Обсидиановая бабочка - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 60

Глава 59

Несколько часов спустя (хотя по моим часам прошло всего тридцать минут), я распласталась у стены, прижимаясь как можно ниже, чтобы не попасть под выстрел. Я знала, что изначально мы намеревались спасти детей и все еще собирались это сделать, но сейчас главной моей задачей было не схлопотать пулю. Этого плана я придерживалась уже минут пять. Раньше я слыхала выражение насчет града пуль, но никогда не понимала, что оно значит на самом деле. Как будто сам воздух движется и плещет и наперчен мелкими юркими предметами, вгрызающимися в каменную стену и оставляющими в ней дыры. Два автомата с той стороны коридора прижимали нас к земле перекрестным огнем. Никогда в меня раньше не стреляли из автоматов. Это произвело на меня такое впечатление, что я ничего в эти пять минут не делала, только прижималась к стене и держала голову вниз.

Потайная панель была именно там, где сказал Райкер. Часового с той стороны Эдуард снял ножом — быстро, тихо и умело. Еще двоих мы убили, пока Саймон и его команда, или ее остатки, не обнаружили нас и не начали отбиваться. Я думала, что умею убивать. Я думала, что умею вести перестрелку. Оказалось, что я ошибалась. Если это перестрелка, то я раньше ни в одной не была. Я стреляла, в меня стреляли, но это бывало один на один, с полуавтоматическими пистолетами. Сейчас пули визжали вокруг меня, создавая почти неумолчный шум и сотрясение. И я никак не намеревалась высовываться.

Чистое везение, что меня до сих пор не подстрелили. Единственное, что я правильно делала и что повышало мои шансы, — это использование каждого сволочного дюйма этого гадского укрытия. Единственным утешением моей внезапно открывшейся трусости было присутствие рядом Эдуарда, хотя он время от времени высовывался из-за угла и давал короткую очередь по прижавшим нас стрелкам.

Он потянулся вперед, огибая меня и стреляя. Я ощутила вибрацию автомата у тела, дрожь рук Эдуарда. Он дернулся назад, под прикрытие стены, и новый всплеск пуль загремел рядом. Эдуард протянул руку, и я сунула ему очередную обойму из сумочки, чувствуя себя при этом операционной сестрой.

Поближе наклонившись к Эдуарду, я прокричала ему в ухо:

— Хочешь мой жилет? Мне он не нужен.

— У меня есть жилет.

Двойка любезно оставил жилет Эдуарда в кабинете.

— Можешь мой надеть на голову.

Он даже улыбнулся, будто я пошутила. Потом жестом попросил меня отойти — молчаливое обоюдное признание, что от меня пользы мало — и занял мое место возле угла стены, а я распласталась по стене там, где стоял он. Эдуард лег на живот, стреляя из-за угла. Секунда у него ушла, чтобы высунуться, выстрелить и спрятаться, но я успела заметить краешек чьей-то головы, выглянувшей с лестницы прямо над нами. Голова тут же спряталась.

Я хотела толкнуть Эдуарда и сообщить, что у нас компания, но тут что-то прилетело по воздуху. Что-то маленькое и круглое. Я уже стояла на коленях (автомат болтался на шее), схватила этот предмет и швырнула его обратно вверх раньше, чем в мозгу успело оформиться слово "граната". Тут же я рухнула обратно на пол, стукнув Эдуарда по ноге, и раздался взрыв. Мир затрясся, и лестница рухнула дождем камней и пыли. Камни застучали по рукам, которыми я закрыла голову. Если бы сейчас бандиты рванули к нам через холл, подумалось мне, от меня мало было бы толку, и тогда я приподняла голову, чтобы посмотреть, что делает Эдуард.

Он закрывал голову одной рукой, но все еще выглядывал из-за угла, держа автомат в другой руке. Конечно, Эдуарда ничто не заставит забыть о противнике, и уж точно не такая мелочь, как взрыв гранаты или рухнувший потолок.

Постепенно наступала тишина с потрескиванием и стонами камней. В воздухе повисло легкое облако пыли. Я хотела откашляться, и вдруг рука Эдуарда зажала мне рот. Как он узнал?

