Вооруженный мужчина, стоявший с моей стороны, не был особенно высок — пять футов восемь дюймов, если не ниже, но мышц у него на руках было столько, что вены выступали на коже переплетением змей. У некоторых даже от минимума упражнении вены выступают рельефным рисунком, но обычно такого можно добиться лишь очень большой нагрузкой. Как будто этот парень хотел недостаток роста компенсировать ошеломительной силой.
Обычно мускулистые ребята — тормозные и толком драться не умеют. Они полагаются только на силу и наглость. Но этот двигался плавно, чуть ли не плыл, слегка боком, что говорило о владении какими-то боевыми искусствами. И двигался он хорошо, и бицепсы у него были толще моей шеи. И еще он направлял на меня автомат весьма современного вида. Мускулистый, обученный боец и превосходит меня вооружением — что там теория говорит на этот счет?
— Руки на капот, голову вниз, ноги в стороны, — велел он.
Я положила руки на капот и склонила голову. Двигатель еще был теплый — не горячий, но теплый. Мускулистый тип постучал мне ботинком по ногам:
— Шире.
Я послушалась и посмотрела на ту сторону машины, где то же самое проделывал с Эдуардом более высокий и худой человек с автоматом и в очках в серебряной оправе. Обычная пустота и беспощадность во взгляде Эдуарда дошли до апогея. Но почему-то я знала, что ему все это удовольствия не доставляет, и тут я сообразила, что я все еще в темных очках, а в темноте вижу отлично. Забавно, что Олаф и Бернардо не спросили об этом в машине. Впрочем, особо много времени для вопросов у них не было.
Вампирское зрение чуть ослабло, но еще не прошло, или я бы в темных очках была слепа. Интересно, что бы подумал мускулистый насчет моих глаз?
Он снова стукнул меня по ногам, на этот раз больнее.
— Я сказал — голову вниз!
Голос был как у сержанта на учениях.
— Опустить голову ниже — это я вообще на капот лягу.
Я ощутила сзади движение и успела повернуть голову, когда он шлепнул меня по затылку, да так, что я щекой влипла в капот. Если бы я ударилась носом, губами, это было бы больно — что и входило в его планы.
— Делай что говорят, и тогда не будет больно.
Я почему-то начинала ему не верить, но прижалась щекой к капоту, руки распростерлись по машине, будто меня приколотили гвоздями, ноги так широко, что подножкой меня можно было бы свалить на землю. Но именно такой неудобной позы он и добивался. Отчасти это было лестно — он обращался со мной как с личностью опасной. Многие плохие парни так не делают. Обычно им приходится потом об этом жалеть, но не всегда. Если мускулистый сегодня погибнет, то не из-за своей беспечности.
Он меня обыскал сверху донизу, даже волосы ощупал. Нашел стилетные заколки Бернардо для волос, которые его коллеги не заметили. Снял с меня темные очки и осмотрел их, будто бы искал что-то такое, что мне бы никогда не пришло в голову искать в очках. В лицо он мне не смотрел и на глаза не обратил внимания — а может, в них уже исчез этот черный блеск. Он нашел все, кроме передатчика в рубашке и содержимого сумочки. Его он вывалил на землю и фонарем осветил каждый предмет. Проверил, что ручка пишет, что лак для волос брызгается лаком, а слезоточивый газ под видом спрея для освежения дыхания взял так, будто сразу понял, что это. Но это было все, что он взял из содержимого сумочки, хотя пустую сумку он смял левой рукой, не выпуская из правой автомата.
— А тут, значит, нет отделения для пистолета?
Я приподняла голову так, чтобы видеть, как он вываливает все из сумочки, и мы смогли переглянуться, пока он держал меня под прицелом и осматривал предметы.
— Нет, нету.
Он для верности встал на сумочку, расплющив ее. Хорошо, что сумочка на самом деле не моя.
— Кажется, оружия нет, — сказал он.
— Я же тебе говорила.
Он отступил на три шага, чтобы до него нельзя было дотянуться. Черт побери, он все еще считал меня опасной. Иногда я рассчитываю сойти за безобидную, но сейчас, когда я была упакована таким количеством оружия, меня иначе как за опасную счесть было нельзя.
— Можете встать.
