Тем же утром в подвале больницы, по узкому коридору навстречу Марии быстро двигались «ногогрызы», они ревели и визжали своими пилами. Молодая женщина, широко раскрыв глаза и кусая губы, смотрела на ужас, приближающийся к ней.
Мария понимала, что это приговор не только для нее, но и для всего отряда, попавшего в западню, и не верила в благоприятный исход битвы. За ее спиной стоял перепуганный до смерти Жуков.
— Помогите же мне, я вас умоляю! — закричала она.
Сергей резко обернулся и взглянул на Марию и Жукова. Женщина впустую размахивала «кочергой». Она была в истерике и не соображала, что делает. У нее тряслись колени и руки. Жуков тоже никак не мог перебороть свой страх, его подбородок ходил ходуном.
— Вот же блин!!! — выругался Сергей.
Он стремительно проскочил мимо Жоры и Оли и крикнул по ходу движения:
— Жора, защищай ноги Капрона!
Жора, округлив глаза, повернулся к Сергею.
— Я? — испуганно переспросил он. — А? Что?
Оля прорвалась вперед Жоры и со всего размаху ударила «кочергой» по «ногогрызу», который подскочил к ногам Капрона и угрожающе зашумел своей острой пилой.
— Я здесь сама справлюсь! — крикнула смелая девушка, от удара «кочерги» в разные стороны разлетелись искры и желтые брызги.
— Молодец, боец! — похвалил Сергей. — Так держать!
Мария, закрыв глаза, случайно попала «кочергой» по приблизившемуся к ее ногам «ногогрызу».
— Нате вам! Получайте, суки! — заорала она и нанесла еще несколько таких слепых ударов по ползучим тварям.
Жуков в это время стоял с раскрытым ртом и смотрел за действиями Марии. Сергей оттолкнул его в сторону и рявкнул:
— Чё стоишь, зажав яйца? Думаешь, молоко прибудет?
Сергей схватил за локоть Марию и притянул ее к себе, одновременно ударив «кочергой» по «ногогрызу».
— Получай, падла! — крикнул он, встал впереди Марии и обрушил с десяток ударов по противнику.
Строй «ногогрызов» превратился в кучу бестолковых тварей, они лезли с разных сторон и мешали друг другу при передвижении.
«Ногогрызы» уже не строем, а один за другим нападали на отчаянного парня. Сергей бил по ним со всего размаху, не жалея сил. Твари отлетали от ударов на большое расстояние.
И все-таки один из «ногогрызов» проскочил возле ног командира отряда. Сергей развернулся и разрубил пополам шустрого монстрика. В это же время к его ногам подскочили еще два «ногогрыза». Сергей и им уделил свое внимание.
— Жуков, не тормози! — закричал он. — Давай сюда! Защищай мои ноги!
Жуков не заставил себя ждать, он уставился на одного из «ногогрызов», который вот-вот собирался полоснуть пилой по ноге Сергея.
— Я здесь! — обрадовал своей расторопностью Жуков. — Я здесь, Сергей!
Он размахнулся и со всей силы опустил «кочергу» в сторону «ногогрыза», но попал по ноге командира. Сергей, вскрикнув, отступил шаг назад и спиной налетел на Жукова.
— Что ты творишь, падла? — спросил он.
Жуков отскочил от Сергея на целых два шага назад.
— Прости, — заныл «падла». — Прости, Серега!
Лицо Сереги перекосило от боли. Он сжал зубы и продолжил лупить по «ногогрызам», один за другим они улетали от его «кочерги». Затем, положив согнутую арматуру на плечо, дал несколько секунд отдохнуть рукам.
— Капрон, быстрее прорывайся к дверям! — скомандовал он. — На тебя вся надежда!
Смутная тревога потянула Федора Ивановича к окну, на котором мороз оставил свои рисунки. Он не мог объяснить себе причину резко возникшего волнения. Но что-то не давало ему покоя. Что-то было не так, он это чувствовал. Старик встал у окна и провел рукою по стеклу, точно так же, как это сделала Анна, и хмыкнул.
Федор Иванович медленно повернулся и взглянул на Василия и Пузыря, которые как бедные родственники, уселись на одной кровати и уставились «стеклянными глазами» в никуда.
— Скажите, как это так получилось, что из моей тумбочки исчезла одна очень важная папка? — спокойным тоном спросил Федор Иванович.
— Так это… — заговорил Василий, после того, как его глаза стали живыми. — Вчера вечером в палату неожиданно ворвались два врача, сказали, что проводят обыск, открыли вашу тумбочку и забрали из нее папку.
Федор Иванович бросил изумленный взгляд на Василия.
— И что получается: вы тупо сидели и смотрели, как они достают эту папку из моей тумбочки?
Глаза Пузыря вмиг растаяли, и он искренне возмутился:
— Но с вашей стороны не было никаких указаний по поводу этой папки. Откуда мы могли знать, стоит ли реагировать на действия врачей?
Федор Иванович замычал, пытаясь перебороть эмоции.
— Ладно, проехали! — выкрикнул он. — Эта папка в принципе для меня уже не имеет никакого значения. Меня больше всего злит сам факт ее исчезновения.
Взволнованный досадными мелочами старик отвернулся от Василия и Пузыря и вновь посмотрел на разрисованное морозом окно, потер по стеклу пальцами и взглянул на улицу через образовавшийся просвет.
— Что это… я не пойму… никак, — прошептал Федор Иванович и потянулся руками к форточке, открыл ее и выглянул во двор.
— Твою мать! — заорал он. — Да что же это такое!
Старик бросился к выходу из палаты. Он распахнул дверь и кинул испуганный взгляд на Василия и Пузыря.
— Я не совсем понимаю, что происходит, — пробормотал он. — Но один рассказчик обязательно должен замолчать.
Федор Иванович выскочил из палаты и побежал по коридору ожогового отделения, как молодой мальчишка, не знающий, что такое аритмия.
Погодин сел на полу возле кровати Аллочки. В его душе закипала обида на ее злые и несправедливые слова. Она лежала, закрыв глаза, под грязным одеялом и стонала от боли, разрушающей ее тело. В палате не хватало свежего воздуха, воняло испорченным мясом, тухлой капустой и еще непонятно чем. смешались и обидаЛЕН
— Аллочка, я хочу понять, о каком ужасном поступке ты говоришь? — тихо произнес Петр Алексеевич, не надеясь на то, что его возлюбленная найдет в себе силы для того, чтобы ответить.
Однако старшая медсестра открыла тяжелые веки и заговорила слабым голосом:
— Несколько дней назад ко мне в кабинет постучался Беленький и сказал, что у него ко мне есть очень важное дело…Вроде бы одни очень серьезные люди способны изменить всю мою жизнь в один миг.
Аллочка замолчала, и Погодин кинул на нее нетерпеливый взгляд.
— Ну и причем здесь моя фантазия?
— А притом, Погодин! Следующее, что он у меня спросил: во сколько я оцениваю ее — твою гребаную фантазию? И я ему тогда рассмеялась прямо в глаза.
