Донован Риис свернулся в торце моей белой кушетки. Он был одет в синие джинсы, вылинявшие почти добела. Бледно-розовая рубашка повторяла естественные розовые и голубые оттенки его почти прозрачной кожи. Он был красив, но не так, как бывают красивы мужчина или женщина, а как бывают красивы картина или статуя, будто он не совсем настоящий. Может быть, так мне казалось, поскольку я знала, что у него на груди птенцовый пух, но из всех, кто был в комнате, он казался самым сюрреалистичным.
На подлокотнике дивана рядом с ним сидела высокая женщина с волосами почти такими же белыми. Штаны на ней были из черной кожи, свободная блузка розовая, почти как у него — но только почти. Не знаю, запомнила ли бы я эту женщину, если бы остальные две не стояли на коленях у их ног. У второй волосы были светло-желтые под цвет длинного летнего платья. У третьей, брюнетки, они спадали занавесом вокруг темно-синего платья с крошечными белыми ромашками. Лебединки, спасенные нами тогда из ночного клуба, смотрели на меня огромными, почти напуганными глазами.
Я узнала только одну женщину, не входящую в свиту лебединого царя. Первый раз я видела Кристину в «Кафе лунатиков», когда оно принадлежало Райне и Маркусу, и Маркус, тогдашний Ульфрик, пытался править всеми оборотнями в городе и стать всеобщим вожаком, согласны остальные или нет. Волосы Кристины оставались теми же светлыми, короткими, профессиональными. Она была одета в темно-синий деловой костюм. Синяя рубашка была расстегнута у ворота, будто она сняла галстук, хотя я не думаю, что бы это так было. Она уселась на другом конце дивана, где был Донован, оставив на ногах синие туфли. Все остальные были одеты кто во что, и около входной двери лежала гора обуви.
— Привет, Кристина, сто лет не виделись, — сказала я.
Она посмотрела на меня — не очень дружелюбно.
— Я поражена, что ты запомнила, как меня зовут.
— Я обычно запоминаю тех, кого встречала в напряженных ситуациях.
Ответом на эти слова была едва заметная улыбка.
— Да, мы, кажется, познакомились в не слишком приятных обстоятельствах.
Донован взял дело в свои руки и представил меня мужчине и женщине, которые сидели между ним и Кристиной. Оба темнокожие. Телосложение у них было самое обыкновенное — среднеамериканское, но глаза были слишком большие, слишком темные, волосы по-настоящему черные. Было в них что-то экзотическое, чего нет в чистокровных европейцах. И еще они оба были на удивление похожи, будто мужской и женский вариант друг друга. Звали их Этан и Оливия Мак-Нейр соответственно.
Мужчина, сидящий в моем белом кресле, был грузным — не мускулистым и не жирным, а просто большим. Такой пышной бороды я в жизни не видела — густые волосы покрывали почти все его лицо и шею. Его представили как Буна, и когда он обратил на меня свои темные глазки, я поняла, что он — из тех, кто съел бы меня, будь такая возможность. Не волк, не из кошачьих, но с зубами.
Голос у него был рокочущий бас, такой низкий, что почти болью отдавался в ушах.
— Здравствуйте, миз Блейк.
— Здравствуйте, мистер Бун.
Он покачал головой, и борода потерлась о белую рубашку взад-вперед.
— Просто Бун, без мистера.
— Здравствуйте, Бун, — сказала я.
Натэниел, Зейн и Черри вносили стулья, чтобы оставшиеся четверо могли сесть — двое мужчин, две женщины. Один был худощав, с золотисто-рыжими волосами и странно раскосыми зелеными глазами. Он сел на пол и подобрался поближе к краю кушетки, будто прятался.
— Это Джилберт, — сказал Донован.
— Просто Джил, — сказал он так тихо, что трудно было расслышать.
