Я годами корила Жан-Клода за слишком большую монохроматичность его убранства, но, взглянув на спальню Нарцисса, я поняла, что должна извиниться. Комната была черной — полностью черной.Стены, паркет, драпировка на стене, кровать. Единственный в комнате цвет принадлежал серебряным цепям и серебристым орудиям, свисавшим со стены. Цвет стали скорее подчеркивал черноту, чем рассеивал ее. Цепи свисали с потолка над огромной кроватью — большей, чем двуспальная. Ей бы подошел термин «оргийная». Она была на четырех ножках, и такого темного, тяжелого, огромного дерева я в жизни не видела. На четырех ее столбах болтались еще цепи, укрепленные на стационарных тяжелых кольцах. Если бы я сюда пришла на свидание, я бы повернулась и удрала. Но это не было свидание, и мы все вошли внутрь.
Я считала, что у всех, кто практикует «Д и П», спальни отдельно от «пыточных камер». Рядом, быть может, но не в одном помещении. Нужно ведь место, где можно просто отоспаться. Может быть, Нарцисс просто никогда не устает от своих игр?
Единственный в комнате стул был снабжен привязными ремнями, и потому Нарцисс предложил сидеть на кровати. Не знаю, села бы я или нет, но сначала сел Жан-Клод и вслед за ним Ричард. Жан-Клод раскинулся на черном покрывале со своей обычной грацией, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Но Ричард меня удивил. Я ожидала, что ему в этой комнате будет хоть отчасти неуютно, как мне, но это нисколько не было заметно. Тут-то я впервые заметила, что у тяжелых кожаных ремней на его руках и воротнике на шее были металлические крючья, которые можно прицепить к цепям или ремням. Наверное, он их надел, чтобы смешаться с публикой в клубе, как и сапоги. Но... но я чувствовала, что в этой комнате он абсолютно спокоен, и обстановка его никак не волнует. Чего нельзя было сказать обо мне.
Глядя на Ричарда и Жан-Клода, я знала, что решила сегодня ночью спать с ними обоими, как бы это ни было организовано. Но видеть их на кровати посреди всего этого, смотреть, как они ведут себя как дома, — это заставило меня задуматься о своем решении. Может быть, я все это время не очень понимала, на что подписываюсь.
Ашер бродил по комнате, разглядывая приспособления на стене. Его мне не так легко было прочесть, как остальных, но он тоже был нисколько не взволнован и вряд ли изображал спокойствие. Нарцисс вплыл в комнату, сопровождаемый Аяксом. Всех остальных он согласился оставить в коридоре или внизу, если наши волки тоже не войдут. Мне кажется, что для настоящего уединения нужно все-таки вдвое меньше народу.
Ричард протянул мне руку:
— Анита, все в порядке. В этой комнате ничего не причинит тебе вреда, если ты сама не позволишь, а ты вроде не собираешься.
Не совсем то утешительное замечание, которого я ждала, но, наверное, правда. Я решила поверить, что правда — это хорошо, но начала понимать, что на самом деле это не хорошо и не плохо. Правда — это просто правда. Куда проще была жизнь, когда я верила в черно-белые абсолюты.
Я приняла его руку, и он притянул меня на кровать между собой и Жан-Клодом. Нарцисс уже устроил спектакль для Жан-Клода, так что надо было показать, что мы просим меня руками не трогать. Но меня все еще тревожило, что Ричард посадил меня между ними, а не просто рядом с собой. Теплое и пушистое ощущение от слияния меток улетучивалось слишком быстро. С магией иногда так бывает.
На черной кровати между моими мужчинами мне было почему-то неуютно.
— В чем дело, ma petite? Ты как-то вдруг очень сильно напряглась.
Я приподняла брови в ответ:
— Неужели только мне одной не нравится эта комната?
— Жан-Клоду она когда-то очень понравилась, — отозвался Нарцисс.
Я повернулась к гиенолаку, расхаживающему по комнате в колготках.
— То есть?
Ответил Жан-Клод:
— Когда-то я поддался на нежелательные мне авансы, поскольку мне приказали. Но эти времена прошли.
Я посмотрела на него, но он не встретился со мной взглядом. Он смотрел только на Нарцисса, расхаживающего вокруг кровати.
— Не помню я, чтобы тебе не хотелось, — сказал Нарцисс, прислонясь к дальнему столбу кровати.
— Давным-давно мне пришлось научиться превращать необходимость в радость, — ответил Жан-Клод. — К тому же Николаос, бывший Мастер Вампиров Города, послала меня к тебе. Ты ее помнишь, Нарцисс. Ее приказы не отвергались.
Я помню свой ужас от встречи с Николаос. Ее можно было испугаться, и очень не зря.
— Значит, я был неприятной обязанностью? — В голосе Нарцисса прозвучала злость.
Жан-Клод покачал головой:
— Твое тело приятно, Нарцисс. А то, что ты любишь делать со своими любовниками, если они могут это выдержать, это не...
Жан-Клод глядел вниз, будто подыскивал слово, потом поднял глаза на Нарцисса. Я видела, как это подействовало на оборотня — будто его ударил между глаз молот, красивый, очаровательный молот.
— Не — что? — хрипло спросил он.
— Не в моем вкусе, — ответил Жан-Клод. — К тому же, очевидно, я не слишком много доставил тебе удовольствия, потому что ты не сделал того, чего желала моя покойная хозяйка.
Покойной Николаос оказалась благодаря мне. Она хотела меня убить, а повезло мне. Она погибла, а я нет. Мастером Города стал Жан-Клод, чего я не планировала. Насколько все это спланировал Жан-Клод, вопрос до сих пор спорный. Не просто предубежденность с моей стороны, что я доверяю ему меньше, чем Ричарду.
Нарцисс наступил коленом на кровать, не отпуская столб.
— Ты мне очень понравился.