Он едва заметно покачал головой.

До меня дошло, что он просит меня соблюдать тишину, но зачем — я не знала. Да мне и не надо было знать.

Мы лежали тихо, и тишина стала нарастать. Наконец я услышала первый звук шагов по коридору. Я напряглась, и рука Эдуарда легла мне на плечо. Легче, говорил он, легче. Я как можно тише сглотнула слюну и попыталась расслабиться. С тишиной у меня получалось. Расслабиться — никак.

Движения были крадущиеся, очень тихие. Кто-то подбирался к нам по коридору. Проверять, взорвались мы или нет. Мы притворялись, что да, но как только этот тип сюда доберется, начнется свистопляска. Этого мы еще можем убить, но в конце коридора есть еще один. Если у него не кончатся патроны, он вполне удержит коридор. Сам он к нам не пойдет, а нам надо в тот конец коридора. Там в камерах сидят Питер и Бекки. У бандитов преимущество, потому что нам надо двигаться вперед, а им — только удерживать позицию.

Правда, один из них идет к нам.

Эдуард показал жестами, чтобы я продвинулась и легла. Я поняла, что он просит меня притвориться мертвой, но на таком расстоянии от стены начинается уже зона поражения. Если они начнут стрелять, даже просто по земле, в меня могут попасть. Но… Я поползла вперед, очень, очень тщательно следя, чтобы не царапнуть сумкой или оружием по полу, чтобы не покатился камешек. Когда я оглянулась, я уже была дальше, чем мне казалось, и Эдуард кивнул. Я легла на пол и застыла — лицом вниз, потому что не была уверена в своих актерских способностях. Волосы упали на лицо, и я не стала их убирать — так проще подглядывать. Автомат я из руки не выпустила, но Эдуард помотал головой. Я его отпустила, отодвинула руку и притворилась мертвой. Если Эдуард ошибся в расчетах, притворяться мне придется недолго. Схватить оружие я не успею. Как только этот тип выйдет из-за угла, все кончится.

Я напрягала слух, чтобы уловить движение. Но слышала в основном грохот собственного сердца. Этот человек, кто бы он ни был, шел еще тише, чем раньше. Может, он струсил. Может, он вообще не шел сюда, и сейчас снова начнется стрельба. Мне приходилось сдерживаться, чтобы не двинуться, не шевельнуться, не дышать слишком заметно. Я заставляла себя расслабиться, лежа на полу, и это почти получилось, когда я уловила движение в коридоре. На таком расстоянии от Эдуарда я лучше видела, что там делается. А вдруг они увидят блеск глаз сквозь волосы? Я осторожно вдохнула, закрыла глаза и задержала дыхание. Либо Эдуард его убьет, либо он убьет меня. Я надеюсь на Эдуарда. Надеюсь. Надеюсь.

Тихий шорох, шорох одежды. Резкий выдох. Ничего не слышно с того конца коридора. Тишина такая, что страшно, но если бы победа осталась не за Эдуардом, сейчас бы началась стрельба. Я чуть приоткрыла глаза, потом открыла совсем, потому что Эдуард уже обыскивал тело Микки.

Наверное, не я одна решила, что тишина затянулась слишком надолго, потому что раздался мужской голос:

— Микки, что там?

Эдуард ответил, но не своим голосом. Имитация не была совершенной, но вполне сносной.

— Все чисто.

— Код? — спросил тот же человек, голоса я не узнала. Кто-то из людей Саймона, которых мы еще не видели.

Эдуард глянул на меня и покачал головой. Я не знала, что значит "код", но явно Эдуард не мог его подделать, потому что ответил:

— Кончай там фигней заниматься и помоги мне обыскать трупы.

Ответом на это были выстрелы. Я уже и без того прижалась как можно ниже, но постаралась прижаться еще. Пули хлестали по стене надо мной, и только одно не давало мне завопить — гордость.

Эдуард сделал резкое движение, и я увидела, чего он хочет. Когда выстрелы стихли, я по-пластунски поползла к стене. И уже почти добралась, когда снова раздалась очередь. Я застыла, ткнувшись лицом в землю. Огонь стих, и я привалилась спиной к стене по другую сторону тела Микки от Эдуарда.