Женщина была высокой, почти шесть футов, широкая в плечах, крепкая на вид. Волосы каштановые, с проседью, убраны с лица в свободный пучок. Лицо без косметики. Она протянула мне руку и пожала так, как редко умеют женщины. Карие глаза были полны тревоги, когда она сказала:
— Я Дженет Тэлбот. Очень любезно с вашей стороны принять нас вот так, без предупреждения.
— Я сюда пришла не ради светской болтовни.
Это заявила женщина, стоявшая у дальней стены комнаты, возле окна. Она выглядывала сквозь закрытые шторы, обхватив руками локти, и нервное напряжение гудело в натянутой как струна спине, когда она повернулась лицом к комнате. Я поняла, откуда у Этана и Оливии темная кожа и экзотический вид. Нилиша Мак-Нейр была почти моего роста, но еще более изящного сложения, и потому казалась меньше. Мужчина мог бы при виде ее вспомнить слова «птичка» или «котенок», пока не заглянул бы в глаза. После этого стало бы кое-что понятно: упаковка не соответствует содержанию. Эта тетка стояла на гусеницах и перла туда, куда считала нужным.
Мужчина стоял рядом с ней, но не слишком близко. Он был так же высок, светловолос и бледен, как она была мала, темноволоса и смугла. Плечи у него были широкие, талия узкая, руки такие, что в одну ладонь вошла бы ее голова целиком, но он ее явно боялся. Да, здесь присутствовало почтение телохранителя, но и настоящий страх тоже.
Мерль небрежно прислонился возле высокого блондина. Где был Калеб, я не знала и не интересовалась.
— Я — Кадра, а Кашьяпа, который погиб, — мой муж. — Нилиша Мак-Нейр вдруг вдохнула прерывисто, но тут же взяла себя в руки. — Был моим мужем.
— Отец не погиб, — сказала Оливия. — И я не дам тебе довести его до гибели, бросив это дело.
Ее брат Этан тронул ее за руку, будто пытаясь успокоить или прося заткнуться. Она не обратила внимания.
Но дело было сделано — ссора вспыхнула.
— Как ты смеешь? Как ты смеешь говорить мне в лицо, что я веду к его гибели? Я просто смотрю правде в глаза.
Оливия встала, стряхнув руку брата.
— Ты просто не можешь вынести, что он был с другой женщиной, когда это случилось.
Начиная с этого места, ссора покатилась лавиной. Очевидно, Генри Мак-Нейр, патриарх клана, уходил от своей любовницы и коллеги кобры-оборотня, когда его похитили. Никаких тел не было найдено, но крови оказалось много, были признаки борьбы, перевернутый автомобиль, вырванное с корнем дерево приличных размеров. Когда оборотни начинают драку, они дерутся всерьез.
Из этой ссоры я на самом деле узнала многое, но когда две женщины стали друг на друга вопить с расстояния меньше фута, причем не все время по-английски, я решила, что с меня хватит.
И посмотрела на Донована. Он их привел ко мне в дом, в конце-то концов? Он пожал плечами. Видно, он тоже не знал, что делать.
Я подумала, не облить ли их водой из ведра, но решила, что эффективнее будет просто выйти. Я сделала всем остальным жест покинуть кухню, и они потянулись к выходу. И только когда последние уже выходили, крик начал затихать.
— Куда вы все собрались? — вопросила Нилиша.
Ей ответила за всех Дженет Тэлбот:
— Куда-нибудь, где потише.
Лиц женщин я не видела, но почти нюхом чуяла повисшее в воздухе смущение. Не оборотневые способности, просто догадалась.
— Ради Бога, — сказала Оливия, — пожалуйста, простите. Я приношу вам свои извинения. Пожалуйста, вернитесь.
Все начали постепенно возвращаться. Нилиша села, блондин телохранитель занял место у нее за спиной.
— Мы все очень волнуемся из-за моего мужа.
— Волнуемся о нем, мама? — переспросила Оливия.
