— Ты слышишь это? — спросила Весюткина Круглову.
Они находились во дворе больницы и наблюдали за всем, происходящим вокруг. С неба падали крупные снежинки — необычное явление для апреля, но оно не вызывало у людей восторга, только еще больше нагоняло паники. Через каждые три минуты ярко вспыхивала ледяная пленка. Толщина ее увеличивалась за счет того, что сверху нарастал новый слой. Благодаря прожекторам было отчетливо видно: где она только что образовалась, а где уже имела второй слой. Если первый слой был гладким, сплошным, то второй был неоднородным, состоящим из каких-то ледяных фигурок, разных по величине.
— Что — слышишь? Ты о чем? Инга, что с тобой? Ты какая-то вся белая.
— Стоны. Словно стонут раненные или смертельно больные люди. Неужели ты не слышишь?
— Инга, давай уйдем отсюда… Инга!
Круглова в считанные секунды сообразила, что Весюткина теряет сознание, и успела ее подхватить, когда та начала медленно оседать на землю. Елена Степановна дотащила Ингу Вацлавовну до скамейки, усадила ее, и, держа одной рукой за плечо, второй приподняла ее подбородок и посмотрела в расширенные зрачки.
— Инга, в чем дело? Что с тобой?
— Им всем плохо, они просят о помощи, — зашептала Инга.
— Кому плохо? — сквозь зубы спросила Круглова и почувствовала, как мурашки поползли по спине.
— Им всем… здесь находящимся…
— Инга, ты меня пугаешь!
— Но мы не сможем им помочь.
Елена Степановна еще раз глянула в глаза своей подруге и поняла, что Весюткина чем-то одурманена и потому несет бред. Круглова ударила ее по щеке, но ничего этим не добилась.
— Бойся девушки в черном.
— Инга, очнись, я умоляю тебя! — заорала Круглова. — Люди, есть у кого нашатырь?
Инга Вацлавовна закатила глаза и стала валиться набок. На крик Кругловой прибежал заведующий хирургическим отделением Николаев.
— Что с ней? — спросил он.
— Сама не пойму. Как будто в нее кто-то вселился. Одержимая какая-то.
— Не говори глупостей, — Николаев взял на руки легкую, как пушинка, Весюткину и ринулся к входным дверям.
Круглова опередила его и распахнула створки. С легкостью спортсмена Николаев побежал по коридору первого этажа.
Люди, сидевшие на скамейках и стульях в ожидании того, что скоро все закончится, как дурной сон, проводили взглядом удаляющегося в сторону левого крыла Павла Петровича с его легкой ношей и бегущую за ним Елену Степановну.
Николаев занес Весюткину в первый бокс приемного покоя и уложил на кушетку.
— Ирочка! — крикнул медсестре Николаев. — Срочно несите нашатырь.
Медсестра быстро принесла пузырек и, смочив ватку, протянула ее Павлу Петровичу. Тот отмахнулся от ватки, вырвал из рук Ирочки пузырек с нашатырем, открыл его и поднес к носу Весюткиной.
Инга Вацлавовна резко вздрогнула и широко открыла глаза. Ее сразу же затошнило и чуть не вырвало.
— Инга, что с тобой? — заплакала Елена Степановна.
— Все в порядке, просто голова закружилась и немного подташнивает… Потолок плывет перед глазами… Чувствую, как сердце колотится в груди.
— Инга Вацлавовна, вы случайно не беременны? — поинтересовался Николаев.
— Хотелось бы, Павел Петрович, но от вас… разве дождешься, — слабо улыбнулась Весюткина. — Вроде полегчало… Я сегодня почти ничего не ела. День какой-то дурацкий выдался. А на голодный желудок еще и не такое бывает.
Круглова смочила полотенце холодной водой и осторожно вытерла лицо Инги.
— Павел Петрович, вы можете идти. Я думаю, что дальше все будет в порядке. Я за ней пригляжу.
— Ну, давайте, девчонки, не хворайте больше! — произнес Николаев и покинул бокс, тихо закрыв за собой дверь.
— Ты меня напугала, — сказала Круглова.
— А что хоть произошло? Если честно, я ничего не помню, — ответила Весюткина.
Груша не знал, что ему делать. Василий и Пузырь смотрели на него стеклянными глазами и несли полную чушь.
— Смотри на нас и принимай все так, как оно есть, — пятый раз повторил Василий и потянулся руками к Груше.
— Ты глупый, Груша, и слабый. И не тебе делать выбор, — произнес Данька Пузырёв и тоже выставил свои руки.
Василий и Пузырь шагнули вперед.
— Принимай все так, как есть, — прошептали они в унисон.
— Ага, пацаны, я все учту. Вы только не переживайте по этому поводу, — сказал им Груша, попятился и повернулся лицом к выходу.
И вдруг прямо перед ним появился Федор Иванович. Он стоял в проеме дверей и улыбался. Виталик встал как вкопанный. Его сердце чуть не разорвало грудную клетку.
— Что с тобой, Груша? — участливо спросил старик. — Ты чего такой напуганный?
Виталик сжал кулаки и двинулся прямо на Федора Ивановича.
— Пропусти меня, а то худо будет! — заорал он.
Старик сделал шаг в сторону и показал Груше рукой на выход.
— Иди, сумасшедший. Кто тебя держит?
Сразу же после этих слов за спиной Груши раздался хохот. Груша обернулся и посмотрел на Василия и Пузыря. Глаза у них были живые, не стеклянные, словно оттаяли.
— Груша, ха-ха… Тебе надо лечиться, пока не поздно, — заговорил сквозь смех Василий. — Правильно, я говорю, Пузырь?
Пузырь кивнул, корчась от смеха. Груша кинул взгляд на Федора Ивановича. Тот тихо смеялся, качая головой.
— Да, пошли вы все!!! — крикнул Груша и выскочил из палаты.
Магамединов напоил Весюткину чаем с мятой в своем кабинете и приказал:
— Ложись на диван и засыпай. Я тебе укольчик хороший сделал. К утру будешь как новенькая.
— Спасибо, Максим, — поблагодарила Инга Вацлавовна, легла на подушку и вытянула ноги на диване. Потом она шаловливо взглянула на Круглову с повязкой на голове и высунула язык. — Не смотри так на меня. Теперь моя очередь, чтобы за мной поухаживали.