На лице Погодина возникло выражение душевной боли и страдания.
— Прям так и рассмеялась? — проскулил он.
Аллочка увидела кислую мину своего Петеньки.
— Погодин, помолчи чуток! Не беси меня! — взвизгнула она. — Так вот Беленький с презрением посмотрел на меня и произнес странную фразу: мол, Аллочка ты не представляешь, какую цену может иметь нестандартная фантазия… Такая, например, как у твоего Погодина. Я тебе дам двести тысяч долларов только за то, что ты мне добудешь ключи от его каморки.
Глаза Погодина от удивления увеличились в два раза.
— И он реально заплатил тебе такие деньги? — спросил опешивший завхоз.
Аллочка тяжело вздохнула и ответила:
— Да, заплатил.
Погодин резко поник, на его глаза навернулись слёзы.
— Получается, ты продала меня, и еще пытаешься меня и мою фантазию в чем-то обвинять?
Аллочка, собрав остатки сил, приподнялась в постели.
— Не спеши Погодин с выводами, — попросила она. — Можешь мне верить, можешь не верить, но я очень сильно любила тебя, да и люблю до сих пор. И поэтому тебе открыто заявляю — я не понимаю, что со мной произошло… Что-то черное и мрачное обволокло на время мою душу, и я без всяких колебаний согласилась на предложение Бориса Анатольевича.
— Этим черным и мрачным являются большие деньги, только они способны так сильно разрушать души людей и менять существующие реальности…
— Нет, всему виной твоя фантазия, — вскрикнула Аллочка, — она представляет собой совсем не то, чем кажется на первый взгляд. Это какой-то вирус, который заражает души людей, и они совершают необдуманные поступки. Это какая-то специфическая паранормальная дрянь, которая самостоятельно сама по себе меняет реальность.
Погодин, тяжело вздохнув, схватился за голову.
— О боже, я только теперь понимаю, какой все это бред. Ведь я точно так же, как и ты, придавал своей фантазии сверхъестественные свойства. Но сейчас, когда я слушал тебя, у меня открылись глаза. И я вот тебе что скажу: не может что-то само по себе творить зло. Только кто-то всегда в ответе за что-то, и только кто-то, а не что-то может творить зло.
Аллочка вся покрылась потом, но все-таки, несмотря на свой большой живот, полностью села на кровати и опустила ноги на пол.
— Правильно! — крикнула она. — Ты это все придумал! Ты сотворил все это зло!
— Не совсем все так! — заорал в ответ Погодин. — Да, я все это придумал, но не я все это оживил, не я все это превратил в реальность. Это сделал кто-то другой…
На втором этаже в шестнадцатой палате терапевтического отделения Валентина Петровна продолжала рассказывать историю об эпидемии, развившейся в больнице по вине врачей. Она сидела на кровати и чесала лапищей свой громадный нос. Слова из ее рта вылетали, как пчелы из растревоженного улья.
— На этот раз переносчиком инфекции стал какой-то сумасшедший врач. Он перенес инфекцию с третьего на четвертый этаж очень необычным и смешным способом.
Первой не выдержала Вика, она топнула ногой и крикнула:
— Хватит пока! Я не могу уже больше. Давайте обо всем этом поговорим вслух. Вы не против, Валентина Петровна? Дело в том, что я ощущаю, как вы делаете сразу несколько дел, и это меня ужас как отвлекает.
Валентина Петровна встала с кровати, и обвела взглядом всех больных шестнадцатой палаты (Вику, Сарнацкую, Чеславовну и Василису), которые сидели на своих кроватях.
Стены за спинами женщин покрылись инеем. Сами они покраснели от холода, щеки их и вовсе посинели, но глаза при этом горели странным притягивающим к себе серебристым огоньком.
— Хорошо, — согласилась рассказчица. — Давайте поговорим вслух…
За спиной Валентины Петровны стена полностью покрылась ярко мерцающей «ледяной корочкой». Женщина-монстр с шумом выдохнула воздух из легких и заговорила неприятным прокуренным голосом:
— Мир, в котором вы живете, придумал создатель, более того, он и вас наделил способностью быть создателями, так как создал вас по образу и подобию своему.
Чеславовна аж подпрыгнула на своей кровати, настолько сильно зацепила ее новая информация.
— Ничего себе! — взвизгнула она. — Получается, и мы можем создавать миры?
Валентина Петровна кивнула в ответ.
— Можете и создаете. У каждого из вас был либо свой дом, либо квартира, либо комната, либо какой-то уголок… неважно у кого что… Важно то, что у каждого там было все по-своему. Это и есть пример миров, которые вы сами создавали.
— Я никогда не задумывалась о том, что мы являемся создателями, — сказала Сарнацкая.
Валентина Петровна со значением кашлянула.
— Да, но между создателем, придумавшим ваш мир, и вами имеется существенная разница, — пояснила женщина-монстр. — Она заключается в масштабах того, что вы создаете.
— Но если следить за вашими рассуждениями, — осторожно заметила Вика, — то получается, что и мы можем стать такими, как создатель нашего мира, и мы можем развить в себе способность создавать такие же огромные миры, как и он.
Валентина Петровна подошла к Вике и погладила ее по голове своей громадной ладонью.
— К этому разговору, моя прелесть, мы еще вернемся. Вы должны понять одно: для того, чтобы создать что-то новое, необходимо это что-то придумать.
Валентина Петровна отошла от Вики, встала в центре палаты и подняла указательный палец высоко кверху:
— И вот тут-то без фантазии вам не обойтись!
Николаев открыл глаза и уставился на белый потолок. В воздушном пространстве появилось много блестящих звездочек и несколько здоровых черных мух. Павел Петрович попытался приподняться, но у него это не получилось, и он бессильно опустил голову.
Николаев застонал, закрыл глаза и повернул голову набок. У него появилось такое ощущение, что пол, на котором он лежал, зашевелился.
— О боже, как мне плохо, — прошептал он охрипшим голосом и снова открыл глаза.
Перед ним красовался пол, по которому ползали мелкие твари — беловато- красноватые червячки и серые жучки. А чуть дальше виднелись ноги Магамединова, которые наполовину утонули в живом ковре.
Николаев оттолкнулся рукой от пола и сел. Все — стены, двери одиннадцатой и десятой палат, пол, потолок — закружились в невыносимой карусели. Он с трудом понял, что находится в коридоре хирургического отделения недалеко от палаты, в которой Анна травила свои пророческие байки.
Павел Петрович резко согнулся вперед, и его вывернуло наизнанку. Затем все его тело затряслось, голова непослушно закачалась в разные стороны, и он с трудом взглянул на Магамединова, который сидел с закрытыми глазами на полу, опершись о стену.
— Магамединов! — позвал Николаев охрипшим голосом, словно его контузило. — Магамединов!
Максим Викторович не откликнулся, и это напугало Николаева. Павел Петрович почувствовал неладное.