Женщина улыбнулась и кивнула:
— Да, волнуемся.
— Он жив, — сказала девушка.
— Если ты можешь надеяться, то и я могу.
Они улыбнулись друг другу, как светлые зеркала — так похожие в этот момент. Этан тоже успокоился, но он улыбаться не стал.
— Хорошо. Кто еще пропал, кроме Генри Мак-Нейра?
— Наша Урса, — сказал Бун. — Я не сообразил принести фотографию.
— Урса. Медведица, ваша царица? — спросила я.
Он кивнул массивной бородатой головой, и я удивилась, как могла не догадаться.
— Она вышла в магазин за какими-то мелочами и не вернулась. И признаков борьбы не было — исчезла, и все.
Я перевела взгляд на зеленые глаза Джила:
— А кто пропал у вас?
Он покачал головой:
— Никто. Я просто боюсь.
Я посмотрела на Кристину:
— А у тебя?
— Я представляю тех оборотней, которые существуют по одиночке. Тех, кто выбрал Сент-Луис потому, что здесь нет таких, как мы. Я — единственный тигр-оборотень в городе, так что я никого не потеряла, но у нас пропал наш оборотень-лев.
— Я думаю, это не лев по имени Марко?
Кристина покачала головой:
— Нет, его зовут Джозеф. А что?
Ответил Донован:
— Того льва звали Марко.
— А! — сказала Кристина.
— И, — добавил Донован, — Джозеф не умеет принимать форму, так похожую на человеческую. Никто, кого я знаю, не может принять такую форму и не перекинуться.
Кристина продолжила с того места, на котором я ее прервала. Когда речь идет о деле, ее ничем не собьешь.
— Подруга Джозефа беременна. Амбер была бы здесь, но она на строгом постельном режиме до родов.
— До выкидыша, ты хочешь сказать, — вставила Черри.
Я обернулась к ней:
— Ты говоришь так, будто у нее они уже бывали?
— Это третья попытка, — ответила Черри.
— Грустно это слышать. Потеря ее... друга вряд ли способствует снижению стресса.
— Это еще слабо сказано, — сказала Кристина.
— Дура она, что продолжает пытаться, — заявила Черри. — Нам не доносить ребенка до родов, и ничего тут не поделаешь.
Я посмотрела на нее:
— Еще раз, пожалуйста. И помедленнее.
— Перемена — процесс слишком бурный, и она влечет выкидыш. — Черри это сказала по-деловому, без эмоций. Потом на моих глазах до нее дошло, и она прошептала: — Анита, я... прости. Не так тебе надо было об этом узнать. Извини.
Я пожала плечами, потом покачала головой:
— Но у Мак-Нейров двое детей, вот они передо мной. У Дженет сын.
— Мой вид оборотничества наследуется, — сказала Дженет. — Он не связан с луной. Я избегала перемены, пока не родился Энди.
Я поглядела на Нилишу.
— А я — кобра. Я могу выносить ребенка либо как млекопитающее, либо как змея.
— Вы откладывали яйца?
Она кивнула.
— Я не могла выносить их в теле. Слишком суровы бывали перемены. Но у меня был другой вариант.
Несказанное: «А у тебя нет» повисло в воздухе. Слишком трудно было об этом думать. Не то чтобы я когда-нибудь вообще задумывалась о детях. При той жизни, которую я веду, заводить детей? Но вслух я сказала:
— Так, будем решать проблемы по одной. Кто пропал первым?
Оказалось, что первой жертвой стал Генри Мак-Нейр, и он отбивался сильнее всех. Потом оборотень-лев, Джозеф, Энди Тэлбот, собака-оборотень, как оказалось, и последней — Урса медведей, Ребекка Мортон.
В последний раз, когда пропало столько оборотней, виноват был прежний лебединый царь, который их поставлял для охоты нелегальным ловцам острых ощущений.
Я взглянула на Донована Рииса. Он либо прочел мою мысль, либо предупредил ее.
