Дольф нашел нас в кухне, где я помогала Джейсону надеть перчатки. Это не такое простое искусство, и Джейсону пришлось делать это в первый раз, так что он был как ребенок, надевающий первые свои перчатки, — слишком мало пальцев и слишком много дырок.
Дольф вошел, пройдя через столовую тем же путем, хотя он почти заполнил дверной проем, а мы с Джейсоном прошли одновременно, и нам было не тесно. Сложение у Дольфа как у профессионального борца — широкий и ростом шесть футов. Я к нему более-менее привыкла, но Джейсон поступил так, как все делают, — поднимал глаза все выше и выше. В остальном он вел себя прилично, что для Джейсона небольшое чудо.
— Что он здесь делает? — спросил Дольф.
— Ты сказал, что если я не могу вести машину, чтобы прихватила с собой водителя-штатского. Джейсон — мой водитель.
Он помотал головой. Волосы были так недавно острижены, что бледные уши резко торчали на их фоне.
— У тебя среди людей друзей уже не осталось?
Я стала помогать Джейсону надевать перчатки, считая до десяти.
— Остались, но они все копы и не любят изображать шофера.
— Ему перчатки не нужны, Анита, потому что он сейчас уйдет.
— Нам пришлось парковаться слишком далеко, чтобы я могла дойти одна. Я не могу его отослать обратно через стаю репортеров.
— Можешь, — заверил меня Дольф.
Наконец я натянула последний палец. Джейсон согнул и разогнул руки.
— Как это получается, что они и гладкие, и шероховатые одновременно?
— Так всегда получается — не знаю почему.
— Его здесь не будет, Анита, ты слышишь?
— Если он сядет на крылечке, они нащелкают его фотографий. Если его кто-нибудь узнает — ты что, хочешь газетных шапок о нападении вервольфов на предместье?
Я отработанным движением надела перчатки.
— Ух ты! — воскликнул Джейсон. — У тебя так это ловко получается, что даже выглядит просто.
— Анита! — Дольф уже почти орал.
Мы оба оглянулись на него.
— Дольф, совершенно нет необходимости кричать, я тебя отлично слышу.
— Так почему он еще здесь?
— Я не могу отослать его к машине. Сидеть на крыльце он не может. Где ты хочешь, чтобы он был, пока я буду осматривать место преступления?
Он сжат огромные руки в еще более огромные кулаки.
— Я сказал, что здесь его не будет. А где он будет, меня не колышет.
Я сделала вид, что не замечаю его злобы, потому что реагировать на нее — ни к чему хорошему бы не привело. Он в скверном настроении, на тяжелом месте преступления, а в последнее время Дольф не питал к монстрам особо нежных чувств.
В кухню вошел Мерлиони. Он остановился в дверях между кухней и столовой, будто ощутил напряжение.
— Что тут случилось?
Дольф ткнул пальцем в сторону Джейсона:
— Выгнать его к чертям.
Мерлиони посмотрел на меня.
— Не на нее смотри, мать-перемать, а на меня!
Злость шипела в его голосе раскаленной сковородой. Он не орал, но это было и не надо.
Мерлиони аккуратно обошел Дольфа и взял Джейсона за локоть. Я остановила его, положив на его руку свою в перчатке.
Мерлиони оглянулся на Дольфа и чуть подвинулся в сторону — с линии огня, как я думаю.
— Здесь задний двор есть? — спросила я.
— А что? — осведомился Дольф голосом низким и рычащим. Не зверским, а просто злым.
— Мерлиони может его туда проводить. Он не будет в доме, но его не увидят репортеры.
— Нет, — возразил Дольф. — Его здесь не будет. Даже духу его не будет.
Головная боль стала возвращаться, запульсировала где-то в глубине, но это было только предвестие худшего.
— Дольф, я слишком хреново себя чувствую, чтобы переносить такую хрень.
— Какую хрень?
— Твой расизм насчет всех, кто не лилейно-бело-человеческий, — ответила я голосом усталым, а не злым.
— Убирайся.
— Что ты сказал?
— Убирайся. Прихватывай своего дрессированного вервольфа и мотай домой.