— Блин, — застонал он. — Вот же влипли.
Николаев встал и, шатаясь, двинулся в сторону Магамединова. Он услышал, как сильно забилось его сердце, казалось, что оно вот-вот вырвется наружу.
— Магамединов, вставай друг! — прохрипел Павел Петрович. — Нечего здесь лежать.
Николаев подошел совсем близко к Магамединову. По его лицу заструился холодный пот. Он оперся одной рукой о стену, другой же схватился за голову и завыл от боли, сжимающей тисками его мозги.
— Ох…. Ох, — вновь застонал Павел Петрович.
Он опустился на корточки рядом с Максимом Викторовичем и выругался:
— Магамединов, черт бы тебя побрал!
А затем ударил своего друга по щеке. Магамединов мгновенно открыл глаза и в шоке уставился на Николаева.
— Максим! — зарычал Павел Петрович. — Нам надо уходить, пока эта дура еще чего-нибудь не вытворила.
В ответ Магамединов порадовал Николаева придурковатой улыбкой.
— Бегемот ты… хи — хи… ободранный, — произнес он и потянулся рукой к лицу Павла Петровича. — Тютельку тебе б пришить…
Николаев не выдержал и снова со всего размаху приложился ладонью к щеке Магамединова:
— Какую на хрен тютельку?! Ты соображаешь, что говоришь?!
Максим Викторович завертел головой.
— Нет! Ты нехороший! — заявил он. — Моя тютелька тебе не подойдет.
Николаев резко схватил его за руку и потянул за собой.
— Пошли отсюда! Здесь небезопасно.
Магамединов протопал за Павлом Петровичем целых три шага и вырвал свою руку.
— Подожди, я пописаю, — сказал он, отвернулся от Николаева, расстегнул ширинку и стал мочиться прямо на пол.
Заведующий хирургическим отделением чуть не подавился, видя, что вытворяет его друг.
— О боже! — прошептал он.
И как назло, в этот же момент открылась дверь двенадцатой палаты, и в коридор выглянула Анна. Она взглянула прямо на Магамединова. Максима Викторовича это совершенно не смутило. Он спокойно завершил сей некультурный процесс.
Николаев испуганными глазами смотрел на Анну, на ее лицо, ожидая всего самого невероятного, что могло еще с ним случиться.
— Все хорошо… Все хорошо, — пробормотал он. — Мы уже уходим.
Павел Петрович крепко схватил за локоть Магамединова и потащил его за собой. Максим Викторович послушно побрел за ним, на ходу застегивая ширинку.
Оля открыла двустворчатые двери и, схватив Сергея под руки, вытянула его на лестничную площадкуери, от которой лестница вела вниз, к подземным этажам. С ног парня текла кровь, брюки ниже колен были полностью пропитаны ею. Места, где «ногогрыз» зацепил его ноги своими пилами, кровоточили вовсю. дОля Сергей, видимо, уже ничего не понимал и находился во власти шока и боли.
Оля опустила парня на холодный пол лестничной площадки и вернулась к дверям. Она открыла их и осторожно выглянула в узкий коридор. В нем стоял густой пар, все стены и потолок были забрызганы кровью. На полу разлагался человеческий фарш, по которому и внутри которого ползали и вжикали «ногогрызы». Сверху фарша виднелись головы Жукова, Марии и Жоры. В метре от двухстворчатых дверей на полу, в луже крови, сидел Капрон, у него одна нога была отрезана по колено, вторая почти полностью, на левой руке у него не было пальцев. Капрон из последних сил наносил здоровой рукой удары «кочергой» по «ногогрызам», крутящимся возле него.
Капрон бросил измученный болью взгляд на Олю.
— Уходи отсюда! — крикнул он.
Оля шагнула к Капрону и попыталась схватить его за руку. Капрон оттолкнул ее от себя раненной рукой и скривился от новой вспышки боли.
— Уходи, я сказал! Спасай Сергея!
Оля остановилась в нерешительности. Шустрый «ногогрыз» бросился в ее сторону, Капрон прихлопнул его «кочергой». Вокруг «ногогрыза» растеклась желтая слизь.
Оля, проглотив ком, подступивший к ее горлу, прошептала:
— Прости, Капрон, и прощай!
После чего она развернулась и скрылась за двустворчатыми дверями.
Выскочив на лестничную площадку, Оля схватила Сергея под руки и потянула вниз по лестнице. Сергей застонал.
— Потерпи, Сереженька, я сейчас что-нибудь придумаю, — шептала Оля, пытаясь смахнуть слезы, струящиеся по ее щекам.
Николаев, шатаясь, будто один выжрал пол-литра водки, поднимался по ступенькам с третьего на четвертый этаж. Его мозжечок давал сбои — ноги цеплялись одна за другую. За ним, ковыряясь мизинцем в носу, плелся Магамединов.
— Погодин, отзовись, ты где? — закричал Павел Петрович, чувствуя, что может потерять сознание, или еще чего хуже — умереть от остановки сердца прямо тут, на лестнице.
Сразу откуда-то снизу раздался ответный крик.
— Я тут!
Николаев остановился и сел на одну из ступенек. Магамединов прошел мимо него и стал подниматься выше. Николаев обернулся и проводил его расстроенным взглядом.
Павел Петрович вытер ладонью испарину, выступившую на лбу. Голова от боли разрывалась на части, перед глазами стоял туман. Он никак не мог понять, что с ним происходит.
— Я уже здесь, Павел Петрович, — сообщил Погодин. — Искали меня?
Николаев указал Погодину, чтоб тот садился рядом. Погодин послушно сел рядом с ним.
— Расскажи мне, Погодин, где и что творится, — попросил Николаев. — А то я вообще уже ничего не понимаю.
— Моя Аллочка умерла, — первым делом выпалил несчастный завхоз.
— Повезло же ей, — буркнул Павел Петрович.
— К черту такое везение! — возмутился Петр Алексеевич.
— Прими мои соболезнования. И давай рассказывай, что знаешь интересного.
— Что я могу вам рассказать? Все, кто может еще ходить, уходят выше на несколько этажей. Первый этаж пустой: ни людей, ни трупов. На втором этаже… кстати, он уже открыт… среди разлагающихся трупов есть и живые, но это ненадолго. На третьем этаже остались только зараженные и их родственники.
Погодин развел руками.
— Ну, вот и все, что я могу вам рассказать.
— Ясно. Круглова нигде не попадалась тебе на глаза?
— Обижаете, Павел Петрович, если б я ее увидел, так давно бы вам об этом уже сообщил.
Николаев не выдержал и схватился за голову.
— О боже, как у меня раскалывается голова, — пожаловался он.
Погодин бросил в его сторону сочувственный взгляд.
— Бывает… Я вам вот еще что хотел сказать. Все, что сейчас происходит в больнице в реальности, является не только моей фантазией. Но и чьей-то еще. Я это чувствую. Как автор, на подсознательном уровне. Кто-то еще тут старается и из кожи вон лезет, лишь бы что-нибудь эдакое придумать. Этот кто-то, как мне кажется, взял мою фантазию за основу и теперь пытается довести ее до совершенства.