— Не правда ли, интересное совпадение, что я появился в городе как раз тогда, когда начали пропадать другие?
— Ну и ну, Донован. Вы прочли мою мысль.
— Я вам клянусь, что ничего об этом не знаю.
Нилиша подалась вперед:
— Я все знаю о предательстве прежнего царя лебедей. Но я ручаюсь вам жизнью своего мужа, что Донован не виноват.
Я пожала плечами:
— Увидим.
— Вы не верите моему суждению, — сказала она.
— Я ничьему суждению особо не доверяю, кроме своего. Тут ничего личного.
— Мама! — Оливия взяла Нилишу за руку. Та глубоко вздохнула и успокоилась. Уже хорошо.
— Первое, что я собираюсь предложить, это чтобы мы обратились в полицию.
Идея ни у кого не вызвала восторга.
— Видите ли, у них есть возможности, которых нет у меня: компьютерный поиск, судебно-медицинская экспертиза.
— Нет, — сказала Нилиша. — Это мы должны уладить среди нас.
— Я знаю правило, что мы не обращаемся к людским властям, но, ребята, у нас пропало четверо, и еще были покушения на лебедей и леопардов.
— Вы думаете, что за этим стоят змеелюди и их ручной лев? — спросил Донован.
— Слишком большое было бы совпадение, если нет, — ответила я.
— Согласен, — сказал Мика.
До сих пор он молчал, тщательно следя, чтобы не сесть или не встать слишком близко, будто не хотел вносить путаницы. Он давал мне командовать, не нависая за плечом.
— О'кей, так кто же эти типы и зачем им столько видов оборотней?
Мы еще часа два проговорили, но ничего гениального не придумали. За этим стоят змеи. Но зачем? Когда это оборотни интересовались другими оборотнями не своего вида? Если бы нападению подверглись только кобры, то это могла бы быть война змей за территорию, хотя, откровенно говоря, война между разными видами змей тоже была бы вещью необычной. Город достаточно велик для всех, если они принадлежат к другому виду.
Я думала, что Нилиша Мак-Нейр права и ее мужа нет в живых. Если кого-то похищают и не хотят денег, то хотят чего-то похуже, обычно крови, боли и, в конечном счете, смерти. Наверное, все они мертвы, а если нет, то, чтобы сохранить им жизнь, надо идти в полицию.
Оказалось, что все сообщили о пропавших, только не стали упоминать, что это оборотни.
— Но как вы не понимаете! Полиция знает о пропавшем студенте колледжа двадцати одного года, сорокапятилетнем отце семейства, одинокой женщине тридцати с чем-то лет и женатом мужчине того же возраста. Кроме того, что все они белые, нет никакого общего знаменателя, связывающего эти случаи. Но если бы я могла сообщить копам, что все они оборотни, то вот она — связь. Ребята, вы живете в разных местах города. Над каждым случаем работают разные отделения полиции. Они никогда не свяжут эти дела друг с другом, если мы не скажем им, какая нужна связь.
Первой кивнула Дженет Тэлбот:
— Энди вот-вот должен был получить диплом медицинского училища. Если узнают, кто он, врачом ему уже не бывать, но сейчас мне важнее всего его спасти. Так что я согласна: идем в полицию.
— Я не могу говорить за Амбер, — сказала Кристина, — но уверена, что она бы согласилась.
— Я бы должен был спросить у других, но ладно, черт с ним, сейчас главное — найти Ребекку, даже если придется звать копов.
Мы повернулись к Нилише Мак-Нейр.
— Нет. Если они узнают, всем нам конец.
Оливия взяла ее за руку:
— Мать, если отца не будет, какая нам разница?
Я не знала, согласится ли она — ведь муж обманывал ее, — но она кивнула и согласилась. Странная штука иногда — любовь. Но каков бы ни был ее мотив, а я теперь могла обратиться к Дольфу, и даже врать не надо будет.