Когда я нашла место для парковки, у нас с Бернардо уже созрел план. Я — некромант из другого города и хочу профессионально поговорить с единственным другим некромантом, о котором вообще слышала. Легенда была так близка к правде, что звучала хило и, даже будучи правдой, не очень внушала доверия. Но у нас времени было в обрез, и вообще я не очень умею вилять — как и Бернардо. Мы оба больше действовали в стиле школы "вышибай ногой дверь и стреляй с порога", чем "состряпай хорошую легенду и вотрись в доверие".
Бернардо протянул мне руку, когда мы собрались переходить улицу. Я ответила ему мрачным взглядом.
Он поманил меня пальцами.
— Давай, Анита, играй честно.
Правая рука была протянута ко мне. Я посмотрела на нее минутку, но все-таки приняла. Пальцы его скользнули по моей руке чуть медленнее, чуть увереннее, чем было необходимо, но пережить можно. Еще нам повезло, что я правша, а Бернардо — левша. Можно было держаться за руки, не мешая друг другу хвататься за пистолет. Обычно, когда я с кем-то воркую, вооружена только я, так что приходится волноваться только о своей руке.
Я встречалась с мужчинами, которые не умели ходить, взявшись за руки, у них это получалось неуклюже и не в ритм. Бернардо не из их числа. Он замедлил шаг, чтобы я могла приноровиться к его длинным ногам, и я даже оказалась на шаг впереди, таща его за руку. У меня много высоких друзей, и никто еще не жаловался, что я не могу за ним угнаться.
Черная дверь в бар так сливалась со стеной, что ее можно было и не заметить. Бернардо открыл передо мной дверь, и я ему это позволила. Спорить, кто кому будет открывать дверь, значило бы разрушить нашу легенду. Хотя, будь он действительно моим бойфрендом, может, между нами и возникла стычка… да ладно.
В ту секунду — да нет, в тот миг, — когда я вошла в бар, я уже знала, что нам не слиться с толпой. Сразу слишком многое оказалось не так. Мы были одеты не то чтобы слишком хорошо, а просто неправильно. Если бы Бернардо выбросил свою черную официальную рубашку и нацепил бы только белую футболку и если бы у нее не был такой новый вид, то он еще мог бы сойти за своего. И бросалось в глаза, что единственный в баре пиджак от костюма — на мне. И даже тенниска и джинсы казались чересчур официальными по сравнению с нарядами некоторых женщин. Как их назвать — короткие шорты?
Оказавшаяся рядом девочка — именно девочка, если ей было хотя бы восемнадцать, я готова сожрать любое дерьмо — глянула на меня враждебно. У нее длинные каштановые волосы свисали ниже плеч. Волосы были мытые и сияли даже в тусклом свете. Косметики немного, но наложена она была опытной рукой. Ей бы думать, кого взять с собой на школьный бал. Так вот, одета она была в черный кожаный лифчик с металлическими шипами и шортики ему под стать, которые, казалось, были нарисованы на узких бедрах. Завершали наряд туфли на огромных платформах. Они были уродством в семидесятых и восьмидесятых годах, остались уродством и двадцать лет спустя, хотя и снова вошли в моду.
А висла она на мужике, который был старше ее лет на тридцать минимум. При первом взгляде он казался жирным, но на самом деле он был как игрок линии нападения, под жиром — мышцы. Глаза скрывались за небольшими темными очками, хотя в баре и так были постоянные сумерки. Мужик сидел за ближайшим к двери столом, положив на столешницу массивные лапы. Он был лениво спокоен, но все равно чувствовалось, какой он здоровый, просто с подавляющими габаритами. А девочка была худенькая и пониже меня. Хотелось думать, что она его дочь, но сомнительно что-то было.
Он встал, и волна энергии, клубясь, пошла от него, образуя почти видимые завитки силы. Вдруг стало трудно дышать, и вовсе не от сигаретного дыма, нависшего, как низкий туман. Я готова была к встрече с некромантом, но вервольфа я не ожидала увидеть. На сто процентов я не была уверена, какой именно он зверь, но чутье подсказывало, что лос лобос должны были оказаться волками.