— Лежи, кто тебе не дает… В следующий раз просто так и скажи, что хочешь, чтоб мужики за тобой поухаживали… без всяких этих концертов с обмороками… Тут достаточно свистнуть. Знаешь, сколько желающих сбежится?
— Видимо, что-то у меня со «свистелкой» не в порядке. Свищу-свищу, а они меня не слышат.
— Неправда! Вон Павел Петрович вмиг нарисовался.
— Николаев, что ли? Я в свое время на него столько косметики перевела, столько флаконов духов на себя вылила — бесполезный вариант, короче… Я лучше вон, Максиму Викторовичу глазки буду строить. Глядишь, еще кружку чая мне сделает.
Максим Викторович смущенно заулыбался. Круглова это заметила и помахала ему пальцем перед носом:
— А вы не улыбайтесь так, Максим Викторович. Вам нельзя! У вас жена есть. Если вы всем женщинам с таким рвением будете чай готовить — на одной заварке разоритесь.
— Хорош чепуху молоть, — сделал серьезное лицо Максим Викторович. — Мне вот что в данный момент не дает покоя: куда подевался Погодин? Каморка у него закрыта. Вдруг ему стало плохо, и он там, в каморке у себя валяется без чувств на полу?
— Тогда надо выломать дверь, — решила Круглова (перебинтованный боец спецназа). — Я думаю, нам это простят.
Когда Круглова и Магамединов подошли к каморке Погодина, их ждал очередной сюрприз. Максим Викторович постучался и затем нажал на ручку двери. Дверь не открылась.
— Петр Алексеевич, ты у себя?
В ответ раздался громкий стук, будто кто-то с той стороны тоже решил постучать по двери. Магамединов вздрогнул:
— Эй, кто там?! Алексеич? Открой!
В дверь уже не просто стучали, а колотили изо всех сил — казалось, что человек десять с той стороны решили развлечься таким необычным образом.
— Пошли отсюда, я прошу тебя, — прошептала Елена Степановна. — Что-то мне все это не нравится.
— Нет уж! Пока я не узнаю, что там происходит — я не успокоюсь!
Магамединов стиснул зубы и со всей силы ударил в дверь ногой. Дверь не выдержала удара и распахнулась, громко стукнувшись о стенку.
В каморке Погодина никого не оказалось. Елена Степановна перекрестилась.
— Чертовщина какая-то! — тихо произнесла она.
На маленьком круглом столике находился ноутбук в режиме ожидания. Магамединов подошел к столу и пошевелил мышкой. Через мгновение на экране засветился фоновый рисунок. Увидев изображение в ноутбуке, Магамединов почувствовал, как волосы на его голове стали дыбом. Из-за плеча Максима Викторовича несмело выглянула Круглова и закричала:
— О, боже!
Магамединов аж подпрыгнул. С экрана ноутбука улыбалась девушка в черном платье с вороном на плече.
— Ты не поверишь, Максим! — воскликнула Елена Степановна. — Но мне с этой тварью уже приходилось несколько раз встречаться!
— И я с ней тоже имел честь познакомиться, — вздохнул Магамединов. — Не пойму, что в этой больнице творится, да и вокруг нее тоже… Такое ощущение, что к нам на постоянное место жительства переехал дьявол и развлекается таким вот способом.
— Как я хочу проснуться и понять, что все это — дурацкий сон, — произнесла Круглова.
Магамединов закрыл ноутбук, сунул его подмышку и вышел из каморки. Елена Степановна не отставала от него ни на шаг.
— Лена, давай попробуем найти логику во всем происходящем. Может, докопавшись до истины, мы поймем, как выбраться из этой заколдованной ситуации?
— Мне кажется, Максим, что законы логики в этой больнице уже давно не действуют. Но я согласна с тобой: нельзя сидеть сложа руки, надо срочно разбираться со всем, что здесь происходит.
В приемной морга горел тусклый свет. На трех скамейках этого закутка, отделенного от коридора двухстворчатыми дверями, расположилось шесть человек. На первой скамейке сидела пожилая супружеская пара, на второй скамейке — отец и его семнадцатилетняя дочь, а на третьей — два студента из мединститута: Вадим и Жора.
— Когда они уже разберутся с воротами, — возмущалась пожилая женщина. — Беспредел какой-то! Все ж мы люди — нам есть хочется.
Пожилой мужчина, порылся в кармане серого плаща, достал из него шоколадную конфету и протянул жене.
— Держи.
— Вот же еврей старый! Держал конфету до последнего, пока я на голод не пожаловалась, — шутливо зарычала пожилая женщина и забрала конфету. — А ну-ка, выворачивай карманы. Может, в них еще что-нибудь завалялось.
Пожилой мужчина отодвинулся:
— Отстань, дорогая! У меня больше ничего нет.
Женщина быстро проглотила конфету и продолжила атаку:
— Ай-яй-яй! А чего же ты тогда так разволновался?
Пока супруги ругались из-за конфеты, из-под дверей лаборатории выплыло светящееся пылевое облачко размером с два человеческих кулака. Оно было очень яркое и красивое и переливалось разными цветами. Облачко поднялось на полтора метра вверх и полетело по коридору, затем завернуло за угол и влетело в открытые двери приемной морга.
Пожилой мужчина первым заметил это светящееся пылевое образование и, раскрыв рот, стал смотреть на него.
— Что это за чудо? — спросил он, а облачко тем временем заскользило в его ладонях.
Маргарита вздрогнула и повернулась лицом к мужу. Облачко поднялось чуть выше и подлетело к пожилой женщине. Та, словно по команде, быстро выставила руки ладонями вверх. Облачко опустилось на ее руки, затем чуть-чуть приподнялось и завращалось вокруг своей оси.
— Смотрите, какая прелесть! — вскрикнула пожилая женщина, и отец с дочерью взглянули на странное переливающееся разными цветами явление.
Облачко моментально среагировало на их взгляд: оно оттолкнулось от рук Маргариты и полетело к отцу и дочери.
— Интересно, что это такое? — вновь задался вопросом пожилой мужчина.
Молодой отец вытянул ладони.
— Может быть это душа человека, — произнес он, когда облачко опустилось на его руки, а затем приподнялось и завораживающе завращалось над ними. — Она прощается с нами.
