Я позвонила в несколько мест. Моя подруга, Кэтрин Мейсон-Джилетт была адвокатом. Она часто помогала мне делать заявления в полиции по поводу трупов, которым я помогла отправиться на тот свет. И пока — ни одного задержания. Даже попытки. Как так вышло? Я врала.
Боб, муж Кэтрин, поднял трубку после пятого звонка. Голос был сонный, его едва можно было узнать. Только по басовитому рычанию я поняла, кто из них подошел к телефону. Никто не просыпается изящно.
— Боб, это Анита. Мне нужно поговорить с Кэтрин. По делу.
— Ты в полицейском участке? — спросил он. Видите, он меня знал!
— Нет, на этот раз мне не нужен адвокат.
Он не стал задавать вопросов, и просто сказал:
— Даю тебе Кэтрин. И если ты думаешь, что мне совсем не интересно, то ты ошибаешься. Кэтрин удовлетворит это мое низменное чувство после того, как ты повесишь трубку.
— Спасибо, Боб, — сказала я.
— Анита, что случилось? — голос Кэтрин звучал нормально. Она была адвокатом по уголовным делам в частной фирме. Ее часто будили в поздние часы. Она этого не любила, но справлялась с этим хорошо.
Я рассказала ей новости. Она знала Ричарда, и он ей очень нравился. И она не понимала, какого дьявола я бросила его ради Жан-Клода. Но пока я не могла рассказать ей о том, что Ричард — оборотень, объяснить было трудновато. Черт, даже если упомянуть этот факт, все равно это сложно объяснить.
— Карл Белизариус, — сказала она, когда я закончила, — он один из лучших адвокатов в том штате. Я знаю его лично. Он не так осторожен в выборе клиентов, как я. У него есть несколько клиентов из числа известных уголовников, но он хорош.
— Можешь с ним связаться и попросить его начать работать по этому делу? — спросила я.
— Тебе нужно разрешение Ричарда на это, Анита.
— Я не могу уговорить Ричарда взять другого адвоката, пока не увижу его. А время очень дорого, Кэтрин. Сможет Белизариус хотя бы запустить машину?
— Ты уверена, что у Ричарда уже есть адвокат?
— Дэниел упоминал, что он отказался видеться со своим адвокатом, так что думаю, да.
— Дай мне номер Дэниела, и я посмотрю, что смогу сделать, — сказала она.
— Спасибо, Кэтрин, правда.
Она вздохнула:
— Я знаю, что ты полезешь решать самые сложные проблемы за любого из своих друзей, ты надежный человек. Но ты уверена, что здесь твои мотивы чисто дружеские?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты все еще любишь его, правда?
— Без комментариев, — сказала я.
Кэтрин мягко рассмеялась.
— «Без комментариев». Ты у меня не под следствием, дорогая.
— Это ты так говоришь, — сказала я.
— Ладно, посмотрим, что я смогу сделать. Дай мне знать, когда доберешься туда.
— Дам, — сказала я.
Я положила трубку, и сразу позвонила на свою основную работу. Убийство вампиров — это так, побочное занятие. Я поднимала мертвых и работала на Аниматорс, Инк., первую в стране фирму, занимавшуюся поднятием зомби. Так же у нас были самые высокие доходы. Отчасти заслуга в этом принадлежала нашему боссу, Берту Во. Он мог делать деньги из воздуха. И ему не нравилось, что моя помощь полиции в расследовании противоестественных убийств отнимала у меня все больше и больше времени. Само собой, он не придет в восторг от моего отъезда из города на неопределенное время по личным делам. И я была рада, что час был неурочный, в офисе его нет, и он не сможет наорать на меня лично.
Если Берт так и будет давить на меня, я просто уйду, чего мне бы не хотелось. Мне необходимо поднимать зомби. Это не было похоже на мускул, который атрофируется, если не использовать его. Это была врожденная способность. И если бы я не делала этого, моя сила изливалась бы сама по себе. Как-то в колледже один из преподавателей покончил с собой. Дня три никто не обнаружил тело, а за это время обычно душа покидает его. И однажды ночью, труп притащился в мою комнату в общежитии. Моя соседка съехала на следующий же день. У нее начисто отсутствовала тяга к приключениям.
Так или иначе, я бы поднимала мертвых. Выбора у меня не было. У меня была достаточная известность, чтобы пуститься в свободное плаванье. Но мне нужен был менеджер, только тогда это бы получилось. И проблема была в том, что уходить из фирмы мне не хотелось. Некоторые сотрудники были в числе моих лучших друзей. Кроме того, за год и так случилось столько перемен, сколько я могла вынести.