Я оглядела переполненный зал и ощутила, как от них невидимыми всплесками поднимается сила. Бернардо положил мне руку на плечо и — медленно — повлек к бару. Почти всю силу воли мне пришлось напрячь, чтобы не потянуться за пистолетом. Никто еще не применял к нам насилие. Наверное, здесь всегда устраивают такое шоу для нежелательных туристов. Почти любой поймет, что надо уходить. И мне эта идея тоже казалась очень заманчивой. К сожалению, у нас тут было дело, и даже открытая демонстрация угрозы нас остановить не могла. А жаль. Ведь им явно не понравится, что мы не ушли. А что, если это дневное представление не было повседневным обычным зрелищем? И может, они хотели погнать нас прочь потому, что тут сегодня творится что-то незаконное? Час от часу не легче.
Длинная деревянная стойка освободилась при нашем приближении. И хорошо — не люблю окружения с флангов. Барменом оказалась женщина, можете себе представить? — карли… то есть низкорослая особа. Я не заглядывала через стойку, но она должна была стоять н-а какой-то подставке. Густые темные волосы, кое-где тронутые сединой. Лицо — типичный грубый квадрат, изборожденный морщинами не от возраста — от изможденности. Глаза такие сурово-ледяные, каких я в жизни не видела. Бровь рассечена широким белым рубцом. Не хватало только вывески над головой: "Прожила тяжелую жизнь".
— Чего вам? — спросила она, и тон был под стать внешности.
Я ожидала, что ответит Бернардо, но он был сосредоточен на зале и растущей враждебности.
— Мы ищем Ники Бако, — ответила я.
Глаза ее даже не шелохнулись.
— Никогда о таком не слыхала.
Я покачала головой. Она ответила машинально, даже не успев подумать. Если бы я спросила про кого-нибудь в зале, ответ был бы тот же. Я понизила голос, хотя знала, что большинство присутствующих уловят даже еле слышный шепот.
— Я некромант и слыхала, что Бако тоже. Поднимателей зомби я видала, но настоящего некроманта — никогда.
Она покачала головой.
— Понятия не имею, о чем вы говорите.
Она стала протирать поверхность стойки грязной тряпкой и даже не глядела на меня, будто я вообще не представляю интереса.
Они еще малость погодят, потом потеряют терпение и попробуют нас выставить. Если мы не собираемся открывать стрельбу, у них получится. Если сомневаешься — говори правду. Не обычный мой образ действий, но ладно — все надо один раз испробовать.
— Я Анита Блейк, — только и успела сказать я, как ее взгляд метнулся вверх, и она впервые посмотрела на меня.
— Докажи.
Я полезла в карман пиджака за документом и тут услышала щелчок под стойкой, когда женщина взвела курок. По звуку я узнала старомодный дробовик — обрез, иначе бы он не поместился под стойкой.
— Медленно, — велела она.
Уловив краем глаза, что Бернардо шевельнулся, стал поворачиваться к нам и, наверное, потянулся к пистолету, я бросила:
— Все о'кей, Бернардо. Ситуация под контролем.
Вряд ли он мне поверил.
— Пожалуйста, — добавила я.
Нечасто мне приходится говорить это слово. Бернардо заколебался, но потом все же опять повернулся посмотреть на сборище вервольфов.
— Поторопись, — прошипел он.
Я послушалась даму, которая держала меня под прицелом, и двигалась очень, очень медленно. Потом протянула ей удостоверение.
— Положи на стойку.
Я положила документ на стойку.
— Ладони на стойку. Наклонись к ней лицом.
Поверхность стойки была липкой, но я положила на нее ладони и наклонилась лицом, вроде как для отжимания. Ей было достаточно сказать мне принять упор полулежа.
— Он тоже, — велела она.
Бернардо услышал.
— Нет, — сказал он.
В ее глазах мелькнуло выражение, которым мог бы гордиться Эдуард. Я поняла, что она не станет церемониться.
— Либо делай, как она говорит, либо выметайся отсюда на хрен, — сказала я.