Вадим и Жора молча наблюдали за движением облачка. Жора открыл рот, чтоб что-то сказать. Но ничего не сказал, так и оставшись сидеть с открытым ртом.
Дочь молодого мужчины потянулась двумя руками к облачку, и пылевое образование сразу же перелетело к ее рукам, опустилось на них и засветилось огненно-желтым светом, как солнце.
— Матерь божья, что это творится? — закричал Жора и на его лице отразился испуг.
С голов пожилых супругов сыпался какой-то странный «блестящий песок», а головы их уменьшались на глазах.
Жора вскочил со скамейки и кинул взгляд на Вадима:
— Вадим, мне это не мерещится? — с надеждой спросил он.
— Я, думаю, что нет, — дрожащим голосом ответил ему Вадим. — Не может же это все мерещиться нам обоим.
Жора вновь взглянул на пожилую супружескую пару и закрыл рот двумя руками.
— О, боже, — застонал он.
Пожилые люди сидели уже без голов. Из их рукавов на пол сыпался песок вперемешку со светящейся пылью. То же самое начало происходить с отцом и дочерью. Головы их уменьшались в размерах. Молчаливое удивление на их лицах сменилось пустотой: исчезли брови, ресницы, глаза, рот, губы — все это превратилось в песок и пыль.
Облачко опустилось над образовавшейся пылью (возле скамейки, на которой сидела пожилая супружеская пара), втянуло пыль в себя и увеличилось в размерах.
Вадим сорвался с места и бросился к выходу.
— Уходим отсюда! — завопил он и выбежал из приемного отделения.
Жора выскочил вслед за ним.
— Я… херею! — не успокаивался Вадим.
Жора еле его догнал, обернулся и увидел, как из-за угла коридора вылетело светящееся облачко и набрало скорость. Жора посмотрел вперед и прикинул расстояние до лестницы, ведущей на первый этаж. Впереди был еще большой кусок коридора до дверей, которые можно было наглухо закрыть.
— Вадим, мы не успеем, оно нас догонит.
— Беги, дурень, не останавливайся, — крикнул ему Вадим. — И не оборачивайся!
Облачко играючи сократило расстояние между ними вдвое. Жора и Вадим рванули изо всех сил и помчались по коридору с такой невероятной скоростью, что они могли бы стать чемпионами мира по бегу. Но облачко беспощадно приближалось к ним все ближе и ближе.
Вдруг Вадим заметил слева какую-то очень узкую дверь. Не задумываясь, он прыгнул к ней и дернул за ручку. Дверь со скрипом отворилась. Вадим и Жора, не говоря ни слова, протиснулись в коридорчик и торопливо захлопнули за собой дверь…
В узком коридоре, по которому бежали Вадим и Жора, горел неприятный розовый свет, давящий на глаза. Вадим внезапно остановился, не задумываясь о последствиях такой резкой остановки, и на него налетел Жора. Они оба грохнулись на пол.
— Куда это мы попали? — произнес Вадим, потирая ушибленную коленку.
Жора посмотрел в сторону узких дверей, которые стали их спасением.
— Неважно! Главное, что мы оторвались от этой дряни.
Вадим и Жора поднялись и уже спокойным шагом пошли по коридору.
— Я это зрелище никогда не забуду, — прошептал Вадим.
— Не бухти! Давай искать выход, — сказал ему Жора.
Вадим показал рукой куда-то вдаль коридора.
— Мне, кажется, что там кто-то стоит.
— Где? Что? — вскрикнул Жора и выглянул из-за плеча Вадима.
Действительно, впереди возвышалась что-то темное.
— Не шевелится, — прошептал Жора.
— Пошли, — буркнул Вадим и ускорил шаг. — Если честно, после этого летающего… облачка что ли… по-другому то, что мы видели, и не назовешь… мне ничего уже не страшно.
— Тогда представь, что там впереди десять таких тучек, — посоветовал Вадиму Жора.
— Иди ты в жопу! Сам представляй, если хочешь.
— Нет уж! С меня хватит. У меня такое ощущение, что мы с тобой сидим в кино на «сто Д» и пока не обделаемся, киносеанс не закончится.
— Такое еще не изобрели, — пробубнил Вадим.
Жора ухмыльнулся.
— С чего такая уверенность? Представь, что на нас испытывают эффект полного присутствия в кино.
Вадим остановился и издал задним местом неприличный громкий звук. Затем скривился и покрутил головой по сторонам.
— Фу, чем это здесь попахивает?! — возмутился он.
После чего посмотрел на Жору. У того на лице появилось недоумение.
— Ну и где твоя настоящая реальность? — спросил Вадим. — Почему сеанс еще не закончился? Где титры?
— Фу, Вадим, что это было? — произнес Жора, зажав нос двумя пальцами.
Вадим улыбнулся в ответ:
— Проверка твоей гипотезы опытным путем.
— Фу, террорист хренов! — заорал на него Жора. — Предупреждай в следующий раз, что опыты собираешься ставить.
Наконец, парни приблизились к тому, что не могли разглядеть издалека. Перед ними на полу стояли какие-то закрытые металлические контейнеры размером с чемодан. За контейнерами в стене был виден проем, ведущий в какую-то шахту, похожую на лифтовую.
Вадим осторожно заглянул в эту шахту. Она уходила далеко вниз, конца и края ее не было видно. К стенам шахты была прикручена металлическая конструкция с большим количеством проводов.
— Интересно, что это за шахта такая? — спросил Вадим. — Для чего она может быть предназначена?
— Кто ее знает, — ответил ему Жора.
Вадим смотрел вглубь шахты и думал о ее предназначении. Конструкция из толстых прямоугольных секций шла по всему периметру стены и так же, как и шахта спускалась далеко вниз. Она представляла собой каркас, к которому прикреплялись провода различной толщины.
Жора рассеянно коснулся рукой металлического контейнера… И мгновенно получил удар током. Его как следует тряхнуло возле злобных контейнеров и откинуло на два метра назад. Он ударился спиной об стенку и задним местом приземлился на пол.
Волосы на его голове встали дыбом. Жора посмотрел на пальцы своих рук — они были черными.
— Ё-мое! Сегодня не мой день, — с отчаянием в голосе произнес он.
Вадим подошел к Жоре и протянул ему руку.