— Сволочь ты.
Он глянул на меня таким взглядом, от которого взрослые полисмены годами бы по ночам писались. Я слишком устала, и слишком мне было противно, чтобы даже глазом моргнуть.
— Я тебе сказала, когда ты меня разбудил, что мне хреново и я вести машину не могу. Ты согласился, чтобы я взяла с собой водителя, пусть и штатского. Ты не сказал, что это должен быть человек. И когда я сюда притащилась, ты меня отсылаешь домой, не дав даже взглянуть на место преступления?
— Да. — Дольф чуть не поперхнулся этим коротким словом.
— Так вот, нет.
— Это убийство расследую я, Анита. Я здесь распоряжаюсь, кого допустить, а кого нет.
Наконец-то я тоже начала злиться. Что-то можно своим друзьям позволять, но есть край. Я встала перед Джейсоном вплотную к Дольфу.
— Я здесь не из твоей милости, Дольф. Я — федеральный маршал, и я имею право расследования любого преступления с противоестественной подоплекой, если считаю это нужным.
— Ты отказываешься выполнять мой прямой приказ?
Он заговорил очень спокойным голосом, даже пустым, и мне следовало бы испугаться еще сильнее, да только я не боялась Дольфа. Ни раньше, ни сейчас.
— Если я считаю, что твои приказы идут во вред расследованию, то да.
Он шагнул ко мне. Навис надо мной, но это было мне привычно — надо мной нависают многие.
— Никогда, Анита, никогда не смей упрекать меня в непрофессионализме.
— Тогда веди себя как профессионал.
Он сжимал и разжимал кулаки, опустив руки вдоль тела.
— Ты хочешь видеть, почему я не допустил его на место преступления? Хочешь видеть?
— Да, хочу.
Он схватил меня выше локтя. Не помню, случалось ли Дольфу до того меня трогать. Он застал меня врасплох, и только когда он наполовину протащил, наполовину провел меня через кухню в столовую, я стала реагировать. Обернувшись, я замотала головой, глядя на Джейсона. Ему это не понравилось, но он снова прислонился спиной к ящикам. Мелькнуло потрясенное лицо Мерлиони, и мы оказались в столовой.
Дольф тащил меня к лестнице, и когда я споткнулась, он не дал мне времени встать, а втащил по лестнице — в буквальном смысле слова.
За нами открылась дверь, и кто-то позвал:
— Лейтенант!
Кажется, я узнала голос, но не могу точно сказать, и не было времени оглядываться — я слишком была занята тем, чтобы не ободрать ноги.
Мне трудно было встать на высоких каблуках, головная боль пульсировала в полную силу, и мир весь дрожал.
— Дольф, черт тебя побери! — смогла я наконец произнести.
Он открыл дверь и дернул меня, поднимая на ноги. Я зашаталась, а мир полетел к чертям в мешанине цветных и темных полос. Дольф держал меня своими ручищами за руки выше локтей, и только это не давало мне упасть.
Постепенно перед глазами прояснилось, будто складывалась какая-то видеомозаика. У дальней стены стояла кровать. На фоне голубой стены белые подушки, женская голова и часть плеч. Будто не настоящая, будто кто-то бросил на подушки театральный реквизит — фальшивую голову. Все остальное, от ключиц и вниз, было красной кашей. Не тело, а будто кровать макнули в темную жидкость. Кровь была не красная, а черная. Игра света, а может, это была не только кровь.
И тут меня ударил запах — мясо. Все здесь пахло гамбургером. Я увидела кучу простыней, черных, красных, пропитавшихся, затвердевших от засохшей крови. Я снова посмотрела на голову женщины — не хотела, но посмотрела. И наконец увидела. Это было все, что осталось от взрослой женщины. Будто она взорвалась, и голова осталась на подушке, а тело… тело повсюду.
Я ощутила, как в горле растет вопль, и знала, что не выдержу. Надо было быть для этого сильнее, лучше. Крик я проглотила, и желудок подкатил к горлу. Его я тоже проглотила и попыталась подумать.