Бернардо подвинулся так, чтобы видеть весь зал, меня и даму за стойкой. Находился он около входной двери. Одно быстрое движение — и он мог оказаться снаружи, на светлой улице. Он не бросился к двери, а посмотрел на меня и покосился на женщину за стойкой. Наверное, в ее лице он увидел то же, что и я, поскольку вздохнул так, что плечи у него сгорбились. Покачал головой, но двинулся к длинной стойке, двинулся скованно, будто ему было больно при каждом шаге. Всем своим видом он давал понять, что ему это не нравится, но прислонился к стойке бара рядом со мной.
— Ноги в стороны, — велела женщина. — Наклонись, будто хочешь рассмотреть свое прелестное отражение.
Слышно было, как Бернардо сделал вдох сквозь зубы, но ноги он расставил и уставился в темную полировку выщербленного бара.
— Теперь я могу сказать, что это плохо придумано?
— Заткнись, — попросила я.
Женщина раскрыла удостоверение на стойке, не вынимая второй руки снизу. Значит, обрез там как-то закреплен. Интересно, какие еще тут есть сюрпризы?
— Зачем тебе Ники?
Она не приказала мне выпрямиться, я и не стала.
— Я сказала правду. Хочу поговорить с другим некромантом.
— Почему не сказала сразу, кто ты?
— Иногда я работаю на копов. Боялась, что вы будете нервничать.
Мне пришлось закатить глаза, чтобы увидеть ее лицо, и я была вознаграждена улыбкой. Очень неуместной для этих суровых черт, но начало положено.
— Зачем тебе нужен другой некромант?
Я позволила прозвучать правде, не задумываясь, что должна вовремя остановиться и не договорить ее до конца. Ведь Ники Бако — некромант, а если в убийствах замешана некромантия… Словом, надо выдать только часть правды, пока я не буду знать, не он ли этот плохой парень.
— У меня небольшая проблема, связанная с мертвецами. Мне нужно независимое мнение.
Тут она захохотала — такой резкий смех, точно карканье вороны. Я вздрогнула и, чем хотите клянусь, почувствовала, что вервольфы у меня за спиной поежились. Не знай я, что этого не может быть, я бы сказала, что они боялись этой маленькой женщины. Я точно боялась.
— Ники это понравится. Блин, как ему это понравится! Знаменитая Анита Блейк ищет его консультации. — Она мотнула головой: — А это кто?
— Бернардо, он мой… друг.
Глаза ее стали стальными.
— Что за друг?
— Близкий, очень близкий.
Она наклонилась к стойке, лицом ко мне, не вынимая снизу руку.
— Убить бы вас мне надо. Чую, что надо. От вас Ники будет вред.
Я посмотрела в ее глаза в паре дюймов от моих, ожидая увидеть злость, даже ненависть. Но там была пустота. Та самая пустота, которая мне о многом сказала. Если она спустит курок, наставив на меня ствол, ей это будет не впервой.
Пульс вдруг застучал у меня в глотке. Застрелена сумасшедшей карлицей-барменшей. Обхохочешься.
— Я не собираюсь причинять вред Ники, — сказала я спокойным и ровным голосом, каким говорят со стоящим на карнизе самоубийцей. — Я, честно, хочу просто с ним проконсультироваться, как некромант с некромантом.
Она смотрела на меня, ни разу даже не сморгнув. И медленно выпрямилась.
— Если ты шевельнешься, я тебя убью. Если он шевельнется, я тебя убью.
Ее тон был куда красноречивее: то есть что бы сейчас ни произошло, нам оно вряд ли понравится. Потом женщина повернулась к Бернардо и наклонилась так, что он мог ее видеть, повернув голову. Ее ухо почти прижалось к бару.
— Ты меня слышал, любовничек?
— Слышал, — ответил он, и голос у него тоже был тих и спокоен.
Он тоже понял. Она ищет предлог меня убить. Мы с ней никогда не встречались, так что ничего личного здесь нет. Но личное или нет, а мертвец есть мертвец.
— Мы не разрешаем чужим вносить сюда оружие.
— Мы никого не хотели оскорбить, — сказала я. — Я всегда хожу с оружием. Ничего личного.
