Райна исчезла, довольно хохоча. Боже, как я ненавижу эту бабу! Я ее уже убила, вряд ли я могла бы что-нибудь еще с ней сделать, но мне хотелось. Хотелось, чтобы она мучилась, как мучились жертвы у нее в руках, но, пожалуй, уже поздно.
Доктор Лилиан посветила мне в глаза лампочкой, попросила последить за ее пальцами. Очевидно, я плохо справилась, поскольку она осталась недовольна.
— Ты в состоянии шока, Анита, и Грегори тоже. У него был небольшой шок до того, как ты начала, но черт с ним.
Я заморгала, попыталась навести глаза на фокус. Взгляд ни на чем не мог остановиться, будто весь мир дрожал, но так не могло быть. Может быть, только я дрожала? Не знаю. Я цеплялась за одеяло, в которое меня завернули, свернулась на белой кровати с многоцветными подушками и не могла согреться.
— Что ты говоришь, док?
— Говорю, что сейчас шансов у Грегори меньше, чем пятьдесят на пятьдесят.
Я заморгала, заставляя себя глядеть на нее, глядеть в глаза, думать.
— И какие же?
— Тридцать на семьдесят скорее всего. Он свернулся на террасе на одеяле, и трясет его еще пуще, чем тебя.
Я покачала головой, и все закачалось и не хотело останавливаться. Закрыв глаза, я стабилизировала мир на миг, на секунду. Потом заговорила, не открывая глаз.
— Я видела... как он вылечился? То есть как он мог выжить... после того, что она с ним сделала?
— У нас отрастают части тела, кроме отрубленной головы, если рану не прижечь огнем. Ожоги не заживают, если не удалить полностью обожженные ткани, фактически нанося новую рану.
Она говорила зло и горько. Такой рассерженной я ее еще не видела.
— Что с тобой? — спросила я.
Лилиан опустила глаза, чтобы не встречаться, со мной взглядом.
— Я дежурила в ту ночь, когда она проделала это с Грегори. Я видела это не в воспоминании, а в натуре.
Я покачала головой — и пришлось уткнуться головой в колени, чтобы прекратить это движение.
— Док, с мунином это не воспоминание, это действительность. Как... как фильм, только ты — на экране.
Я обхватила руками колени и отчаянно попыталась не вспоминать, не переживать заново то, что только что испытала. Наконец-то я набрела на такое, что даже я не могу переносить спокойно. В какой-то степени утешительная мысль — есть черта, которую я не переступила.
— Если я сейчас форсирую у Грегори превращение, он скорее всего погибнет, — сказала доктор Лилиан.
Я ткнулась лицом в колени и сказала, прижимая рот к толстому одеялу:
— Я могу еще раз попробовать.
— Никто не попросит тебя снова вызвать эту гадину.
— Анита!
Это был Натэниел.
Но не его голос заставил меня поднять голову, а сильный и горький запах свежего кофе. Натэниел протягивал мне мою любимую чашку с пингвиненком, и от нее шел пар. Я взялась за нее покрепче и не сразу поняла, что обжигаю себе ладони. Не паникуя, я вернула чашку Натэниелу. Он взял, и я уставилась на свои розовые, красные, обоженные руки. Ожоги первой степени, а я не ощутила жара, пока не было поздно.
— Черт побери, — сказала я тихо.
— Я принесу льда, — сказала Лилиан и вышла. Мы остались вдвоем.
Натэниел присел передо мной, осторожно, чтобы не пролить кофе. Мерль и Черри неслышно вошли в гостиную, пока я разглядывала свои покрасневшие ладони. Черри села на диван рядом со мной. Она оставалась голой, но это было не важно. Все вообще было не важно. Мерль остался стоять, и я даже не потрудилась на него поднять глаза. Мне были видны только носки его ботинок.
— Натэниел сказал, что ты коснулась его зверя, когда искусала ему спину, — сказала Черри.
Я заморгала, посмотрела в ее светлые глаза. И кивнула. Был такой ослепительный момент, на самом деле уже после того, как я его обработала, когда его зверь заворочался под прикосновением моей силы, и я точно знала, что могу его позвать, могу заставить Натэниела перекинуться. Я продолжала кивать, так что пришлось заставить себя остановиться.
— Да, я помню.
Лилиан вернулась и приложила мне к рукам мешочки со льдом.