Я встала. Он бросил мне очки, я поймала их. Сейчас у меня глаза были освещены огнями дома, но стражник не вздрогнул. Очевидно, их сияние исчезло. Стволом охранник мне показал, что можно подобрать содержимое сумочки. Я вложила все обратно и чуть не сунула туда же очки, но решила их надеть. По двум причинам: во-первых, когда ночь станет настолько темной, что ничего не разглядеть, я буду знать, что вампирское зрение оставило меня полностью. Во-вторых, зная Эдуарда, можно понять, что они наверняка дорогие, и нечего царапать стекла.
Охранник шевельнул стволом:
— Идите медленно, прямо к дому, и все будет хорошо.
— И почему я тебе не верю? — удивилась я вслух.
Он посмотрел на меня мертвыми и пустыми, как у куклы, глазами.
— Не люблю, кто умничает.
— Все равно, пока я не наложу заклинание, тебе в меня стрелять нельзя.
— Мне это говорили. Вперед.
Тощий очкарик, который держал под прицелом Эдуарда, ждал, пока мускулистый поведет меня. Когда я двинулась, очкарик повел вперед Эдуарда. Они заставили нас идти рядом, велев не расходиться в стороны. Так они смогут убить нас одной очередью, если начнется стрельба. Настоящие профессионалы. Я только надеялась, что Олаф и Бернардо знают свое дело не хуже, чем я думаю. Если нет, то мы в глубокой заднице.
У дома была современная планировка — такие строятся архитекторами для заказчиков, у которых денег больше, чем вкуса. Как будто великан вывалил груду бетона и натыкал окна и двери как попало, точно изюм в овсянке. Приятный сюрприз, но они совсем не там, где должны быть. От разнокалиберных окон дом казался деформированным. Дверь не по центру, зато круглая, как раскрытый рот. Окна не только круглые и разные, но вроде бы их число не соответствовало расположению этажей, будто какие-то окна были в пустых стенах, за которыми не могло быть комнат.
Белые ступени вели к круглой двери, как язык в мультфильме, высунутый из круглого рта. Ширины ступеней не хватало, чтобы мы шли рядом, и Эдуард вышел на два шага вперед. Ни один из наших конвоиров не возразил-, так что мы двинулись дальше.
Я уже так давно не носила сумочек, что как-то неловко было плечу. Приходилось придерживать сумку рукой, чтобы не болталась. По привычке я повесила ее на левое плечо, оставив правую руку свободной. Мне, конечно, нечего было выхватывать этой правой рукой. Но лучше всегда оставлять ведущую руку готовой к действию, на всякий случай. Так мне говорили Дольф и Эдуард.
Наверху лестницы, в потоках ярко-желтого света, нам приказали остановиться. Конвоиры стали по сторонам и чуть сзади. Я сперва не поняла, что они делают, но потом дверь открылась, и на нас уставился еще один автомат. Мускулистый и очкарик стояли так, чтобы не быть у него на линии огня и чтобы самим тоже не держать его под прицелом. Расставить три автоматических ствола в такой тесноте непросто, но у них это вышло легко, даже почти небрежно. У первых двух было по запасному магазину в кобурах на бедре, а у этого — два на поясе.
Он был чернокожий и высокий, вроде Олафа, — шесть футов с хорошим довеском. И лысый он был полностью, как Олаф. Если их поставить рядом, они будут как негативы друг друга.
— Чего так долго? — спросил новый охранник. Голос был под стать комплекции — низкий и глубокий.
— Железа у них много было, — сказал мускулистый.
Новый ухмыльнулся, глядя на меня.
— Рассел так рассказывал, что я ожидал увидеть Аманду. А ты так, мелкая сучка.
— Аманда — это та амазонка у дома Теда? — спросила я.
Он кивнул.
Я пожала плечами:
— Я бы не особо верила Расселу на твоем месте.
— Он говорит, что ты сломала ему нос, ударила ногой по яйцам и проломила голову деревяшкой.
— Все правда, кроме последнего. Если бы я ему голову проломила, он бы умер.
— А почему задержка, Саймон? — спросил мускулистый.
— Двойка никак не может найти палку.
— Он бы и голову свою никогда не мог найти, если бы она не была на нем закреплена, — буркнул мускулистый.
— Верно, но ждать все равно надо. — Он поглядел на нас, небрежно держа автомат, как игрушку, в своих лапищах. — Слышь, сучка, а зачем тебе темные очки?