Я, Анита Блейк, бич бессмертных, человек, на чьем счету убитых вампиров больше, чем у любого другого истребителя в стране, встречаюсь с вампиром. В этом была прямо-таки поэтичная ирония.
В дверь позвонили. Звонок заставил мое сердце прыгнуть к горлу. Звук был самым обычным, но не в 3.45 утра. Я оставила почти собранный чемодан на не застланной постели, и пошла в гостиную. Моя белая мебель стояла на великолепном восточном ковре. Пестрые подушки таких же ярких цветов были в беспорядке раскиданы по дивану и креслу. Мебель была моей. Ковер и подушки подарил мне Жан-Клод. Его вкус всегда был лучше моего. К чему спорить?
В дверь снова позвонили. Это заставило меня подпрыгнуть без причины, кроме той, что звонящий был настойчив, час был поздний, а я и так уже была на нервах из-за новостей про Ричарда. Я подошла к двери со своим любимым стволом, девятимиллиметровым браунингом, в руке, направленным пока в пол. Я была почти у двери, когда поняла, что на мне нет ничего, кроме ночнушки. Пистолет, но никакого халата. Мои приоритеты налицо.
Так я и стояла босая на дивном ковре, рассуждая, вернуться ли за халатом или за джинсами. За чем-нибудь. Если бы на мне была одна из моих обычных необъятных футболок, я бы открыла дверь. Но я была в черной атласной сорочке на тоненьких лямочках. Она доходила почти до колен. Один размер для всех. Она скрывала все, но не вполне подходила под определение одеяния для открывания дверей. Черт с ним.
Я спросила:
— Кто там?
Плохие парни обычно не звонят в дверь.
— Это Жан-Клод, ma petite.
У меня отвалилась челюсть. Даже плохой парень удивил бы меня меньше. Что он здесь делает? Я поставила браунинг на предохранитель и открыла дверь. Атласная сорочка была подарком от Жан-Клода. Он видел меня и без нее. Так что халат нам был не нужен.
Я открыла дверь, и за ней стоял он. Это было похоже на то, словно я — факир, который срывает занавесь, и перед вами предстает его прекрасный помощник. От его вида у меня перехватило дыхание.
Его рубашка была обычной формально-консервативной, с застегнутыми манжетами и простым воротом. Она была красного цвета, а воротник и манжеты — темного, атласно-алого. Остальные части были почти прозрачные, так что его руки, грудь и талия были видны сквозь красную ткань. Черные волосы волнами падали на плечи и казались темнее на фоне красной рубашки. Даже его темно-синие глаза выглядели ярче в соседстве с красным. Это был мой любимый цвет на нем, и он это знал. Он продел красный шнур вместо ремня к черным джинсам, и шнур спадал с одной стороны бедер. Черные кожаные сапоги обтягивали его длинные стройные ноги от носков почти до паха.
Когда я была далеко от Жан-Клода, далеко от его тела, его голоса, я могла смущаться и чувствовать себя неловко из-за того, что встречалась с ним. Когда я была далеко от него, я могла уговорить себя не думать о нем — почти. Но никогда, если он был рядом. Когда я была с ним, моя душа уходила в пятки, и мне приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не лепетать «О, Боже мой!».
Справившись с собой, я сказала:
— Выглядишь, как обычно, эффектно. Только вот что ты тут делаешь в ночь, когда я просила тебя не приходить?
Что мне хотелось сделать — это броситься и обвиться вокруг него плащом, и чтобы он перенес меня через порог, как вцепившуюся обнимающуюся обезьянку. Но этого делать я не собиралась. В этом было маловато чувства собственного достоинства. И потом, меня начинало пугать, как сильно я его хочу, — и как часто. Он был для меня новым наркотиком. И дело было не во власти вампира. Это было старое доброе вожделение. Но это все еще пугало меня, и поэтому я установила некоторые ограничения. Правила. И большей частью он следовал им.
Он улыбнулся, и эта улыбка могла вызвать трепет и любви, и ужаса. Улыбка рассказывала обо всех его порочных мыслях, о том, что двое могли бы делать в темной комнате, наполненной запахом дорогих духов и разгоряченных тел — теми ароматами, которые источают простыни. Его улыбка не вгоняла меня в краску, пока мы не начали заниматься любовью. Иногда ему достаточно было улыбнуться, чтобы жар пробегал по моей коже, словно мне было вновь тринадцать, а он — моя первая любовь. Он думал, что это очаровательно. А меня это смущало.
— Сукин ты сын, — ласково сказала я.
Улыбка стала еще шире.
— Наш сон прервали, ma petite.
— Так и знала, что ты не случайно в моем сне, — сказала я. Получилось неприязненно, и я порадовалась. Потому что легкий аромат его одеколона овевал мое лицо, словно знойный летний ветер. Экзотический, с еле заметным намеком на запах цветов и специй. Иногда я почти ненавидела стирать свои простыни из-за страха, что пропадет этот неповторимый аромат.