— Как ты? Сильно досталось?
Жора с его помощью поднялся с пола.
— Лучше не спрашивай! — пробормотал он.
— Сам виноват, — заметил Вадим и пошел дальше по коридору.
Жора двинулся вслед за ним.
— Спасибо за сочувствие!
Коридор вывел их к двухстворчатым металлическим дверям. Вадим нажал на ручку и вышел на лестничную площадку. Интересное и странное открытие их ожидало на лестничной площадке.
Вадим и Жора, склонившись через перила, смотрели на лестницу. Она уходила куда-то вниз, а не вверх.
— Чем дальше, тем хуже, — заметил Вадим. — Нам бы вверх, а не вниз. Может, пойдем назад?
— Я точно не пойду! — замотал головой Жора и начал спускаться по ступенькам вниз. — Облака всякие, ящики дурацкие, током бьются… Не-не, я пас.
Вадим догнал Жору и схватил его за плечо.
— Бог с тобой! Пошли вниз! Только вот интересно, куда мы выйдем.
В семь часов утра терапевтическое отделение ожило. Из палат стали выглядывать больные. На посту проснулась дежурная медсестра. Из ординаторской вышел Борис Анатольевич Беленький с серебристым металлическим кейсом в правой руке и зашагал по коридору в сторону вестибюля.
Через десять минут Александр Михайлович Шарецкий зашел в туалет, прикурил сигарету и глубоко затянулся. Его руки тряслись мелкой дрожью, со лба крупными каплями капал пот. Докурив, он направился на осмотр третьей палаты.
Магамединов открыл глаза и понял, что лежит на полу, прислонившись головой к дивану, на котором спала Весюткина.
— Ничего себе! — удивился Максим Викторович. — Как это мы так дружно все в одной комнате улеглись?
Круглова подняла голову и отодвинулась от стола. Повязка на ее голове съехала набок.
— Страшно было по отдельности засыпать, вот и скучковались, — произнесла она.
— И ты прямо за столом уснула? — спросил Магамединов.
— Получается так, — неуверенно ответила Круглова.
Магамединов почесал затылок и поднялся на ноги.
— Я совершенно не помню, как мы ложились спать. Последнее, что я помню, это как мы с Шарецким и Беленьким болтали обо всем происходящем в ординаторской.
Весюткина спросонья потянулась на диване.
— Я-то все помню. Ты мне сделал укол, и я сразу же заснула, — сказала Инга Вацлавовна.
— Действительно, — тяжело вздохнула Круглова. — Как я могла, опустив голову на стол, проспать всю ночь на стуле и ни разу при этом не проснуться?
Магамединов включил в розетку электрический чайник, подошел к разрисованному морозом окну, приоткрыл форточку и выглянул наружу. Холодный воздух сразу же ворвался в кабинет. Максим Викторович в одно мгновение отскочил от окна и закричал:
— Боже, я сошел с ума!
И, не говоря больше ни слова, выскочил из своего кабинета. Круглова бросилась к окну и выглянула на улицу. Лицо ее стало белее мела.
— Мамочка родная, я не верю своим глазам, — прошептала она.
Магамединов выбежал во двор больницы. Там уже стояли несколько человек. Они смотрели за забор, и так же, как Максим Викторович, не могли уместить в своем сознании то, что видели. Одна бабулька стояла на коленях и молилась. От забора в сторону больницы ледяная пленка продвинулась метров на пять-шесть, не больше. А вот то, что творилось за забором, вызывало отчаяние и ужас.
За забором не было видно ни домов, ни машин, ни дорог, ни светофоров, ни строительного банка, знаменитого своими большими механическими часами — вообще ничего. Там расстилалась сплошная ледяная равнина. Лёд окружал всю больницу и уходил далеко, и не было видно ему ни конца, ни края.
Магамединов отвернулся. Плечи его тряслись. Ступая ватными ногами по холодной, но еще не обледеневшей земле, он вернулся в больницу и сквозь слезы посмотрел на просыпающихся от какого-то глубокого наркотического сна людей. Они еще не знали, что произошло…
В палате номер три стоял неприятный зловонный запах. Двое больных из этой палаты с трудом вставали с постели. Один из них недавно перенес инсульт и, как мог, боролся за жизнь. Второго же к постели пригвоздила непонятная болезнь. Вчера еще он спокойно передвигался по больнице, заигрывал с медсестрами и чувствовал себя практически здоровым. А сегодня уже не мог оторвать головы от подушки из-за сильного жара и недомогания.
Алексей Горин чувствовал, что с ним случилось что-то непоправимое. Все началось с того, что вчера вечером он пожаловался на изжогу. Врач ему сделал укол, после чего Алексей ощутил резкий голод и еле его утолил. Ему становилось все хуже и хуже, и он никак не мог понять, с чем это связано.
Как только Александр Михайлович Шарецкий вошел в палату номер три, он сразу же направился к Алексею Горину.
— Доктор, скажите, а это правда, что из больницы невозможно выйти? — спросил его бывший ректор сельскохозяйственной академии, а ныне несчастный пенсионер с язвой желудка.
— Я думаю, что скоро во всем разберутся, — махнул рукой Александр Михайлович. — Поэтому особо не переживайте.
— Александр Михайлович, а вы выходили сегодня на улицу, видели, что там творится? — не выдержал молодой человек лет двадцати трех, который паковал свои вещи в сумку.
— У меня работы много. Мне некогда выходить на улицу. А куда вы так стремительно собираетесь?
— Вот когда вы выйдете на улицу, тогда все поймете. Я собираюсь подняться на крышу и ждать спасательный вертолет.
— Молодой человек, не стыдно вам?! Своими действиями вы порождаете панику.
— Ой, не смешите меня! Паника… Вы еще паники не видали, вот погодите. Сейчас народ проснется… Все наверх ломанутся, а я уж там лучшее место занял.
Шарецкий поглядел на парня поверх очков.
— Если уж идете, так потише как-нибудь… Никому ничего не объясняйте: куда вы идете и зачем. Если народ побежит на крышу, по вашему примеру, то вы можете оказаться в числе первых, кто с этой крыши навернется. Просто выдавят.
— Я знаю, что я делаю, — невежливо оборвал его парень.