— Что ты думаешь? — спросил Дольф и толкнул меня, не выпуская из своих ручищ, к кровати. — Вполне для тебя достаточно. Потому что это сделал кто-то из твоих дружков.
Он подтащил меня слишком близко, и я наступила на пропитанную кровью кучу материи. Кровь была холодна на ощупь, и это помогло удержать моего зверя, не дать ему занять мое тело. Что за радость в крови, если она не горячая и свежая?
— Прекрати, Дольф, — сказала я, и голос прозвучал не похоже на меня.
— Лейтенант! — донесся голос от дверей.
Дольф повернулся, так и не выпустив меня. В дверях стоял детектив Клайв Перри — худощавый афроамериканец, одетый консервативно и аккуратно. Один из наиболее вежливых людей, которых я когда-либо знала, а среди копов — так самый вежливый.
— В чем дело, Перри?
Перри глубоко вздохнул, потом расправил плечи и снова их ссутулил.
— Я думаю, лейтенант, что миз Блейк видела на первый раз достаточно.
Дольф слегка встряхнул меня, отчего у меня голова замоталась и в желудке заклубилась вьюга.
— Нет, еще мало.
Он дернул меня обратно, повернув лицом к комнате, подтащил к изголовью, покрашенному в голубое настолько под цвет стене, что я даже не заметила его. Подтащил так, что мое лицо оказалось в нескольких дюймах от дерева. На краске и дереве остался свежий след когтя, как бледный шрам.
— Как ты думаешь, чья это работа, Анита? — Он дернул меня, повернул лицом к себе, держа ручищами выше локтей.
— Отпусти, Дольф.
Голос все еще звучал как чужой. Такого никто другой со мной бы не сделал. Я либо отбилась бы уже, либо испугалась, либо вышла из себя. Ничего этого со мной не произошло.
— Чья работа? — Он встряхнул меня, и у меня застучало в голове, поплыло все перед глазами.
— Лейтенант Сторр, я вынужден настаивать, чтобы вы отпустили миз Блейк.
Детектив Перри стоял чуть сбоку и сзади, мне было видно его лицо.
Дольф обернулся к нему и не схватил его за грудки только потому, что руки были уже заняты.
— Она знает! Она знает, кто это сделал, потому что каждого блядского монстра знает в этом городе!
— Отпустите ее, лейтенант, будьте добры.
Я закрыла глаза, и головокружение поутихло. По положению рук Дольфа я поняла, где он стоит, и двинула острым каблуком ему в подъем. Он вздрогнул, хватка рук ослабла. Я открыла глаза и сделала как меня учили — резко сведя руки, рванулась наружу и вниз. Они освободились, и я отвела правую назад и ударила коротким апперкотом в живот. Будь Дольф пониже, я бы метила в солнечное сплетение, но под таким углом было не достать, и я ударила куда могла.
Он ухнул, выдыхая, и сложился пополам, прижимая руки к животу. Я все еще не привыкла быть сильнее обычного человека и на миг испугалась, не врезала ли я ему сильнее, чем хотелось бы. Потом шагнула назад, прочь от него. Мир корежился, будто я смотрела в кривое зеркало.
Я продолжала отступать и зацепилась каблуками за что-то скользкое и более густое, чем кровь, и хлопнулась. Приземлилась резко на задницу, и кровь расплескалась, как из лужи. Она промочила мне юбку, и я вскочила на колени, чтобы она не успела пропитать трусы. Кровь была так холодна на ощупь, но тут мое колено размазало что-то другое, не кровь.
С воплем я вскочила на ноги. Если бы Перри меня не подхватил, я бы хлопнулась снова. Но он слишком медленно двигался к двери, а я не хотела сблевать в этой комнате. Я его оттолкнула и пробежала, шатаясь, в двери, а в коридоре уже стояла на четвереньках и блевала на светлый ковер. В голове ревела боль, в глазах вспыхивали белые звезды.
Я поползла к лестнице, не понимая сама, что буду делать. Пол рванулся мне навстречу, и вдруг не стало ничего, только пустота и серость, потом мир стал черным, а голова совсем, совсем перестала болеть.