— Я просил надевать мой подарок, чтобы ты мне снилась. Ты знала, что так и будет. И ты скажешь неправду, если начнешь спорить. Можно, я войду?
Его так часто приглашали в этот дома, что он мог переступить мой порог без дополнительных приглашений, но для него это была игра. Как формальное подтверждение того, что каждый раз, когда он переступает порог, я хочу его. Это и раздражало, и доставляло мне удовольствие, как многое в Жан-Клоде.
— Ты тоже можешь войти.
Он вошел, за ним я. Я заметила, что его черные сапоги были зашнурованы сзади от пят до самого верха. Джинсы сидели так гладко, что можно было не гадать относительно одежды под ними.
Не оборачиваясь, он сказал:
— Не ворчи, ma petite. Ты вполне способна преградить мне путь в свои сны, — он повернулся, и глаза его были наполнены темным светом, — ты приглашала меня более радушно, чем только с распахнутыми объятьями.
Я покраснела уже во второй раз за последние пять минут.
— Ричард в тюрьме, в Теннеси, — сказала я.
— Я знаю, — ответил он.
— Знаешь? — спросила я, — как это?
— Их Мастер города позвонил мне. Он был очень напуган, что я могу подумать, будто это его рук дело. Его способ разрушить наш триумвират.
— Если бы он хотел уничтожить нас, это было бы обвинение в убийстве, а не попытка изнасилования, — сказала я.
— Точно, — сказал Жан-Клод и рассмеялся. Его смех скользнул по обнаженной коже, как мой личный ласковый ветерок, — кто бы ни обвинил нашего Ричарда, он его близко не знал. Я бы скорее поверил в то, что Ричард убийца, чем насильник.
Это были почти мои слова. Почему-то мне стало жутковато.
— Ты поедешь в Теннеси?
— Мастер, Колин, запретил мне появляться на своей земле. Так что это было бы явным проявлением агрессии, если не объявлением войны.
— Почему ему не все равно? — спросила я.
— Он боится моей силы, ma petite. Точнее — нашей силы, вот почему он сделал персоной нон грата на своей территории и тебя тоже.
Я уставилась на Жан-Клода.
— Надеюсь, ты шутишь. Он запретил нам обоим помочь Ричарду?
Он кивнул.
— И после этого, он ждет, что мы поверим, будто он ни при чем? — спросила я.
— Я верю ему, ma petite.
— Ты можешь сказать, что он не врал, всего лишь услышав его по телефону? — спросила я.
— Некоторые вампиры в ранге мастера могут солгать другому мастеру, но я не думаю, что у Колина достаточно для этого силы. Правда, это не то, почему я верю ему.
— Тогда почему?
— Последний раз, когда мы с тобой появились на территории другого вампира, мы обошлись с ней круто.
— Она пыталась нас убить, — сказала я.
— Формально, — сказал он, — она освободила всех ради тебя. Тебя же она хотела сделать вампиром.
— А я говорю, она пыталась меня убить.
Он улыбнулся:
— О, ma petite, ты сама меня убиваешь.
— Бред! Не может этот Колин действительно думать, что мы оставим Ричарда гнить в тюрьме.
— Он может отказать нам в безопасном проезде, — сказал Жан-Клод.
— Из-за того, что мы уже убили одного мастера на его территории? — спросила я.
— Ему не нужны основания для отказа, ma petite. Он может просто отказать.
— Как вы, вампиры, хоть о чем-нибудь договариваетесь?
— Не спеша, — ответил Жан-Клод, — и помни, ma petite, у нас есть время, чтобы быть терпеливыми.
— Ну, а у меня времени нет, и у Ричарда тоже.
— У вас могла бы быть вечность, если бы вы оба приняли четвертую метку, — сказал он, совершенно спокойно, нейтрально.
Я покачала головой.
— Мы с Ричардом ценим то немногое, что в нас осталось от людей. Да и в задницу твою вечность, четвертая метка не сделает нас бессмертными. Она будет просто означать, что мы проживем столько же, сколько ты. Тебя труднее убить, чем нас, но не настолько труднее.
Он сел на диван, подогнув под себя ноги. Положение было не самым удобным, учитывая, сколько на нем было кожи. Возможно, сапоги были мягче, чем они казались. Нда.
Он положил локти на спинку дивана, прогнувшись в спине, от чего его грудь проступила четче. Простая красная ткань полностью обтянула его и не оставила места для воображения. Соски проступили через тонкую материю, и его крестообразный ожог казался кровавым.