Она снова пригнулась к лицу Бернардо:
— А ты? Тоже всюду с оружием?
— Да, — ответил он, скривился недовольно и опять уставился в стойку. Повезло ему, что он сегодня волосы заколол скобками, а то бы его прекрасные пряди вымазались об липкую стойку. У меня руки уже будто приклеились к ней навсегда.
— А здесь не будешь, — заявила она.
Обыскивал нас тот верзила, что сидел за первым столиком. Почему-то я знала, что это он и будет. Сила его билась о мою спину, точно глухая стенка. Ну и ну. Он обхлопал меня, будто для него это дело привычное, нашел ножи на запястьях и на спине и оба пистолета. Еще он нашарил сотовый телефон и положил его на стойку передо мной вместо того, чтобы забрать.
Было видно, каких усилий стоит Бернардо сдержаться, когда его обыскивали, щупали, отбирали пистолет. И нож из ботинка Бернардо верзила тоже вытащил. Пусть будет что угодно, но это лучше, чем последнее место преступления, хотя нельзя сказать, чтобы день складывался удачно.
— Можно нам теперь встать? — спросила я.
— Еще нет, — ответила барменша.
Бернардо бросил на меня довольно выразительный взгляд: мол, если его сейчас убьют, он будет являться мне во сне, потому что виновата буду я.
Я по-прежнему говорила спокойно, пытаясь достучаться до ее рассудка.
— Ты знаешь, что я — Анита Блейк. Ты знаешь, зачем я здесь. Что ты еще хочешь?
— Арфа, проверь у этого типа бумажник. Узнай, кто он.
Арфа? Здоровенный мужичина, гора потусторонней энергии, носит имя Арфа.
Вслух я ничего этого не сказала. Набираюсь ум Арфа вытащил бумажник Бернардо. Пистоле Бернардо он сунул за пояс штанов, мой браунинг — туда же, с другой стороны. "Файрстара" и ножен я не видела — может, он их сунул в карманы.
— В водительских правах написано: "Бернардо Конь-в-Яблоках", кредитных карт нет, фотографии нет, вообще ни хрена нет.
Глаза женщины снова стали безжалостными.
— Говоришь, близкий друг?
— Да. — Мне снова стало страшно.
— Любовник?
Если бы она не держала наставленный на меня обрез, я бы послала ее к черту с такими вопросами, но она держала, и я ответила:
— Да.
Я верила, что Рамирес знает, что здесь почем, и если он говорит, что я должна быть при мужчине, значит, так и надо. Оставалось надеяться, что мое вранье было правильным ответом.
— Докажи, — потребовала она.
Я подняла брови:
— Не поняла?
— Он обрезан?
Я замешкалась — ничего не могла сделать. Вопрос застал совершенно врасплох. Сглотнув слюну, я ответила:
— Да.
Ее вопрос как брошенный жребий — или орел, или решка, а у американца моложе сорока лет было больше шансов угодить под утвердительный ответ.
Она улыбнулась, но глаза ее остались пусты, как выпитый стакан.
— Можете встать.
Я подавила желание обтереть руки об штаны. Она могла бы принять это за оскорбительный намек на неряшливость, но вымыть руки мне хотелось неимоверно. Я придвинулась ближе к Бернардо, будто чтобы обнять его, и даже обняла его за пояс левой рукой, хотя не знала, не испачкаю ли ему красивую рубашку. Его рука обхватила меня за плечи, но я действительно хотела убраться с линии огня этого чертова обреза. Ставила я на то, что он смонтирован стационарно, а не на турели. И только надеялась, что права.
Барменша вытащила руки наверх, они обе были видны. Хороший знак.
— Бернардо, спусти штаны, — приказала она.
Мы оба посмотрели на нее. Я снова хотела переспросить, но Бернардо меня опередил:
— Зачем?
Я бы попросила ее повторить, чтобы проверить, правильно ли я поняла. Бернардо только спросил зачем, будто такое с ним уже случалось.
— А чтобы мы посмотрели, обрезан ли ты.
Я отпустила руку, которой обнимала Бернардо за спину. Мы стояли рядом, но рук не переплели. Может, в конце концов дело кончится дракой.
