Я в бинокль рассматривала машину, припаркованную на дальнем углу стоянки для сотрудников «Цирка проклятых». Натэниел был прав: это были те же двое, но сейчас они сидели в большой золотистой «импале» шестидесятых примерно годов. Большая старая машина, но в хорошем состоянии. И еще она очень отличалась от новенького синего джипа, на котором они ездили днем. Сейчас за рулем сидел блондин. В бинокль я могла только сказать, что он моложе сорока и старше двадцати пяти. Чисто выбрит, одет в черную водолазку, на носу очки в металлической оправе. Глаза светлые — серые или серовато-голубые.
Темноволосый надел кепочку с козырьком и сменил солнечные очки на пару чуть побольше. Лицо тонкое, тоже чисто выбритое, с приличной бородавкой в углу рта. Скорее даже родинкой.
Я смотрела и гадала, отчего они хотя бы не читают газету, не пьют кофе, ничем вообще не занимаются.
Они сделали все, что должны были сделать, согласно Кейси Крайм Стопперз 101. Они сменили машину. Они слегка изменили внешность. И все это вполне помогло бы, если бы они не сидели рядом с «Цирком проклятых», ничего не делая. Как бы ты хорошо ни замаскировался, мало кто будет сидеть в машине ранним утром, ничего не делая. Тем более что парковка для сотрудников в это время почти пустая. После наступления темноты они могли бы здесь припарковаться и не быть замеченными так быстро, но в такое время здесь не скрыться.
Бобби Ли объяснил мне все советы из Кейси Крайм Стоппера и еще кое-что.
— Если бы они не сменили машину и если бы никак не попытались изменить внешность, это значило бы, что им плевать, засекла ты их или нет. Или что они хотят быть замеченными. Но они достаточно многое изменили, так что я думаю, они в самом деле за тобой следят.
Я отдала ему бинокль.
— И зачем они за мной следят?
— Обычно, когда за тобой начинают следить, ты знаешь зачем.
— Я думала, они могут оказаться ренфилдами, работающими на Мюзетт и компанию, но вряд ли ренфилды стали бы так менять внешность. Обычно они не самые умные люди в этом мире.
Бобби Ли усмехнулся:
— Как это выходит, что у тебя среди кровососов столько друзей, а ты все равно так презрительно к ним относишься?
Я пожала плечами — совсем не грациозно. Этого я никогда не умела.
— Просто везение такое.
Улыбка на лице Бобби Ли осталась, но глаза стали серьезными.
— И что будем делать с этими двумя?
На миг я подумала, что он имеет в виду Ашера и Жан-Клода, потом сообразила, что он про этих двух йэху в «импале». И сам факт, что я на секунду восприняла его иначе, свидетельствует, насколько я была рассеянной. Такая рассеянность в перестрелке приводит к гибели.
Я сделала вдох, еще один, медленно выдыхая, стараясь прочистить мозги. Я должна оказаться здесь и сейчас, а не ломать голову над усложнением своей личной жизни. Здесь и сейчас, рядом с вооруженными людьми, готовыми рискнуть своей жизнью, потому что я их попросила. Может, те двое в машине вовсе не опасны, но рассчитывать на это мы не можем. Обращаться с ними надо как с опасными. Если ошибемся, вреда не будет. Если не ошибемся — что ж, будем тогда готовы, насколько это возможно.
Но я не могла избавиться от ощущения нависшей катастрофы. Я посмотрела на высокую фигуру Бобби Ли.
— Мне не хочется, чтобы кого-нибудь из вас убили.
— Да мы вроде тоже к этому не стремимся.
Я покачала головой:
— Я не об этом.
Он посмотрел на меня, став вдруг очень серьезным:
— Анита, что с тобой?
Я вздохнула.
— Кажется, я становлюсь слишком нервной для подобной фигни. Я не за свою безопасность тревожусь, а за всех остальных. В прошлый раз, когда крысолюды пришли мне на помощь, я потеряла одного из вас убитым, а другую тяжело раненной.
— Я вполне выздоровела.
К нам шла Клодия — шесть с половиной футов и куча мышц. Длинные черные волосы она увязала в тугой пучок, лицо ее осталось без всяких украшений. Я никогда не видела ее в макияже, и, быть может, ей он вообще был не нужен.
На ней был синий спортивный топ и темно-синие джинсы. Обычно она носила спортивные топы, наверное, потому, что трудно найти блузку на такие мощные плечи и грудь. Она всерьез занималась штангой, но никто не назвал бы ее мужеподобной. Нет, женская стать Клодии сомнений не вызывала.
В последний раз, когда я ее видела, у нее рука была почти отстрелена напрочь. На правом плече у нее осталась едва заметная сеточка шрамов, бледно-розовых и белых. Серебряная дробь оставляет шрамы даже у оборотней. Была даже — не очень большая, правда, — вероятность, что она не сможет пользоваться правой рукой. Но сейчас правая была такая же здоровая и мускулистая, как левая.
— У тебя отличный вид. Как рука? — спросила я, улыбаясь.
Что я люблю в монстрах — способность исцеляться. Простые люди из-за меня погибли бы много раз, а монстры выживали. Аргумент в их пользу.
Клодия согнула руку, и мышцы забегали под кожей. Впечатляет. Я тоже работаю со штангой, но не так.
— Сила еще не до конца восстановилась. Все еще не могу поднять ею сто сорок фунтов на вытянутой руке.
Я могу выжать вес собственного тела плюс еще несколько фунтов и до этой минуты очень гордилась собой, поднимая на тренировках сорок фунтов на вытянутой руке. Вдруг я почувствовала себя неадекватной.