На лице его было очень интимное выражение. Такие разговоры надо бы вести наедине. Но, судя по выражению, с которым Нарцисс глядел на Жан-Клода, это могло бы оказаться не слишком удачной идеей. В Жан-Клоде я ощущала только одно желание: успокоить оскорбленные чувства. Но ручаюсь: если бы я могла заглянуть в душу Нарцисса, то увидела бы там желание совсем другого рода.
— Николаос решила, что я плохо выполнил ее приказ, и наказала меня.
— Я не мог себе позволить стать ее союзником — даже получив тебя в вечное пользование.
Жан-Клод приподнял бровь:
— Что-то я не помню, чтобы это входило в предложение.
— Когда я в первый раза сказал «нет», она это предложение подсластила.
Нарцисс забрался на кровать, оставшись на четвереньках, будто ожидая, что кто-то подойдет сзади.
— И чем же подсластила?
Нарцисс медленно пополз вперед, путаясь коленями в подоле своего платья.
— Предложила мне тебя навсегда, и делать с тобой, что захочу.
Меня с головы до пят пробрала дрожь ужаса. Секунда ушла, чтобы понять: это не мой ужас. Мы с Ричардом вместе повернулись к Жан-Клоду. Его лицо ничего не выражало. Обычная вежливая, приятная, почти скучающая маска. Но мы оба ощущали холодный вопящий ужас у него в мозгу, возникший при мысли, что он мог бы стать постоянным... гостем у Нарцисса.
Этот ужас был связан не только с оборотнем. Образы, воспоминания вспыхнули у меня в голове. Я лежу на животе, прикованная к шершавому дереву, звук размаха плети, ослепительная боль и осознание, что это только первый удар. Отчаяние, последовавшее за этим образом, заставило меня сморгнуть слезы. Припутался еще один образ: я привязана к стене, и рука, разложившаяся до зеленого гноя, гладит мое тело. Поток образов резко прервался, будто кто-то щелкнул выключателем. Но тело, которое ласкала сгнившая рука, было мужским. Воспоминания принадлежали Жан-Клоду, а не мне. Он их на меня проецировал, а когда заметил это, отключил.
Я посмотрела на него, не в силах скрыть ужас. Волосы скрывали мое лицо от Нарцисса, и я была этому рада, потому что не могла бы изобразить равнодушие. Жан-Клод не смотрел на меня; он не отводил глаз от Нарцисса. Я старалась не заплакать, а лицо Жан-Клода не выдавало ничего.
Жан-Клод вспоминал издевательства не только Нарцисса, но и многие, многие другие. Не страдание сквозило в этих воспоминаниях, а отчаяние, безнадежность. Мысль, что я... нет, он, что он не был хозяином своего тела. Он не был проститутом — точнее, никогда не торговал сексом за деньги. Но ради власти, ради каприза кого бы то ни было, кто был в тот момент его Мастером, и ради безопасности он занимался сексом много веков подряд. Я это знала, но считала его соблазнителем. А то, что я только что увидела, к соблазнению отношения никак не имело.
Ричард издал какой-то звук, и я повернулась к нему. Глаза его блестели от непролитых слез, и на лице его застыл тот же оцепенелый ужас, что я ощущала на своем лице. Долгий неподвижный миг мы смотрели друг на друга, потом по его лицу скатилась слеза за секунду до того, как я ощутила теплую дорожку у себя на щеке.
Он протянул мне руку, и я ее взяла. Оба мы повернулись к Жан-Клоду. Он все еще глядел, даже что-то говорил Нарциссу, хотя я ничего не слышала. Оборотень прополз уже через всю кровать на расстояние прикосновения. Но не всех насхотел он коснуться.
— Милый, милый Жан-Клод, я думал, что забыл тебя, но сейчас, когда я увидел тебя там на полу с этими двумя, я не мог не вспомнить.
Он протянул руку к Жан-Клоду, но Ричард перехватил ее.
— Не трогай его. Никогда больше не трогай.
Нарцисс посмотрел на Ричарда, на Жан-Клода и снова на Ричарда.
— Какой ревнивый. Это признак настоящей любви.
Я сидела в первом ряду и потому видела, как напряглись мышцы руки Ричарда, сжимающей хрупкое запястье.
Нарцисс засмеялся, и голос его дрожал, но не от боли.
— Какая сила, какая страсть! Ты не сломаешь мне руку, если я попробую коснуться твоих волос?
Добродушная насмешка звучала в его словах, и я наконец поняла, что это возбуждение. Ричард его трогает, угрожает, делает больно... ему это нравилось.
Я ощутила, что Ричард тоже это понял, но не отпустил его. Вместо этого он дернул Нарцисса на себя. Гиенолак издал удивленный тихий возглас. Не отпуская его запястья, Ричард положил вторую руку ему на горло. Не сдавил, просто положил, огромную и темную на бледной коже Нарцисса.
Телохранитель Аякс шагнул от стены, и Ашер сделал шаг ему навстречу. Дело могло обернуться очень плохо и очень быстро. Обычно это я выхожу из себя и обостряю обстановку, но не Ричард.
Нарцисс скорее почувствовал, чем увидел движение, потому что Ричард отвернул его лицо от комнаты.
— Все в порядке, Аякс, все в порядке. Ричард мне ничего плохого не делает.
Тут Ричард сделал что-то, от чего у Нарцисса захватило дыхание, и он хрипло сказал:
— Ты так сломаешь мне руку. Если это прелюдия, то хорошо, но если нет, мои ребята убьют вас, всех вас.
Слова его были разумными, а интонация — нет. В голосе слышалась боль, но и предвкушение, и как бы Ричард ни ответил, это его возбудит еще сильнее.
Заговорил Жан-Клод:
— Не делай так, чтобы наша судьба зависела от его милости, mon ami. Мы сегодня на его территории, у него в гостях. И мы должны соблюдать обязанности гостей, пока он не злоупотребляет этим.