Александр Михайлович отвернулся от молодого человека и взглянул на Алексея Горина. Подушка больного была вся мокрая от пота. Но больше всего доктора беспокоил его сильно вздувшийся живот.
— Ну, как вы себя чувствуете? — спросил Горина Шарецкий.
— После вашего вчерашнего укола мне стало гораздо хуже, чем было, — пожаловался больной.
— По-видимому, мой дорогой, ваша болезнь стремительно прогрессирует.… Ну-ка, попробуйте сесть и поднимите руки вверх.
— Я не могу, мой живот так сильно вздулся… — Горин еле сел и, тяжело дыша, поднял руки вверх.
Шарецкий увидел подмышками больного красную сыпь и кивнул.
— Так… мне все понятно. Вы сильно не переживайте. Я уже встречался с этим редким недугом в своей практике и хорошо представляю, с чем имею дело. Сейчас поднимайтесь и идите в процедурный кабинет. Я назначу вам укол. И попрошу разрешение у заведующего отделением положить вас в шестую палату, чтобы вы были под моим постоянным контролем. Позже я все вам расскажу о вашей болезни.
— Доктор, только честно скажите, это что-то страшное?
— Все болезни страшные, если их не лечить. Ваша — поддается лечению. Если почувствуете сильный голод, дайте мне знать.
— Да я уже и так все съел, что у меня было в тумбочке.
— Ага, и холодильник, что в столовой стоит для общего пользования, наполовину опустошил. Жрал все подряд без разбора. Я сам, своими глазами, это зрелище видел, — сказал напоследок молодой человек, закинул сумку на плечо и вышел из палаты.
— Давайте-ка быстро в процедурный кабинет, — приказал Шарецкий. — Нельзя вашей болезни прогрессировать. Либо мы ее, либо она нас.
Панике предшествовал всеобщий психоз. Во дворе больницы собралось много людей — это были врачи, больные и те, кто пришел их навестить. Всех собравшихся объединяла одна общая беда. Люди молча смотрели на ледяную пленку. В глазах их были отчаяние, страх и беззащитность перед неизвестным явлением.
В центре толпы крутилась на одном месте, неотрывно глядя в небо, женщина в розовой курточке.
— Мама, ты была права, — вопила она, — весь мир сошел с ума! Мама, забери меня отсюда!!!
Людям, которые знали эту женщину, было трудно поверить, что она сошла с ума. Что ее психика дала сбой. Еще недавно она спокойно с ними разговаривала и даже шутила о происходящем.
Из толпы вышел пьяный мужичок с бутылкой водки и граненым стаканом в руках. Трясущимися руками он налил полстакана водки и протянул его женщине.
— Иди сюда, красавица, давай выпьем за апокалипсис — вот он, оказывается, какой!
Безумная женщина непонимающими глазами уставилась на мужичка, который протягивал ей стакан с водкой, и разрыдалась на глазах у всех.
— Иди ко мне, моя хорошая, я тебя успокою, — не отставал от нее пьяный мужичок. — Я специально для такого случая приберег драгоценную бутылочку.
Одна из женщин в толпе потеряла сознание, две другие завыли — словно принялись кого-то оплакивать. Сразу же к ним присоединились еще несколько женщин. Человек десять упали на колени и принялись молиться.
— Господи, спаси нас! — раздался женский крик из толпы.
— Не хотели ходить в церковь, грешники, получайте! — заорала в толпе придурковатая бабка, стараясь перекричать людей, которые зашумели, как растревоженный улей. — Думали, наверное, что все сойдет вам с рук… ага! А оно так не вышло! Всякому разврату и беспределу рано или поздно приходит конец.
К тем людям, что упали на колени, присоединились другие. Молящихся становилось все больше и больше. И вскоре почти весь двор стоял на коленях — была слышна общая молитва людей. Из глаз людей текли слезы.
Больные пооткрывали настежь разрисованные морозом окна больницы и с ужасом смотрели на «новый пейзаж». То в одном окне, то в другом окне было видно, как крестятся люди.
На крыше столпилось большое количество людей. Они смотрели на небо, покрытое тяжелыми снежными тучами, и на ледяную равнину, расстелившуюся за забором больницы…
Зарождался хаос. Шокированные люди не замолкали ни на минуту. Они стонали, плакали, что-то горячо доказывали друг другу, кричали во всю глотку. И больные, и те, кто пришел их навещать, студенты из мединститута и сами врачи, уборщицы и санитарки беспрепятственно перемещались по всей больнице. Они заходили в операционные, в рентгенологические кабинеты, кабинеты ультразвукового исследования, в столовые, в палаты к тяжелобольным.
По коридору хирургического отделения проскочили Клёпа, Зарядный и Король — крутые парни лет двадцати. С дежурного поста выскочила Алена и закричала им в спину:
— Молодые люди, вы куда?
Крутые парни остановились и повернулись лицом к Алене. На их лицах появились мерзкие улыбки.
— Какое дело тебе, красавица, до нашего «куда»? — спросил Зарядный. — Хочешь, пошли с нами.
— У нас по отделению нельзя так свободно разгуливать, — сказала Алена.
— Милая, проснись! — заржал во весь голос Король. — Теперь всем все можно!
— Подскажи, где у вас тут можно спиртиком разжиться? — поинтересовался Клёпа. — Да и сама давай с нами. Может, последний денек доживаем.
— И все у нас — в последний раз, — со значением добавил Зарядный.
— Какой, к черту, спиртик! — возмутилась Алена. — Вам здесь не магазин! Если вы немедленно не покинете отделение, я позову заведующего отделением.
— Зови, мы и ему нальем! — разрешил Король. — С сегодняшнего дня мы контролируем все спиртодвижение в больнице. Так что, присоединяйся, пока не поздно. Мы, кстати, планируем и наркотики взять в оборот… И нам хороший специалист, который знает, где они лежат, не помешает.
Король, Клёпа и Зарядный отвернулись от Алены и двинулись дальше по коридору. Прошли метров пять и остановились возле процедурного кабинета.
— Вот, куда нам надо! — воскликнул Зарядный и нажал на ручку двери.
Дверь не поддалась. Зарядный не растерялся, отошел назад и с разбегу выбил ее плечом. И вся компания, чувствуя, что наказание ей не грозит, с шумом и смехом ввалилась в процедурный кабинет.
