Нашего героя мне не было видно за широкой спиной его друга. Блондин все так же стоял на коленях, держа раненого за руку. Плечи у него ссутулились, он повернулся ко мне, весь в слезах. Красноватые следы от этих слез с кровью пролегли на лице. Я сразу подумала о худшем, пока не обошла его и не увидела второго вампира. Герой лежал на спине, но мигал мне серыми глазами. Только они у него и были светлыми — длинные тёмные волосы, такая же тёмная пробивающаяся бородка вокруг рта. Я чуть не ляпнула вслух: «Ох, так вы не умерли!», — но сумела промолчать. Очко в мою пользу.
Я присела с другой стороны от него, напротив его друга. Нож торчал в груди восклицательным знаком. Я в своё время порядочно заколола вампиров, и умею распознать удар в сердце. Кровь выступила вокруг лезвия, впиталась в одежду темноволосого. Много крови. Это значит, либо он сегодня сыт, либо рана серьёзна. Либо и то, и другое.
— Я не поняла, что нож серебряный, пока его не обезоружила. Я бы пришла раньше.
— У нас компания, — сказал мне Смит.
— Раньше или позже, не играет роли, — произнёс голос позади.
Это был Малькольм. Остальные члены церкви толпились за ним. От зевак, по-моему, нигде не спрячешься.
— Играет, — ответила я.
— Он умирает, Анита. И мы ничем не можем его спасти.
Я посмотрела на раненого и перехватила взгляд синих глаз его друга. Синих глаз в раме синего воротника рубашки.
— Я видала, как вампиры оправлялись от худших ран.
— Ты видела мастеров, Анита. Он не мастер.
— Он получает силу от своей линии, от своего мастера, — сказала я. — Дело не в личной силе.
— Истина и Нечестивец не имеют мастеров. Я верно говорю?
Блондин посмотрел на Малькольма, и на его лице была полная безнадёжность. Я даже не могла отпустить замечание насчёт имён. Кого могут звать Истина и Нечестивец? Но в лице этом было столько страдания, что я могла только сказать:
— Малькольм, если у тебя есть что сказать важного, скажи.
— Они — безмастерные, Анита. Мастер, создавший их, погиб, и sourdre de sang, создавший эту линию, тоже был уничтожен. Они смогли пережить уничтожение своей линии, но оно их ослабило.
Я посмотрела в лицо блондина — Истины или Нечестивца, не знаю, кто он был. А он уставился на Малькольма, и по его лицу было видно, что Малькольм говорит правду.
— Если бы ты связал их обетом крови, у них был бы теперь мастер.
— Я допустил их в свою церковь. Практически любой другой мастер просто бы их убил.
— Почему?
Лежащий на земле вампир ответил сдавленным голосом:
— Они нас боятся.
— Не разговаривай, брат, я все за тебя скажу, — торопливо заявил блондин. — Они боятся, что другие вампиры узнают, как мы пережили уничтожение всей нашей линии крови, и задумаются, не могут ли они убить тех, кто их порабощает, и тоже выжить.
— Брат? — спросила я.
Блондин посмотрел на меня. От свежих слез глаза его были красноваты.
— Истина — мой брат.
А, черт.
— Малькольм правду говорит, что если мы вынем нож, то… Истина не залечит эту рану?
— Когда-то мог бы, но гибель нашей линии нас ослабила. От серебряного оружия мы оправляемся не лучше людей.
Я посмотрела на торчащую из груди вампира рукоять.
— Если бы он был человеком, он бы уже погиб. А он ещё не умер.
— Он умирает, Анита, разве ты не чувствуешь?
Я положила руку на грудь вампира, рядом с лезвием, и сосредоточилась. Я ощутила, как его энергия — за неимением лучшего слова — тает.
Он сделал судорожный вдох, и следующий дался ему ещё труднее.
— Блин, он истекает кровью. — Вампир потерял столько крови, что тело его переставало функционировать. Черт. Я посмотрела на блондина. — Если мы будем сидеть, сложа руки, он умрёт. Если вытащим лезвие, может открыться возможность его спасти.
— Как? — спросил блондин (я даже мысленно не могу никого назвать Нечестивец — в смысле имени).
Как? Интересный вопрос. Будь здесь Жан-Клод, мы могли бы привязать его клятвой крови. Конечно, учитывая наши метки, Истина может взять кровь у меня и быть привязанным к Жан-Клоду. Примо обнаружил это случайно, а теперь открывалась возможность.
