У меня в кровати лежало трое людей, но ни один из них не был мной. Шерри и Зейн теплыми живыми одеялами обернулись вокруг Натаниеля. Меня проинформировали, что физическая близость членов группы, какое бы животное ни было прототипом, исцеляет и душу и тело. Ричард поддержал этот постулат науки об оборотнях, и верлеопарды получили кровать в свое полное распоряжение, потому что Натаниель впадал в истерику при одной мысли остаться вдали от меня.
Так что верлеопарды заняли кровать, а мне достался пол. В придачу к участку ковра мне удалось раздобыть еще одеяло и подушку. Мы были в новом коттедже. Верн намеревался попробовать отчистить старый, но кровать и ковер, вероятно, были потеряны безвозвратно.
Я извинилась за это, но Верн, видимо, думал, что я физически не способна что-то сделать неправильно. Он сиял, сверкал и пузырился оттого, что я поджарила вампиров Колина. Я не была настолько счастлива. Месть может быть очень страшной. Если бы кто-то сделал с вампирами Жан-Клода то, что я сделала с вампами Колина, я бы… Мы бы их поубивали.
Дверь ванной открылась и тихонько закрылась.
Я села, кутаясь в одеяло. Между гробами по направлению ко мне пробирался Джейсон. На нем была пара шелковых боксерских трусов. Он надел их прошлой ночью в ванной и вышел без споров. А вот верлеопардов я все еще пыталась убедить, что они не должны спать вместе голыми.
Джейсон хотел спать с ними, добавляя свою иномирную энергию к их, но они отказались. Не потому, что он был волком, а не леопардом, а потому, что Шерри не верила в его способность держать руки при себе.
Джейсон приостановился перед кроватью, глядя на кучку спящих верлеопардов. Провел руками по взъерошенным после сна волосам. Его волосы были достаточно прямыми и тонкими, чтобы их можно было пригладить руками. Он остался стоять у изножия кровати, глядя вниз.
Завернувшись в одеяло, я встала. На мне была слишком большая для меня рубашка, доходившая ниже колен. Один размер всем не подходит, но все же это была ночная рубашка, а я хотела, чтобы между мной и всеми остальными что-то было. В глубине души я ханжа. Так что к Джейсону я подошла, с ног до головы укрытая одеялом. Не в том дело, что я не доверяла Джейсону. В таком виде я чувствовала бы себя неуютно при ком угодно.
Шерри лежала на спине, простыня сбилась к коленям. Поперек узких бедер натянулись красные плавочки. У нее была очень длинная талия, так что она была высокой и из-за этого, не только из-за длинных ног. Груди были маленькими и упругими. Она вздохнула и перевернулась на бок, одна грудь сместилась, устраиваясь ближе к постели. Сосок напрягся, как будто в движении или во сне было что-то возбуждающее. А может, она просто замерзла.
Я поглядела на Джейсона. Он уставился на нее, словно запоминал каждый изгиб, то, как опустилась ее грудь. Его взгляд был почти нежным, когда он смотрел на нее. Возможно, здесь было больше, чем вожделение? А может, он смотрел на нее, как смотрят на действительно прекрасное произведение искусства, восхищаясь, но не смея дотронуться.
Ни один из остальных и близко не представлял такое же хорошее зрелище. Натаниель свернулся в клубок, прижавшись головой к талии Шерри. Он был так завернут в одеяла, что виднелась одна макушка. Он захныкал во сне, и Шерри коснулась его головы одной рукой, и попыталась нащупать его другой, все это с закрытыми глазами, во сне. Даже спящая, она потянулась к нему, успокоила его.
Зейн лежал с другой стороны от Натаниеля, прижавшись к нему всем телом. Одеяло соскользнуло с него, открыв синие плавки, в которые он был одет. Плавки смотрелись подозрительно похоже на белье Шерри, как будто ей пришлось дать ему что-нибудь, чтобы надеть перед тем, как залезть в постель.