Николаев взглядом мученика посмотрел на Погодина.
— Какое совершенство — твою мать! Ты бредишь, Погодин?
— Не спешите, — настойчиво сказал Погодин, — давайте, по полочкам разложим все, что происходит. И определим, что к моей фантазии относится, а что нет.
— Я не пойму — зачем? — удивился Павел Петрович.
— Без глубокого анализа происходящего нам не докопаться до истины, — объяснил завхоз. — Поверьте мне, без этого нам никак не обойтись.
Николаев поднялся со ступенек и почесал бороду.
— Ну, хорошо. Пошли в ординаторскую на четвертом этаже, устроим там военный штаб.
Круглова вырвалась из цепкой хватки глубокого сна. Она с шумом вдохнула в себя воздух и открыла глаза. Ее окружала абсолютная темнота.
Елена Степановна почувствовала, что лежит на какой-то колючей шерстяной одежде. Она попыталась повернуться и сразу же поняла, что лежит не на полу. Ей повезло, еще одно неверное движение, и она могла бы свалиться куда — то вниз. Где она находится? На чем лежит? Что за бред такой? Как она, вообще, здесь оказалась?
Круглова потянулась к карману джинсов и вытянула из него зажигалку. Раздался щелчок, и появилось маленькое пламя. Елена Степановна осветила место, в котором находилась. Она лежала в каком-то помещении на двух толстых, параллельно расположенных трубах, в куче старого рванья.
Круглова осторожно приподнялась, села и свесила ноги с труб. Она посветила вниз и прикинула, на какой высоте находится. Бетонный пол размещался на расстоянии полуметра от ее ног. На полу лежал… человек…или какой-то зверь. У него имелись руки, ноги и голова. Только сам он казался каким-то очень уж мерзким, у него было отвратительное дьявольское лицо.
Пламя обожгло пальцы Елены Степановны и погасло. Раздались нервные щелчки зажигалки, и Круглова вновь посветила вниз. «Зверь» спал тревожным сном в куче тряпья и стонал во сне. Она обратила внимание, что он невысокого роста, хилый, с тонкими руками и ногами, с большой головой, по которой, пузырясь, растекалась желтая слизь. Кожа у «Зверя» была не то серая, не то синяя.
Круглова осторожно поднялась и сделала несколько шагов по трубам, освещая при этом себе дорогу. Трубы, как назло, заскрипели, и за ее спиной раздался сиплый голос «Зверя»:
— Эй!.. Ты куда?!
Зажигалка Кругловой вновь погасла.
— Вот же блин! — матюгнулась Елена Степановна.
Круглова защелкала зажигалкой, ее руки непослушно тряслись.
Из зажигалки выскочил оранжевый огонек. Круглова посветила в сторону пола. В куче тряпья, где лежал «Зверь», сидел красивый мужчина лет тридцати пяти, в сером костюме и очках.
— Что ты за тварь такая?! — закричала Круглова. — И можешь не выдавать себя за человека, я видела твое истинное обличье!
Магамединов, в отличие от Николаева, не жаловался на головные боли и плохое самочувствие. У него было отличное настроение, и к тому же появилась масса новых интересных дел. Держа за руку часть сильно разложившегося трупа (ноги у трупа отсутствовали), он вышел из хирургического отделения на лестничную площадку и, насвистывая какую-то мелодию, стал подниматься вверх по лестнице.
Очутившись в ожоговом отделении, Максим Викторович, не отпуская своего «друга», двинулся по коридору. Ползучие твари, кишащие в трупе, встревожено зашевелились и неприятно зашумели. Две женщины с ужасом наблюдали за действиями Магамединова.
Максим Викторович подошел к третьей палате, открыл дверь и, волоча за собой труп, зашел в палату.
— Здравствуйте, девчата! — закричал он. — Посмотрите, кого я к вам привел!
Николаев и Погодин разместились в ординаторской ожогового отделения. Они уселись за круглым столом в мягкие кожаные кресла. Павел Петрович трясущимися руками выдавил из блистера анальгина две таблетки, проглотил их и запил водой из граненого стакана.
Погодин с сочувствием посмотрел на Николаева.
— Что, мигрень не утихомирилась? — спросил он.
Николаев покривился и поставил стакан с водой на стол.
— Я сейчас повешусь от этой жуткой боли. Давай, Погодин, продолжай. Что ты там говорил насчет глубокого анализа?
Петр Алексеевич улыбнулся и стал делиться своими мыслями:
— В какой-то момент я понял, что все, что происходит в больнице, очень похоже на сюжеты моих произведений. Потом я заметил, что из всех моих фантазий наиболее полно реализован роман «Молчание».
— Я как-то вам с Магамединовым говорил, что твоя фантазия — это всего лишь визуальная ширма, — перебил его Николаев. — Мы все тут с ума сходим: вот, смотри, фантазия Погодина ожила, а в это время за ширмой творятся какие-то очень опасные дела…
— Хорошо, — вздохнул Погодин. — Давайте подумаем в этом направлении. Какие полезные выводы отсюда следуют?
— Выводы делать еще рано. А вот предположить можно следующее: раз создана ширма для того, чтобы нас от чего-то отвлечь, значит, условный наш противник напрямую это что-то делать боится. То есть, он скрывает свои слабые стороны, которые, как, я думаю, заключаются в том, что они — наши противники — либо физически слабы, либо их здесь находится очень мало.
Погодин кивнул и медленно произнес:
— Да, здесь есть о чем задуматься.
— Ну а ты что мне хотел рассказать? — спросил Николаев, и сам почему-то подумал об Анне.
Неужели она больше ничего не предпримет в его адрес и в адрес Магамединова? Ведь они на нее серьезно наехали, дали ей понять, что знают, что она не человек, а нечто иное.
— А я… А что я? — растерялся Погодин. — А я хотел рассказать вам более подробно о своих наблюдениях и выводах. Начну вот с чего: в моем романе «Молчание» два врача терапевтического отделения соглашаются за очень большие деньги провести эксперимент на здоровых людях, чтобы найти спасительное лекарство от новой африканской чумы, которой заразился сам мэр. Но у них ничего хорошего из этого не получается. Один из врачей заражается сам, плюс к тому в больнице из-за этого разгорается сильнейшая эпидемия, в результате которой люди становятся источниками появления на свет различных паразитов-монстров.
— Так оно и произошло в реальности, — вскрикнул Николаев. — Шарецкий заразился сам и… Черт! А куда же подевался второй врач? Кто у нас второй врач?
— Как кто? — искренне удивился Погодин. — Беленький Борис Анатольевич, конечно же.
— Почему ты так уверен?
— Шарецкий перед своей смертью сам рассказал Магамединову об этом.
Николаев встал из-за стола, повернулся к Погодину спиной и стал рассматривать фотографии врачей ожогового отделения, которые висели в рамочках на стене.