Паника принесла свои плоды. И первый плод появился в пищеблоке (на кухне больницы). Там на электроплитах стояли большие кастрюли, в которых готовилась еда для больных. Анжела и Раиса — молодые поварихи с заплаканными лицами — колдовали над этими кастрюлями: засыпали в них картошку, солили, добавляли приправы, мешали, пробовали на вкус — и все это делали очень быстро.
— Мы, что рабами в один миг стали? — возмутилась Анжела. — Нам никто за это явно не заплатит, а мы должны супа наварить на всех голодных в больнице.
— Надо бросать все это к чертовой матери и сваливать отсюда! — предложила Раиса.
— Это тоже не выход, — ответила Анжела. — Мы с тобой ближе всех к еде находимся, кто знает, что дальше-то будет… Запасы, небось, не резиновые.
— Тогда надо сказать Варваре Семеновне, чтоб в помощь нам кого-нибудь позвала.
Открылись входные двери, и на кухню ворвалась Варвара Семеновна — заведующая пищеблоком.
— Я вышла на первый этаж и сказала, что на всех варю суп и что мне нужны добровольцы, которые по всей больнице на тележках будут возить суп и кормить людей.
— Ну и что из этого? — спросила Раиса.
— Беда, девчонки!
В подтверждение слов Варвары Семеновны резко распахнулись входные двери, и в пищеблок вломилась толпа. Люди лихорадочно хватали съестное, кричали, толкались.
— Ну так же нельзя! — закричала Варвара Семеновна. — Вы делаете хуже и себе, и другим!
Анжела и Раиса не успели даже запищать. Толпа людей снесла их, как снежная лавина. Раису прижали к электроплите, она была вынуждена за нее хвататься и отталкиваться. Бедная девушка сильно обожгла руки и кричала от боли, но обезумевшие люди не обращали на нее никакого внимания.
Люди давили и душили друг друга из-за еды. В ход пошли локти и кулаки. Раиса сползла на пол, чтоб ее не толкали на горячую электроплиту, другого выхода у нее просто не было. И в этот же момент на пол с электроплиты скинули кастрюлю с кипящим супом… Раздался общий крик боли.
В результате всего Раиса уже не сидела, а лежала на полу возле электроплиты. Все лицо ее было в слизи и волдырях. Один глаз у нее сварился, и она уже не понимала, что происходит.
Заведующий хирургическим отделением Павел Петрович Николаев сидел за рабочим столом в своем кабинете и держал возле уха трубку рабочего телефона. Он всегда старался быть спокойным и сосредоточенным, умел анализировать сложные ситуации и находить выходы там, где другие сдавались. Однако Павел Петрович был весьма самолюбив, он с трудом переваривал такие моменты, когда его игнорировали или недооценивали, проще говоря, снижали ту планку, к которой он себя приравнивал.
После того, как он поговорил с главврачом больницы о сложившейся ситуации, у него появилось впечатление, что тот совершенно его не слышит. Николаев специально зашел к нему в кабинет, чтоб найти решение некоторых серьезных проблем. Он считал, что надо заранее кое о чем побеспокоиться. Но Хмельницкий быстро дал понять заведующему хирургическим отделением, чтоб он не лез к нему с пустяками. И поэтому в данный момент Павла Петровича все раздражало, он никак не мог успокоиться.
Николаев нажал несколько раз одну и ту же кнопку телефонного аппарата и со злостью кинул трубку на стол.
— Нарочно такое не придумаешь! — заорал он. — Хорошо хоть, что еще вода и электричество не пропали.
В этот момент в кабинет ворвалась дежурная медсестра Алена и подлила масла в огонь.
— Павел Петрович, какие-то уроды забрались в процедурный кабинет, — сообщила она. — И ищут там спирт.
Николаев не встал, а взлетел со стула и закричал:
— Что за уроды, и кто их сюда впустил?!
В ответ Алена испуганно развела руками.
— Я не знаю, — взвизгнула она. — Что вы на меня кричите?!
— Ой, блин, как это все мне надоело! — заревел Николаев и выскочил из своего кабинета.
Алена бросилась за ним вдогонку.
— Павел Петрович, вы один не идите, — закричала она ему в спину. — Я сейчас еще Кривицкого позову.
— Не волнуйся! — рявкнул Николаев. — Без него разберусь!
Заведующий хирургическим отделением остановился возле выломанных дверей процедурного кабинета и толкнул их ногой.
В кабинете все было перевернуто вверх дном: выдвижные ящики стола валялись на полу, шкаф с медикаментами лежал рядом с ними.
— Ну, что мне, мальчики, скажете? — спросил Николаев и стал закатывать рукава своего белого халата.
Король увидел это и усмехнулся.
— Мужик, вали отсюда. Это теперь наша территория.
Клёпа выплюнул в сторону жвачку и достал из заднего кармана выкидной нож, нажал на кнопку, и лезвие ножа выпрыгнуло вперед.
— Если что-то непонятно, давай поговорим, — предложил он.
— Давай! — быстро согласился Николаев, сделал два быстрых шага вперед и ударил кулаком Клёпу по лицу. Все это произошло в одну секунду. Клёпа даже не успел среагировать и вместе с ножом полетел на пол, и ударился головой о подоконник, глаза его сразу закатились.
— Ну, кто еще хочет поговорить с бывшим боксером? — задал вопрос Павел Петрович. — Я в молодости, в отличие от вас, на водку и наркотики время не тратил.
Король отступил на шаг назад, обернулся и посмотрел на Зарядного. Тот покрутил мускулистой шеей и сжал пальцы в кулаки.
— Мы тоже не из говна сделаны, — произнес он, замахнулся и устрашающе рассек левой рукой воздух.
Алена стояла в коридоре и услышала глухой удар. Было понятно, что тот, кто ударил — вложил в удар всю силу. Из процедурного кабинета в коридор вылетел Зарядный, стукнулся головой об стенку и съехал по ней на пол.
— Извини, я забыл предупредить, что занимался почти каждый день, — крикнул ему Николаев.
— Не надо, я сам! — завопил Король.
Он выскочил из процедурного кабинета, и его догнала нога Николаева. Король лбом протаранил стенку в коридоре и, так же, как Зарядный, молча съехал на пол.