Я оставила обращение без внимания. У них у всех автоматы.
— Вид у них классный.
Он засмеялся — весело, тепло. Приятный смех, если бы в руках у него не было автомата.
— А ты, Тед? Я слыхал, что ты крутой пижон?
Эдуард превратился в Теда, как фокусник, который решил, что все-таки надо выступать.
— Я охотник за скальпами. Убиваю монстров.
Саймон глядел на него, и видно было, что Тед его не обманул.
— Ван Клиф узнал твою фотографию, Гробовщик.
Гробовщик?
Тед улыбнулся и покачал головой:
— Я никого не знаю по имени Ван Клиф.
Саймон только глянул на очкарика. Эдуард успел лишь отвернуть голову, так что удар пришелся в плечо. Он покачнулся, шагнув назад, но не упал. Саймон глянул еще раз. Очкарик пнул его в коленную чашечку, и Эдуард свалился на одно колено.
— Нам только девчонка нужна невредимой, — пояснил Саймон. — Так что я тебя спрашиваю последний раз: ты знаешь Ван Клифа?
Я стояла, не зная, что делать. На нас смотрели три ствола, и наша главная задача — вытащить детей. Так что пока — никакого героизма. Если мы погибнем, я не уверена на сто процентов, что Бернардо и Олаф рискнут жизнью, чтобы их спасти. Поэтому я стояла и глядела на Эдуарда, упавшего на колено, и ждала его знака, что мне делать.
Эдуард поднял глаза на Саймона:
— Да.
— Что "да", кретин?
— Да, я знаю Ван Клифа.
Саймон заулыбался, явно довольный собой.
— Ребята, это Гробовщик. У него самый большой счет трупов из всех, кого обучал Ван Клиф.
Я скорее почувствовала, чем увидела, как эти двое шевельнулись. Эта информация не только о чем-то им говорила, она и напугала их. Они теперь боялись Эдуарда. Что это еще за Ван Клиф, и чему он учил Эдуарда, и для чего? Очень мне хотелось знать, но не настолько, чтобы сейчас спрашивать. Потом, если останемся живы, я спрошу. Может, он даже ответит.
— Я тебя не знаю, — сказал Эдуард.
— Я появился после твоего ухода, — ответил Саймон.
— Саймон? — вопросительно сказал Эдуард, и здоровенный негр, кажется, понял вопрос.
— Помнишь слова: "Если, блин, Саймон чего скажет, ты, блин, сразу на фиг выполняй"?
До чего красочно, подумала я, но вслух не сказала.
— Мне можно встать? — спросил Эдуард.
— Если можешь стоять — то не стесняйся.
Эдуард встал. Если это было больно, он не показал виду. Лицо у него было пустое, глаза — как голубые льдинки. С таким лицом, я видала, он убивал.
Улыбка Саймона слегка пригасла.
— Про тебя известно, что ты злобный тип.
— Ван Клиф никогда такого не говорил, — сказал Эдуард.
Улыбка Саймона исчезла совсем.
— Нет, не говорил. Он говорил, что ты опасен.
— А что Ван Клиф сказал бы о тебе? — спросил Эдуард.
— То же самое.
— Сомневаюсь, — сказал Эдуард.
Они переглянулись, и будто какое-то напряжение, испытание повисло между ними в воздухе. Первыми не выдержали нервы у мускулистого.
— Куда запропастился Двойка с пищалкой?
Саймон моргнул и ледяными карими глазами глянул на человека у меня за спиной:
— Микки, заткнись.
Микки? Вроде бы кличка не из того мешка, что все остальные. Впрочем, и "Саймон" тоже не слишком круто звучало, пока не объяснили.
— Ее фотографию Ван Клиф не узнал.
— Ему неоткуда было ее знать, — объяснил Эдуард.
— Газеты называют ее истребительницей.
— Это вампиры ее так называют.
— А за что они ее так прозвали?
— А как ты думаешь?
Саймон посмотрел на меня:
— Сколько вампиров у тебя на счету, сучка?
Если представится случай, я собиралась провести с Саймоном урок хороших манер, но не сейчас.
— Точно не знаю.
— Примерно.
Я задумалась:
— Я перестала считать где-то около тридцати.