Он подался вперед, опершись руками на диван, как русалка на камне. Я подумала, что он вот-вот начнет дразнить меня или прошепчет что-нибудь сексуальное. Вместо этого, он сказал:
— Я решил сказать тебе о заключении Ричарда лично, — он пристально разглядывал мое лицо, — я подумал, что это может тебя расстроить.
— Конечно, это меня расстраивает. И этот твой Колин, вампир, или кто он там, просто не в своем уме, если думает, что сможет помешать нам помочь Ричарду.
Жан-Клод улыбнулся:
— Ашер ведет переговоры даже в этот самый момент, чтобы тебе разрешили появиться на территории Колина.
Ашер был его вторым «я», если можно так сказать, вампиром-заместителем. Я нахмурилась:
— Почему мне, а не тебе?
— Потому что у тебя гораздо лучше получается иметь дело с полицией, чем у меня.
Он вынул одну длинную, обтянутую черной кожей ногу из-под себя, и встал с дивана одним скользящим движением. Это было похоже на танцевальное па. Насколько мне было известно, Жан-Клод никогда не выступал в «Запретном плоде», стрип-клубе для вампиров, который ему принадлежал, но у него бы получилось. Он двигался с плавной грацией, которая делала любое его движение чувственным и смутно непристойным. И вы всегда чувствовали себя с ним, как будто знали о его порочных мыслях, которые не принято высказывать вслух в больших компаниях.
— Почему ты просто не позвонил, чтобы сказать мне все это? — спросила я.
Я знала ответ, или, по крайней мере, часть ответа. Судя по всему, он был так же без ума от моего тела, как я — от его. Хороший секс занимает обе стороны. Соблазнитель может стать соблазняемым его же жертвой.
Он скользнул ко мне.
— Я решил, что это новости, которые лучше доставить лично.
Он остановился передо мной, так близко, что свободный край моей сорочки слегка коснулся его бедер. Он лишь чуть пошевелился, и атлас сорочки нежно заскользил по моим обнаженным ногам. Большинству людей понадобилось бы использовать для этого руки. Но у Жан-Клода, конечно, было четыре сотни лет, чтобы отточить свою технику. А практика — путь к совершенству.
— Почему лично? — спросила я, слегка с придыханием.
Его губы тронула улыбка.
— Ты знаешь, почему, — сказал он.
— Хочу, чтобы ты это сказал.
Его прекрасное лицо приобрело чистое, внимательное выражение, и только из глаз рвалась сдерживаемая сила, подобно негаснущему огню.
— Я просто не мог отпустить тебя, не коснувшись еще раз. Мне захотелось станцевать с тобой наш грешный танец перед тем, как ты уедешь.
Я рассмеялась, но напряженно, почти нервно. У меня вдруг пересохло во рту. И с трудом получалось не смотреть на его грудь. «Грешный танец» — это его любимое определение секса. Мне безумно хотелось коснуться его, но я не была уверена, когда мы сможем остановиться. Ричард был в беде. Однажды, я уже предала его ради Жан-Клода, но больше я не намерена была это делать.
— Мне нужно собираться, — сказала я.
Я резко повернулась и пошла к кровати.
Он последовал за мной.
Я положила пистолет на столик у кровати рядом с телефоном, достала носки из ящика и стала укладывать их в чемодан, стараясь не обращать внимания на Жан-Клода. Это было не так просто. Он лег на кровать за чемоданом, опираясь на локоть, вытянув ноги на всю длину кровати. Он выглядел чудовищно одетым на фоне моего белого постельного белья. Он наблюдал, как я двигаюсь по комнате, и следил за мной только глазами. Он напоминал мне кота: настороженный, непринужденно совершенный.
Я зашла в ванную за туалетными принадлежностями. У меня был такой небольшой мешочек от мужского бритвенного прибора, где я хранила все мелочи. Последнее время я все позже и позже уезжала из города. Так что приходилось подстраиваться.
Жан-Клод лег на спину, длинные черные волосы рассыпались по белой подушке, как в моем темном сне. Он слегка улыбнулся, когда я вернулась в комнату, и протянул мне руку:
— Иди ко мне, ma petite.
Я покачала головой:
— Если я пойду к тебе, мы отвлечемся надолго. А я хочу собраться и одеться. У нас нет времени на что-нибудь еще.
Он двинулся по кровати ко мне, скользяще перевернувшись, как будто у него были мышцы там, где их быть не должно.
— Я так непривлекателен, ma petite? Или твоя забота о Ричарде подавляет все остальное?
— Ты сам прекрасно знаешь, насколько ты для меня привлекателен. И да, я волнуюсь на счет Ричарда.