Когда Павел Петрович вышел из процедурного кабинета, Алена вновь узнала в нем добродушного заведующего хирургическим отделением. Ему только не хватало нимба над головой и белых крылышек за спиной.
— Аленушка, когда парни проснутся, покажешь им, где у нас здесь выход, — попросил он, и она ему молча кивнула.
Работники мастерской — Николаич и Рыжов — не сразу поняли, что случилось что-то нехорошее. Из подвала на лестницу выскочила женщина с двумя буханками хлеба в руках, промчалась вверх по ступенькам, чуть не сбив их с ног, и закричала кому-то на первом этаже:
— Антон, беги быстрее, пока на кухне хоть что-то еще осталось.
Николаич от удивления раскрыл рот и ускорил шаг.
— Что она орет такое, дура эта, — сказал он. — Черт! Там же на кухне Варвара моя!
— Николаич, люди жрать захотели! — догадался Рыжов. — Вот и сходят от голодухи с ума. Кто как может.
Из подвала выскочил мужчина с банкой тушенки и тремя батонами в руках. Николаич от возмущения чуть не задохнулся:
— Ты видел это?! Рыжов, беги, глянь, что там творится! — заорал Николаич. — Беги, я тебя прошу!
Рыжов кивнул и помчался по коридору в сторону пищеблока. Николаич бросился вслед за ним. Но шустрый Рыжов за считанные секунды скрылся за поворотом.
Возле дверей моечной Рыжов остановился и с ужасом посмотрел на толпу, рвущуюся в пищеблок. Какой-то дед тростью лупил по спинам людей, чтоб его пропустили.
— Я инвалид! — орал дед.
— Эй, дикие, что вы здесь все столпились, — закричал на людей Рыжов. — Запасов еды в больнице хватит надолго, если вы их не будете разворовывать!
— Рассказывай сказки кому-нибудь другому! — завопил дед. — Здесь почти все уже вынесли!
Рыжов со злости плюнул на пол.
— Да это быдло за месяц не вынесет всех запасов. Я, надеюсь, до кладовых они не добрались.
— А где здесь кладовые? — поинтересовался дед.
— В заднице у тебя, — подсказал ему Рыжов. — Загляни — увидишь!
Рыжов набрал воздуху в грудь и заревел не своим голосом:
— Задолбали, уроды! Я, блин, щас вас научу, как себя надо вести!
Рыжов напоследок сверкнул глазами и скрылся в моечной. В помещении, в котором очутился Рыжов, на крюке висел скрученный моечный шланг. Рыжов размотал его, насадил на кран с горячей водой и закрепил зажимом.
Открыв кран, Рыжов выскочил в коридор, встретился взглядом с Николаичем, улыбнулся ему и направил струю горячей воды на спины людей.
— Уважаемые граждане, прошу разойтись!!! — крикнул он.
Люди, ошпаренные горячей водой, с криками бросились врассыпную. Вдруг откуда-то выскочил громадный, ростом под два метра, накаченный не в меру мужик.
— А ну, выключи воду, я сказал! — потребовал Громила.
Николаич схватил за плечо Громилу и закричал ему в лицо:
— Извини, друг, не будет этого!
— Это почему же?
— Там внутри люди друг друга давят. А здесь дураки еще сильнее их зажимают. Всем насрать на то, что происходит на кухне. Неужели и ты такой же, как и все остальные?
— Я не такой! Просто одни урвут себе пожрать, а другим хрен что достанется.
— Дурь! В больнице еды навалом, всем хватит!
Толпа редела из-за напора горячей воды. Из пищеблока выскакивали люди. Они уносили все подряд: муку, соль, сырую картошку, капусту.
Николаич схватил за шиворот сорванца лет двенадцати с упаковкой соли.
— Эй, дурачок, нахрена тебе шестнадцать килограмм соли? Сорванец попался упрямый, он крепко держал упаковку соли в руках и болтал ногами в воздухе.
— Отпусти, мамка сказала, хватай, что сможешь, потом обменяемся.
Николаич кое-как отобрал у сорванца соль и дал ему подзатыльник.
— Передай мамке, что я найду ее, конфискую, что наворовала и убью на месте без суда и следствия.
Сорванец сорвался с места и бросился прочь. Николаич развернулся и хлопнул громадного мужика по плечу.
— Чего тебе? — спросил Громила.
— Как зовут тебя, друг?
— Боря.
— Слушай меня, Борис, собери человек десять таких крепких мужиков, как ты сам, и приведи их сюда.
— Зачем это? — удивился Громила.
— Будете охранять пищеблок, — объяснил Николаич. — И за это я вам гарантирую полноценное питание для вас… и всех ваших близких, находящихся в этой больнице.
Громила почесал затылок.
— Будет сделано, товарищ начальник! — произнес он после небольшого колебания и удалился.
Николаич зашел в опустевший пищеблок и увидел лежащую на полу Раису. Ее очень сильно трясло, и она вскрикивала от боли. Лицо у Раисы было все в волдырях, глаз — сварен. Над ней склонившись, хлопотали Варвара Семеновна и Анжела. Варвара Семеновна держала голову Раисы, а Анжела к лицу прикладывала мокрое холодное полотенце.
Николаичу приходилось в жизни видеть картины и пострашнее. Он спокойно оценил ситуацию. Самое главное — с его женой, Варварой Семеновной, было все в порядке.
— Рыжов, ты где?! — позвал своего подчиненного начальник отдела технического обслуживания.
В пищеблок заглянул Рыжов. Руки у него были красные из-за горячей воды.
— Чего, Николаич? — откликнулся он.
— Хватай на руки девчонку и неси ее в ожоговое.
Рыжов кивнул и поднял на руки Раису.
— Не трогайте меня, — заорала бедная девушка. — Дайте умереть спокойно! Я вас прошу!
— Потерпи, милая, все будет хорошо, — прошептал Рыжов и двинулся к выходу.
Николаич посмотрел на перепуганную до смерти Варвару Семеновну и вполголоса сказал:
— Рыжов, двигай быстрее, а то сердечко девчонки может не выдержать боли.
Первым проснулся Жора. Он сел на корточки возле стенки и уставился на Вадима, который лежал на холодном бетонном полу лестничной площадки и храпел во всю мочь. В горле у Жоры противно зачесалось, и он закашлял. Кашель был неприятным и выходил откуда-то из бронхов. Откашлявшись, Жора подполз к Вадиму и зарядил ему в лоб хороший звучный «фофан».