Мои пистолеты все еще были у Микки. Я их забрала.

Эдуард держал в руке банку, подозрительно похожую на зажигательную гранату из моей сумки, хотя без камуфляжа под лак для волос. Я вытаращила глаза. Эдуард мотнул головой, будто прочитав мои мысли, и губами произнес:

— Дым.

Ага.

Он перегнулся через тело, и я подалась ему навстречу. Он шепнул:

— Прикрой меня, пока я буду ее бросать; Потом по-пластунски по коридору. Если кого-то сквозь дым увидишь — стреляй.

Он снова выпрямился, вытащил чеку дымовой гранаты и встал у стены, все еще прикрываясь ею.

Я подползла к нему, цепляясь за стену и его ноги, крепко сжимая автомат. Сердце колотилось уже не в горле, а в голове, пытаясь выскочить. Я успела только подумать: "Ура, голова прошла", как Эдуард тихо сказал:

— Давай.

Я высунулась из-за угла, держа палец на крючке и поливая пулями коридор. Эдуард бросил дымовую гранату и отдернулся назад, и я вместе с ним. Белый дым заполнил коридор. Я бросилась на пузо, ожидая, пока дым до меня дойдет. Эдуард показал, что пойдет с другой стороны, а мне жестом велел двигаться вперед. Сам он пополз и почти сразу исчез в густом дыму. Дым был горький, будто горящую вату пропитали какой-то дрянью.

Я поползла, оставляя стену слева, выставив перед собой автомат. За пояс джинсов спереди у меня сейчас были заткнуты два пистолета, и это не слишком удобно для ползания, но ни за что на свете я сейчас не стала бы останавливаться и их перекладывать. Сумка на спине была как набитый рюкзак. Мир сузился до густого клубящегося дыма, ощущения пола под руками и ногами, прикосновения стены к левому локтю, когда я подбиралась слишком близко. Была только я, ползущая по коридору, пытающаяся что-нибудь разглядеть в облачной массе.

Ничего не шевелилось, кроме меня.

Пули разорвали дым, и так близко, что я даже видела вспышки из дула. Я была почти рядом, а он стрелял на уровне груди. Я находилась на уровне лодыжек и смотрела на него снизу вверх, видя теневой силуэт, в который я и пустила очередь. Тень дернулась. Я перекатилась набок, поливая огнем все тело, все еще опасаясь встать или даже приподняться, пока не убедилась, что отстреливаться он уже не будет.

Он свалился на колени, и вдруг его лицо выглянуло из дыма. Я почти в упор выстрелила ему в грудь, и он завалился на спину, пропадая в дыму, будто упал в облака. Я осталась лежать и сообразила, что мне видны его ноги. На уровне пола дым уже почти исчез — одна из многих причин, по которой Эдуард велел ползти.

— Это я, — сказал Эдуард раньше, чем выполз из дыма.

Разумно было с его стороны меня предупредить — палец у меня оставался на спуске, и я стала понимать, как иногда в боевой ситуации можно случайно подстрелить друга, если не поостеречься.

Он прополз вперед, и дым уже настолько рассеялся, что я увидела, как он щупает пульс упавшему.

— Оставайся здесь, — сказал он и исчез в остатках дыма.

Это мне не понравилось, но я осталась на полу возле убитого мною человека и стала ждать. Нравится мне или нет, а мы сейчас ведем бой такого типа, в котором я почти ничего не понимаю. Как-то я попала в другую жизнь Эдуарда, и он здесь лучше меня умел оставаться в живых. Так что я буду делать то, что мне говорят. Практически у меня это единственная надежда выбраться живой.

Эдуард вернулся — шагая, а не ползком. Наверное, хороший признак.

— Здесь чисто, но ненадолго. — В руках у него были ключи, взятые у Райкера. — Пошли.