— Я же тебе сказала. Мало тебе этого?
— Мало. Понимаешь, ты верно сказала — ты иногда работаешь с копами. Одну тебя можно пустить к Ники. А он — про него мы ничего не знаем. Если он твой любовник — ладно, а если нет, то, может быть, он коп.
Бернардо заржал, и этот звук всех поразил, по-моему.
— А вот это уже ново! Меня за копа приняли!
— А кто ты, если не коп?
— Иногда — телохранитель. Иногда тот, от кого это тело надо хранить. Зависит от того, кто лучше платит.
Голос его звучал очень уверенно и спокойно — по-деловому.
— Может, и так, а может, ты врешь. Спусти штаны, посмотрим.
Он начал расстегивать ремень, я отодвинулась, хотя и не очень далеко. Не хотела снова попадать под прицел.
— А что такое? Ты же его видела без штанов, — сказала она. У меня стало складываться впечатление, что она мне не верит.
— Не в толпе, — отрезала я, выразив голосом праведное возмущение. И заработала этим ржание из публики.
— Снимай штаны, снимай штаны! — стали скандировать женщины, потом зазвучали и другие слова, Девочка, которая висела на Арфе, глядела на спектакль горящими глазами.
Бернардо не стал ни спорить, ни краснеть. Он просто расстегнул штаны и сдвинул их на середину бедер. Отвернулась я совершенно машинально. Женщины завопили и засвистели. Чей-то голос крикнул:
"Ну, папуля, даешь!" Мужчины присоединились к хору, поздравляя Бернардо и строя предположения, как он это делает так, что я еще жива.
Мне надо было посмотреть — просто невозможно сдержаться. Надо же узнать, угадала ли я, — и, честно говоря, просто я должна была посмотреть. Стыдно сознаться, но это правда. Несколько секунд мне понадобились, чтобы увидеть, что он действительно обрезан, а первое, что бросилось в глаза, — это размер. Бернардо был богато, очень богато одарен природой.
Я краснела и ничего не могла с этим поделать. Но я знала, что если буду так стоять и ловить ворон, то вся моя ложь будет без толку. И надо вести себя так, будто бы здесь стоит Ричард или Жан-Клод. Что бы я тогда сделала? Я бы его прикрыла.
Я подошла и встала перед Бернардо, хотя следила, чтобы не коснуться. Признаю, что ни на что больше смотреть не могла. Ричард был внушителен. Бернардо эту стадию миновал, он был уже просто пугающий. Я закрыла его от взглядов своим телом, взяв с двух сторон за талию, чтобы удержаться. Краска так бросилась в лицо, что голова закружилась.
Я обернулась на барменшу, все еще закрывая Бернардо от зала:
— Хватит с тебя?
Даже голос у меня перехватило от смущения.
— Поцелуй его, — велела она.
Я оглянулась на нее:
— Пусть он наденет штаны, тогда поцелую.
Она покачала головой:
— Я не про поцелуй в губы говорю.
Если я бы покраснела сильнее, у меня бы голова лопнула. Я обернулась, чтобы не видеть Бернардо.
— Мы такого не делаем.
— Вы сделаете все, что мы скажем, — ответила она.
Не знаю, что бы я на это сказала, но тут прозвучал голос:
— Хватит этих игр, Полина. Отдай им оружие и отпусти их.
Мы все повернулись. Из дальней темной комнаты вышел еще один карлик, то есть низкорослый человек. Он был, может быть, на голову выше Полины, барменши, и скорее испанской внешности и моложе. Волосы у него были сочного черного цвета, кожа загорелая и без морщин. Выглядел он чуть больше двадцати лет, но аура силы, исходящая от него как волна удушающего аромата, говорила, что он гораздо старше.
— Я Никандро Бако, для друзей — Ники.
Толпа раздалась перед ним, как раздвинутый занавес. Он протянул мне руку, и я взяла ее, но рукопожатия не получилось. Он поднес мою руку к губам и поцеловал. Но при этом не сводил глаз с моего лица, и что-то в этих глазах, в движениях его губ наводило на мысль о куда более интимных местах для прикосновения мужских губ. Я отняла руку настолько быстро, насколько позволила вежливость.
