмеялась, ласково смотря на него.
— Ничего, Болли… ты все вспомнишь и изменишь свое мнение. Сейчас в тебе говорит человек.
— Это потому, что я и есть человек. Я мужчина. И я хочу быть мужчиной. А не чем-то… А у вас что, даже никаких половых органов нет?
— Нет.
— Боже, ужас! — мальчик в неподдельном отвращении передернул плечами и скривился. — Нет уж, я свой… ни на что не променяю! Прости, мам, за пошлость.
Продолжая ухмыляться, Кэрол повернулась к окну, вглядываясь между деревьями.
— Полностью разделяю твое мнение, сынок.
— Глупцы! Вы просто ничего не понимаете и не знаете! — разозлился Луи.
— И кто, выходит, амеба? Кто одноклеточные? Кто примитивные организмы? Кто червяки? — глумился Патрик. — У вас даже писек нет! Даже червяки трахаются! Значит, вы еще примитивнее червяков! Настоящие амебы это вы, а не мы!
— Я не собираюсь выслушивать эти глупости. Я больше ни слова тебе не скажу. Ничего не буду рассказывать. Сам вспомнишь. И сам поймешь, какие глупости ты говорил!
— Вали-вали, амеба оскорбленная! — хохотнул Патрик.
Прошло не меньше двух часов, прежде чем появились проклятые.
Кэрол и Патрик, караулящие у окон, одновременно их заметили.
Осторожно и неторопливо они крались между деревьями, прячась за стволы.
— Что вы прячетесь, мы все равно вас видим! — прошептал мальчик.
Все, как один, резко застыли на месте.
— Они меня слышат! — воскликнул Патрик.
— Скажи им, чтобы убирались отсюда подобру-поздорову.
— Они не знают, кто я такой, Луи им не сказал. Мам, среди них сильные проклятые… как ты. Которые тоже так умеют… Вон, смотри, у них глаза красным светятся, как у нас. А я думал, только ты так можешь… — Патрик прищурился, вглядываясь в незнакомые угрюмые лица. — Остановитесь! Или умрете. Я ваш повелитель, не Луи! Вы должны слушаться меня!
Проклятые в замешательстве и удивлении стали переглядываться. Потом один из них, самый высокий, решительно пошел вперед, сверкая кроваво-красными глазами.
Кэрол вскинула ружье на плечо и прицелилась.
Мужчина остановился, когда раздался выстрел и пуля ушла в снег прямо перед ним.
— Выходи! Ты должен пойти с нами! — закричал он зычным голосом.
— Что ты орешь? — прошептал Патрик, держа его на мушке. — Я и так тебя слышу. Слышу все твои мысли. Убирайся отсюда, Брюс. И уводи всех остальных.
— Нас много, тебе придется подчиниться! — снова крикнул Брюс, вынимая из-за пояса пистолет, и вдруг бросился вперед. — Рассредоточились! Окружаем дом! Вперед, быстро! Бабу убить! В мальчишку не стрелять!
Его команды оборвались, когда в грудь вонзилась пуля, сбивая с ног.
Остальные, кроме Брюса и еще одного, в которого попал Патрик, тут же спрятались за деревья.
— Как только высунутся — стреляем, — прошептала Кэрол, не отрываясь от мушки.
— Мам, прячься! — вдруг взвизгнул Патрик, и в тот же миг из-за одного из деревьев выглянул мужчина с вскинутой на плечо винтовкой и выстелил. Кэрол метнулась вниз, от неожиданности выронив ружье. Пуля пролетела у нее над головой, вонзившись в стену.
Патрик поспешно выстелил в него, но промазал и тот успел спрятаться обратно за ствол.
— Не высовывайся! — дрожащим голосом велел мальчик. — Луи видит нас, он отдает им приказы… как только поднимешься, он даст им команду стрелять в тебя… Сука, ублюдок, отстань от нас!