Саймон расхохотался:
— Тьфу! Тут у каждого счет куда больше.
— Ты людей посчитала? — спросил Эдуард.
Я покачала головой:
— Он же спросил только про вампиров.
— Добавь людей, — сказал он.
Это было труднее.
— То ли одиннадцать, то ли двенадцать.
— Сорок три, — подсчитал Саймон. — Микки ты переплюнула, но не Забияку.
Значит, очкарика на самом деле зовут Забияка.
— Оборотней добавь, — сказал Эдуард. Он превратил это в конкурс. Я не была уверена, что хочу выглядеть именно такой опасной, но Эдуарду я доверяла.
— Черт, Эдуард, этого я точно не помню… — Я начала прикидывать про себя. — Семь, — сказала я наконец.
Даже слышать, как это говорится вслух, — от этого меня корчить начало. Будто конкурс рейтинга психов.
— И меня ты все равно не переплюнула, сучка.
Он начинал действовать мне на нервы.
— Эти пятьдесят — только те, кого я лично убивала оружием.
— Так что, — ухмыльнулся он, — ты не учла тех, кого убила голыми руками?
— Нет, этих я посчитала.
Улыбка была положительно снисходительной.
— Так кого же ты не посчитала, сучка?
— Ведьм, некромантов — публику вроде этой.
— А этих почему не включила? — спросил Микки.
Я пожала плечами.
— Потому что убийство с помощью магии — автоматический смертный приговор, — объяснил Эдуард.
Я повернулась к нему, нахмурив брови:
— Я о магии слова не сказала!
— Мы не друзья, — заметил Саймон, — но с нами, сучка, ты можешь быть честной. Мы копам не расскажем. Так, мальчики?
Он заржал, и они вместе с ним — тем нервным смехом, которым смеялись вампиры вместе с Итцпапалотль, будто боялись не смеяться.
Я пожала плечами:
— Почти все эти пятьдесят — санкционированные. Копы про них знают.
— Ты под суд когда-нибудь попадала?
Это заговорил молчавший до сих пор Забияка.
— Нет.
— Пятьдесят санкционированных трупов, — произнес Саймон.
— Плюс-минус сколько-то, — согласилась я.
Саймон посмотрел на Эдуарда — очередное испытание, кто первый отведет глаза.
— Ван Клифу она бы понравилась?
— Да, но он бы ей не понравился.
— Почему?
— Она не особо умеет выполнять приказы и слушать команды только потому, что у командира на плече лишняя полоска.
— Недисциплинированная, — заключил Саймон.
— Нет, дисциплинированная. Только чтобы она тебя слушала, нужно что-то побольше старшинства по званию.
— Тебя она слушает, — отметил Саймон. — Она не хотела говорить о своем счете, но послушалась тебя.
Судя по этим словам, Саймон очень наблюдателен, слишком даже, чтобы это не настораживало. Я его недооценила. Глупо. Даже хуже — беспечно.
Вышел еще один человек с точно таким же автоматом. Он был почти шести футов ростом, но казался меньше, как-то тоньше. Волосы темно-каштановые, коротко стриженные, вьются. Лицо хорошенькое по-девичьи. Такой темный загар, который даже и вообще не загар. На шее у него была скобка с наушниками, от них вели провода к коробочке и плоской… плоской палке. Наверняка это и был Двойка с палкой.
Я не поняла, что это, но Эдуард застыл неподвижно. Он знал, что это, и восторга не испытывал.
— Где тебя черти носили? — спросил Микки.
— Микки, — произнес Саймон, и произнес так, как Эдуард произносил "Олаф", добиваясь безусловного повиновения. От актеров второго плана реплик не требовалось. — Давай, — сказал Саймон Двойке.
Двойка надел наушники, щелкнул переключателем на коробке, и на ней зажглась лампочка. У Двойки был взгляд человека, обращенного мыслями внутрь себя, будто он слышал что-то, чего не слышат другие. Начал он со шляпы Эдуарда, опускаясь вниз, задержался у груди, пошел дальше. Присев возле ног Эдуарда, он провел палкой вдоль боков, тщательно стараясь не загораживать обзор троим с автоматами. Собственный автомат он закинул на ремне за спину.
Он встал, снял наушники и отключил их от коробки.