— Благодарю вас, мистер Бако, что согласились со мной повидаться.
Это прозвучало так официально, будто и не стоял позади меня Бернардо со спущенными штанами.
— Оденьтесь, — бросил Бако, едва глянув на Бернардо. Я услышала, как Бернардо натягивает штаны и возится, стараясь привести себя в порядок. Честно говоря, я удивилась, как в этих джинсах столько помещается.
— Что привело вас сюда, миз Блейк?
— Я действительно хотела поговорить с другим некромантом.
— Звучит так, будто вы передумали, — сказал он не сводя с меня взгляда. Когда моя рука поднялась поправить волосы, он проследил за ней глазами.
— На этот спектакль ушло почти все мое время. У меня встреча с полицией, которую никак нельзя пропустить.
Я специально упомянула о полиции. Было у меня предчувствие, будто Бако досконально знает, что вообще происходит. Нас никто не тронул, только сконфузили — ладно, сконфузили меня. Бако пришел в самый последний момент. Ага, совершенно случайно.
— Вы про тех двух полисменов, что ждут вас снаружи?
Я слегка изменилась в лице — но этого было достаточно.
— Вполне понятно, что мы обеспечили себе резерв.
— Вы хотите сказать, что боитесь нас?
При этих словах по комнате пронесся низкий гул, будто все одновременно вздохнули.
— Дурой я была бы, если бы не боялась.
Он склонил голову набок почти птичьим движением:
— Значит, ты не дура, Анита?
— Стараюсь не быть.
Он махнул рукой в сторону женщины за стойкой:
— Полине ты не понравилась. Знаешь почему?
Пришел мой черед мотать головой:
— Не-а.
— Она моя жена.
Наверное, у меня по-прежнему был недоуменный вид.
— Извини, не поняла.
— Она знает, что у меня слабость к женщинам, обладающим силой.
Я нахмурилась:
— Тут ей волноваться не о чем. Я вроде как занята.
Он улыбнулся:
— Анита, давай перестанем врать. Вы с ним не любовники.
Он снова взял мою руку и поднял на меня свои черные глаза. Тут я поняла, что он считает себя неотразимым ухажером. И что у его жены есть причины тревожиться — не из-за меня, а из-за женщин вообще. Это было ясно по его глазам, по тому, как он гладил мне руку.
Я высвободилась, отступила к Бернардо и протянула ему руку, он ее взял. У нас у обоих руки были липкие от стойки, но я в него вцепилась.
Бако был меня на полкорпуса ниже, но он меня раздражал. Виной тому была и сила его магии, которая висела в комнате тяжелым занавесом, и то, что он мог заставить меня нервничать, как и любой мужчина. Не нравилась мне его наглость, когда мы безоружны. Я глянула на Полину, и на ее суровом лице было написано сильное недовольство. Это что, игра, в которую он с ней играет? Мучает ее? Кто знает. Но мне хотелось отсюда убраться.
— Мне нужно оказаться в одном месте до темноты. Если не хочешь со мной разговаривать — ладно. Мы пойдем.
Я стала отступать к двери, толкая Бернардо телом.
— Без оружия? — произнес Бако с вопросительной интонацией, чуть повысив голос.
Мы с Бернардо застыли. Мы уже были достаточно близко к двери, чтобы выскочить, и, вероятно, успели бы, но…
— Если нам вернут оружие, это будет очень любезно.
— Вам стоит только попросить.
— Можно нам получить обратно свое оружие? — спросила я.
Он кивнул:
— Арфа, отдай им.
Арфа не стал задавать вопросов, просто протянул нам пистолеты и ножи. Потом отступил в толпу таких же безмолвных зрителей. Пистолеты и наручные ножи легко заняли свои места. А вот наспинный нож — другое дело. Мне приходилось левой рукой нащупывать ножны, потом правой браться за острие и направлять в отверстие. И у меня выработалась привычка закрывать глаза, чтобы не отвлекаться от тактильных ощущений. Чтобы вложить нож в ножны, уходило несколько секунд. Главное было — не отстричь себе прядь.