Джейсон смотрел только на стройные формы Шерри. Я удивилась, как она даже сквозь сон не почувствовала тяжесть его взгляда.
Я одной рукой придержала свое одеяло, коснулась его запястья другой и поманила его пальцем в дальний угол комнаты, как можно дальше от кровати.
Я прислонилась к стене сбоку от окна. Джейсон встал рядом достаточно близко, чтобы его плечо терлось о край одеяла. Я не возражала, потому что мы говорили шепотом. Кроме того, спустя некоторое время жаловаться на огрехи в поведении Джейсона становилось утомительно. В этом действительно не было ничего личного. Таким образом он пытал счастье со всеми.
— Ты чувствовал чье-нибудь присутствие, пока был на стреме?
Он покачал головой, наклоняясь так близко, что я щекой ощущала его дыхание.
— После вчерашнего они тебя до смерти боятся.
Я повернулась посмотреть на него и была вынуждена отодвинуть голову, чтобы сфокусировать взгляд на его глазах.
— Боятся меня?
Его лицо было очень серьезным.
— Не скромничай, Анита. То, что ты вчера сделала, было грандиозно, и ты это знаешь.
Я поплотнее натянула на плечи одеяло и опустила глаза. После того, как ночью всплеск силы ушел, я замерзла. И мерзла всю ночь. Снаружи было почти девяносто градусов. Кондиционер не справлялся, а мне было холодно. К сожалению, это был не тот холод, который можно прогнать одеялом или грелкой, или даже теплым человеческим телом. Вчера я испугалась самой себя. И в последнее время это бывало не редко.
Мне снились горящие вампиры. Они преследовали меня с покрытыми пламенем руками. Их рты открывались в крике, меж клыков выбивался огонь, как из пасти дракона. Горящие вампиры протягивали мне голову Миры. Голова из корзины вопрошала: «Почему?». «Потому что я не подумала» — казалось неподходящим ответом. Я всю ночь убегала от умирающих вампиров, из одного сна в другой, а может, это был всего один долгий, разорванный сон. Кто знает? В любом случае, отдыха он не приносил.
Этой ночью Ричард повернулся ко мне лицом, когда тела вампиров еще пылали, словно огни на бакенах. Он смотрел на меня, и я чувствовала его отвращение, его ужас от того, что я сделала — словно нож в сердце. Если бы мы поменялись местами, и я была вервольфом, а он — человеком, шоу с Маркусом вызвало бы у него такое же отвращение, как у меня. Нет, большее. Единственная причина, по которой Ричард общался с монстрами — то, что он один из них.
Ричард ушел в свой коттедж с Джамилем и Шанг-да. Шанг-да и Джамиль не ужаснулись; их это восхитило. Правда, Шанг-да заметил:
— За это они убьют нас всех.
Ашер не согласился.
— Колин — мастер рангом ниже, чем Жан-Клод, и все же он потребовал жизнь второго после Жан-Клода, меня, и здравый рассудок одного из его волков, Джейсона. Он преступил границы своих полномочий. Анита просто напомнила ему об этом.
Шанг-да посмотрел на обугленные трупы, медленно превращающиеся в груды золы.
— Думаете, хоть один мастер-вампир позволит такому остаться безнаказанным?
Ашер пожал плечами.
— Это вовсе не позорно, проиграть кому-то, кто противостоял Совету и остался в живых.
— Кроме того, — присоединился Джамиль, — он теперь перепуган. Он больше не встанет против Аниты лицом к лицу.
Ашер кивнул.
— Точно. Теперь он ее боится.
— Его слуга-человек, Никки, могла бы оживить защитные заклинания точно так же, как я, — сказала я.
— Думаю, — произнес Ашер, — если бы у его слуги была сила, настолько подобная твоей, она бы его не только предупредила.
— Она бы попыталась удержать меня от высвобождения магии, — догадалась я.