— Послушай, — сказал он и провел палкой у груди Эдуарда. Палка отчаянно запиликала.
— Снимай рубашку, — велел Саймон.
Эдуард не стал спорить. Он снял рубашку и протянул Двойке, который помахал возле нее палкой. Прибор молчал.
Двойка снова провел палкой возле груди Эдуарда, и снова палка запиликала. Вдоль рубашки — прибор молчал. Двойка покачал головой.
— Футболку, — велел Саймон.
Эдуарду пришлось снять шляпу. Он отдал ее мне, потом стащил футболку через голову. Кевларовый жилет казался очень неестественным и белым. Футболку Эдуард протянул Двойке, и повторилась та же процедура.
— Жилет сними, — сказал Саймон.
— Ты мне сначала скажи одно, — произнес Эдуард. — Дети живы?
— Какого тебе хрена в чьих-то выблядках?
Эдуард только глянул на него, но было в этом взгляде что-то, от чего Саймон сделал шаг назад. Поймав себя на этом, он шагнул обратно, не отводя ствола от груди Эдуарда.
— Я сказал, снимай жилет.
— Все равно для бронежилета слишком жарко, — задумчиво сказал Эдуард.
Странно было слышать это от немногословного Эдуарда, но надо его знать, чтобы заметить эту странность. У меня было чувство, что Эдуард только что подал сигнал: выживших не оставлять. Расстегнув жилет, он стянул его через голову и протянул Двойке.
И остался стоять, голый до пояса. Рядом с мускулистым Микки или башней-Саймоном он казался хрупким, но они видели в нем то, что видела я, потому что они его, безоружного и полуголого, боялись. Они реагировали на него точно так же, как Саймон. Точно так же держались подальше все, кроме Двойки. А Двойка вроде бы работал не на тех инстинктах, что остальные, хотя линию стрельбы ни разу не загородил. Он заставлял Эдуарда вытягивать руки или пригибался ниже линии огня. Никто из них не был небрежен — не очень хороший знак.
Двойка пробежался щупом по жилету. Когда прибор запиликал, он отдал бронежилет Саймону и еще раз провел возле груди Эдуарда. Тишина.
Это хорошо, а то я уже боялась, что Саймон тем же голосом, что говорил "рубашку", "футболку", "жилет", скажет "кожу". То, что Эдуард заставил его нервничать, еще не значит, что он перестал сам по себе быть страшным.
— В бронежилете — отлично придумано, — сказал Саймон. — Обычно люди, даже если заставят тебя раздеться, броню не проверяют.
Эдуард глядел на него, ничего не говоря.
— Теперь ее.
Двойка гусиным шагом, не вставая, перешел ко мне. На всякий случай, если вдруг кто вздумает стрелять. Но никто не выстрелил. Конечно, ночь еще только начинается, все впереди.
Двойка встал сбоку от меня и наушники надевать не стал — просто провел палкой. Она пиликнула.
— Отдайте ему шляпу, пожалуйста.
Пожалуйста. Приятное разнообразие после того, как меня уже десять раз назвали сучкой.
— С удовольствием, — ответила я, отдавая шляпу Эдуарду.
Двойка поднял на меня глаза, будто не привык к вежливым словам из чьих-либо уст, кроме собственных. Палочка снова пробежала рядом со мной и на уровне груди пиликнула.
— Сними рубашку, сучка, — сказал Саймон.
Я вытащила рубашку из брюк и стала расстегивать.
— Меня зовут Анита, а не сучка.
— А мне будто не один хрен?
Ладно, я пыталась быть вежливой.
Я отдала рубашку Двойке. Она пищала, но когда он снова проверил меня, было тихо. Двойка аккуратно положил коробочку на землю, палку-щуп на нее сверху и начал рассматривать рубашку. Меньше чем через минуту он нашел проволочек с чуть утолщенной головкой, вшитый в воротник.
— Похоже на передатчик, возможно, маяк-наводчик.
Саймон бросил ему бронежилет Эдуарда:
— Вскрой и посмотри, что там.
Двойка вытащил из заднего кармана раскладной нож и раскрыл его быстрым движением кисти. Сначала он, закрыв глаза, ощупал жилет руками, потом резанул. Это проводок был длиннее, с коробочкой на конце.
— Микрофон. Кому-то слышно все, что мы говорим.