— Так, куда же подевался Борис Анатольевич? — задумался он вслух.
Погодин тоже поднялся из-за стола.
— И куда подевалась Круглова? — сказал он.
Павел Петрович пожал плечами.
— Никто не знает.
Погодин подошел к Николаеву.
— Вы как будто специально уводите меня от той темы, которую я затронул, — заметил он.
— Извини, я пытаюсь все сразу осмыслить.
— Ладно, проехали. Сама чума — она у меня в романе не совсем простая штука — носит паранормальный характер. И как только она появляется в больнице, больница становится закрытой территорией. Из нее невозможно выйти, поскольку забор в больнице покрывается мистической ледяной пленкой, которая к тому же покрывает и всю землю от забора до больницы. Но и этого мне показалось мало, и я придумал пылевое облачко, которое играло функцию стёрки…
— Придумщик чертов! — выругался Николаев. — И фантазер хренов! Мало ему этого показалось!
— Так вот, это облачко, по сути, полезное для писателя явление, оно превращало в пыль все то, что было лишним.
— Хорошо, Погодин, и в чем кроется вся соль твоей пламенной речи?
— Вот теперь мы и подошли к самому главному… к тому, о чем я хотел с вами поговорить.
Оле казалось, что ее мышцы вот-вот лопнут, порвутся от перенапряжения, от груза, который ей никогда не приходилось взваливать на себя. Пот катился с нее градом, давление стучало в висках, сердце прыгало в грудной клетке. Но она не останавливалась и двигалась вниз.
Оля тянула на спине Сергея. Глаза у командира погибшего отряда были закрыты, голова болталась из стороны в сторону.
Оля застонала:
— Нет… Я уже больше не могу…
Она опустила Сергея на ступеньки, села рядом с ним и прислонилась к холодной стенке. Вся мокрая, измученная, она тяжело дышала и никак не могла отдышаться. Сверху раздался нагоняющий панику знакомый звук: «вжи-жи-жить». Оля подняла голову и посмотрела между перил.
— Вот же суки! Прорвались все-таки на лестницу, — прошипела она сквозь зубы и взглянула на лицо Сергея.
На нем не было никаких признаков жизни, непонятно было — жив он или нет. Оля ударила парня по щекам. Сергей в ответ еле приоткрыл глаза, но зрачки его сразу же закатились. Оля перевела взгляд на ноги Сергея. Она их обмотала разорванной пополам его же рубашкой. Куски рубашки пропитались кровью, но, по всей видимости, кровотечение приостановилось.
«Вжи-жи-жить», — напомнили о себе сверху «ногогрызы». Оля встала, ее ноги подогнулись от физического переутомления.
— Ну что, поехали дальше, милый, — прошептала отчаянная девушка.
Оля схватила Сергея под руки, и, отступая шаг за шагом по ступенькам, потянула его за собой вниз.
— Господи, ну где же здесь можно укрыться? — завыла она.
Николаев и Погодин рассматривали фотографии врачей ожогового отделения.
— Теперь, когда вы представляете, о чем мои произведения, — вновь заговорил Петр Алексеевич, — давайте поговорим о тех вещах, которых нет ни в одном из моих романов или рассказов. Если говорить вашими словами, то мы отделим от ширмы те действия, которые делаются за ней и подумаем, как на них можно повлиять.
Николаев искоса посмотрел на завхоза и улыбнулся.
— А ты, Погодин, далеко не дурак… Дело говоришь.
Погодин развел пальцы в стороны, как крутой рэпер.
— А то! — сказал он. — Первое, что совсем не вписывается в мою фантазию, это рассказчики.
Николаев непроизвольно вздрогнул, когда услышал слово «рассказчики».
— Есть смысл предположить, что это и есть наши враги, — продолжил рассуждать Петр Алексеевич. — И все то, что они делают — делают во вред.
Николаев вытер рукой пот и тяжело вздохнул.
— Понятное дело.
— Следующее, о чем можно поговорить, — это «ледяная пленка», — продолжал Погодин. — В моем романе она двигалась от забора к больнице. В реальности она двигается и за пределы забора. И я подумал: значит, больница, это не цель, а средство для достижения чего-то большего. А чего именно — ответ напрашивается сам. Они — враги наши — считай, в открытую захватывают необходимое для них пространство. Этим пространством может быть город, может быть страна, может быть материк, а может быть и Земля в целом.
Николаев подтянул к себе кожаное кресло, усмехнулся и закрутил головой.
— Ну, ты и разогнался.
— Я все-таки какой-никакой, а писатель.
Николаев опустился в кресло и посмотрел на Погодина.
— Хорошо, давай продолжай. Смысл улавливаю.
— В последнее время я ломаю голову вот еще над чем. В моих произведениях не упоминалось ни про какие звонки от студента Андрея Кабена. Я все думаю, что это за звонки и для чего они вообще нужны?
Оля уже подумала, что эта лестница приведет ее в тупик. Ни на одной лестничной площадке не было ничего похожего на вход или выход, и только где-то на уровне восьмого подземного этажа в стене обнаружилась узкая дверь. Хоть лестница спускалась и дальше вниз, Оля затянула Сергея в коридор, в котором горел неприятный розовый свет. Она не понимала, откуда у нее взялось столько сил — как она смогла протащить раненого парня так далеко?
Оля опустила Сергея на пол и взглянула внутрь коридора. На расстоянии пяти метров от себя она увидела еще одну открытую узкую дверь. Оставив Сергея лежать на полу, Оля осторожно заглянула в комнату, которая находилась за этой дверью.
Она быстро вернулась за Сергеем и за руки поволокла к узкой двери, вытирая его голой спиной всю пыль на бетонном полу. Она втянула парня в небольшое помещение размером с ванную комнату и закрыла дверь.
В комнате горел ярко-розовый свет, еще более въедливый и раздражающий, чем в коридоре. Оля встала на колени и опустила голову на грудь Сергея. Она прислушалась к биению его сердца. Затем взглянула на белое лицо — оно поражало спокойствием и невыразительностью.
Оля провела рукой по груди Сергея и прошептала:
— Хоть сердце у тебя и крепкое, но горишь ты, чуть ли не адским пламенем. Что же мне делать?
На пятом этаже в урологическом отделении все больные одиннадцатой палаты, кроме рассказчика Егора, встали у окна и облокотились на подоконник. Глаза у них налились красным. Изо рта потекла желтая пена вперемешку с густой багровой кровью.
Сам рассказчик встал напротив них и заговорил, не скрывая досады:
— Я все понимаю, но такими темпами мы ничего не добьемся.
Александр Евгеньевич, который ухитрился втиснуться посередине между Андреем и Олегом Олеговичем, шагнул навстречу Егору.
— Я уже давно во всем разобрался, тут нет ничего сложного, — сказал он и выплюнул целую струйку желтой слюны.
— А может вся проблема в тебе, Егор? — злобно усмехнулся Олег Олегович, показывая рассказчику нижнюю челюсть, заполненную кровью и желтым гноем.