— Да, — кивнул Ашер.
— Она лгала, — сказала я.
Ашер улыбнулся и коснулся моей щеки.
— Как ты можешь быть настолько циничной и удивляться, когда врут другие?
На это сказать мне было нечего. То, что я сделала, было только началом. Теперь, при свете дня, не утра — все утро мы проспали — мне было холодно от мысли, что вчера я не использовала силу Ричарда или Жан-Клода. Все, что я сделала вчерашней ночью, было целиком моим. Я могла бы сделать это без единой метки вампира или капли дополнительной силы.
Я терпеть не могла, когда делала что-то настолько жестокое и не могла сложить вину за это на кого-нибудь другого. Это заставляло меня чувствовать себя законченным уродом.
Джейсон коснулся моего плеча. Я подняла взгляд на него. Должно быть, в моем лице было что-то, потому что его улыбка тут же испарилась. В его взгляде было столько сочувствия, сколько вообще могло уместиться в человеческие глаза.
— В чем дело? — спросил он.
Я покачала головой.
— Ты видел, что я сделала этой ночью. И это сделала только я. Не Жан-Клод. Не Ричард. Я. Старая добрая я.
Он положил мне руки на плечи и развернул, чтобы я смотрела ему в лицо.
— Вчера ты меня спасла, Анита. Ты встала между мной и теми тварями. Я никогда не забуду этого, никогда.
Я попыталась отвести взгляд, но он мягко потряс меня за плечи, пока я не посмотрела на него. Мы были одного роста, так что мне не приходилось поднимать глаза. Все заигрывание исчезло. То, что осталось, было более серьезным, более взрослым, менее джейсоновским.
— Ты убила их, чтобы спасти нас. Ни один из нас этого не забудет. Верн и его волки этого не забудут.
— Колин тоже не забудет, — сказала я. — Он придет по наши души.
Джейсон покачал головой.
— Ашер и Джамиль правы. Теперь он боится тебя до чертиков. Он к тебе и близко не подойдет.
Я схватила его руки, позволив одеялу соскользнуть на пол.
— Но он будет угрожать остальным. Он попытается захватить тебя, Джейсон. Он отдаст тебя Барнаби. Он сломает тебя только для того, чтобы навредить мне.
— Или убьет Ашера, — добавил Джейсон. — Я знаю.
Он улыбнулся, и это была почти его обычная ухмылка.
— Почему, ты думаешь, мы остались здесь с тобой вчера? Лично я рассчитывал на твою защиту.
— Ты знаешь, что она у тебя есть, — сказала я.
Улыбка смягчилась.
— Я знаю. — Он нежно коснулся моего лица. — Что не так? Я имею в виду, действительно не так? Почему ты выглядишь такой… измученной сегодня?
— То, что я вчера сделала, было не очень человеческим, Джейсон. Я видела ужас Ричарда. Я чувствовала, что он считает меня монстром, и он прав.
Джейсон обнял меня. В первый момент я напряглась, и он начал было разжимать объятия, но я снова расслабилась. Я позволила ему обнять меня, сомкнула собственные руки у него на спине. Я зарылась лицом в его шею, мне ужасно хотелось заплакать.
Позади нас послышался легкий звук. Я подняла голову: верлеопарды встали с кровати, они скользили к нам на человеческих ногах, но двигались так, будто у них на ногах, бедрах, и во всем теле были мускулы, которых не существовало у меня. Почти обнаженные Зейн и Шерри изгибались и скользили к нам. Шерри держала Натаниеля за руку, ведя его как ребенка. Но он не походил на ребенка, приближаясь к нам. Он был полностью обнажен — белье раздражало бы рану в верхней части бедра. И теперь, когда он шел к нам, было ясно, что он не совсем недоволен моим видом. А может, пробуждением по соседству с Шерри, а может, это было обычным для парней утренним событием. В любом варианте, мне это не нравилось.