Он отпер камеру, где должен был находиться Питер, и, не успев даже распахнуть дверь, пошел к той камере, где была Бекки. Очевидно, Питера вывожу я. Припав на колено, я распахнула дверь так, что она дошла до стены. Никто за ней не прячется. Если бы кто-то в камере был, то выстрел бы пришелся, наверное, мне выше головы. Стоя на коленях, я куда ниже среднего роста. Но с первого же взгляда камера оказалась пуста, если не считать лежащего на узкой койке Питера.

Я задумалась на миг, закрыть ли дверь, рискуя, что кто-то меня запрет, или оставить открытой и тогда сквозь нее меня могли застрелить. Я не стала запираться — не потому, что этот вариант был лучше, но просто мне не хотелось находиться за закрытой дверью камеры. Частично клаустрофобия, а частично память о многих случаях, когда меня запирали разные твари, желающие меня сожрать. Иногда мне кажется, что это несколько усилило у меня клаустрофобию.

Кадры на черно-белом мониторе были страшные, а в натуре — еще страшнее. Питер весь свернулся в клубок, насколько это было возможно. Руки у него были связаны за спиной, связанные лодыжки подтянуты к голому заду. Штаны и трусы болтались у колен, и обнаженная белая плоть казалась невероятно беззащитной. Оставляя его так, она хотела его унизить. Повязка так и осталась на глазах яркой цветной полосой поверх черных волос. Рот измазан пересохшей кровью, нижняя губа распухла, синяки начинали наливаться на лице как мерзкая помада от слишком усердных поцелуев.

Я и не пыталась сохранить спокойствие, главное, надо было поспешить. Он услышал мои шаги и стал что-то говорить сквозь кляп, и это было понятно.

— Не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста, — повторял он снова и снова, и голос у него сорвался — не сломался, как у подростка, а сорвался от страха.

— Питер, это я.

Он меня не слышал, повторяя все те же слова.

Я тронула его за плечо, и он завопил.

— Питер, это я, Анита.

Кажется, он на миг перестал дышать.

— Анита?

— Да, я пришла тебя вытащить.

Он заплакал, худые плечи затряслись. Я вытащила один из ножей Ножа и, осторожно подцепив веревку у запястий, дернула вверх. На острейшем лезвии шнур развалился без усилий. Я попыталась снять с него повязку, но она была слишком тугой.

— Сейчас я срежу тебе с глаз повязку, Питер. Не шевелись.

Он стал медленнее дышать, замер, когда я всунула клинок между тканью и его головой. Ткань резать оказалось труднее, чем веревку, потому что она была ближе к коже, и лезвие находилось не под тем углом. Но в конце концов клинок прорезал материю, и повязка упала. Мелькнула красная полоса там, где повязка вдавилась в кожу, и Питер бросился ко мне, обнял меня. Я тоже его обняла, держа нож в руке.

Он шепнул:

— Она сказала, что отрежет мне все, когда вернется.

Он больше не заплакал — сдержался. Я погладила его свободной рукой по спине. Хотела его успокоить, но надо было выбираться.

— Она тебя больше не тронет, Питер. Я обещаю. Но надо отсюда уходить.

Я освободилась от его отчаянно вцепившихся рук, чтобы видеть его лицо, и он видел мое. Его лицо я взяла в ладони, аккуратно отведя нож в сторону. Заглянула ему в глаза. Они были расширены от шока, но тут я сейчас мало что могла сделать.

— Питер, пора идти. Тед забирает Бекки, и мы уходим.

Может быть, дело было в имени сестры, но он моргнул и кивнул слегка.

— Я в порядке, — сказал он, и это была самая лучшая ложь за всю эту ночь.

Я сделала вид, что верю, и сказала:

— Тогда хорошо.

И потянулась к веревкам у его лодыжек. Мне пришлось встать для этого. Он был достаточно высок — или я достаточно низкого роста. Обняв меня, он повернулся лицом и только сейчас вдруг сообразил, что он голый. Питер схватился за штаны и трусы, пока я пыталась разрезать веревку у него на щиколотках.

Мне пришлось убрать нож:

— Если не будешь стоять тихо, я тебя могу порезать.

— Я хочу одеться, — сказал он.

Я встала в ногах кровати:

— Ладно, оденься.

— Только не смотрите.

— Я не смотрю.

— Нет, вы на меня смотрите.