— Я свяжусь со своим мастером, он Мастер Города. Если он согласится, у меня есть идея.
И я позвала мысленно:
— Жан-Клод!
Вокруг него было какое-то движение — он оказался в клубе.
— Oui, ma petite, ты звала?
Не прибегая к словам, я дала ему пробежать свои мысли стенографически. Он был весьма заинтересован.
— Нечестивая Истина в Америке!
— Ты их знаешь?
— Единственные вампиры за всю нашу историю, которые намеренно выследили всех вампиров своей линии и убили.
Это меня потрясло:
— Как, почему?
— Я знал их мастера и его мастера, sourdre de sang. Это были воины, ma petite, ещё какие воины! Они в битве были как Бёлль Морт в сексе.
— Так что, они слишком опасны, чтобы брать их на борт?
— Ты знаешь, что случается, когда родоначальник линии сходит с ума?
Вопрос казался ловушкой, но я все же ответила:
— Что-то плохое.
Он засмеялся у меня в голове, и мурашки поползли у меня по коже.
— В этой линии все начали вдруг убивать людей — без платы, без политики, без какого бы то ни было мотива. Я тогда был ещё с Бёлль при дворах. Я знаю, что совет собирался подослать убийц, но двое вампиров из этой линии сделали все сами. Они спасли нас от ненужного внимания в Англии, и за это совет был им благодарен, но они убили источник своей линии, своего создателя, а это у нас — смертный приговор.
— Так почему же они не мертвы?
— Потому что вмешался кто-то в совете. Не знаю, зачем, не знаю даже наверняка, кто, но они остались безмастерными и были сосланы странствовать, и рука любого мастера, встреченного ими, оборачивалась против них. Если они смогли убить источник своей крови и выжить, то они слишком опасны, чтобы оставлять их в живых.
— А как настроен ты?
— Что ты предлагаешь, ma petite?
— Ты помнишь, как вышло с Примо?
— Ты дашь пить Истине, и он будет привязан к тебе и ко мне?
— Ага.
— Это не драчуны из линии Дракона, это воины, пережившие столетия, когда рука всякого обращалась против них. Я видел их однажды, когда их мастер прибыл ко дворам. Они — мужи чести.
— Что он говорит? — спросил Нечестивец.
Я подняла руку:
— Он думает.
— Никто не станет рисковать, — произнёс Истина сдавленным, трудным голосом.
Жан-Клод дышал сквозь мой разум, покрывая мурашками кожу. Я убрала руку от раненого вампира, чтобы эффект не распространился на него. Потом широко открыла между нами метки, и Жан-Клод меня заполнил, пролился по моему телу, по коже. Его сила встретилась с моей, и будто пламя подожгло огромный сложенный костёр. У меня голова запрокинулась, выгнулась спина, сила хлынула из меня. Она лилась и лилась, и я ощущала каждого вампира в коридоре. Чувствовала их, как отдельные огоньки в темноте, будто с закрытыми глазами я знала их всех.
— Назад, дети мои! — прозвучал издалека голос Малькольма. — Оставим место сие для её чёрной магии.
Я открыла глаза, тут же поняв, что они выцвели в карий огонь с чёрной оторочкой.
— Что сейчас будет? — спросил Смит.
Я посмотрела на него, и он испустил удивлённый возглас, облизал губы и уставился на меня, бледный и перепуганный.
— Если не хочешь этого видеть, вернись к Зебровски.
Смит покачал головой:
— Я останусь.
— Тебе не понравится, — предупредила я.
Он сдерживался, чтобы не обхватить себя за плечи, и я вспомнила, что он умел воспринимать энергию оборотней. Ничего нет хуже, как оказаться слегка экстрасенсом посреди метафизических событий.
— Мне уже не нравится, но я держу твою спину — во всяком случае, против всего, что можно остановить пистолетом.
Последние слова заставили меня задуматься, не восприимчивее ли он, чем кажется. Он знает, что в коридоре сейчас есть опасные создания, но ничего, против чего могут помочь пистолеты. Даже слишком умный. Надо будет поосторожнее с метафизикой при Смите — он может вычислить больше, чем мне хотелось бы.