Я отодвинулась от Джейсона. Он не сопротивлялся, просто отступил назад. Он следил за приближением верлеопардов, но не думаю, что испытывал по этому поводу хоть малейшее беспокойство. Собственно, я чувствовала, как его энергия покалывает мою кожу. Сильные эмоции, к примеру, вожделение, усиливают энергию оборотней. В момент, когда я об этом подумала, я взглянула на него — без задней мысли. Джейсон был счастлив видеть Шерри, очень счастлив.
Я отвела взгляд в сторону, краснея. Повернулась к ним спиной, обняв себя руками.
Кто-то коснулся моего плеча. Я вздрогнула.
— Это я, Анита, — произнес Джейсон.
Я покачала головой.
Он обнял меня со спины, старательно положив руки мне на плечи, но не ниже.
— Мне нисколько не жаль, что ты их убила, Анита. Мне только жаль, что ты не прикончила Барнаби.
— Кто-то другой заплатит за мою браваду, Джейсон. Как Мира вчера вечером. Я что-то делаю, что-то говорю при вас, ребята, и все понимается не так.
Зейн обошел нас и встал передо мной. Я смотрела на него, а руки Джейсона все так же громоздким ожерельем лежали у меня на плечах. Карие глаза Зейна были такими же серьезными, как все последнее время.
Он потянулся, чтобы дотронуться до моего лица, и только чуть напрягшиеся руки Джейсона удержали меня от того, чтобы отдернуться или сказать «Нет». Прикосновения значили для ликантропов не то же самое, что для остальной части американского общества. Я сказала бы, для людей, но во многих странах люди притрагиваются друг к другу чаще, чем мы.
Пальцы Зейна пробежали по моей щеке, в то время как он изучал мое лицо, хмурясь.
— Габриэль был для нас целым миром. Они с Элизабет сделали нас, выбрали нас. Такой мерзкий, каким ты его считаешь, Габриэль спас большинство из нас. Я был наркоманом, но он запретил наркотики в его парде.
Он наклонился ко мне, обнюхивая мою кожу, потерся щекой, так что я ощутила тонкую щетину у него на скулах.
— Натаниель был уличной проституткой. Габриэль продавал его, но не кому угодно, не каждому.
Шерри встала на колени. Она взяла мою руку, потерлась о нее лицом, как оставляющая метки кошка.
— Я потеряла ногу, попав в аварию. Габриэль вернул мне ее. Он отрезал ее выше, и когда я перекинулась, нога отросла снова.
Зейн запечатлел нежный поцелуй на моем лбу.
— Он заботился о нас в его собственной, извращенной манере.
— Но он никогда не рисковал ради нас своей жизнью, — продолжила Шерри. Она начала облизывать мою руку, снова невероятно похоже на кошку. И прекратила вылизывать меня секундой раньше, чем я велела ей остановиться. Возможно, она ощущала мое напряжение.
— Ты рисковала своей жизнью, чтобы спасти Натаниеля. Ты рисковала жизнями твоих вампиров ради него.
Зейн обнял мое лицо руками, отклонившись так, чтобы видеть мое выражение.
— Ты любишь Ашера. Почему ты рискнула им ради Натаниеля?
Я мягко высвободилась из их рук, пока не оказалась в одиночестве около двери. Не то, чтобы я хотела положить этому конец, мне просто нужно было немного пространства.
Натаниель сел на корточки посреди комнаты. Он был единственным, кто ко мне не прикасался.
— Да не люблю я Ашера, — возразила я.
— Мы чуем твое желание к нему, — сказал Зейн.
Вот, здорово.
— Я не говорила, что не считаю его привлекательным. Я сказала, что не люблю его. — Мои глаза скользнули к гробу. Я знала, что он не мог расслышать, но…
Джейсон прислонился к стене, усмехаясь и скрестив руки на груди. Одного взгляда на его лицо было достаточно.
— Я его не люблю.