Я хотела спросить ее, как она насчет рискнуть жизнью и этим тренированным телом ради меня снова, но не спросила. Некоторых вопросов просто не задают. Вслух.
Я стояла, прижавшись к зеркальному стеклу, которое снаружи казалось просто частью стены. Я всегда удивлялась, как это меня кто-то каждый раз встречает возле задней двери. Сейчас я знала — есть скрытый наблюдательный пункт. Мы могли весь день наблюдать за этими типами, и они бы не заметили.
Это просто кусок чердака над главным фасадом «Цирка проклятых», но этот закуток оборудован биноклями, удобными креслами и столиком. Остальной чердак — переплетение кабелей, тросов, штабелей какой-то аппаратуры, как подсобные помещения в театре за сценой. Почти весь потолок в «Цирке» состоит из балок и ферм, как на складе, которым он когда-то был, но сейчас, когда я знала, что есть и чердак, я поняла, что эта узкая лента идет вдоль всего верхнего этажа. Я спросила, есть ли еще скрытые наблюдательные пункты, и получила ответ «а как же». На очевидный вопрос получаешь очевидный ответ.
— Клодия поведет одну из машин, которые мы включили в наш маленький план, — сказал Бобби Ли.
— Я думала, в плане предусмотрено, что обе машины поведет кто-то безобидного и обычного вида.
Клодия глянула на меня без всякого дружелюбия.
— Не обижайся, но твой вид никак ординарным не назовешь.
— Она закроет мышцы рубашкой, распустит хвост и будет похожа на девушку, — сказал Бобби Ли.
Я посмотрела на него, на нее. Она выше, и черт возьми, если она не так же широка в плечах, только еще более внушительна.
— А знаешь, Бобби, придись мне выбирать, с кем бороться на руках — с тобой или Клодией, — я бы предпочла тебя.
Он заморгал, абсолютно не понимая. А Клодия поняла.
— Анита, зря слова тратишь. Сколько бы я ни тренировалась, я даже для лучших из них — все равно девчонка.
Бобби Ли посмотрел на нас по очереди:
— О чем это вы?
Я постаралась выражаться как можно яснее, не применяя длинных слов.
— Клодия крепче и выше почти всех крысолюдов, что сегодня у тебя есть. Почему ты ее сажаешь в первую машину и думаешь, что это будет выглядеть нормально и безобидно? У нее какой угодно вид, только не безобидный.
Он заморгал, морща лоб:
— Под рубашкой мышц не видно.
— Шесть офигенных футов плюс шесть охрененных дюймов роста, и плечи не уже твоих. Этого под рубашкой не спрячешь.
— Мне это известно, Анита.
— Тогда зачем сажать ее впереди, где водитель должен выглядеть безобидно?
Бобби Ли попытался объять мои слова разумом, но он, в конце концов, всю свою жизнь провел как боевик — пусть сообразительный, но боевик.
— Она у нас единственная девушка, кроме тебя, а тебя они узнают.
— Ты хочешь мне сказать, что нашего противника меньше насторожит Клодия, чем мужчина пониже ее и менее мощно сложенный?
Это было уже достаточно ясно, чтобы до Бобби Ли дошло. Он открыл рот, закрыл, снова открыл и негромко засмеялся.
— Я понял, к чему ты, но если правду сказать — да, они меньше будут бояться. Мужчины не видят в женщинах угрозы, какая бы большая женщина ни была, а вот мужчина всегда под подозрением, как бы он ни был мал.
Я покачала головой.
— Это почему? Потому что у нас есть груди, а у вас нет?
— Анита, брось, не трать времени, — сказала Клодия. — Мужчины — они мужчины и есть, и ничего с этим сделать не могут.
Поскольку я мужчиной не была, я приняла на веру слова Бобби Ли насчет того, что плохие парни меньше испугаются, если в нашем подстроенном столкновении будет участвовать женщина. Сама должна признать, что я бы меньше испугалась физически другой женщины, хотя это как-то неправильно.
Клодия надела светлую мужскую рубашку и застегнула ее, даже рукава. Спереди она оставила пару пуговиц незастегнутыми, чтобы создать вырез, потом сняла завязку с волос. Она встряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам и вокруг лица скользящим темно-каштановым потоком. Жесткие линии лица смягчились, а я вдруг поняла, какой бы она была, если бы хоть немного сил потратила на то, чтобы выглядеть женщиной. На ум пришло слово «выдающаяся».
Бобби Ли глядел на водопад волос, раскрыв от удивления рот. Я бы могла застрелить его дважды, пока он заметит. Блин, я о нем была лучшего мнения.
Клодия заметила мой взгляд и приподняла бровь. Это сказало мне все. Это был тот момент, когда две девушки понимают друг друга до конца и без слов, и я думаю, что у нее, как и у меня, таких моментов немного было в жизни. Мы слишком много времени обе проводили с мужчинами. Но сколько ни спасай им жизнь, а они тебе, сколько бы ты ни выжимала обеими руками, как бы ты ни была высока, или сильна, или умела — ты остаешься девчонкой. И этот факт важнее всего остального для почти любого мужчины. Это не хорошо и не плохо, это просто так есть. Женщина может не видеть в мужчине мужчину, если они достаточно Дружны, но мужчины редко перестают видеть в женщине женщину. Обычно это злит меня до безумия, но сегодня мы используем это против плохих парней, потому что они увидят только длинные волосы, эти груди, и они не обратят на нее внимания — подумаешь, девчонка.