Я не могла бы точно сказать, в чем заключаются в таком месте обязанности гостя, но могла ручаться, что ломание конечностей в список не входит. Поэтому я тронула Ричарда за плечо, и он вздрогнул. Нарцисс издал протестующий звук, будто Ричард невольно сжал тиски.
— Ричард, Жан-Клод прав.
— Анита советует тебе держать себя в руках, Ричард, а из всех, кого я знал, она меньше всех к этому склонна. — Жан-Клод подался вперед, положил руку на другое плечо Ричарда, и теперь мы оба касались его. — К тому же, mon ami, если ты ему что-нибудь сломаешь, это не исправит ничего, что уже случилось. Ни на одну каплю крови не станет пролито меньше, ни на один фунт мяса. Ни одно унижение не кончится раньше, чем это было. Все в прошлом, а воспоминания не ранят.
Впервые я подумала, что мы с Ричардом, быть может, по-разному восприняли одну и ту же вспышку образов. То, что видела я, было ужасно, но на меня это не так подействовало. Может, дело в том, что он мужчина. Белый англосакс из верхнего среднего класса болезненней воспримет издевательства и изнасилование. Я женщина, я знаю, что такое может со мной случиться. А он, быть может, никогда не думал, что такое может быть с ним.
Ричард заговорил медленно, и его голос опустился до рычания, будто из этого красивого горла готов был вырваться его скрытый зверь.
— Никогда больше его не трогай, Нарцисс, или мы это доведем до конца.
И Ричард медленно и осторожно убрал руки от Нарцисса. Я ожидала, что тот отползет, схватившись за раненую руку, но я его недооценила — или переоценила.
Он действительно схватился за руку, но остался лежать, прислонившись к Ричарду.
— Ты мне связки порвал. Они заживают дольше сломанных костей.
— Знаю, — тихо ответил Ричард, и от заряда ненависти в этом коротком слове я вздрогнула.
— Я могу мыслью передать своим людям приказ оставить леопардов на милость тех, кто их захватил.
Ричард переглянулся с Жан-Клодом. Тот кивнул:
— Нарцисс умеет мысленно контактировать со своими... людьми.
Ричард положил руки на плечи Нарцисса, я думала, чтобы оттолкнуть его, но Нарцисс сказал:
— Вы только что аннулировали свои гарантии безопасности, нанеся мне травму против моей воли.
Ричард застыл, и по его напряженной спине я определила приступ неуверенности.
— О чем он говорит? — спросила я, не зная сама, у кого спрашиваю.
— У Нарцисса небольшая армия гиенолаков в этом здании и по соседству, в качестве охраны.
— Если гиенолаки так сильны, почему о них никто не говорит в том же тоне, что о вервольфах или крысолюдах?
— Потому что Нарцисс предпочитает быть властью позади трона, ma petite. Это значит, что другие оборотни постоянно умасливают его подарками.
— Вроде как Николаос подарила ему тебя?
Он кивнул.
Я поглядела на Ричарда:
— А ты что ему дарил?
Ричард отодвинулся от Нарцисса:
— Ничего.
Нарцисс повернулся на кровати, все еще прижимая руку к груди.
— Это теперь переменится.
— Вряд ли, — ответил Ричард.
— У Маркуса и Райны был со мной договор. Они и крысы требовали, чтобы моих гиен никогда не было больше пятидесяти. Ради этого они пускали в ход подарки, а не угрозы.
— Угроза всегда есть, — сказал Ричард. — Если будет война между вами, крысами и нами, вы проиграете.
Нарцисс пожал плечами:
— Быть может. А ты не думал, что делал я с тех пор, как Маркус погиб и ты взял власть? Я думал, что подарки будут идти по-прежнему, но они прекратились, даже те, на которые я начал рассчитывать. — Он тут посмотрел на меня. — Некоторые из них я ждал от тебя, Нимир-Ра.
Наверное, вид у меня был достаточно недоуменный, потому что Жан-Клод объяснил:
— Твои леопарды.
— Да-да, Габриэль, их альфа, был моим добрым другом.
Поскольку Габриэля убила я, мне не понравился такой поворот беседы.
— Ты хочешь сказать, что Габриэль сдавал тебе своих леопардов?
От улыбки Нарцисса у меня мороз побежал по коже.
— Все они перебывали на моем попечении, кроме Натэниела. — Улыбка погасла. — Я считал, что Натэниела Габриэль держит для себя, но сейчас ты мне сказала, кто такой Натэниел, и я понял. — Стоя на коленях, Нарцисс подался всем телом вперед. — Он боялся, что мы с Натэниелом сможем вместе сделать.
Я проглотила слюну пересохшим ртом.
— Ты отлично скрыл свою реакцию, когда я тебе сказала.
— Я умелый лжец, Анита. Тебе лучше это запомнить. — Он посмотрел на Ричарда: — Сколько уже прошло после смерти Маркуса? Кажется, год с лишним? Когда перестали приходить подарки, я решил, что соглашение аннулировано.
— То есть? — спросил Ричард.
— Гиен сейчас больше четырехсот, кое-кого я набирал за границами штата. И теперь мы вполне можем сравниться с крысолюдами и волками. Вам придется говорить с нами как с равными, а не как с крепостными.
— И чего ты... — начал Ричард.
— Давайте договариваться, — перебил Жан-Клод. Я услышала страх, скрытый за этими спокойными словами, и Ричард тоже услышал. Сексуального садиста не надо спрашивать, чего он хочет. Ответ тебе не понравится.
Нарцисс поглядел на Ричарда.
— А что, теперь волки принадлежат Жан-Клоду? — насмешливо спросил Нарцисс. — Ты поделился троном?
— Ульфрик — я, и это я буду ставить условия, и не кто другой.
Но голос Ричарда был сдержан, он взял себя в руки. Я его никогда таким не видела и не знала, нравится ли мне эта перемена. Он стал поступать как я. Тут я подумала, что я взяла у Ричарда часть его зверя, у Жан-Клода — часть его голода... а что взяли они от меня?
— Ты знаешь, чего я хочу, — сказал Нарцисс.