Я обернулась к двоим вампирам:
— Я слуга-человек Жан-Клода. Мы действительно кровь от крови моей друг для друга.
— Что ты предлагаешь? — спросил Нечестивец.
— Нож вынимаем, я даю Истине пить, и мы привязываем его клятвой крови к Жан-Клоду.
— Он воистину согласен нас принять?
— Он говорит «да».
Нечестивец обернулся к брату.
— Ты согласен на это? Быть привязанным к другому мастеру?
— Ощути её силу, её зов, — выдохнул он между двумя судорожными вдохами. — Если это слуга, каков же тогда хозяин?
— Это значит «да»? — спросила я.
Нечестивец кивнул.
— Но если вы берете моего брата, вы должны будете взять и меня.
Я просто знала, что Жан-Клод согласен — спрашивать было незачем.
— Согласны. Хотя смогу ли я питать вас обоих сегодня — это другой вопрос.
— Мы сегодня уже сыты. Истине надо будет дать пить по-настоящему, мне же будет достаточно лишь вкуса твоей крови.
— Окей, — согласилась я. Про себя подумала: «А получится?», — и Жан-Клод ответил, что почти уверен. Он был почти уверен, что все получится.
— А не лучше будет связать его обетом крови, а потом вынуть нож? — спросила я.
— Быть может, ma petite, но серебро может помешать процессу. Мы хотим вернуть ему здоровье, а этого не произойдёт, если в теле у него будет находиться серебро.
Я заморгала, глядя на Нечестивца. Обретшими вампирскую остроту глазами я чётко видела костную структуру его лица и понимала, что он очень по-мужски красив. Очень по-мужски, а когда я перевела взгляд на его брата, то увидела то же строение костей лица, которое никакая растительность не могла скрыть. Как я не заметила сходства раньше?
— Надо вынуть нож, потом он будет пить.
Я посмотрела на собственные запястья. Левое все ещё заживало после вчерашних укусов Примо и зомби. Правое запястье я не предлагаю. Никогда не следует ранить руку для стрельбы, если этого можно избежать. Я потрогала шею. Укус Реквиема никуда не делся, хотя уже заживал. Еле-еле ощущался укус Дамиана. Топ я снимать не буду, так что груди не рассматриваются. Остаётся шея. Скоро я буду выглядеть как законченная вампироманка, всегда со свежими укусами. А, ладно.
— Прошу прощения, я свои раны инспектировала. Подставлю правую сторону шеи.
— Он не сможет сесть.
— Я лягу.
Я передала пистолет Смиту.
Он вытаращил глаза:
— Это зачем?
— Я собираюсь допустить Истину к своей шее. И не хочу беспокоиться, дотянется он до моего пистолета или нет.
— Ты нам не доверяешь, — сказал Нечестивец.
— Я никому не доверяю.
Когда я попыталась лечь на Истину, нож торчал на дороге.
— Сперва нож, ma petite, — напомнил Жан-Клод.
Я снова встала и посмотрела на его брата:
— Ты это сделаешь или я?
Он понял без дополнительных объяснений — для разнообразия приятно.
— Я сделаю.
Он свободной рукой — другая оставалась в руке брата — взялся за рукоять и остановился.
— Пора, брат, — напомнил ему Истина.
Я отвела волосы в сторону, обнажив шею справа. Как только нож будет вынут, у нас останется минута, не больше, чтобы спасти ему жизнь или дать умереть. Нечестивец застыл, держа одной рукой руку брата, другой рукоять ножа.
— Хочешь, чтобы я это сделала? — спросила я.
Он покачал головой, но не шевельнулся.
— Или это сделаешь ты, или я… Нечестивец. У нас время на исходе.
— Давай, — прошептал Истина. — Давай.
Рука Нечестивца сжалась.
— Прости, брат, — сказал он, и одним резким рывком выдернул лезвие.
Хлынула кровь — густая, красная. Тело выгнулось судорогой. Я сделала, как сказала. Как ложиться на раненого мужчину? Как на любого другого, если не хочешь скатиться в сторону. Я легла сверху, расставив ноги по сторонам от его тела, а он дёргался подо мной, борясь за жизнь.
Шею я подставила под его губы, но он уже не владел своим телом в достаточной степени, чтобы начать пить.
— А, черт! — Я подняла глаза и увидела его брата. — Помоги мне!
— Как?
