Конечно, я подняла вой насчет своей одежды. Черный бархат и синий шелк просто предлагали мои груди, как спелые бледные плоды. Цвета подчеркивали почти прозрачность моей кожи синевой жилок. Но я знала, что такое эта синева — кровь. Синяя кровь в венах, которая полыхнет красным, когда соприкоснется с кислородом.
Прическу и грим мне делал Стивен. Он и раньше их мне делал для таких междусобойчиков и регулярно гримировал всех остальных стриптизеров в «Запретном плоде». Мне он без моих возражений сложил локоны свободной грудой на темени, оставив голой белую шею. Ярко выступали на белой коже следы клыков Ашера.
— Грудь и шея у меня просто требуют таблички «угощайтесь», — буркнула я.
Стивен отступил на шаг, наложив последнюю линию карандашом для глаз.
— Ты великолепно выглядишь, Анита.
Наверное, он говорил всерьез, но синие глаза рассматривали только грим — свою работу. Во мне он видел холст.
Он слегка поморщился, что-то еще чуть поправил возле глаз, отчего я заморгала, потом промокнул салфеткой и снова отступил на шаг.
Оглядев меня от темени до подбородка, он кивнул:
— Вот теперь хорошо.
— Во всяком случае, аппетитно, — произнес голос Мики от дверей.
Он шагнул в комнату, закрывая за собой дверь. Как только я его увидела, тут же потеряла все права ругаться насчет своей одежды.
Цвет был бирюзовый и с нужной толикой зеленого, чтобы его глаза горели зеленым пламенем. В рубашке были дыры наверху плеча, в середине бицепса и еще две — посередине предплечья. Продетый в ткань черный шнур оборачивался вокруг локтя, выше и ниже дыр, чтобы материя не расползлась. Широкие жесткие манжеты с блестящими черными пуговицами были отрезаны снизу, и запястья остались голыми, как локти, на которых были дыры. Кожа его на бирюзовом фоне смотрелась очень загорелой, гладкой и теплой.
Штаны соответствовали рубашке — и не только по цвету. В дыры по бокам выглядывала идеально гладкая кожа бедер и ляжек. Разрезы эти, наверное, шли и ниже, но черные высокие сапоги закрывали ноги выше колен.
Штаны сидели так плотно, что ремень был бы не нужен, но в петли для ненужного ремня был продет черный шнур, и концы его на ходу покачивались. Мика уже почти подошел ко мне, когда я углядела разрезы и с внутренней стороны штанин.
— Тут больше дыр, чем ткани, — заметила я.
Он улыбнулся:
— Я — пища, и потому надо, чтобы можно было в любой момент добраться до крови. Жан-Клод не хочет никому давать повода кого-нибудь раздевать.
Я оглянулась на Жан-Клода:
— Он не будет кормить никого из них.
— Non, ma petite. Он наш и только наш, но нам тоже не надо, чтобы его пришлось раздевать. Если все мы будем одеты, то и они тоже. С их стороны будет колоссальной бестактностью, если они будут раздевать свою еду, а мы — нет. Здесь наш дом, и правила — наши.
Если так, то спорить трудно, хотя мне все равно хотелось. Но тут я пристальнее вгляделась в лицо Мики.
— У него глаза подведены!
Я встала со стула, на который меня усадил Стивен для гримировки, и подошла к Мике поближе. У него не только глаза были подведены, но грим был наложен так искусно, что не сразу заметишь.
— Я не мог устоять, — признался Жан-Клод. — Такие глаза хотелось украсить.
Волосы Мики были завязаны сзади, полностью открывая шею, в нечто среднее между французской косой и чистым произведением искусства.
— А где же локоны? — спросила я.
— Распрямили феном, — ответил Жан-Клод. Он подошел и чуть-чуть не донес руку до волос Мики, показывая, как они красивы. — Он не возражал ни против чего, что сделало его таким красавчиком. — Жан-Клод глянул на меня — тоже подведенными глазами. — Приятное разнообразие.
Мика захлопал своими удивительными глазами, чьим-то искусством сделанными еще удивительнее.
— А тебе это не нравится?
Я покачала головой:
— Нет, не нравится. Нет, то есть ты красив… — Я пожала плечами. — Просто по-другому выглядишь. — Я повернулась к Жан-Клоду: — Никогда тебя не видела в таком сильном гриме.