— Я бы тебе не советовал этого просить, — заметил Жан-Клод.
— Раз я не могу получить тебя, Жан-Клод, то, быть может, если бы я видел, как вы втроем соединяетесь на моей кровати, было бы достаточно, чтобы смыть оскорбление.
Мы с Ричардом сказали «нет» одновременно.
Он поглядел на нас, и что-то в его глазах было неприятное.
— Тогда дайте мне Натэниела.
— Нет, — отказалась я.
— На один вечер.
— Нет.
— На час.
Я покачала головой.
— Другого леопарда?
— Я тебе никого из своего народа не дам.
Он поглядел на Ричарда:
— А ты, Ульфрик, дашь ли мне одного из своих волков?
— Ты сам знаешь ответ, Нарцисс.
— Так что же ты предложишь мне, Ульфрик?
— Назови что-нибудь, что я соглашусь дать.
Нарцисс улыбнулся, и я ощутила Аякса и Ашера, стерегущих друг друга — они ощутили, как растет напряжение.
— Я хочу, чтобы меня включили в совет, который управляет общиной оборотней в этом городе.
— Отлично, — кивнул Ричард. — Мы с Рафаэлем думали, что ты не интересуешься политикой, иначе давно бы пригласили.
— Царь крыс не знает сердца моего, неведомо оно и волкам.
Ричард встал:
— Анита должна пойти забрать своих леопардов.
— Ну нет, Ульфрик, не так все просто.
Ричард нахмурился:
— Ты будешь иметь голос в принятии решений. Это то, чего ты хотел.
— Но я хочу и подарков.
— Между волками и крысами подарков нет. Мы союзники. Если хочешь быть союзником, то подарков тебе не будет, кроме одного: мы придем тебе на помощь, когда будем нужны.
Нарцисс снова покачал головой:
— Мне не нужны союзники — не хочу втягиваться в склоки между животными, которые меня не касаются. Нет, Ульфрик, ты меня не так понял. Я хочу войти в совет, который устанавливает правила. Но я не хочу ни к кому привязываться и втягиваться в войны, которые не я начинаю.
— Так чего же ты просишь?
— Даров.
— То есть взяток?
— Называй как хочешь, — пожал плечами Нарцисс.
Я почувствовала, как напрягся Жан-Клод за миг до того, как Ричард заговорил.
— Mon ami...
— Нет, — перебил Ричард, обернувшись к Жан-Клоду. — Даже если он сможет убить нас всех, в чем я сомневаюсь, мои волки и твои вампиры разнесут этот клуб по кирпичику. Он не пойдет на такой риск. Нарцисс — вожак осторожный, я это помню, видел, как он имел дело с Маркусом. Для него превыше всего — собственный комфорт и безопасность.
— Превыше всего — комфорт и безопасность моего народа. — Нарцисс поглядел на меня. — А ты, Нимир-Ра, ты тоже так в себе уверена? Ты тоже думаешь, что если мои люди убьют твоих котят, то вервольфы и вампиры хоть пальцем шевельнут, чтобы за них отомстить?
— Ты забыл, Нарцисс, что она — моя лупа, моя подруга. Волки будут защищать тех, кого она им велит.
— Ах да. Человек-лупа, человек — королева леопардов. Но ведь на самом деле не человек?
Я посмотрела ему прямо в глаза:
— Я хочу получить своих леопардов. И спасибо за гостеприимство.
Встав на ноги, я подошла к Ричарду.
Нарцисс обернулся к Жан-Клоду, который все так же непринужденно валялся на кровати.
— Они действительно такие дети?
Жан-Клод грациозно пожал плечами:
— Нарцисс, они не такие, как мы. Они все еще верят в добро и зло. И в правила.
— Тогда я им покажу новое правило.
Он не шевельнулся, не встал с кровати, на нем было все то же черное кружевное платье, но вдруг сила вырвалась из него плетями жара. Она ударила в меня как огромная ладонь, чуть не сбив с ног. Ричард протянул руку меня поддержать, и как только он меня коснулся, его зверь прыгнул между нами в порыве жара, отозвавшегося у меня мурашками на коже. Тело Ричарда содрогнулась, я ощутила, как у него — у нас — перехватило дыхание. Неотмирная сила клубилась вокруг, и впервые я поняла, что она движется в обе стороны. Внутри меня было не просто эхо от зверя Ричарда — было что-то большее. Может быть, все было бы по-другому, если бы я не отделилась от них так надолго. Но теперь сила, которая когда-то принадлежала ему, стала моей. Тепло разливалось между нами, как два потока, сливающиеся в реку, кипящую у меня на коже. Такую горячую, что у меня кожа могла бы отвалиться и открыть спрятанного зверя.
— Если она перекинется, то мои люди имеют право вмешаться в драку.
Голос Нарцисса был неожиданностью. Я, наверное, забыла, что он здесь, забыла все, кроме жаркой горячен силы, текущей между мной и Ричардом. Лицо Нарцисса стало удлиняться — будто задвигались палочки под слоем глины.
Ричард провел рукой передо мной, успокаивая силу, бушующую вне меня. На его лице было некоторое удивление.
— Она не перекинется. Даю тебе мое слово.
— Что ж, этого достаточно. Свое слово ты всегда держишь. Пусть я садист и мазохист, но я еще и Обей этого клана. — Голос его перешел в высокое рычание. — Ты оскорбил меня и во мне все, что принадлежит мне.
Из-под пальчиков, уже не рук, а кривых лап показались когти.
Жан-Клод подошел ко мне и Ричарду:
— Отойдем, ma petite, дадим им место для маневра.
Он коснулся моей руки, и обжигающая сила потекла к нему на кожу. Он рухнул на колени, не разжав руки, будто жар ее приварил.
Я опустилась рядом с ним, и он поднял глаза, бездонно-синие, утонувшие в силе, но сила была не его. Он открыл рот, хотел что-то сказать, но не произнес ни звука. Он глядел на меня и, судя по выражению лица, был ошеломлен.