Подобрав ружье, Кэрол поднялась на колени и осторожно потянулась к окну.
— Нет, я сказал! — вскричал Патрик испуганно.
Кэрол замерла, когда загремели выстрелы снаружи.
Патрик, водя ружьем из стороны в сторону, пытался попасть в стремительно выскакивавших из укрытий нападавших, передвигающихся короткими перебежками от дерева к дереву. Его охватило отчаяние, когда он понял, что это не просто проклятые, а хорошо обученные военные, которые действовали слаженно, стремительно и профессионально.
— Они нас окружают! — прохрипел мальчик ошарашено. — Это солдаты, мам… Нам не справиться с ними…
Кэрол стиснула ружье дрожащими пальцами.
— Ничего. Справимся. Бери оружие, спрячемся в подвале. Пусть попробуют нас оттуда достать. Туда всей толпой не вломишься, только по одному… Сунутся, по одному и будем отстреливать. Патронов много, еды и воды там хватит. Не возьмут они нас, сынок!
Поспешно собрав все оружие, они перенесли все к подвалу.
— Одеяла. Бери все, что есть!
— Обогреватель! — вспомнил Патрик и бросился в спальню, где у кровати стоял электрический обогреватель, который они ни разу еще не включали, потому что тепла от камина было достаточно. Они не знали даже, работает ли он. Но проверять сейчас времени не было. Схватив его, мальчик побежал обратно.
Кэрол уже к тому времени спустила вниз все оружие и сбросила вниз их куртки. одеяла, подушки.
— Быстрее! — поторопила она Патрика.
Прижимая обогреватель к груди, он осторожно спустился вниз. Перехватив у него обогреватель, Кэрол бросила встревоженный взгляд наверх, расслышав шорох.
— Закрывай! Они уже в доме!
Метнувшись вверх по лестнице, Патрик поспешно опустил крышку и сдвинулся в сторону, когда рядом протиснулась Кэрол и, просунув в ручку-скобу веревку, протянула ее под деревянной ступенькой, потом еще раз и еще, крепко привязывая крышку подвала к лестнице.
Не успели они завязать последний узел, как сверху приблизились чьи-то тяжелые шаги, потом крышку дернули, пытаясь поднять.
— Выходите! — прозвучал у них над головой мужской голос.
— Нет! Не выйдем! А сунетесь сюда — по одному перестреляем! — отозвался вызывающе Патрик.
— Вы замерзнете! — подал голос Луи.
— Значит, замерзнем! Но все равно не выйдем! Пусть все уходят!
— Ты что, ради спасения своей шкуры готова допустить, чтобы твой сын замерз в этом подвале? — обратился Луи к Кэрол.
— Не замерзнет, — Кэрол спустилась вниз за Патриком и, наклонившись, подхватила с пола куртки и протянула одну мальчику.
Одевшись, они с замирающими сердцами включили в розетку обогреватель. Присев, Патрик повернул колесико выключателя. Обогреватель ожил, тихо зашумев, подув быстро нагревающимся потоком воздуха. Мальчик отрегулировал температуру и с широкой улыбкой взглянул на Кэрол. Та улыбнулась в ответ, ободряюще подмигнув.
— Все хорошо, мам, — он шагнул к ней и обнял. Она крепко поцеловала его и, подобрав ружье, с тревогой посмотрела наверх, прислушиваясь к шагам.
— И долго вы там просидите? — хмыкнул Луи. — Бензин закончится, генератор сдохнет — и все. Придется выйти, чтобы не замерзнуть.
— Здесь много бензина, пока хватит. Может, твои люди решат сюда спуститься, мы их по одному перестреляем и, когда никого не останется, спокойно выйдем, — с насмешкой огрызнулся Патрик. — А может, мне на помощь придет мое бесполое чудовище и растерзает всех твоих проклятых на куски? Оно так может?
Луи умолк, не ответив.