— Попытайся хоть несколько минут себе ничего не повредить. Я пойду к Грегори.
Она вышла, оставив мне лед и трех леопардов.
— Если ты коснулась зверя Натэниела, то есть шанс, что сможешь вызвать и зверя Грегори.
— Вряд ли, — мотнула я головой.
Черри схватила меня за локоть:
— Анита, не разваливайся! Ты нужна Грегори.
Сквозь мое оцепенение пробилась первая струйка злости.
— Я, блин, уже все, что могла, на фиг сделала!
Она отпустила мою руку, но глаз не отвела.
— Анита, пожалуйста, послушай. Мерль думает, что у тебя хватит силы вызвать зверя Грегори даже до твоего первого полнолуния.
Я прижала к груди мешок со льдом. От резкого холода в голове прояснилось.
— Я думала, это невозможно до первой перемены.
— Я был бы дураком, Анита, — сказал Мерль, — если бы попытался предсказать, что для тебя возможно и что невозможно.
Я опустила лед на одеяло, покрывающее колени, и взглянула на рослого Мерля:
— Чего вдруг такая перемена мнений? Я не смогла помочь Грегори там, на террасе.
— Ты рисковала собой ради своего кота. Это самое лучшее, что есть в Нимир-Ра или Нимир-Радже — готовность рисковать жизнью ради своего народа.
Я нащупала полотенце — край был мокрый, полиэтиленовый пакет плохо закрыт. Я его сдвинула вправо, чтобы из него больше не лилось.
— Чего вы от меня хотите?
Устала я от всего до чертиков.
Мерль присел рядом, и я посмотрела ему в глаза. В этом взгляде было то, что мне сейчас абсолютно не было нужно. Он верил в меня, а я ну никак не чувствовала себя достойной веры. Боялась я, вот что.
— Позови зверя Грегори.
— Я не знаю как. С Натэниелом это было... — Я вздохнула, не найдя слов.
— Сексуально, — нашла слово Черри.
Я кивнула:
— Я не собираюсь еще раз пробовать такое настроение сегодня с Грегори. Ни он, ни я не выдержим, если это снова пойдет не туда.
— Вызов зверя не обязательно связан с сексом, — сказал Мерль.
Я посмотрела в эти полные странной веры глаза. Мое состояние уже и усталостью назвать нельзя было. Во мне просто ничего не осталось, хоть для Грегори, хоть для кого. И я не хотела сегодня его трогать. Частично я боялась, что Райна появится незваной, хотя это почти невозможно. Настолько-то я собой владею. Но...
— Как мне его коснуться теперь и не вспомнить?
— Не знаю я, — сказала Черри. — Только, Анита, пожалуйста, спаси его.
— А как мне вызвать зверя, не приходя в ненужное настроение?
— Надо спросить у кого-нибудь, кто умеет вызывать зверя у своих, — предложил Мерль.
Я посмотрела на него:
— У тебя есть конкретные кандидатуры?
— Мне говорили, что твой Ульфрик умеет вызывать зверя в своих волках.
— И мне говорили, — кивнула я.
— Если бы он вызвал превращение волка у тебя на глазах, ты могла бы понять, как это делается.
— Ты серьезно думаешь, что это поможет? — спросила я.
— Не знаю. Но разве не стоит попробовать?
Я подала ему протекший пакет со льдом:
— Конечно, если Ричард придет. На это ответил Натэниел:
— Ричард винит себя в ранах Грегори. Если мы ему предложим шанс вылечить раны, он придет.
Я уставилась на Натэниела, смотрела, как светится интеллект в этих цветочных глазах. Такой глубокой мысли я никогда от него не слышала. У меня появилась крошечная надежда, что Натэниел может исцелиться — что он уже поправляется. А мне как раз сейчас нужна была хоть какая-то надежда, но все же как-то не по себе было, что Натэниел так хорошо понимает Ричарда, что он так наблюдателен. Значит, я его недооценивала. Для меня подчиненные оставались низшими, а это на самом деле не так. Некоторые сознательно решают оставаться внизу, служить, и это не принижает их — просто делает не такими, как все. Глядя в это лицо, я гадала, что еще я упустила, что он еще мне покажет? Ночь откровений, так почему бы Ричарду не присоединиться к нам? Вряд ли может стать хуже... или может? Нет, спасибо, не надо отвечать.