Он стек с кровати, следуя за мной по пятам. Он перемещался изящными медленными движениями, пока я бегала в разные концы комнаты, успевая за мной повсюду, попадая в такт моим быстрым шагам. Возникало такое ощущение, будто тебя преследует ленивый хищник, один из тех, в распоряжении которых все время мира, но который, в конце концов, все равно тебя поймает.
Когда я во второй раз чуть не влетела в него, я не выдержала:
— Что с тобой? Хватит таскаться за мной. Ты меня нервируешь.
На самом деле, близость его тела заставляла меня дергаться, как от статического электричества.
Он сел на край кровати и вздохнул:
— Не хочу, чтобы ты уезжала.
Я перестала метаться, повернулась и уставилась на него.
— Почему, ради всего святого?
— Веками я мечтал иметь достаточно силы, чтобы быть в безопасности. Достаточно власти, чтобы владеть своими землями, в далеком прошлом, обрести чувство умиротворения. И теперь я боюсь того самого человека, который может помочь реализовать мои желания.
— О чем ты? — я подошла и встала перед ним, держа в руках ворох рубашек и вешалок.
— О Ричарде. Я боюсь Ричарда, — в его глазах стояло выражение, которое я редко видела у него. Он был не уверен в себе. Это было совершенно нормальное, человеческое выражение. И оно смотрелось крайне странно у элегантного человека в вызывающей рубашке.
— Почему ты боишься Ричарда? — спросила я.
— Если ты любишь его больше, чем меня, я боюсь, что ты уйдешь к нему.
— Если ты не заметил, Ричард меня сейчас не переносит. Он с тобой разговаривает больше, чем со мной.
— Он не ненавидит тебя, ma petite. Он ненавидит, что ты со мной. Это большая разница, — Жан-Клод смотрел на меня почти скорбно.
Я вздохнула:
— Ты ревнуешь к Ричарду?
Он опустил глаза и посмотрел на носы своих дорогих сапог.
— Было бы глупо с моей стороны не ревновать.
Я свалила свой ворох блузок на одну руку и коснулась его лица. Повернула его к себе.
— Я сплю с тобой, а не Ричардом, помнишь?
— Да, я здесь, ma petite. Я одет для твоих снов, а ты даже не поцеловала меня.
Его реакция меня удивила. Только я начала думать, что знаю его.
— Ты расстроился, что я не поцеловала тебя при встрече?
— Возможно, — сказал он очень тихо.
Покачав головой, я швырнула блузки в сторону открытого чемодана. Затем толкнула ногами его колени, пока он не развел их и не дал мне встать вплотную к нему. Положила руки ему на плечи. Прозрачная красная ткань была жестче на ощупь, чем казалась.
— Как может кто-то такой же роскошный, как ты, быть таким неуверенным?
Он обвил руками мою талию, прижимая меня к себе. Свел ноги, зажав меня между ними. Кожа его сапог оказалась очень мягкой, почти нежной. Оказавшись у него в руках, я была в очень эффективной ловушке. Но так как я была добровольным пленником, все было в порядке.
— Чего я хочу, так это опуститься на колени и впиться губами в эту гладкую сорочку. Хотелось бы знать, сколько тебя мне удастся испить через мягкую ткань.
Я подняла брови.
Он рассмеялся нежным низким смехом. Как обычно, от одного только этого звука по мне побежали мурашки, а соски затвердели. Его смех был осязаем, он вторгался в меня. Одним голосом он мог делать такие вещи, которые и не снились ловким рукам других людей. И при этом, он боялся, что я уйду от него к Ричарду.
Он опустил лицо мне на грудь, уютно пристроившись в ложбинку. Затем нежно потерся щекой, заставляя атлас скользить по мне, пока мое дыхание не участилось.
Я вздохнула и наклонила голову, все еще прижимаясь к нему.
— Я не собираюсь уходить от тебя к Ричарду. Но он в беде, и это важнее секса.
Жан-Клод поднял лицо, наши руки так переплелись, что он почти не мог пошевелиться.
— Поцелуй меня, ma petite, и все. Всего один поцелуй, и я буду знать, что ты любишь меня.
Я прикоснулась губами к его лбу.
— Я думала, ты больше уверен в себе.
— Так и есть, — сказал он, — со всеми, кроме тебя.
Я отклонилась назад ровно настолько, чтобы увидеть его лицо.
— Любовь должна повышать твою уверенность, а не наоборот.
— Да, — спокойно сказал он, — должна. Но ты любишь и Ричарда. Ты пытаешься не любить его, и он старается не любить тебя. Но любовь проходит не так просто, и не так просто появляется.