— Белль Морт отбила у меня желание видеть себя в таком виде. — Он поставил щиты при этих словах, будто вызванные ими воспоминания — не те, которыми он хотел бы делиться.
— А зачем же тогда делать Мике такое смазливое лицо?
— Тебе не нравится, — решил Мика.
Я нахмурилась:
— Нет, не в этом дело. Зачем сейчас? Что мы выиграем оттого, что ты будешь таким? Только не говори мне, Жан-Клод, что это просто так. — Я оглянулась, чтобы взгляд, направленный на Жан-Клода, достался и Ашеру в другом конце комнаты. — Никто из вас не стал бы задавать себе такие хлопоты сегодня ночью, если бы не было причины. Вы оба только и ныли, что у нас не хватает времени подготовить к банкету каждого. — Я показала на Мику. — На это ушла куча времени, которое можно было потратить на иные цели. Так я вас обоих спрашиваю: что это нам дает?
Они переглянулись, потом Ашер задумчиво опустил глаза, будто все его внимание было обращено на отлично наманикюренные ногти. Меня это не обмануло.
— Выкладывай, — обернулась я к Жан-Клоду.
Он пожал плечами — не столько грациозно, сколько, пожалуй, смущенно.
— Мы наконец заставили Мюзетт дать нам полный список гостей. Она только три имени скрыла — те, которые входят в дар от Белль.
— Так, три таинственных гостя. И почему из-за них надо было Мику превращать в куколку?
— Один из вампиров, которые сегодня будут, примечает красивых мужчин. Мы с Ашером оба имели с ним по этому поводу конфликты, и не раз.
— И?
— Посадить такое манящее мясо прямо перед ним за столом, но не разрешить ему ни попробовать, ни прикоснуться, — нам это приятно.
— Сводите мелкие счеты, — сказала я.
Жан-Клод внезапно разозлился — это было видно по его лицу, по синему огню в глазах.
— Ты не поняла, ma petite. Белль послала Паоло терзать нас. Он должен был служить напоминанием, какими мы были, как были беспомощны. Мы доставались всякому, кому нас отдавала Белль, всякому. Она давала нас не всем подряд, но если наши тела в чужой кровати могли дать ей что-то, чего она хотела, она использовала нас и позволяла это делать другим.
Он заходил бесшумным шагом по узкому кругу, и полы черного камзола разлетались вокруг него крыльями.
— От мысли снова оказаться за одним столом с Паоло меня мутит, и Белль это знает. Я его ненавижу и презираю так, что описывать этого не хотелось бы. Но мы не можем ему ничего сделать, ma petite. Белль послала его терроризировать нас самим своим присутствием. Он будет лыбиться, скалиться и каждым взглядом, каждым прикосновением к кому-нибудь другому напоминать нам, что ему было когда-то позволено с нами делать.
Жан-Клод встал передо мной. Гнев его бился на воздухе невидимым пламенем.
— Но это мы можем сделать, ma petite. Мы можем дразнить его такой приманкой. Можем показать ему, чего разрешено касаться мне, разрешено Ашеру и не разрешено ему, Паоло. Он из тех, кто всегда хочет того, что есть у других. И когда он не может получить того, кого желает, в полную свою власть, это грызет его изнутри. — Жан-Клод провел пальцами по моей шее сверху вниз и оставил след жара, от которого я судорожно ахнула на вдохе — почти боль, почти наслаждение. — Я хочу заставить Паоло страдать, пусть хоть немного, потому что не в моей власти заставить его страдать столько, сколько я хочу.
Глядя в полное гнева лицо Жан-Клода, я вздохнула.
— И так будет всю ночь? Белль послала только тех, с кем тебе неуютно, кого ты ненавидишь или кто ненавидит тебя?
— Non, ma petite. Мы боимся Мюзетт, боимся Валентины. Я думаю, Бартоломе приехал от скуки. Паоло — первое имя, которое меня действительно приводит в ярость.
Я тронула его лицо, взяла в ладонь этот гнев. Его глаза стали снова черными, нормальными — то есть для него нормальными. Я посмотрела мимо него на Мику:
— А ты не возражаешь быть дразнящей приманкой для самца-вампира?
— Пока мне не надо будет ему отдаваться, я в игре.