— Да нет, я не на тебя смотрю…

Но я не могла ему этого объяснить и потому отвернулась к двери.

— Теперь можно смотреть.

Он уже оделся и застегнулся, и дикий ужас у него в глазах слегка ослаб. Я разрезала ему веревку, зачехлила нож и помогла Питеру встать. Он выдернулся из моих рук и чуть не упал, потому что слишком долго пролежал со связанными ногами и чувствительность еще не вернулась. Только с моей помощью он устоял.

— Сначала придется походить за ручку, а потом уже бегать, — сказала я.

Он позволил мне поддержать его по дороге к двери, но очень старался на меня не смотреть. Первой его реакцией была благодарность спасенного ребенка, который хочет за кого-нибудь ухватиться, но следующая реакция принадлежала человеку более старшему. Ему было неловко. Он стыдился того, что случилось, и того, наверное, что я его видела голым. Ему было четырнадцать — грань между детством и взрослостью. Пожалуй, он выходил из этой камеры, став намного старше.

Эдуард встретил нас на полпути с Бекки на руках. У нее был вид бледный и больной. На лице уже наливались синяки. Но мне захотелось заплакать, когда я глянула на ее ручку, которую я держала всего пару дней назад, когда мы с Эдуардом ее качали. Три пальчика уродливо торчали под неестественными углами. Они распухли, кожа потеряла цвет. На такой ранней стадии это значило, что переломы серьезные и легко не заживут.

— Анита, и ты пришла меня спасать.

Голос девочки был тоненький и высокий, и у меня перехватило горло.

— Да, детка, и я тоже пришла.

Питер с Эдуардом переглянулись. Эдуард первым протянул руку — очень недалеко, потому что держал Бекки. Питер схватил его руку и обнял их обоих. Он дотронулся до пальчиков Бекки, и слезы покатились по его лицу, но всхлипов не было слышно — только слезы. Если их не видеть, то не узнаешь, что он плачет.

— Она поправится, — сказал Эдуард.

Питер посмотрел на него, будто не веря, но очень желая верить. Он шагнул в сторону, вытер руками слезы.

— Можно мне пистолет?

Я открыла рот, чтобы сказать нет, но первым заговорил Эдуард.

— Анита, дай ему свой "файрстар".

— Ты шутишь.

— Пусть стреляет. Он справится.

Я уже какое-то время привыкла выполнять приказы Эдуарда. Обычно он был прав, но…

— Если нас завалят, пусть он будет вооружен.

Эдуард посмотрел на меня, и мне этого взгляда хватило. Он не хотел, чтобы Питер и Бекки снова были захвачены. Если у Питера в руке будет пистолет, его убьют, а не будут пытать. Эдуард решил, если случится худшее, как мальчику уходить. И прости меня Бог, я с ним согласилась.

Я вытащила из-за пояса пистолет.

— А почему "файрстар"?

— Рукоять меньше.

Я отдала оружие Питеру, чувствуя себя кем-то вроде совратительницы малолетних или развратительницы.

— С патроном в зарядной камере в него входит девять. Сейчас в нем восемь. Предохранитель здесь.

Он взял пистолет и выбросил из него обойму проверить, хотя сделал это несколько смущенно.

— Тед говорит, что всегда надо проверять, заряжен или нет.

Он снова защелкнул обойму и дослал патрон в камеру. Пистолет был готов к стрельбе.

— Постарайся никого из нас не застрелить, — попросила я.

— Не застрелю. — Он защелкнул предохранитель.

Я посмотрела ему в глаза и поверила.

— Я домой хочу, — сказала Бекки.

— Мы скоро будем дома, детка, — ответил Эдуард.

Он пошел впереди, держа Бекки на руках. Питер шел следом, я замыкающей. Не хотела никого лишать боевого духа, но я знала, что мы еще далеко не выбрались. Еще есть Саймон и его ребята, которых надо пройти, не говоря уже о Гарольде, Тритоне и местных парнях. А где Рассел и Аманда? Вот на встречу с ними до ухода я очень надеялась. Питеру я обещала, что она его больше не тронет, а я всегда держу слово.