— Подержи его, чтобы он мог пить.
Нечестивец не стал спорить — просто зашёл сзади и поднял брату голову и плечи от земли. Судороги стали слабее, но это не помогло, совсем не помогло.
— Поцелуй его, — выдохнул Жан-Клод через моё тело.
— Что? — спросила я вслух.
— В чем дело? — спросил Нечестивец.
— Дай ему энергию, чтобы пить.
— Как?
Он оказался у меня в голове — не слова, даже не образы, — просто я вдруг поняла, потому что понимал он. У вампиров был поцелуй жизни задолго до того, как мы, люди, придумали искусственное дыхание. Когда-то я думала, что это должен быть sourdre de sang или тот, кто сотворил вампира, иначе энергию не передать, но на опыте убедилась, что это не так. Если бы Жан-Клод не был так уверен, что все получится, я бы возразила. Нечто подобное этому я сделала только однажды, и это было с Ашером, который был нашим возлюбленным и который до того от меня питался. Этот вампир был мне чужой, и не из нашей линии, но уверенность Жан-Клода наполнила меня как моя собственная.
Я посмотрела в лицо Истины — глаза его начинали стекленеть, тело стало неподвижным. Я вызвала силу — или это сделал Жан-Клод, или мы оба. Трудно сказать, где начиналась одна магия и кончалась другая. Я наклонилась к лицу вампира.
— Что ты делаешь? — спросил Нечестивец.
Объяснять не было времени. Я прижалась губами ко рту вампира — его губы остались пугающе неподвижны. Я целовала его и чувствовала его смерть. Искру, мигающую, как спичка на ветру. И я стала вдыхать силу ему в рот. Вдувать в него, как вдувают в умирающего воздух. Я дышала ему в рот и думала: «Очнись. Очнись, Истина, очнись навстречу нашей магии». Жан-Клод использовал меня, чтобы вбивать в него силу как меч. Это было остро и больно даже мне. Истина застонал, сев на полу, вскрикнул — вскрикнул на незнакомом мне языке.
— Ешь, — сказала я, и это было слово Жан-Клода. Но рука, убравшая волосы у меня с шеи, была моей.
Он схватил меня, впился руками мне в плечи. Я увидела, как двинулась вперёд его голова и скрылась из моего поля зрения. Он меня укусил. Вдруг, резко, вонзились в меня клыки. Я заорала — от боли. Не было ни ментальных фокусов, ни секса, чтобы смягчить боль, и болело адски.
Удивлённый мужской голос от ближайшей двери воскликнул:
— Блин, ещё один!
— Она вызвалась добровольно, — сказал Смит. — Она спасает ему жизнь.
— Это же труп вонючий, какая там у него жизнь?
— Маршал Блейк приняла решение, Рурк, так что вернись к остальным.
— Блин! — повторил он и исчез.
Я ничего не могла сказать, не могла помочь с объяснениями. Мои руки лежали на плечах Истины. Кажется, я вот-вот готова была начать отбиваться. Больно было, блин.
Жан-Клод у меня в голове сказал:
— Расслабься, ma petite, не сопротивляйся ему.
— Я не сопротивляюсь, — подумала я.
— Нет, сопротивляешься. Ты сопротивляешься его силе. Надо опустить щиты не только между мной и тобой, но и между им и тобой. И быстро, ma petite, быстро, или мы его потеряем.
Я убрала щиты — те, что отгораживали меня от всех прочих вампиров, те, что я ставила настолько машинально, что сама не замечала. Мои естественные щиты некроманта. Они упали, и вдруг… вдруг перестало болеть.
Как будто я с размаху влетела в ту стадию секса, когда боль становится наслаждением, когда впившиеся в тебя зубы — самое прекрасное, что ты ощущала в этой жизни.
Я дала ему пить из своей шеи, но я напрягалась прочь от него — а теперь расслабилась прямо в него. Как будто таешь в поцелуе, который застал тебя врасплох, и ты вдруг отдалась ему. Перестала думать и поплыла по течению.
Я отдала себя ощущению этого рта на моей шее, силы его рук у меня на спине, его тела, прижимающегося к моему. Его руки поползли ниже, ниже, охватили мои ягодицы. Он прижал меня к себе, выгибая шею и плечи, чтобы не оторвать рта, и ещё теснее прижал друг к другу нижние части наших тел. Настолько тесно, что я ощутила твёрдость и толщину у него спереди.