Я нагнулась к нему. Первый поцелуй был всего лишь касанием губ, словно атлас скользнул по моему лицу. Второй поцелуй был глубже. Я слегка прикусила его верхнюю губу, и он издал легкий звук. Касаясь кончиками пальцев моего лица, он поцеловал меня в ответ. Он целовал меня, будто хотел выпить меня до дна, слизнув самую последнюю капельку с горлышка бутылки какого-нибудь редкого прекрасного вина, нежно, ненасытно, страстно. Я обрушилась на него, обхватив его так крепко, словно даже руки мои задыхались от жажды чувствовать его.
Я почувствовала его острые клыки, касающиеся моих губ и языка. Затем быстрая, острая боль и сладкий медный вкус крови. Он снова издал неразличимый полу-стон и перекатился на меня. Так что я вдруг оказалась на кровати, а он надо мной. Его глаза светились темно-синим, зрачки растворились в накатывающем желании.
Он попытался повернуть мне голову на бок, уткнувшись в мою шею. Я силой повернулась к нему и посмотрела прямо в лицо:
— Никакой крови, Жан-Клод.
Он чуть расслабился на мне, зарывшись лицом в сбившиеся простыни.
— Пожалуйста, ma petite.
Толкнув его в плечо, я потребовала:
— Слезь с меня.
Он перекатился на спину, и принялся разглядывать потолок, старательно не встречаясь со мной взглядом.
— Любой части моего тела доступны все изгибы и уголки твоего, но в этом последнем шаге ты мне отказываешь.
Я осторожно слезла с кровати, не доверяя ногам, и ответила.
— Я тебе не еда.
— Это намного больше, чем просто пища, ma petite. Если бы ты только позволила мне показать, насколько больше.
Я собрала ворох блузок и начала вынимать из них вешалки, чтобы упаковать одежду в чемодан.
— Никакой крови, это правило.
Он повернулся на бок.
— Я предложил тебе всего себя, ma petite, а ты сама не можешь мне отдаться. Как я не могу не ревновать к Ричарду?
— Сплю я с тобой. А с ним — даже не встречаюсь.
— Ты моя, но моя не полностью.
— Я не домашнее животное, Жан-Клод. Люди не должны принадлежать другим людям.
— Если бы ты смогла принять зверя Ричарда, ты бы не сдержалась. Ему бы ты отдала всю себя.
Я уложила последнюю блузку.
— Чёрт побери, Жан-Клод, это глупо. Я выбрала тебя. Ты доволен? Это решённое дело. Почему ты так беспокоишься?
— Потому, что в ту же минуту, когда ты узнала, что у него проблемы, ты бросила всё, чтобы ему помочь.
— Я бы сделала то же самое и для тебя, — сказала я.
— Вот именно, — сказал он. — Я не сомневаюсь, что ты по-своему любишь меня, но ты любишь и его.
Я застегнула чемодан.
— Нам не о чем спорить. Я сплю с тобой. И я не собираюсь жертвовать своей кровью только для того, чтобы ты чувствовал себя увереннее.
Зазвенел телефон. Приятный голос Ашера, так похожий на голос Жан-Клода, поинтересовался:
— Анита, как ты этим дивным летним вечером?
— Я в порядке, Ашер. А что?
— Могу я поговорить с Жан-Клодом? — попросил он.
Я почти начала спорить, но Жан-Клод протянул руку, и я отдала трубку ему.
Жан-Клод, как обычно, говорил с Ашером по-французски. В целом меня радовало, что ему было с кем поговорить на родном языке, но мои познания пока не простирались настолько далеко, чтобы следить за нитью беседы. У меня складывалось сильное впечатление, что иногда вампиры говорили при мне, как при ребенке, который еще не знает всяких взрослых слов, чтобы понимать, о чем идет речь. Это было грубо и высокомерно, но этим вампирам были века, так что порой они просто не могли ничего с собой поделать.
Он перешел на английский, обращаясь ко мне:
— Колин отказал тебе во въезде на его территорию. Он запретил въезд всем моим людям.
— Он что, может это сделать? — спросила я.
— Oui, — кивнул Жан-Клод.
— Я все равно собираюсь помочь Ричарду. Устрой это, Жан-Клод, или я уеду без всяких договоров.
— Даже если это будет означать войну? — поинтересовался он.
— Черт! — сказала я, — позвони этому мелкому сукину сыну и дай мне с ним поговорить.
Жан-Клод приподнял брови, но кивнул. Он повесил трубку, затем набрал номер, и сказал:
— Колин, это Жан-Клод. Да, Ашер передал мне твое решение. С тобой желает поговорить мой человек-слуга, Анита Блейк.
Пару секунд он слушал, затем продолжил:
— Нет, я не знаю, что она собирается тебе сказать.
Он передал мне трубку, и удобно устроился, облокотившись на спинку кровати, словно собираясь наслаждаться представлением.
— Алло, Колин?
— Это он.
У него был чистый средне-американский акцент, что заставляло его звучать намного менее экзотично, чем некоторые из них.