— Я пытался его позвать, — тихо прошептал Патрик Кэрол. — Оно не приходит. Почему?
— Может, не хочет? — Кэрол пожала плечами и, перевернув одну из канистр, положила на нее подушку и села, поставив между колен ружье.
— Но ведь оно должно меня защищать, оно же появляется, когда мне угрожает опасность, когда я злюсь или мне страшно. Оно должно было появиться, как только заявились проклятые! Я и злился, и боялся. Почему же оно не отреагировало?
— Может, оно с Луи заодно? — грустно предположила Кэрол. — Ведь тебе сейчас ничего не угрожает. Они хотят отвезти тебя к нему. Они моей смерти хотят, не твоей.
— Хочешь сказать, что моему чудовищу все равно, если тебя убьют? Нет. Оно же появилось тогда в Париже. И с Хьюго, когда он утащил тебя в спальню. Оно — это я. Оно не может желать твоей смерти. Должно защищать тебя, как и я.
— Это ты так предполагаешь, но мы ничего о нем еще не знаем. Ничего. Поэтому давай рассчитывать только на себя сейчас. Больше не на кого.
— Вот бы пришли Нол и Исса! Они бы живо расправились со всеми этими ублюдками, — подавленно прошептал мальчик, соорудив себе стул из канистры и подушки, как Кэрол.
— Их нет, — грустно отозвалась Кэрол, не скрывая своей печали по этому поводу. — Мы одни. И нас больше некому защитить. Но мы и сами не пропадем. Не на тех напали, правда, сынок?
Она снова ободряюще ему подмигнула.
Некоторое время они молчали, прислушиваясь к шагам и голосам наверху.
— Как думаешь, они попытаются сюда спуститься?
Кэрол пожала плечом.
— Даже если попытаются… они не смогут сразу войти больше, чем по одному. Если бы они хотели убить нас обоих, тогда наверняка бы попытались вломиться. А так, даже если им удастся пристрелить меня, ты вполне способен застрелить каждого, кто сюда сунется, потому что стрелять в тебя они не могут. О чем они думают, ты слышишь?
— Да. Они в растерянности. Не знают, что делать. Ждут команды Луи. А тот еще не решил. Видимо, думает.
Они снова замолчали в тревожном ожидании, потом Патрик вдруг расплылся в радостной улыбке.
— Он велел им пока к нам не лезть! Но и не уходить. Ждать.
— Ждать чего?
— Не знаю. Он не сказал. Они сами не поняли, чего. Но они остаются здесь, мам. Луи отступать не намерен.
— Значит, мы пока остаемся здесь, — Кэрол вздохнула, поджав губы, и усталым движением отставила ружье к стене.
— Наверное, они будут ждать, пока мы не сдадимся. Но ведь мы не сдадимся, да, мам?
— Нет, конечно.
Кэрол откинулась на стену и закрыла глаза, стараясь не подпустить к себе мысли о другом варианте, которые мог подслушать Патрик. О том, что она не готова к тому, чтобы умереть в этом подвале. Вернее к тому, чтобы он здесь умер, когда перестанет работать генератор, и они начнут околевать от холода. Вряд ли одеяла их спасут. Подвал был глубоким и холодным. Мороза здесь, конечно не было, но сколько они продержатся в холоде, пока не начнется переохлаждение?
Патрик не был бессмертным, как говорил Луи, по крайней мере, не в своем человеческом облике. Иначе зачем бы Луи так волноваться о том, что фанатики могут его убить? Он говорил, что Патрик еще не набрался достаточно сил, чтобы стать неуязвимым. Значит, сейчас он вполне уязвим. Ему можно навредить, убить. Он может умереть сам. Например, от холода.
Но, конечно, она этого не допустит.
Возможно, чтобы сохранить ему жизнь, ей придется все-таки сдаться. Если не будет иного выхода. Тогда ее убьют, а его заберут. Но он будет жив. А это было главным.