— Просыпайся, сынуля, на учебу пора, — запищал Жора.
Вадим сразу же перестал храпеть, шмыгнул носом и приоткрыл левый глаз.
— Просыпайся, падла! — заорал ему прямо в лицо Жора. — Чай будем пить с баранками и медом.
— Где чай? Какой чай? — вскрикнул перепуганный Вадим. — Ого, как холодно.
— Ну, что проснулся? — спросил Жора спокойным голосом.
— А фиг его знает! А что?
Жора покачал головой.
— А ничего. Ты мне лучше объясни, кому из нас в голову вчера пришла мысль: лечь спать на холодном бетоне.
— Точно не мне, я б до такого не додумался.
— А я, значит, додумался бы?! Короче, ты, как и я, совершенно не помнишь, как мы ложились спать. Я прав?
— Совершенно не помню.
— Весело, однако, — тяжело вздохнул Жора.
Вадим поднялся на ноги и со стоном распрямил спину.
— Ладно, чего теперь гадать? — сказал он. — Мы вроде как вниз двигались. Пошли дальше.
Вадим отряхнул брюки от пыли и начал спускаться по ступенькам. Жора взглянул вверх между перил и обратил внимание, что лестница уходит куда-то очень высоко.
Это означало, что они с Вадимом спустились на очень большое количество пролетов вниз.
— Блин, это не больница, а какая-то подземная цивилизация, — сказал Жора.
— Спустимся еще на пару этажей вниз и, если не найдем никакого входа или выхода, будем подниматься назад, — ответил Вадим. — Надоел мне этот поход в никуда.
Жора догнал Вадима, и они молча стали спускаться дальше, и вскоре, на одном из подземных этажей обнаружили открытые узкие двери (но это был не последний этаж, лестница уходила еще дальше вниз).
Вадим первым вошел в узкий с серыми стенами коридор, в котором горел отвратительный розовый свет, и медленно зашагал вперед. Жора двинулся вслед за ним. По правую руку обнаружилась закрытая узкая дверь. Вадим остановился, схватился за ручку двери, нажал ее и налег плечом. Дверь не поддалась.
Из-под нее выползло нечто похожее по форме на божью коровку, только серого цвета и размером с маленькую черепашку. Нечто издало странный звук: «вжи-жи-жить», и из спины его вылезли острые крутящиеся полукруги, которые можно было сравнить с торчащими наполовину кругами столярной пилы, только очень маленьких размеров.
Жора показал рукой на странное нечто.
— Смотри, что это?
Вадим ударил ногой по «серой божьей коровке».
— Я не знаю! — ответил Вадим. — Гадость какая — то.
«Божья коровка» от удара ноги улетела назад в щель под дверью.
— Главное, что не облачко, — добавил он.
Вадим и Жора двинулись дальше по коридору. А из-под двери выползло штук семь этих «нечто». Они повторили друг за другом неприятное «вжи-жи-жить» и оголили свои острые пилы.
14. После того, как все посторонние были изгнаны из хирургии, Николаев закрыл входные двери на замок. Он отдал ключи медсестре и разрешил пускать в хирургию только врачей больницы и больных из этого отделения. Павел Петрович заходил в палаты к больным и разговаривал с ними, успокаивал их, объяснял, что хуже всего, когда в чрезвычайных ситуациях невозможно ничего контролировать. Предложил каждому больному задуматься, что может произойти в том случае, если в больнице начнется паника. Николаев нажал на ручку двери двенадцатой палаты и удивился тому, что она оказалась закрытой на защелку. Павел Петрович постучался.
— Зайдите попозже, пожалуйста, — услышал он голос Анны.
— Хорошо-хорошо! Не буду вас беспокоить. Об одном вас попрошу: не поддавайтесь панике.
— Не переживайте, Павел Петрович, когда вы с нами, мы ничего не боимся.
Николаеву последняя фраза так понравилась, что он аж хрюкнул от удовольствия. Постояв возле двери пару секунд, он двинулся дальше по коридору, но остановился, услышав голос Анны. Павел Петрович сразу понял, что она рассказывает что-то интересное больным палаты. Ему стало любопытно и он, вернувшись к двери, прислушался.
— Так вот, в кабинете заведующего, не помню точно какого отделения, зазвонил телефон. Для заведующего этот звонок был неожиданностью, так как связь в больнице отсутствовала, — рассказывала Анна. — Он схватил трубку и закричал в нее: «Алло, я вас слушаю!» А в ответ услышал: «Это вам звонит Андрей Кабен, я увлекаюсь практической магией и звоню предупредить, что из-за моих неудачных магических опытов в больнице появилась очень нехорошая субстанция. И вам надо провести несколько сложных обрядов, чтобы остановить ее действие…»
Николаев внезапно почувствовал головокружение, и из носа у него потекла тоненькой струйкой горячая кровь. Павел Петрович ощутил, как она обожгла его ноздри. «Что-то это со мной такое? — удивился он и вытер её платком. — Неужели — давление»?!
— Заведующий послал подальше этого Андрея Кабена и кинул трубку на телефонный аппарат, — монотонно бормотала Анна. — И сразу же увидел, что проем двери и окно начали быстро зарастать неизвестной науке материей, и через три секунды все стало сплошными стенами. Слои материи накладывались один на другой: кабинет терял свои размеры на глазах. И заведующий испугался не на шутку и закричал во весь голос… Николаев, мрачно улыбнувшись, отошел от двери. Ну и чушь молотит, а такая красивая женщина! Павел Петрович медленно пошел по коридору, пытаясь понять, почему ему ни с того, ни с сего стало плохо. На давление он никогда не жаловался, сосуды в носу у него были крепкие, да и кровь свою такой горячей он никогда не ощущал. А тем временем Анна, которая сидела по-турецки посреди палаты, продолжала:
— И вот представьте себе такое зрелище: люди идут по коридору и смотрят на сплошную стену, за которой раздаются крики ужаса…
Все остальные больные палаты номер двенадцать сидели на своих кроватях и внимательно слушали рассказчицу. Из глаз их текла темная слизь, из носа — тонкой струйкой бордовая кровь, изо рта выплескивалась желтая пена.