От его слов я улыбнулась:
— Если Мика не возражает, то и я тоже. — Я взяла лицо Жан-Клода в ладони, но лишь посмотрела ему в глаза, а не стала целовать. — Но не будем сводить глаз с мяча. Мы все же не для мести сегодня собрались.
Он накрыл мои руки ладонями и придержал.
— Мы собрались, поскольку Белль Морт — le Sardre de Sang нашей линии, и мы не можем отказать ей в праве присылать нам посетителей. Но не думай, будто Мюзетт и ее компания приехали не для того, чтобы нам мстить.
— Мстить за что?
Ответил Ашер:
— За то, что мы ее бросили, разумеется.
Я посмотрела на него:
— А почему «разумеется»?
Они обменялись взглядом, смысл которого от меня ускользнул. Мне ответил Жан-Клод:
— Потому что Белль Морт считает себя самой желанной женщиной во всем мире.
Я подняла брови:
— Она красива, не отрицаю. Но самая красивая в мире? Поди ты! Я имею в виду, что это зависит от точки зрения. Кому нравятся брюнетки, кому — блондинки.
— Я сказал «желанной», ma petite, а не «красивой».
— Не вижу разницы.
Он сдвинул брови:
— Мужчины кончали с собой, когда она отлучала их от своего ложа. Вспыхивали войны между правителями, которых сводила с ума одна мысль о том, что другой будет обласкан милостями Белль Морт.
Моя очередь настала недоуменно хмуриться:
— То есть если ты однажды был с Белль Морт, то после этого никто уже тебе не нужен?
— Так считает она.
Я посмотрела на него:
— Вы с Ашером ее покинули, и дважды каждый.
— Именно, ma petite. Ты еще не поняла?
— Пока нет.
— Если мы покинули ее ложе, если есть чье-то прикосновение, чье мы предпочли, то, быть может, она не самая желанная женщина в мире.
Я на секунду задумалась.
— Значит, цель всей этой экспедиции — наказать вас двоих?
— Не только. Еще, я думаю, Белль хочет попробовать почву перед тем, как явиться самой.
— За каким чертом ей сюда являться?
— Цель у нее будет политическая, в этом не приходится сомневаться, — сказал Жан-Клод.
— А наказать вас двоих на этот раз, это как — дополнительная выгода?
Они снова хотели переглянуться, но я взяла Жан-Клода за лицо и повернула к себе:
— Хватит этих таинственных взглядов. Просто скажи.
— Белль — самая желанная женщина в мире. Вся ее власть, вся ее самооценка строятся на этом. Ей нужно найти способ понять, почему мы ее покинули и почему даже сейчас хотим оставаться вдали от нее.
— И что?
— Ты говоришь слишком тонкими намеками, — сказал Жан-Клоду Ашер, вставая и направляясь к нам.
— Ладно, скажи ты, — попросила я.
— Как Белль считала угрозой Джулианну, так она и тебя считает угрозой. Но мы надеемся убедить ее, что не другая женщина занимает наши мысли, а другой мужчина. В них она не видит конкурентов в отличие от женщин.
— И потому вы так прихорошили Мику.
— И остальных, — добавил Ашер.
Я посмотрела на Жан-Клода:
— Остальных?
У него хватило такта прикинуться смущенным, но это не очень получилось, потому что взгляд остался довольным.
— Если Мюзетт доложит Белль, что у меня гарем мужчин, то она перестанет тревожиться из-за тебя.
Я покачала головой:
— Я так не думаю, Жан-Клод. Она уже меня попробовала. Либо она меня опасается, либо ее влечет сила.
— Я думаю, что одну метку она тебе поставила, ma petite, чтобы сделать больно мне. На самом деле она не хочет брать тебя в слуги, но она злится на меня и на тебя за то, что у тебя есть я. — Он покачал головой. — Она мыслит как женщина, ma petite, и не современная женщина. Ты скорее мыслишь как мужчина, и тебе это трудно объяснить.
— Нет, я, кажется, что-то просекаю. Ты хочешь убедить Белль, что бросил ее не ради какой-то женщины, а ради многих мужчин.
— Oui.
— А если зрелище этой шеренги красавцев еще помотает кишки Паоло, то тем лучше.
Он улыбнулся, но глаза его стали жесткими и неприветливыми.
— Oui, ma petite.
Я не стала говорить вслух, что не только у Белль Морт редко бывает всего один мотив.