— Лично я ощущаю, что ты торопишься… и этим причиняешь нам серьезный вред.
— Это точно! — взвизгнул Андрей. — Скажи, куда мы летим? Зачем такая спешка?
Егор вмиг ощетинился.
— Закрыли рты, немедленно! — заорал он.
Александр Евгеньевич моментально отступил на свое место.
— Все смотрят мне в глаза, — приказал молодой рассказчик. — И не дай бог кто-нибудь что-нибудь скажет!
Андрей, Александр Евгеньевич и Олег Олегович — три крутых картежника — испугались этой резкой вспышки злости со стороны Егора. Рассказчик широко раскрыл глаза. И в этих глазах появился маленький голубой огонек. Он все сильней и сильней разгорался, и вскоре из глаз Егора ударил яркий голубой свет, словно два мощных фонаря зажглись на их месте.
— И «ледяная пленка» вновь зашевелилась и вновь стала разрастаться, — заговорил хриплым голосом странный парень. — В течение получаса она покрыла снаружи весь второй этаж, точнее, всю стену от границы между первым и вторым этажом до границы между вторым и третьим этажом.
Оля шлепала ладонями по бледному лицу Сергея. Губы у него были бескровные, белые.
— Сережа! Сереженька! — причитала Оля. — Очнись, милый! Я одна не справлюсь.
В ответ ей раздался слабый стон. Она нанесла еще несколько ударов.
— Сергей, умоляю…
Сергей слегка приоткрыл глаза, несколько мгновений пытался понять, что от него хотят, и вновь закрыл. Оля схватила его за плечо и продолжила тормошить.
— Сережа, — взмолилась Оля, — Сереженька, ты только не отключайся. Пожалуйста, миленький.
— Где мы? — спросил раненый парень слабым голосом. — Почему здесь так холодно?
Оля взяла его руку и стала растирать белые пальцы.
— Тебе холодно, потому что ты потерял много крови, — объяснила она. — Без серьезной помощи шансов выкарабкаться у тебя мало.
— Я хочу пить…
Оля посмотрела по сторонам. Комната, в которой они находились, была абсолютно пуста. Серые стены и бетонный пол — все, что она увидела. Оля прикусила нижнюю губу.
— Потерпи, милый, — прошептала она. — Я сейчас что-нибудь придумаю.
В двенадцатой палате хирургического отделения Ира, Света и Степановна все еще сидели на одной кровати. Правда, они оживились, повеселели, из глаз их исчезла стеклянная пустота.
Ира, улыбнувшись яркой мечтательной улыбкой, обратилась к Анне:
— А когда у нас уже начнется практическая часть? Так хочется попробовать свои силы.
— Рано пока. Вы к этому не готовы, — ответила рассказчица. — Вы даже приблизительно не представляете, с какой силой и энергией вам придется иметь дело, ее неумелое использование может погубить вас в одну секунду.
В газах Иры промелькнул озорной блеск.
— Ну, хоть чуть-чуть что-нибудь попробовать.
Анна на миг задумалась над словами Иры и сказала:
— Хорошо. Попробуй продолжить все то, что делаю я, но своим способом, примени для этого свою фантазию.
Ира не стала ждать, когда Анна передумает. Она вскочила со своего места, быстро развернулась и уставилась в глаза Светы.
— Ну, бабоньки, — выкрикнула девушка, — смотрим мне в глаза… а-а…
Голова Светы затряслась мелкой дрожью.
— А-а-а, — закричала несчастная подопытная.
Степановна, увидев чудачества Иры, открыла рот и замычала от страха и негодования одновременно. В глазах девушки, которая решила попробовать свои силы, появилось что-то очень неприятное, злое.
Ира почему-то смотрела только на Свету.
— И внезапно в кабинете заведующей гинекологией зазвонил рабочий телефон, — затараторила, приступивриступилаа, к делу, Ира. — Заведующая, не задумываясь, бросилась к этому телефону и закричала в трубку: «Алло, кто это звонит?» А в ответ ей раздался аётся очень громкий голос: «Это я! Андрей Кабен!».
Света, не выдержав внезапно возникшей боли в голове, закричала благим матом и схватилась двумя руками за лоб.
— И в эту же секунду в ухе заведующей появилась сильная боль, — быстро выговорила Ира, — и заведующая заорала, как истеричка, и умерла от того, что ее мозг ЛОПНУЛ!
Из глаз Светы брызнули слезы.
— Из-за сильнейшего давления внутри черепа, — добавила Ира для образности и, повернувшись к Анне, спросила, — Ха, ну как?! У меня получилось?
Анна пожала плечами, на лице у нее появилась слабая улыбка.
— Даже не знаю, что сказать, — произнесла слегка напуганная женщина. — Думаю, что для первого раза неплохо. Но… откуда у тебя такая уверенность, что отделением гинекологии заведует женщина?
— А это важно? — нахально заявила Ира.
— Может и нет. А в других случаях, когда масштабы совсем другие, — это могло бы стать катастрофой.
Анна подошла к окну и открыла форточку.
— Вот тебе и первый практический урок, — сказала она. — Для начала все надо хорошо обдумать и не забыть учесть все нюансы, иначе…
Анна выглянула в форточку и, взглянув на окна противоположного крыла больницы, вдруг вскрикнула:
— Это что?! Твою мать!
Женщина развернулась на тонких шпильках и быстро зашагала к входной двери.
— Один рассказчик должен немедленно замолчать, — пробормотала она.
Оля услышала неприятные шуршащие звуки и, выглянув в коридор, посмотрела налево и направо. И хоть ничего подозрительного не увидела, чувство страха у нее осталось. Маленькая комната, в которой она с Сергеем спряталась от «ногогрызов», не внушала доверия. Но у нее не осталось ни сил, ни времени для того, чтоб найти более надежное место.
Сергей потерял много крови, и ему была нужна срочная помощь. Если б он протянул в таком состоянии, в котором находился, хотя бы час — это было бы геройством с его стороны. Оля понимала, что даже часа у нее нет.
— Знаешь что, Сергей, я вижу только один путь к спасению, — произнесла Оля. — Мне надо двигаться за помощью.
Было странным то, что Сергей ее услышал. Он слегка приоткрыл глаза и еле выговорил:
— Не надо… не рискуй… нет смысла…
Где-то в глубине коридора что-то грохнуло, и Оля прикрыла дверь.
— Это ж больница! — прошептала она. — Я найду тех, кто тебе сможет помочь, и приведу их сюда.
Сергей не ответил. За дверью раздалось какое-то шуршание. Оля замерла и прислушалась. Затем, не выдержав, она приоткрыла дверь и попыталась в образовавшуюся щель увидеть источник шуршания. Никого и ничего. Пустой коридор…
Оля посмотрела на Сергея и всхлипнула.
— Ну что ты лежишь и молчишь? — вскрикнула она.