Когда я открыла глаза, Бако смотрел на меня.
— Как приятно видеть женщину, не полагающуюся только на зрение. Осязание — такое важное чувство в интимные моменты.
Может быть, оружие снова придало мне храбрости или мне просто уже надоело.
— Очень утомительны мужчины, которые все сводят к сексу.
Отвращение и даже злость исказили его лицо, и чарующие глаза превратились в черные зеркала вроде глаз куклы.
— Слишком себя ценишь, чтобы трахаться с карликом?
Я покачала головой:
— Дело не в росте, Бако. Там, откуда я родом, мужчины не ведут себя так на глазах у жены.
Тут он расхохотался, и заискрились его глаза, все лицо.
— Святость брака? Ты обиделась за мою жену? Ну и смешная ты девчонка!
— Ага. Мы с Барбарой Стрейзанд обе такие.
Веселья в его глазах чуть поубавилось. Кажется, шутка до него не дошла. Но, как ни странно, девочка в коротких шортах встретилась со мной взглядом. Похоже, что она поняла. Если она любит ранние фильмы Стрейзанд, может, она еще не совсем пропащая душа.
Бернардо взял меня за плечо, и я дернулась.
— Пойдем, Анита.
— Пойдем, — кивнула я.
— Ты так и не задала своих вопросов, — сказал Бако.
— Ты это чувствовал последние недели? — спросила я.
Он вдруг стал серьезен:
— Появилось что-то новое. Оно вроде нас, работает со смертью. Я это чувствовал.
— Где?
— Между Санта-Фе и Альбукерком, хотя началось оно ближе к Санта-Фе.
— Оно приближается к Альбукерку, к тебе, — сказала я.
Впервые за все это время он показался каким-то неуверенным. Не то чтобы испуганным, но и не счастливым.
— Оно знает, что я здесь. Это я тоже чувствую. — Он глянул прямо на меня, и сейчас не было в его глазах поддразнивания. — И оно знает, что ты тоже здесь, Анита. Знает.
Я кивнула.
— Мы могли бы друг другу помочь, Ники. Я видела тела. Я видела, что творит эта гадина. Поверь мне, Ники. Тебе не захочется так уходить.
— И что ты предлагаешь? — спросил он.
— Объединить наши возможности и попробовать остановить эту штуку, пока она еще не добралась сюда, к тебе. И перестать играть в игры. Перестать подначивать. Не мериться силой.
— Чисто деловые отношения? — уточнил он.
Я кивнула.
— Ни для чего другого нет времени, Бако.
— Возвращайся потом сюда вечером, и я сделаю что смогу, чтобы тебе помочь. Хотя полиция не захочет, чтобы ты делилась со мной информацией. Я, как ты знаешь, очень плохой.
Я улыбнулась:
— Плохой, но никак не глупый, Ники. Я тебе нужна.
— А я тебе, Анита.
— Один некромант хорошо, а два лучше, — сказала я.
Он кивнул с очень серьезным лицом.
— Возвращайся, когда кончишь свои дела с полицией. Я буду ждать.
— Это может быть поздно, — предупредила я.
— Поздно уже сейчас, Анита. Молись, если ты из тех, кто молится, чтобы не было слишком поздно.
— Анита? — позвал меня Бернардо.
— Мы идем.
Я позволила Бернардо вывести нас наружу, держа меня за плечо, а я шла спиной вперед и доверив ему выбирать дорогу. Вервольфы только смотрели, не выражая восторга, но и не желая набрасываться без приказа. Бако был у них варгамором — колдуном при стае. Никогда до сих пор не видела стаи, которая страшилась бы своего варгамора.
А запомнилось мне лицо Полины. Она смотрела на Бако горящими от ненависти глазами. Было яснее ясного, что когда-то она его любила, любила по-настоящему, ибо только настоящая любовь может перерасти в такую ненависть. Я только недавно глядела в глаза Полины поверх ствола. Похоже, у Ники Бако проблемы не только с монстром в пустыне. На его месте я бы брала с собой пистолет в постель.