— Меня зовут Анита Блейк.
— Я знаю, кто ты, — сказал он. — Ты Истребитель.
— Ага, но приезжаю я не поэтому. В беду попал мой друг. И я просто хочу ему помочь.
— Он ваш третий. Если ты ступишь на мои земли, то двое из вашего триумвирата будут на моей территории. Вы слишком могущественны, чтобы это допустить.
— Ашер сказал, что ты отказал во въезде всем нашим людям, это так?
— Да, — ответил он.
— Почему, ради всего святого?!
— Сам Совет, сильнейшие вида вампиров, боятся Жан-Клода. Я не хочу, чтобы вы были на моих землях.
— Колин, послушай, я не посягаю на основы твоей силы. Мне не нужны твои земли. У меня нет планов относительно чего бы то ни было твоего. Ты мастер вампиров. Ты можешь распознать правду в моих словах.
— Ты веришь в то, что говоришь, но ты только слуга. А Жан-Клод — хозяин.
— Не пойми меня неправильно, Колин, но к чему Жан-Клоду твои земли? Даже если бы он планировал что-нибудь вроде татаро-монгольского нашествия, твои земли за три территории от наших. Если бы он хотел что-нибудь захватить, он бы выбрал земли по соседству.
— Может, здесь есть что-нибудь, что он хочет, — сказал Колин, и я услышала в его голосе страх. С мастерами вампами такое случалось редко. Обычно они скрывали свои эмоции лучше.
— Колин, я поклянусь чем хочешь, что нам от тебя ничего не нужно. Нам нужно только, чтобы я приехала и вытащила Ричарда из-за решетки. О’кей?
— Нет, — ответил он. — Если ты приедешь без приглашения, это будет объявлением войны, и я убью тебя.
— Послушай, Колин, я знаю, что ты боишься.
Не успев это сказать, я поняла, что делать этого не стоило.
— Откуда ты знаешь, что я чувствую?
В голосе рос страх, но еще быстрее его наполняла злость.
— Человек-слуга, который может чувствовать страх мастера вампиров, и ты еще спрашиваешь, почему я не хочу, чтобы вы появлялись на моих землях!
— Я не чувствую твой страх, Колин. Я услышала его в твоем голосе.
— Врешь!
У меня начали каменеть плечи. Меня обычно не так трудно вывести из себя, а он очень старался.
— Как, интересно, мы поможем Ричарду, если ты не даешь нам прислать кого-нибудь?
Голос у меня был спокойный, но я чувствовала, как перехватывает горло, а тон становится немного ниже в попытке не заорать.
— Это не моя забота, что происходит с вашим третьим. Защита моих земель и народа — вот моя забота.
— Если из-за этой задержки с Ричардом что-нибудь случится, я позабочусь, чтобы это стало твоей заботой, — старательно спокойным голосом сказал я.
— Ага, вот и угрозы.
Напряжение из плеч охватило шею и вырвалось наружу вместе со словами:
— Послушай меня, ты, мелкий пискун, я еду к вам. Я не допущу, чтобы из-за твоей паранойи пострадал Ричард.
— Тогда мы тебя убьем, — сказал он.
— Знаешь, Колин, лучше не переходи мне дорогу, и я не перейду ее тебе. Вздумаешь со мной выпендриваться, и я тебя уничтожу, ты меня понял? Война будет, только если ее начнешь ты. Но если ты что-нибудь начнешь, Бог знает, как я это закончу.
Жан-Клод более чем поспешно потянулся за телефоном. Несколько секунд мы боролись за трубку, но я все-таки успела назвать Колина политиком-старпером, и кое-кем похуже.
Так что извинения Жан-Клода достались коротким гудкам. Он повесил трубку и посмотрел на меня. Взгляд был более чем красноречив.
— Я бы сказал, что у меня нет слов, ma petite, или что я не могу поверить в то, что ты только что сделала, но я верю. Вопрос в другом — ты сама понимаешь, что ты только что сделала?
— Я собираюсь спасти Ричарда. Я могу перешагнуть Колина, или обойти его. Выбор за ним.
Жан-Клод вздохнул.
— Он вправе рассматривать это, как объявление войны. Но Колин очень осторожен. Он сделает одно из двух. Либо он будет ждать, когда ты проявишь враждебность, либо попытается убить тебя, как только твоя нога ступит на его землю.
Я покачала головой.
— А что мне надо было делать?
— Теперь уже не имеет значения. Что сделано, то сделано, но условия путешествия это меняет. Полетишь на моем самолете, но возьмешь с собой еще кое-кого.
— Ты тоже едешь?
— Нет, если бы я прилетел с тобой, Колин был бы уверен, что мы приехали его убить. Я остаюсь, но у тебя будет свита из охраны.