— Что случилось? — спросил Ашер с другого конца комнаты, не отрывая глаз от Аякса.
— Не знаю, — ответила я.
— Кажется, ему больно, — произнес Нарцисс, и я посмотрела на него. Если не считать рук и лица, он сохранял облик человека. По-настоящему сильные альфы владеют частичным превращением.
— Его затопила сила, — сказал Ричард, чуть порыкивающим голосом. Горло его было скрыто кожаной полосой, но я могла бы ручаться, что оно осталось гладким. Голос выходил изо рта, как у пса, без перемен внешности.
— Но он же вампир, — удивился Нарцисс. — Сила волков не должна быть ему близка.
— Волк — его зверь, — пояснил Ричард.
Я посмотрела в лицо Жан-Клода, увидела, как он борется с горячей, обжигающей силой, и поняла, почему это у него не получается. Это была первичная энергия, сила и пульс земли под ногами, ветер, шелестящий в деревьях, сплошная жизнь. А Жан-Клод, хоть ходил, говорил и флиртовал, живым не был.
Ричард присел рядом с нами, и Жан-Клод испустил тихий стон, привалившись ко мне.
— Жан-Клод!
Ричард взял его на руки, у Жан-Клода выгнулась спина, дыхание стало прерывистым.
Нарцисс встал на кровати:
— Что с ним?
— Не знаю, — ответил Ричард.
Я положила руку на шею Жан-Клода. Пульс не просто частил — бился, как птица в клетке. Я попыталась использовать свои способности чувствовать вампира, но ощущала только жар зверя. Ничего не было ни холодного, ни мертвого у нас в руках.
— Положи его на пол, Ричард.
Он повернулся ко мне.
— Положи, я сказала!
Он бережно положил Жан-Клода на пол, не снимая руки с его плеча.
— Отойди от него.
Я сама встала и телом оттолкнула Ричарда от Жан-Клода, лежащего возле кровати.
Тело Нарцисса переменилось, и снова возник элегантный мужчина, которого мы видели внизу. Он соскочил с кровати, не дожидаясь, пока ему скажут, но обошел вокруг, чтобы нас видеть.
Жан-Клод медленно перевалился набок и повел головой, чтобы взглянуть на нас. Облизав губы, он попытался заговорить, но получилось это лишь со второго раза.
— Что ты со мной сделала?
Мы с Ричардом все еще стояли в коконе жара. Его ладони скользнули по моим плечам, и я вздрогнула. Он обнял меня за талию, и чем сильнее соприкасались наши тела, тем сильнее становился жар вокруг, пока сам воздух, как казалось, не задрожал как над летним асфальтом.
— Поделилась с тобой силой Ричарда, — ответила я.
— Нет, — произнес Жан-Клод и медленно сел, тяжело опираясь на руки. — Не просто Ричарда, но твоей, ma petite, твоей. Мы с Ричардом часто делились силой, но ничего такого не было. Ты — мост между двумя мирами.
— Между жизнью и смертью, — сказал Ашер.
Жан-Клод резко глянул на него:
— Exactment.
— Я знаю, что Маркус и Райна умели делиться своей силой, своим зверем, — сказал Нарцисс, — но Анита не вервольф. Не должно быть, чтобы один зверь мог делиться с другим, волк — с леопардом.
— Я не леопард, — сказала я.
— Тот случай, когда дама слишком бурно протестует, — заметил Нарцисс.
— Или оборотень с вампиром, — невинно вставил Ашер, продолжая прежнюю тему.
— Слушай, хоть ты не лезь! — вызверилась я на него.
Он улыбнулся:
— Я знаю, что ты не оборотень на самом деле, но твоя... магия изменилась, когда к ней добавился Ричард. Не знай я точно, я бы сказал, что ты из них.
— Ричард сказал, что волк — это зверь, который подвластен Жан-Клоду, — сказал Нарцисс.
— Это не объясняет того, что мы видим, — возразил Ашер. Он присел возле Жан-Клода, протянул к нему руку.
Жан-Клод перехватил ее, не давая коснуться лица, и Ашер отдернулся.
— Ты горячий! Не просто теплый — горячий!
— Это как прилив сил после кормления, только... только живее. — Жан-Клод глядел на нас, и его глаза все еще тонули в синеве. — Пойдем спасать твоих леопардов, ma petite, и уходим до рассвета. Мне 80 интересно посмотреть, насколько горячей... — он глубоко вдохнул, и я поняла, что он впивает наш запах, — может стать эта сила.
— Очень впечатляющее зрелище, — напомнил о себе Нарцисс, — но я должен получить свой фунт мяса.
— Ты мне начинаешь действовать на нервы, — предупредила я.
Он улыбнулся:
— Что бы ни было, а у меня еще есть право требовать мести за оскорбление.
Я поглядела на Ричарда, и он кивнул. Я вздохнула:
— Ты знаешь, обычно мы попадали в такие передряги из-за меня.
— Это еще не передряга, — успокоил меня Ричард. — Нарцисс играет на публику. Как ты думаешь, почему я не перекинулся?
Он уставился на коротышку. Нарцисс улыбнулся:
— А я-то думал, что ты — лишь мускулистая декорация за спиной Маркуса.
— Нарцисс, ты станешь драться, лишь если у тебя не останется иного выхода, так что хватит играть в игры.
В голосе Ричарда был холод, была твердость, против которой не попрешь и с которой не поспоришь. И снова это было похоже больше на меня, чем на него. Насколько круто пришлось ему и его волкам в эти полгода? Очень немногое может закалить тебя так быстро. Смерть тех, кто тебе близок; служба в полиции; или битва, когда вокруг тебя действительно умирают соратники или противники. В гражданской жизни Ричард — преподаватель естественных наук в старших классах, значит, дело не в полицейской работе. Если бы кто-то из близких умер, мне бы, наверное, сказали. Значит, остается битва. Сколько вызовов было ему брошено? Скольких он убил? Кому пришлось умереть?