— Сломай маяк.
Двойка раздавил маяк каблуком. Когда на крыльце остался только металлический и пластиковый тонкий слой, он улыбнулся, будто сделал что-то хорошее. В этом мужике чуть-чуть не хватало кирпичей до тонны. Забавно: все те, с кем меня знакомил Эдуард, обладали этим свойством.
— Кто там еще с тобой, Гробовщик? — спросил Саймон.
Эдуард снова надел шляпу. Без рубашки это было смешно, но он чувствовал себя вполне свободно. Если он и нервничал, догадаться об этом было невозможно.
— Я тебя еще раз об этом спрошу по-хорошему, а на третий раз уже по-хорошему не будет. — Он свел плечи, будто это ему должен был достаться удар. — Кто там на том конце провода? Кто?
Эдуард покачал головой.
Саймон кивнул.
Забияка двинул Эдуарда в спину, и, видно, сильно, потому что Эдуард упал на четвереньки. Какой-то выступ на прикладе прорезал кожу на спине двумя полосками. Несколько секунд Эдуард так простоял, как оглушенный, потом встал на ноги лицом к Саймону.
— Отвечай, Гробовщик.
Эдуард снова покачал головой. Он был готов к следующему удару и покачнулся, но устоял. Появился еще один порез. Они были совершенно не опасны, но показывали, какова сила удара. К утру Эдуард будет в жутких синяках.
— Может, она знает, — сказал Микки.
— Я не знаю, кто это, — сказала я быстро и соврала, не задумываясь. — Эдуард сказал, что нам нужны будут люди. И нашел кого-то.
— И ты полезла в такую кашу, не зная, кто у тебя за спиной? Ты не кажешься такой дурой, — сказал Саймон.
— Эдуард за них поручился.
— И ты ему поверила?
Я кивнула.
— Доверила ему свою жизнь?
— Да.
Саймон поглядел на меня, потом на Эдуарда:
— Она твоя подружка?
Эдуард заморгал, и я поняла, что он ищет ответ, который будет наименее болезненным по последствиям.
— Нет.
— Что-то я не верю ни ей, ни тебе, но если начать бить эту сучку и она не сможет наложить чары, Райкер будет очень недоволен.
— А почему не заставить Гробовщика их вызвать? — спросил Двойка.
Все вроде как застыли, потом повернулись к нему.
— Как ты сказал? — переспросил Саймон.
— Если они нас слышат, пусть он им скажет подойти, подняв руки вверх — в таком смысле.
Саймон кивнул, потом повернулся к Эдуарду:
— Прикажи им подойти к дому. И руки держать на виду.
— Они не пойдут, — сказал Эдуард.
— Или они придут, или я тебе голову снесу на фиг. — Саймон приложил короткий приклад к плечу, а ствол наставил на лоб Эдуарда. — Скажи, чтобы подошли. Руки поднять вверх, оружие бросить на землю.
Забавно, как Саймон даже и не подумал, что это могут оказаться полицейские. Он будто знал, что Гробовщик полицию не пригласит на развлечение.
Эдуард смотрел в ствол, мимо, в глаза Саймона, и смотрел своим обычным взглядом — холодным и пустым, как зимнее небо. В нем не было страха. Ничего вообще не было, будто Эдуарда самого не было здесь.
Эдуард, может, и был спокоен, а я нет. Я достаточно видела бандитов и понимала, что Саймон не блефует. Более того, ему хотелось это сделать. Куда спокойнее будет ему жить, если Эдуард жить не будет. Ни одной мысли у меня в голове не было, но и просто стоять и наблюдать, чем все кончится, я не могла.
— Отдай им команду, Гробовщик, или твои мозги растекутся по этому крыльцу.
— Если даже я прикажу, они все равно не придут.
Саймон прижал ствол так, что Эдуарду пришлось упереться ногами, чтобы не отступить.
— А ты молись, чтобы они пришли. Ты нам живой не нужен, только она.
— Мне он нужен живой, — сказала я.
Саймон покосился на меня и тут же вернулся к Эдуарду.
— Ври больше, сучка.
— Ты колдун, Саймон? — спросила я, зная ответ заранее. Я бы заметила, если бы он им был.
— А какая, к хрену, разница?