— Минуточку! — начала протестовать я.
Он поднял руку.
— Нет, ma petite. Ты была очень опрометчива. Не забывай, что если ты погибнешь, мы с Ричардом можем тоже умереть. Связь, которая образует наш триумвират, дает силу, но она не может не требовать расплаты. Ты рискуешь не только своей жизнью.
Это меня остановило.
— В таком ракурсе я об этом не думала, — сказала я.
— Тебе понадобится свита, которая приличествует моему человеку-слуге, и которая в случае необходимости сможет дать отпор людям Колина.
— И о ком ты думаешь? — спросила я, становясь вдруг очень подозрительной.
— Предоставь это мне.
— Я так не думаю, — сказала я.
Он встал, и его гнев пронесся по комнате, как обжигающий ветер.
— Ты поставила под угрозу себя саму, меня и Ричарда. Своим нравом ты поставила под угрозу все, чем мы обладаем или надеемся обладать.
— Все равно это закончилось бы ультиматумом, Жан-Клод. Я знаю вампиров. Можно было спорить и торговаться еще день или два, но в конце концов все бы свелось к этому.
— Ты так уверена? — спросил он.
— Ага, — ответила я. — Я слышала страх в голосе Колина. Он до усрачки тебя боится. Он бы никогда не согласился, чтобы мы приехали.
— Он боится не только меня, ma petite. Ты Истребитель. Тобой пугают вампирьих деток — если они будут глупыми, то придешь ты и проткнешь их прямо в гробиках.
— Сам придумал? — поинтересовалась я.
Он покачал головой.
— Нет, ma petite, ты действительно лучшая страшилка для вампиров.
— Если увижу Колина, постараюсь не испугать его еще больше.
— Так и иначе, ma petite, ты его увидишь. Или он сам назначит встречу, когда поймет, что ты не желаешь ему вреда, или будет рядом, когда они нападут.
— Мы должны вытащить Ричарда до полной луны. У нас всего пять дней. У нас не было времени тянуть.
— Кого ты пытаешься убедить, ma petite, меня или себя?
Я потеряла самообладание. Это было глупо. Непростительно. У меня был норов, но обычно я справлялась с ним лучше.
— Мне очень жаль, — сказала я.
Жан-Клод очень неэлегантно фыркнул.
— Ну да, теперь ей очень жаль.
Он набрал номер.
— Скажу, чтобы Ашер и остальные собирались.
— Ашер? — переспросила я. — Он со мной не поедет.
— Поедет.
Я открыла рот, чтобы начать протестовать. Он указал на меня длинным бледным пальцем.
— Я знаю Колина и его людей. Тебе нужна свита, которая производит впечатления больше, чем пугает, но если случится худшее, они должны справиться и защитить тебя и самих себя. Я сам выберу, кто поедет, а кто останется.
— Так не честно!
— Нет времени для честности, ma petite. Твой драгоценный Ричард сидит за решеткой, а луна растет.
Он опустил руку на бедро.
— Если захочешь взять с собой кого-нибудь из своих леопардов, возражать не буду. В отъезде Ашеру и Дамиану понадобится еда. Охотиться на территории Колина они не смогут. Это будет расценено, как проявление враждебности.
— Хочешь, чтобы я взяла с собой добровольцев из верлеопардов в качестве самопередвигающихся съестных припасов?
— Я дам тебе с собой еще несколько вервольфов, — ответил он невозмутимо.
— Кроме того, что я Нимир-ра у леопардов, я еще и лупа в стае. Ты должен распоряжаться волками через меня.
Ричард сделал меня лупой вервольфов, когда мы встречались. Лупа — это зачастую просто другое слово для определения подружки главного волка, причем обычно это вервольф, а не человек. А верлеопарды отошли ко мне, так сказать, по дефолту. Я убила их последнего вожака, и поняла, что всем вокруг только дай волю их пообижать. Слабые оборотни без доминанта, который берет их под защиту, заканчивают как мясо для любого. В определенной степени в том, что их пинали, была и моя вина, так что я взяла их под свою защиту. А моя защита, так как леопардом я не была, представляла из себя мою угрозу. Угрозу, что я убью любого, кто их тронет. Должно быть, наши местные монстры в это свято уверовали, так как леопардов послушно оставили в покое. Вот так — достаточно серебряных пуль в достаточное количество монстров, и у вас появляется определенная репутация.
Жан-Клод приложил трубку к уху.
— Дойдет до того, что в Сент-Луисе нельзя будет оскорбить монстра и не ответить потом за это перед тобой, ma petite.
Если бы я не знала его лучше, я бы решила, что Жан-Клод на меня зол.
Думаю, в этом я его винить не могла.