Я тряхнула головой, отгоняя эти мысли. С этим разберемся потом.
— Ты не получишь никого из нас. Нарцисс, и никого из наших. Войны из-за отказа ты не начнешь, так что нам остается?
— Я заберу своих людей из комнаты, где твои коты, Анита. Я это сделаю. — Он стоял передо мной, прислонившись спиной к стойке кровати, играя привешенной к ней цепью, и металл позвякивал. — Те... люди, которые их захватили, не очень изобретательны, но у них есть природный талант мучителей.
Он снова смотрел на меня человеческими глазами.
— Чего ты хочешь, Нарцисс? — спросил Ричард.
— Чего-нибудь стоящего, Ричард. Кого-нибудьстоящего.
Заговорил Ашер:
— Ты хочешь только кого-то, над кем можно господствовать, или тебе годится, чтобы господствовали над тобой?
— А что? — оглянулся Нарцисс.
— Ответь ему правдиво, Нарцисс, — посоветовал Жан-Клод. — Может оказаться, что ты не прогадал.
Нарцисс перевел взгляд с одного вампира на другого, потом опять на первого, на Ашера, стоящего в своем коричневом кожаном наряде.
— Предпочитаю доминировать сам, но если попадется нужный партнер, готов дать ему доминировать надо мной.
Ашер подошел к нам, покачивая худощавым, изящным корпусом.
— Я берусь тебя придавить.
— Ты не обязан, — поспешно сказал Жан-Клод.
— Ашер, не надо, — поддержала я.
— Найдем другой способ, — добавил Ричард.
Светлые-светлые, светло-голубые глаза Ашера обратились к нам.
— Я думал, ты обрадуешься, Жан-Клод. Наконец-то я согласился завести себе любовного партнера. Разве не этого ты хотел?
Голос его был ровен, но слышалась в нем острая насмешка с оттенком горечи.
— Я тебе предлагал почти всю свою силу, и ты отказался от всего. Почему он и почему сейчас?
Жан-Клод поднялся на колени, и я протянула ему руку, не совсем уверенная, что поступаю правильно.
Он поглядел неуверенно.
— Если только ты думаешь, что это не опасно, — сказала я.
Он взялся за мою руку, и сила хлынула горячим потоком по моей руке, по его, к плечу, и заполнила его сердце как взрыв. Он закрыл глаза, качнулся на секунду, потом посмотрел на меня.
— В первый раз это было неожиданно.
Он начал вставать, и Ричард подошел к нему с другой стороны, так что мы оба держали его под руки.
— Не знаю, хорошо ли это для тебя, — сказала я.
— Ты меня наполняешь жизнью, ma petite. Ты и Ричард. Как это может быть плохо?
Я не сказала очевидного, но подумала весьма отчетливо. Если можешь наполнить жизнью ходячего мертвеца, надо ли это делать? И если наполнишь, что с этим мертвецом случится? Столько магии, сколько мы творили сейчас, никогда раньше между нас не бывало — или было один раз. К сожалению, нам пришлось убить другой триумвират, состоявший из вампира, вервольфа и некроманта. Они пытались убить нас, но все-таки, быть может, они могли бы ответить на вопросы, на которые никто другой ответа не знает. Вот мы и машем кулаками в темноте, надеясь только не покалечить друг друга.
— Посмотри, Жан-Клод, ты между ними как свеча с двумя фитилями. Ты сожжешь себя, — сказал ему Ашер.
— Это моя забота.
— Верно, а что делаю я — моя забота. Ты спрашиваешь: «Почему он? Почему сейчас?» Во-первых, я тебе нужен. Кто из вас троих захочет это делать? — Ашер миновал Нарцисса, будто его тут и не было, глядя на Жан-Клода, на нас. — Да, я знаю, что ты тоже мог бы его подавить. Ты можешь это сделать, когда захочешь, и превратить необходимость в удовольствие, но он имел тебя под собой, и ничто меньшее его теперь не удовлетворит.
Он стоял настолько близко, что энергия переливалась через него, как прибой горячего океана. Дыхание его превратилось в прерывистый вздох.
— Mon Dieu! —Он отступил от нас, наткнулся на кровать и сел на черное покрывало. Коричневая кожа его одежды не так хорошо сливалась с фоном, как наша. — Столько силы, Жан-Клод, и все равно никто из вас не хочет заплатить за вспышку Ричарда. Эту цену заплачу я.
— Ты знаешь мое правило, Ашер, — сказала я. — Я никогда не попрошу других о том, чего не стану делать сама.
Он посмотрел на меня с любопытством, но лицо его было как непроницаемая маска.
— Ты вызываешься добровольцем?
— Нет. Но и ты не обязан этого делать. Мы найдем другой способ.
— А что если мне хочется? — спросил он.
Я поглядела, на него долгим взглядом и пожала плечами:
— На это я не знаю, что сказать.
— Тебе неловко, что мне может хотеться такое? — Он пристально в меня всматривался.
— Да.
Пристальный взгляд обратился на Жан-Клода.
— И ему тоже неловко. Он думает, что я разрушен и осталось во мне одно только страдание.
— Ты мне когда-то говорил, что все действует. Что ты весь в шрамах, но... дееспособен.
Он моргнул, глядя на меня:
— Говорил? Ну, мужчины не любят признаваться в таких вещах хорошенькой женщине. Или красивому мужчине. — Он глядел на нас, но на самом деле — на одного Жан-Клода. — Я заплачу штраф за вспышку нашего красавца мсье Зеемана, за его демонстрацию силы. Но мальчиком для битья я не буду. И в этот раз — тоже.
«И никогда больше», — повисла в воздухе непроизнесенная фраза. Ашер двести лет был предоставлен милости тех, кто оставил у Жан-Клода воспоминания, мелькнувшие сегодня передо мной и Ричардом. Еще два столетия такой заботы и пытки. Когда Ашер попал к нам, он иногда бывал жесток. Я думала, что мы его от этого вылечили, но теперь, глядя на его лицо, знала, что нет.