— Тогда откуда ты знаешь, что мне нужно и что не нужно для заклинания? И босс будет очень недоволен, если ты оставишь меня без человека, который мне нужен, чтобы защитить босса от монстра.
— А зачем он тебе? — спросил Двойка.
Я попыталась что-то придумать и ничего не могла найти хорошего. Когда ничего другого не остается, попробуй сказать правду — иногда помогает.
— Райкер сказал, что ничего плохого детям не сделает. Сказал, что нас тоже не тронет. Если ты вышибешь мозги… Теду, то я не буду верить и другим обещаниям Райкера. Как только я решу, что Райкер убьет детей и нас, когда я сделаю работу, у меня пропадет всякий стимул ему помогать.
Саймон снова глянул на меня:
— Сейчас тебе будет стимул.
Я не видела, как он кивнул, но ощутила, как шевельнулся за спиной Микки. Принимать удар я никогда толком не умела. Уклонилась я, не думая, и он промахнулся по моему плечу, но я была права — драться он умел. Я еще только поворачивалась, чтобы… что именно? еще не знала, но тут приклад въехал мне в подбородок. Наверное, я разозлила его, уклонившись, потому что он стукнул сильно.
Следующее, что я помню, — как лежу на земле, глядя в небо. Надо мной склонился Двойка, гладя по щекам. У меня было такое ощущение, что он еще и потерся об меня, пока я лежала в отключке. Очков на мне не было. То ли их снял Двойка, то ли они слетели при ударе.
— Она очнулась, — сказал Двойка вроде как мечтательным голосом. Ласково мне улыбнулся и продолжал гладить мне лицо.
Надо мной склонился Саймон, закрывая свет.
— Как тебя зовут?
— Анита. Анита Блейк.
— Сколько пальцев?
Я проследила за его рукой:
— Два.
— Сесть можешь?
Хороший был вопрос.
— Может быть, если мне помогут.
Двойка обнял меня под спину и поднял. Я оперлась на его руку всем весом — не потому, что это было необходимо, а чтобы думали, что я контужена сильнее, чем есть на самом деле. Чем сильнее я ранена, тем меньшую угрозу я представляю для них. Уже какое-то преимущество.
Я навалилась на плечо Двойки. Он что-то напевал немелодичное себе под нос, рукой хватая меня за лицо, гладя подбородок. Наконец я смогла увидеть всю картину. Эдуард стоял на коленях, сцепив руки на ковбойской шляпе. Автомат Забияки упирался ему в затылок. Эдуард не был ранен — похоже, что ему не дали совершить ничего героического.
У Микки была рассечена губа, и он избегал чужих взглядов.
— Встать можешь? — спросил Саймон.
— Если помогут.
— Двойка! — велел Саймон.
Двойка помог мне встать на ноги, и мир закачался. Я вцепилась в него с такой силой, будто у меня мир хотел выскочить из уха. Может, я и не притворялась контуженной.
— Блин! — произнес Саймон. — Идти можешь, если Двойка тебе будет помогать?
Я хотела кивнуть, и от попытки меня затошнило. Пришлось отдышаться и только потом ответить:
— Кажется, да.
— Ладно, тогда пошли.
Он попятился в дом, озирая окружающую темноту, хотя при таком количестве света вряд ли могло работать ночное зрение. Следом шли мы с Двойкой. У него на шее висел микрофон Эдуарда, как стетоскоп у доктора. За ним — Эдуард, крепко сцепив руки на голове. Дальше Забияка, и замыкал шествие Микки. Они рассыпались так, чтобы, если начнется стрельба, оставить себе пространство для маневра.
Саймон стал подниматься по лестничному маршу. Я посмотрела вверх, и мир снова поплыл.
— Саймон, она вряд ли сможет подняться по лестнице, — позвал Двойка.
— Микки. — Названный индивидуум тут же нарисовался возле лестницы. — Понеси ее.
— Не хочу, чтобы он меня трогал!
— Я никого из вас не спрашивал, — напомнил Саймон.
Микки отдал автомат Саймону и взял меня за руку. Потащил он меня слишком быстро, вскинул к себе на плечо головой вниз. Дышать было невозможно, тошнота усилилась.
— Сейчас меня вырвет!
Он бесцеремонно свалил меня с плеч, поставив на ноги, и я упала. Подхватил меня Саймон.