У меня щиты были убраны — все до единого. Просто чудо, что ardeur не попытался проснуться раньше, но он проснулся теперь, от давления тела вампира, от его сосущего рта. Он заполнил моё тело, хлынул через кожу и потёк в Истину.
Тот отдёрнулся от моей шеи, воскликнув:
— Спаси нас Мать Тьмы, это же Бёлль Морт!
Я встретила взгляд его вытаращенных глаз. Они были синее, чем раньше, а может, мне показалось.
— Не Бёлль Морт, только я, только Жан-Клод, только мы с ним. — Последние слова я шепнула ему в губы. Ardeur хотел, чтобы я целовала его, слилась с ним ртом и пила, энергию в обмен на энергию. И я произнесла, почти касаясь его ртом: — Жан-Клод, помоги мне загнать джина в бутылку. Помоги это прекратить.
— Если я помогу тебе закрыться, ardeur может охватить весь клуб, где я сейчас нахожусь.
— Тогда пей, как пил вчера ночью. Питайся от желающих, но пронеси мимо меня эту чашу сегодня. Мне надо ловить убийцу, а не трахаться со всеми, кого мы берём к себе.
— Помоги нам, — сказал Истина. — Помоги нам, мастер.
Я ощутила, как удивление Жан-Клода побежало у меня по коже, будто любопытство стало прикосновением.
— Он хочет это прекратить?
Вопрос этот вышел у меня изо рта, моим голосом.
— Да, — выдохнул Истина мне в губы, и я ощутила в его дыхании запах моей крови. — Да, помоги нам это прекратить.
— Почему? — спросил Жан-Клод.
Этот вопрос я не пропустила, потому что мне было достаточно.
— Своё любопытство удовлетворишь как-нибудь в другой раз, Жан-Клод. Меня в соседнем помещении ждёт полиция, и мне надо с этим закончить.
— Хорошо, ma petite.
Он не то чтобы потянулся ко мне, он уже был во мне настолько глубоко, насколько это возможно. Но «потянулся» — единственное слово, которое приходит мне на ум. Он не закрыл меня или Истину. Он ничего и никого не стал закрывать щитами. Просто он взял ardeur, который в нас поднялся, и сделал две вещи. Он этот ardeur проглотил и закрыл связь между собой и мной, глухо и окончательно, будто дверь захлопнул.
Вдруг я осталась одна, прижатая к телу Истины, между нашими лицами была всего пара дюймов, но это были мы и только мы. Одновременно мы испустили прерывистый вздох, будто оба задержали дыхание.
Он убрал руки, и я смогла встать с его колен. Не было дразнящего ощущения, не было чувства потери от Истины, когда его коснулся ardeur и когда ушёл прочь. Вампир испытал такое же облегчение, как и я. Будь у меня время спросить, почему он испытывает облегчение, выбрав такие слова, чтобы это не выглядело как вопрос уязвлённой гордости, я бы спросила. Но надо было работать, так что я встала и покачнулась, и только рука Истины у меня на локте не дала мне влепиться в стену.
— Как ты? — спросили одновременно Нечестивец и Смит. Полисмен бросил на вампира сердитый взгляд, но лицо вампира было безразлично-красивым.
— Просто за последнее время слишком много крови отдала. А так все нормально.
Чтобы это доказать, я отступила прочь от руки Истины, сделала несколько глубоких вдохов и встала твёрдо. Но, кажется, действительно надо проверить, могу ли я хоть ночь провести, не открывая вены
— Я ощутил силу твоего мастера, — сказал Нечестивец. — Мой брат связан с ним, но я — нет. Ты обещала взять нас обоих.
— Я это сделаю. Жан-Клод сделает, но не сегодня. На эту ночь банк крови закрывается.
Нечестивец бросил на меня взгляд, показывающий, что он мне не верит и не доверяет. Брат его уже стоял рядом с ним, будто поднялся на ноги левитацией. Может, так оно и было. Одной рукой он обнял Нечестивца за плечи.
— Она выполнит обещание.
Истина улыбался.
— С чего ты взял? Потому что она помогла тебе отбить ardeur?
— Отчасти.
Нечестивец покачал головой:
— Наверное, ты ещё искуснее, чем я ощутил, раз Истина настолько тебе доверяет.