— А знаешь, что в этом лучше всего? — спросил Ашер.
Жан-Клод только покачал головой.
— То, что тебе будет больно думать, как я с Нарциссом. И даже после того, как я с ним буду, он тебе не ответит на вопрос, на который тебе отчаянно хочется знать ответ.
Голос Жан-Клода прозвучал спокойно, чуть со скукой, но с обычной культурностью:
— Ты настолько уверен, что он не расскажет?
— Какой ответ? — вмешалась я. — О чем вы говорите?
Вампиры переглянулись.
— Спроси Жан-Клода, — сказал Ашер.
Я посмотрела на Жан-Клода, но он глядел на Ашера. Как-то мы оказались лишними — зрители представления, для зрителей не предназначенного.
— Ты становишься мелочным, Ашер, — заговорил молчавший Ричард.
Глаза вампира повернулись к мужчине с другой стороны от меня, и злость в этих глазах брызнула по зрачкам морозным сиянием. Как слепые глаза.
— Разве я не заслужил права быть мелочным, Ричард?
— Ты просто скажи ему, — качнул головой Ричард.
— Есть трое, кто ему подвластны, для которых я готов был бы раздеться, которым разрешил бы коснуться меня, которым ответил на этот столь важный вопрос.
Он встал одним плавным движением, как бескостная марионетка, которую дернули за нити. Подойдя настолько близко, что сила разлилась вокруг него и дыхание стало прерывистым, он остановился. Сила узнала его, полыхнула сильнее, будто он мог быть у нас третьим, если бы мы допустили это по неосторожности. Может, этой силе нужен был просто вампир, а не именно Жан-Клод? Ричард приглушил исходящую от него часть силы, поставив на место щит, который навел меня на мысль о металле, крепком, сплошном, неповрежденном.
Ашер погладил воздух над рукой Ричарда и вынужден был отступить, потирая ладонь о плечо.
— Сила спадает. — Он встряхнулся, как мокрая собака. — Если ты скажешь «да», его мучения закончатся.
Я хмуро глядела на них, не уверенная, что понимаю разговор до конца, и не зная, хочется ли мне его понимать.
Ашер повернул ко мне взгляд светлых бездонных глаз:
— Или наша правильная Анита. — Но он уже сам качал головой. — Нет-нет, я знаю, что даже спрашивать не надо. Мне было приятно шокировать этой увертюрой нашего такого гетеросексуального Ричарда. Но Аниту слишком легко дразнить. — Он встал перед Жан-Клодом. — Конечно, если бы он настолько сильно хотел знать ответ, мог бы сделать это сам.
Лицо Жан-Клода приняло самое надменное из возможных выражений. Самое скрытное.
— Ты знаешь, почему я не стал.
Ашер снова встал передо мной.
— Он отверг мое ложе, потому что боится, как бы ты его не... забыл это американское слово... выбросила... нет, бросила за то, что он спит с мужчиной. Ты бы бросила?
Мне пришлось проглотить слюну, чтобы ответить:
— Да.
Ашер улыбнулся, но не довольной улыбкой, а так, будто предвидел ответ.
— Так что я доставлю себе удовольствие с Нарциссом, а Жан-Клод так и не будет знать, сделал я это потому, что мне теперь такие вещи нравятся, или потому, что он мне только такую любовь и оставил.
— Я еще не согласился, — сказал Нарцисс. — До того, как я сделаю второй — даже четвертый — выбор, я хочу видеть, что покупаю.
Ашер встал, повернувшись к гиенолаку левой стороной. Отстегнув капюшон, он сдвинул его с головы. Мы стояли достаточно сбоку, чтобы я видела его совершенный профиль. Золотые — действительно золотые — волосы он заплел сзади в косу, и ничего не загораживало вид. Я привыкла смотреть на Ашера сквозь завесу волос. А без них его лицо было как скульптура, такое гладкое и прекрасное, что хотелось его потрогать, погладить его изгибы, покрыть поцелуями. Даже закрыв голову после короткого показа, он был красив. Ничего не изменилось.
— Славно, — сказал Нарцисс. — Очень, очень славно, но у меня много красивых мужчин, и мне стоит только щелкнуть пальцами. Может, не таких красивых...
Ашер повернулся к нему лицом. Слова Нарцисса засохли у него на губах. Правая сторона лица Ашера была похожа на расплавленный воск. Шрамы начинались довольно далеко от середины лица, будто мучители много веков назад хотели, чтобы осталось побольше того, что напомнит прежнее совершенство. Глаза его были обрамлены золотыми ресницами, нос идеален, полные губы манили к поцелуям, но остальное... это все были шрамы.
Я помнила ощущение гладкой кожи Ашера, ощущение этого идеального тела, трущегося об меня. Воспоминания не мои. Я никогда не видела Ашера голым. Никогда не касалась его так. Но Жан-Клод где-то двести лет назад — да. Я не могла смотреть на Ашера непредубежденно, потому что помнила, как любила его, и даже до сих пор немножко люблю. То есть это Жан-Клод до сих пор его немножко любит. Уж сильнее усложнить мою личную жизнь было бы трудно.
Нарцисс прерывисто вздохнул и произнес вдруг охрипшим голосом:
— Ох ты...
Ашер бросил капюшон на кровать и начал расстегивать кожаную рубашку — очень медленно. Я видала его грудь и раньше и знала, что она куда хуже лица. В правой стороне шли глубокие канавы, кожа была твердой на ощупь. Левая сторона, как и лицо, сияла ангельской красотой, которая когда-то, давным-давно, и привлекла к нему вампиров.
Когда молния раскрылась наполовину, обнажив грудь и верх живота, Нарциссу пришлось сесть на кровать, потому что ноги его не держали.
— Мне кажется. Нарцисс, — сказал Жан-Клод, — что после этой ночи ты будешь у нас в долгу.