Сергей, открыл глаза и уставился в потолок. Некоторое время было слышно его тяжелое дыхание, затем он провел языком по сухим губам.
— Сергей! — взвизгнула Оля.
Раненый парень с большим трудом повернул голову и взглянул на Олю. Он ее практически не увидел, она расплылась перед его глазами, превратившись в смесь различных красок.
— Обратно… нельзя, — прошептал он сухим скрипучим голосом. — Там тебя ждет… верная смерть…
Оля тут же вскочила на ноги.
— Знаешь, а мне надоело бояться смерти.
— Сядь, — приказал Сергей, — не горячись….
— Нет, я уже для себя все решила, — выкрикнула Оля, схватилась за ручку двери, открыла ее и, не дожидаясь ответа, покинула комнату.
Сергей увидел, как быстро захлопнулась дверь и, тяжело вздохнув, провалился в темноту.
Оля быстро поднималась по лестнице: перепрыгивала через ступеньки и бежала, не останавливаясь. Она хваталась за перила, и ее слабые мышцы напрягались до предела.
Оля поднималась все выше и выше. Внезапно навстречу ей выскочил «ногогрыз», он вылетел с лестничной площадки и в воздухе обнажил свои острые пилы. «Вжи-жить» — заревела ползучая тварь. Девушка чудом успела увернуться, острое лезвие одной из пил «ногогрыза» прошло в сантиметре от ее шеи.
Оля проводила взглядом улетающего вниз «ногогрыза». Тварюга долетел до следующего лестничного пролета и, совершив неудачную посадку, закувыркался по серому бетону.
— Эй, кусок говна с пилами, — закричала Оля ему вдогонку, — объясни мне, ты хорошо летел или хреново падал? А то я так и не поняла.
Она вновь схватилась за перила и стала подниматься дальше, но уже не так быстро. Преодолев десять ступенек, она услышала, как где-то сверху угрожающе «завжикали» несколько «ногогрызов».
Оля подняла кверху голову и посмотрела на лестничную площадку, откуда раздавались эти звуки. «Ногогрызов» не было видно, и поэтому невозможно было понять, сколько их там.
— Что, сучары, думаете, я вас боюсь? — закричала она.
Отчаянная девушка сняла с себя кофту и завязала два рукава крепким узлом. По ее лицу покатились капли пота.
— Да нисколечко! — ответила Оля за них и сорвалась с места.
— Ну, где же вы?! — заорала она, и тут же в ее сторону вылетели сразу два «ногогрыза» с широко расставленными крутящимися пилами.
Оля размахнулась кофтой и узлом попала по одному «ногогрызу», направив его в сторону второго. «Ногогрызы» в полете разбились друг об друга.
— Урраа! — возликовала она. — Вот вам, твари!
Чувство самосохранения подсказывало Кругловой, что надо действовать, а не слушать то чудовище, которое выдавало себя за красивого мужчину в сером костюме. Хоть очки на носу и делали из него интеллигента, она знала, как он выглядит на самом деле.
Мужчина хлопнул два раза в ладоши, и в темном помещении загорелся слабый розовый свет. Елена Степановна сразу же обратила на нестандартную длинную лампу за стеклом в стене.
— Давай, я тебе помогу слезть, — произнес мужчина и потянул к ней руки.
–
f Hfplfkjcm 22.Даже не думай! — вскрикнула Круглова и отскочила на два шага назад.
Она зацепилась ногой за что-то острое, вмиг потеряла равновесие и скользнула вниз, больно ударившись задним местом о трубы. Красавец мужчина рванулся и схватил ее в воздухе.
Круглова, упав прямо в руки красавца, нанесла ему сокрушительный удар по щеке и бросилась к выходу из помещения. Красавец тут же на глазах стал самим собой: неприятной тварью с жутким лицом — «Зверем».
«Зверь» схватился за щеку и закричал:
— Вот же дрянь!
Он в два прыжка нагнал Круглову и попытался схватить ее за рукав белого халата. Но Елена Степановна резко развернулась и ударила чудовище ногой в живот.
— Ух! — выдохнул «Зверь» и согнулся пополам.
Он упал на колени, и его лицо перекосила боль, которая знакома только мужчинам. Круглова, отступив на шаг, нанесла сокрушительный удар ногой по голове «Зверя», желтые брызги разлетелись в разные стороны.
— Ах! — выкрикнул он и от удара отлетел на метр назад.
«Зверь» упал на спину. На его лице отразилась сильная боль. Круглова победоносно взглянула на явно неземное чудище и рявкнула:
— Слышишь, тварь, лучше не рыпайся.
— Да-а-а! — протяжно заскулил «Зверь». — Да ты… сама тварь! Ты гадюка безмозглая! Да я… если б хотел, давно бы тебя убил!
— Кишка тонка! — ответила на это Елена Степановна и выскочила из помещения.
Оказавшись в коридоре, Круглова со скоростью Шумахера помчалась в сторону лестничной площадки. Только после того, как половина длинного коридора была преодолена, она остановилась, чтоб отдышаться. Елена Степановна обернулась. За ней никто не гнался, и она вздохнула с облегчением.
Однако ее ждал сюрприз. Когда она повернула голову назад, то чуть не вскрикнула. По коридору, со стороны лестницы, в ее сторону шел Федор Иванович, лицо у него было очень серьезное и злое.
— Черт! — выругалась Круглова. — А тебе, дедуля, что здесь надо?
Елена Степановна медленным шагом побрела в его сторону. Она улыбнулась ему и кивнула в знак приветствия. Однако старик не ответил, выражение лица его не изменилось, оно по-прежнему осталось каким-то очень неприятным.
За спиной Кругловой раздался громкий женский крик:
— Стой, дура! Туда нельзя!
Круглова обернулась на крик и увидела, что со всех ног к ней бежит девушка в черном платье с коротким рукавом (то самое «черное нечто», с которым она уже два раза встречалась).
— Тебя мне еще не хватало! — заскулила Елена Степановна.
«Черное нечто» проскочило мимо Кругловой и прыгнуло, выставив руки вперед, на остановившегося Федора Ивановича. Оно сбило его с ног и кубарем полетело через него.
Федор Иванович быстро поднялся и уставился в глаза девушки в черном платье.
— Кто ты? — грозно спросил он. — И что тебе надо?
— Сейчас узнаешь! — ответило «черное нечто» и бросилось на Федора Ивановича.
Старик выставил руки вперед, сделал захват и кинул через плечо девушку в черном платье. В результате броска она ударилась головой о стенку и взвыла:
— У-у-х!
Федор Иванович, услышав отчаянный вопль, нанес удар кулаком по лицу «черного нечто». А затем еще один и еще один. «Черное нечто» от ударов осело на пол и закатило глаза. Старик на этом не успокоился. Он схватил за ногу девушку в черном платье и быстро поволок ее по коридору, оставляя на бетонном полу следы желтой слизи.