Шерри и Зейн смотрели на меня с почти одинаковым выражением, которого я не могла понять.
— Ты о нем заботишься, — сказала Шерри.
Я подумала об этом, потом кивнула.
— О’кей, я о нем забочусь.
— Почему ты рисковала им ради Натаниеля? — спросила она. Она все еще была на коленях. Произнося это, она встала на четвереньки. Пока она двигалась ко мне, ее груди покачивались. Никогда раньше ко мне не ползла голая женщина. Голые мужчины, но не голые женщины. Это обеспокоило меня. Гомофобия? У меня?
— Натаниель под моей защитой. Я — его Нимир-ра, ведь так?
Шерри по-прежнему ползла ко мне. Зейн опустился на четвереньки и присоединился к ней. Мускулы двигались под кожей их плеч, их рук, мускулы, которых там быть не должно. Они приближались, в волне грациозной и мускулистой энергии, как будто под их кожей таилось хищное насилие. Но не Натаниель. Он остался на месте, ссутулившийся и неподвижный, как будто ожидал специального сигнала.
Я посмотрела поверх приближающихся верлеопардов на Джейсона.
— Что происходит?
— Они хотят понять тебя.
— Нечего тут понимать, — сказала я. — Колин причинил Натаниелю зло, потому что мог, как могут ударить собаку, которая не вызывает симпатии. А моим друзьям никто не может нанести вред. Это запрещено.
Шерри подождала Зейна, чтобы двигаться ко мне синхронно, почти идеальная пара. Они уже почти достигли меня, были почти в пределах касания руки, и я не хотела, чтобы они ко мне притрагивались. Что-то происходило, и мне это не нравилось.
— Натаниель тебе не друг, — произнес Джейсон. — Совсем не дружба заставила тебя рисковать Ашером.
Я нахмурилась в его сторону.
— Перестань мне подсказывать.
Зейн и Шерри смотрели на меня, и я думаю, что они прикоснулись бы ко мне, но не были уверены в доброжелательном приеме.
— Габриэль говорил, что он заботится о нас, — сказал Зейн, — но он ничем не рисковал. Он ничем не жертвовал. — Он поднялся на колени, достаточно близко, чтобы его иномирная энергия пробежала по моим голым ногам, как теплый ветер. — Ты вчера рисковала своей жизнью из-за одного из нас. Почему?
Шерри поднялась на колени, вторя ему как эхо. Их сила прижалась ко мне как большая теплая рука. Их необходимость, их настойчивая потребность заполнила их глаза. И я впервые поняла, что страдал не только Натаниель. Они все. Им не хватало дома, любви, заботы.
— Это не дружба, — сказал Зейн. — Волк прав.
— И ты не занимаешься сексом с Натаниелем, — добавила Шерри.
Я смотрела на них, в их жаждущие лица.
— Иногда делаешь что-то только потому, что это правильно, — ответила я.
— Ты рисковала Ашером и Дамианом, а после — собой, — настаивал Зейн. — Зачем? Почему?
— Почему ты защищала меня вчера ночью? — спросил Джейсон. — Почему ты стояла между мной и Барнаби?
— Ты — мой друг, — сказала я.
Джейсон улыбнулся.
— Ну да, но ты не поэтому меня защитила. Ты сделала бы то же самое и для Зейна.
Я нахмурилась.
— Какого ответа ты от меня хочешь, Джейсон?
— Настоящую причину, по которой ты меня защищала. Ту же причину, по которой ты так многим рисковала ради Натаниеля. Не дружба, не секс, и не любовь.
— Тогда что? — спросила я.
— Ты знаешь ответ, Анита.
Я перевела взгляд с него на двух стоящих на коленях верлеопардов. Мне очень не хотелось выражать это словами, но Джейсон был прав.
— Натаниель теперь мой. Он находится в списке людей, которых я буду защищать. Он мой, и никто не может причинить ему вред, не ответив передо мной. Джейсон — мой. Вы все — мои, и никто не трогает то, что мое. Это никому не позволено.