Голос его был совершенно пуст, лишен выражения. Таким голосом он говорил в минуты величайшей осторожности — или величайшего страдания.
Ашер спросил, тщательно выговаривая слова, что как-то не гармонировало с исполняемым стриптизом:
— Какой уровень боли любит Нарцисс прямо — как это вы говорите — с ходу?
— Грубый, — ответил Жан-Клод. — Он умеет владеть своим желанием не выходить за границы для своего подчиненного, но если он внизу, то грубо, очень грубо. Период разогрева не нужен.
Голос Жан-Клода, был по-прежнему пуст.
Ашер поглядел на Нарцисса:
— Это правда? Ты хочешь начать сразу с... со взрыва?
Одно слово, но сказано было с таким обещанием, что у Нарцисса вспыхнули глаза. Он медленно кивнул:
— Можешь начать сразу с крови, если у тебя хватит духу.
— Для многих нужен долгий период, чтобы это было приятным, — сказал Ашер.
— Не для меня.
Ашер расстегнул наконец молнию и спустил рубашку с плеч, подержал минуту в руках, потом ударил таким быстрым движением, что только воздух взвихрился. Тяжелая металлическая молния хлестнула Нарцисса по лицу раз, два, три, и кровь показалась из уголка рта, глаза обессмыслились.
Я была так всем этим потрясена, что, кажется, забыла дышать — только таращила глаза. Жан-Клод между мной и Ричардом сидел очень неподвижно. Это не была та окончательная неподвижность, на которую способен он, способны все старые мастера, и я поняла почему. Он не мог окунуться в черную тишину смерти под тем прикосновением «жизни», что мы в него накачивали.
Нарцисс кончиком языка попробовал кровь во рту.
— Я законченный лжец, но сделки я всегда выполняю честно.
Вдруг он стал серьезнее, будто легкомысленное заигрывание было всего лишь маской, а под ней — личность, более серьезная и думающая. Когда он поднял глаза, то я поняла, что эта личность опасная. Заигрывание тоже было взаправду, но частично оно еще было камуфляжем, чтобы каждый недооценивал Нарцисса. Глядя в эти глаза, я поняла, что недооценивать Нарцисса — это плохо, очень плохо.
Посерьезневшие глаза обернулись к Ашеру.
— За это я тебе должен услугу, но только одну, а не три.
Ашер поднял руки и распустил волосы сверкающими волнами вокруг лица. Он глядел на коротышку, и я не видела этого взгляда, но Нарцисс сразу стал похож на утопающего.
— Я стою только одной услуги? — спросил Ашер. — Не думаю.
Нарцисс только с третьей попытки сумел ответить:
— Наверное, больше. — Он повернулся к нам, и глаза его остались все теми же — настоящими. — Идите спасайте своих леопардов, чьи бы они там ни были. Но вот что запомните: те, кто там внутри, — они в нашем обществе новички. Наших правил они не знают, а их правила кажутся куда суровее.
— Спасибо за предупреждение, Нарцисс, — ответил Жан-Клод.
— Я боюсь, что вот этому не понравится, если вас там поубивают или покалечат, как бы он на тебя ни злился, Жан-Клод. А я хочу позволить ему привязать меня к этой кровати или к стене и делать все, что ему захочется.
— Все, что захочу? — переспросил Ашер.
Нарцисс глянул на него:
— Нет, не все. Только до тех пор, пока я не скажу петушиное слово.
Что-то в этих последних словах было почти детское, будто он уже предвкушал события и на нас мало обращал внимания.
— Петушиное слово? — спросила я.
Нарцисс посмотрел на меня:
— Если боль становится слишком сильной или если предлагается что-то, чего раб делать не хочет, произносится заранее обговоренное слово. После этого господин должен остановиться.
— Но если ты связан, то ты не заставишь его остановиться.
Глаза Нарцисса смотрели куда-то вне мира, во что-то такое, чего я не понимала и не хотела понимать.
— Это и возможно только из-за доверия — и элемента неуверенности, Анита.
— Ты веришь, что он остановится, когда ты скажешь, но тебе нравится мысль, что он может и не остановиться, а продолжать, — объяснил Ричард.
Я уставилась на него, но успела увидеть кивок Нарцисса.
— Я только одна в этой комнате, кто не знает правила этой игры?
— Не забывай, Анита, — сказал Ричард, — я был девственником, когда попался в лапы Райны. Она была моей первой любовницей, а вкусы у нее были... экзотические.
Нарцисс засмеялся:
— Девственник в руках Райны — это страшная картина. Даже я не дал бы ей над собой работать, потому что это видно в ее глазах.
— Что видно? — спросила я.
— Что она не знает остановки.
Я чуть не оказалась звездой в одной из ее постельных постановок. Спасло меня только то, что я ее убила, так что я здесь была согласна.
— Райне больше нравилось, если ты этого не хочешь, — сказал Ричард. — Она была сексуальной садисткой, а не доминантом. Я далеко не сразу понял, какая между ними огромная разница.
Я вгляделась ему в лицо, но он был в безопасности за щитом, и прочесть его мысли я не могла. У них с Жан-Клодом было больше моего практики в постановке щитов. Но если откровенно, я не хотела знать, что скрывается за этим потерянным лицом. Вдруг до меня дошло, что я получила воспоминания Жан-Клода, но не Ричарда. Я даже не догадалась спросить, почему, но это потом, потом. Сейчас я только хотела оказаться за дверью этой комнаты.
— Пойдем отсюда.
Жан-Клод отодвинулся от нас и стоял без поддержки.
— Да, ночь кончается, а нам еще многое предстоит.
Я не глядела ни на него, ни на Ричарда. Я достаточно твердо пообещала, что, если до рассвета будет далеко, мы займемся сексом. Но теперь, поглядев на голую спину Ашера, увидев глаза Нарцисса, смотревшего на него со смешанным чувством обожания и ужаса, я не была уверена, что мне так уж этого хочется.