— Я спасла ему жизнь. Как правило, это производит хорошее впечатление.
— Не на него. Не на Истину.
— Все это хорошо, но я должна допросить подозреваемого в убийстве. И прямо сейчас.
— Мы идём с тобой, — сказал Истина.
— Прошу прощения, это дело полиции. Спасибо за помощь в задержании преступника.
— Твоя сила воззвала к нам, когда ты коснулась Эвери.
— И когда я сказала «держите его», вы должны были повиноваться?
Оба они кивнули.
— Мне очень жаль.
— А мне нет, — ответил Истина.
Нечестивец одарил меня ещё одним недоверчивым взглядом.
— Я тебе дам знать. Пока что мне тоже не жаль.
— Слушай, я тебе даю слово, что как только это будет в человеческих силах, я передам тебя Жан-Клоду.
— Передашь?
Я нахмурилась:
— Я даю слово, что, как только это будет в человеческих силах, я сделаю так, что ты будешь привязан кровью к нашему Мастеру Города. Так годится?
— Пообещай мне, что ты привяжешь меня так же, как привязала моего брата.
— Я только что обещала.
— Нет, не так. Насколько мне известно, ты могла бы передать меня кому-нибудь другому в вашем хозяйстве. У нас с братом — куда один, туда другой. Чтобы быть вместе, мы должны идти одним путём.
Хотелось бы мне спросить Жан-Клода, что за проблема в моем обещании, но сейчас он был занят, изо всех сил развлекая публику в «Запретном плоде». Я подумала о том, чего просит Нечестивец, и не увидела подвоха, поэтому я сказала:
— Окей, обещаю, что привяжу тебя так же, как твоего брата. Теперь ты доволен?
Он едва заметно кивнул и ещё менее заметно улыбнулся.
— Тогда оставь карточку или телефон в одном из клубов Жан-Клода, и мы договоримся о встрече.
— Мы там будем, — сказал Нечестивец.
— О да, — поддержал его Истина. — Мы там будем.
Я повернулась к двери в соседнюю комнату. Смит направился за мной. Я протянула руку, не оборачиваясь:
— Пистолет.
Он подал мне мой пистолет. Я сунула его в кобуру, направляясь к двери, за которой ждали меня преступник и полицейские. Было у меня неясное чувство, что я чего-то не поняла насчёт Истины и Нечестивца. «Нечестивая Истина», — назвал их Жан-Клод. За что? Только за то, что они перебили свою линию крови? Или я что-то упустила из виду, о чем потом буду жалеть? Я снова прогнала в голове последний разговор, и все, что я обещала — это дать Нечестивцу своей крови и привязать его к Жан-Клоду и к себе. Больше ничего, так откуда же у меня ощущение, что братья будут ожидать большего, чем я предложила? «Жан-Клод, что я сейчас сделала?» — подумала я.
К моему удивлению, он ответил — осторожно, будто закрывал меня щитом.
— Теперь у нас есть воины, ma petite, как ты и хотела.
— Не может быть, чтобы ты уже напитал ardeur.
— Действительно, ma petite, но я помню Нечестивца прежних дней, и потому решил, что глупо было бы не проверить лишний раз, как ты там.
— Ты сдерживаешь ardeur, когда говоришь со мной мысленно, и при этом в зале, полном распалённых женщин?
— Oui.
— Приятно знать, что наш тройной сеанс тебе что-то дал.
— Ты говоришь так, будто сама ничего не получила, ma petite. Это же ты привела Нечестивую Истину к нам, к себе, до того, как они пришли ко мне. Ты только вчера говорила, что нам нужны люди, умеющие драться, а не только соблазнять, и не проходит и двух суток, как ты приводишь двух легендарнейших воинов. Это, ma petite, не просто впечатляет — это пугает.
Насчёт «пугает» я пропустила мимо ушей и задумалась над первой частью. Я не помню, чтобы думала о бойцах или воинах. Помню, я подумала, что нам нужно больше мускулов.
— Так теперь они у нас есть, как ты и хотела.
Я не могла с этим спорить, но придётся быть аккуратнее с желаниями. Последнее время, кажется, я получаю именно то, чего желаю. И вдруг фраза «аккуратнее с желаниями» приобрела совершенно новый смысл. Мне, черт побери, придётся быть куда как аккуратнее со своими желаниями.