— Ты сможешь в таком виде наложить заклинание?
Ответ на это я знала точно — да. Потому что если Райкер решит, что я не могу ему помочь, он убьет нас всех.
— Смогу, если Микки не будет закидывать меня на плечо, чтобы голова болталась вниз. Мне нужно сохранять вертикальное положение, иначе мне легче не станет.
— Неси ее в руках, а не через плечо, — сказал Саймон. — Должен же быть какой-то толк от этих мышц.
Микки поднял меня на руки, как ребенка, и стоял так, будто я ничего не вешу. Он был силен, но так нести человека труднее, чем кажется с виду. Посмотрим, как он пройдет больше одного этажа. И будем надеяться, что он меня не уронит.
Я обняла его рукой за плечи. Лучше было бы обнять двумя руками за шею, так надежнее, но мне было не обхватить эти дельтовидные мышцы без напряжения.
— Сколько ты выжимаешь?
— Три девяносто.
— Ого! Впечатляет.
Он вроде как был польщен. Микки — опасный тип, но если дело не дойдет до драки, то он здесь слабое звено. Забияка слишком хорошо выполняет приказы, Саймон есть Саймон. Двойка выглядит безобидно, но что-то есть страшноватое в его мечтательных глазах. Может, я ошибаюсь, но я бы предпочла иметь дело с Микки — во всяком случае, кто кого обдурит. Кто кому руку положит — тут лучше иметь дело с Двойкой.
Микки шел вверх по лестнице, держа меня на руках, без малейшего усилия. Я чувствовала, как работают его ножные мышцы. Снова то же ощущение колоссальной силы и быстроты.
— А что означает Микки? — спросила я.
— Ничего.
— Саймон свою кличку объяснил, и я просто хотела знать, что значит твоя.
Ответил Двойка:
— Это от Микки-Мауса.
— Двойка, заткнись.
— У него на заднице татуировка Микки, — пояснил Двойка, будто и не слыша.
У Микки потемнело лицо, и он повернулся сердито к Двойке. Я только постаралась ничего на лице не выразить. Каким надо быть дебилом, чтобы у себя на заднице нарисовать Микки-Мауса? Нет, не вслух. Эти ручищи продолжали меня держать. Если бы не метки, он бы наверняка убил меня тем ударом. Нет, я не хотела, чтобы Микки на меня злился.
Площадка и второй марш. Микки даже не замедлил шага на площадке, просто пошел дальше. И ноги его двигались так же легко. И дыхание не стало тяжелее. Вообще у него дыхание было ровное. Какие бы дефекты у Микки ни были, к спортивной форме они не относились.
Я это ему сказала и спросила:
— И бегаешь каждый день?
— По пять миль. А как ты угадала?
— Многие бодибилдеры на твоем месте уже сдохли бы. Они пренебрегают развитием выносливости, а ты как отлично смазанная машина. Даже не запыхался.
Что-то есть очень интимное, когда тебя несут в таких ручищах. Вспоминаешь раннее детство, может быть, руки родителей.
Руки Микки сжались сильнее, и одна из них начала поглаживать мне бедро. Я не велела ему перестать. Опыт мне подсказывает, что если мужчина заинтересован в сексе с тобой, то он задумается, если придется убить тебя до секса. Это правило не всегда срабатывает, но чаще срабатывает, чем нет. Фокус в том, чтобы заставить мужчину думать больше о сексе, чем об убийстве, и это приводит его в некоторое замешательство. А замешательство среди врагов было нам просто необходимо.
Мы оказались в широком белом коридоре, который тянулся по всему верхнему этажу дома. По сторонам коридора шли белые двери с серебряными ручками, и они ничем не отличались друг от друга. Саймон направился к дальней двери, за ним Микки со мной на руках. Следом шел Двойка, дальше последние ступени проходил Эдуард, конвоируемый Забиякой, который держался так, чтобы его нельзя было достать ни рукой, ни ногой. Ребята свое дело знали, а я к этому не привыкла. Даже когда я имела дело с вервольфами или вампирами, среди них профессионалов не было. И никогда я не встречала профессионалов настолько профессиональных. Это давало нам возможность отгородиться от плохих и безнадежных.
Саймон открыл дверь. Мы пришли. Мы все еще живы. Ночь еще сулит какие-то шансы.