Круглова так и осталась стоять, раскрыв рот. Она молча наблюдала за тем, что вытворял Федор Иванович. А он прошел мимо шахты, похожей на лифтовую, повернул голову и уставился на проход в темное помещение. В стене, в паре метрах от прохода, торчал железный штырь.
— Вот это то, что нам надо, — вскрикнул старик и посадил «черное нечто» на пол.
Федор Иванович прислонил голову девушки в черном платье к острию железного штыря.
— Сдохни! — крикнул он.
Девушка в черном платье очнулась и открыла глаза. Федор Иванович нанес удар ногой по ее голове. Штырь пробил голову насквозь и вылез между носом и ртом жертвы.
Круглова взвизгнула.
— О боже! — закричала она. — Что вы творите?!
Федор Иванович ласково улыбнулся ей, как дедушка своей внучке.
— Я рад, что ты меня подождала.
Он взглянул прямо в глаза Кругловой и жестом руки позвал ее к себе. Елена Степановна схватилась за голову, сделала несколько шагов в сторону Федора Ивановича и грохнулась, вытянув руки вперед, на пол.
— Молодец девочка, я, думаю, мы с тобой найдем общий язык, — хихикнул старик.
Федор Иванович схватил за руку Круглову, вытащил ее на лестничную площадку и потянул по ступенькам вниз. И тут же за его спиной раздался крик Анны:
— Касхен, подожди, я тебе помогу.
Федор Иванович повернул голову и с удивлением посмотрел на Анну, которая по ступенькам спускалась к нему.
— Эмирта, что ты здесь делаешь? — спросил старик.
— Я иду к Чёмче.
— Зачем он тебе понадобился?
Анна подошла к Федору Ивановичу и взяла Круглову за другую руку.
— Один из рассказчиков творит что-то непонятное, — сообщила женщина. — И у меня такое ощущение, что этот рассказчик сошел с ума.
Старик кивнул.
— Эмирта, мы в этой больнице не одни, — сказал он. — Здесь есть еще кто-то, такой же разумный, как и мы.
— Ужас! — вскрикнула Анна. — И что им или ему здесь надо?
— Мне тоже хотелось бы это знать, — ответил старик.
Открыв двустворчатые двери, Оля осторожно выглянула в узкий коридор. На полу ничего не было — кто-то очистил коридор от кровавого фарша. О произошедшем здесь страшном сражении отряда Сергея и «ногогрызов» напоминали только забрызганные кровью стены.
«Интересно, кто и когда успел навести здесь порядок?», — задумалась Оля. Она осторожно вошла в узкий коридор, покрутилась на одном месте, собралась с духом и быстро зашагала. Каждый шаг ее отражался эхом. Плюс к тому в коридоре, правда, непонятно где, что-то капало на пол. Как только Оля прошла мимо шахты, в коридоре появился знакомый звук: «вжи-жить… вжи-жи-жить»…
Оля огляделась по сторонам: в коридоре никого не было. Она сразу же подумала о шахте — скорее всего, мерзкие ползучие твари с пилами спрятались там.
Оля ускорила темп — перешла с шага на бег. «ВЖИ-ЖИТЬ» превратился в такой гул «вжиканья», как будто сотни «ногогрызов» в один момент взяли и «завжикали». Она вновь остановилась и попыталась понять, откуда идет мерзкий звук. Но так ничего и не поняла.
Николаев, шагая по ожоговому отделению, задумался и не заметил, как ему навстречу вышла больная женщина с большим вздутым животом. Он шел по коридору, а она вылезла из палаты.
— Доктор, куда подевался заведующий нашим отделением?
Николаев бросил на нее страдальческий взгляд и пожал плечами.
— Я не знаю.
Больная женщина остановилась в метре от Николаева и громко закашляла, не закрывая при этом ладонью рот.
Николаев сразу же отступил от нее на шаг.
— Что ж вы делаете?! Так и других можно заразить.
— Мне наплевать, веришь? — А мне не плевать! — дико разозлился Николаев. — А ну быстро вернитесь в свою палату! Я не разрешаю вам из нее выходить.
— Пошел в жопу! — ответила на это женщина и плюнула ему в лицо. — Я есть хочу.
Павел Петрович отвернулся от нее, вытер рукавом халата лицо и краем глаза заметил, что на него смотрят другие больные, которые как будто специально выглянули посмотреть, что здесь происходит.
— Хорошо, будет тебе питание! — прошептал сквозь зубы он. — Если ты сейчас же пойдешь в свою палату, я его тебе организую.
Николаев отошел от больной женщины на несколько шагов.
— Внимание! Весь медперсонал, это относится к вам, — закричал он злым голосом. — Собираемся около поста ста дежурной медсестры. Прямо сейчас! Немедленно!
Николаев взглянул на больную женщину. На ее лице красовалась неприятная ухмылка.
— Я вижу, доктор, — зашипела она, — ты боишься смерти. Ой, как боишься.
Николаев ничего не ответил, он развернулся и пошел в сторону поста дежурной медсестры. Остановился возле двери в кабинет заведующего ожоговым отделением.
— Кожало, что у тебя тут за хрень творится? — произнес он, открывая двери, и вдруг замолчал, поражаясь увиденному.
Наконец-то «ногогрызы» обнаружили себя. Они стали выползать из углублений, выпиленных в самом низу стены, и заполнять коридор впереди Оли.
— Ну, здравствуйте, — произнесла девушка. — Кто бы сомневался, что дело будет дрянь.
За ее спиной раздался рев пил «ногогрызов». Она развернулась и увидела, что и с другой стороны из стены выползают мелкие твари с пилами.
Оля рванула назад — туда, откуда пришла — в сторону лестничной площадки, надеясь проскочить. Она остановилась в двух метрах от шахты, похожей на лифтовую, и поняла, что «ногогрызы» зажимают ее с двух сторон.
— Ну, зачем я вам… ну… а? — застонала она и шмыгнула носом. — Я так понимаю, в плен вы не берете?
Голос Оли сорвался.
— Жаль, что я не увижу, когда вас всех как тараканов раздавят, тварей…
«Вжи-жи-жить», — громко взвизгнул самый отчаянный «ногогрыз» и бросился к ногам Оли. Она закрыла глаза и со всей силы ударила ногой по нему. «Ногогрыз» отлетел назад, как футбольный мячик. «Вжи-жи-жить», — около десятка «ногогрызов» с двух сторон устремились к ногам Оли.
Она бросила грустный взгляд на проем в стене, ведущий в шахту. Ее от шахты отделяло два метра, которые заполнили «ногогрызы».
— Прощайте! — тихо сказала она и прыгнула в самую гущу опасных ползучих тварей. «Ногогрызы» тут же впились в ее ноги пилами.
Оля успела оттолкнуться еще раз и совершила прыжок в шахту.
— Мамочка! — закричала она.
Раздались два глухих удара ее тела о металлическую конструкцию, расположенную по всему периметру стены шахты, и внезапно все затихло, даже «ногогрызы» перестали шуметь своими пилами.
«Кап…кап…кап…», — остался слышен шум где-то капающей жидкости.