Вслух это звучало так высокомерно. Это звучало по-средневековому, и все же было правдой. Некоторые вещи просто существуют; о них не нужно говорить, они просто есть. Где-то на своем пути я начала собирать людей. Мои люди. Обычно это означает друзей, но в последнее время это значило больше, или меньше. Это означало людей, подобных Натаниелю. Мы, конечно, не были друзьями, но, несмотря на это, он был моим.
Я смотрела вниз на лица Зейна и Шерри, и, казалось, могла видеть все разочарования, маленькие предательства, эгоизм, мелочность, жестокость. Я видела, как все это наполняет их глаза. Они видели так много злого, что просто не могли понять доброту или честь; или хуже, они не верили этому.
— Если ты действительно имеешь это в виду, — сказал Зейн, — мы — твои. Ты можешь иметь нас всех.
— Иметь? — переспросила я.
— Он имеет в виду секс, — объяснил Джейсон. Теперь он не улыбался. Я не совсем понимала, почему. Он наслаждался шоу еще за миг до этого.
— Я не хочу заниматься сексом с вами, ни с кем из вас, — добавила я торопливо. Недоразумений мне не хотелось.
— Пожалуйста, — сказала Шерри, — пожалуйста, выбери одного из нас.
Я уставилась на них.
— Почему вы хотите, чтобы я переспала с кем-то из вас?
— Ты любишь некоторых волков, — произнес Зейн. — У тебя с ними настоящая дружба. Ты не чувствуешь к нам ничего такого.
— Но ты чувствуешь вожделение, — продолжила Шерри. — Натаниель тревожит тебя, потому что ты находишь его привлекательным.
Камешек упал ближе к огороду, чем хотелось бы.
— Послушайте, ребята, я не сплю с людьми только потому, что я нахожу их привлекательными.
— Почему нет? — спросил Зейн.
Я вздохнула.
— Я не увлекаюсь случайным сексом. Если вы этого не понимаете, я не уверена, что смогу объяснить.
— Как мы можем доверять тебе, если тебе от нас ничего не нужно? — спросила Шерри.
Мне нечего было ответить. Я посмотрела на Джейсона.
— Ты не поможешь мне с этим разобраться?
Он оттолкнулся от стены.
— Наверное, но тебе это может не понравиться.
— Поконкретнее, — попросила я.
— Проблема состоит в том, что у них никогда на самом деле не было Нимир-ра, я имею в виду, настоящей. Габриэль был альфой, и он был силен, но он тоже не был Нимир-раджем.
— Один из вервольфов назвал Габриэля lionpassant, спящий леопард, тот, кто имеет власть, но не защищает, — припомнила я. — Пард назвал меня leopardelionne, тем, кто защищает, прежде, чем они сочли меня Нимир-ра.
— Мы называли Габриэля leopardlionne, — сказал Зейн, — потому что другого мы не знали, но волки правы, он был lionpassant.
— Прекрасно, — заметила я, — так что все в порядке.
— Нет, — возразила Шерри. — Если Габриэль и научил нас чему-то, так это тому, что нельзя доверять никому, если он ничего от тебя не хочет. Ты не обязана нас любить, но выбери из нас партнера.
Я покачала головой.
— Нет. Я очень благодарна за предложение, но нет, спасибо.
— Тогда как мы можем тебе доверять? — Шерри почти перешла на шепот.
— Вы можете ей доверять, — сказал Джейсон. — Это Габриэлю нельзя было доверять. Это он убедил вас, что секс так чертовски важен. Анита даже не спит с нашим Ульфриком, но Зейн видел ее вчера вечером. Он видел, что она сделала, чтобы защитить меня.
— Она сделала это, чтобы защитить своего вампира. Того, о котором она заботится, — сказал Зейн.
— Я не чувствую к Дамиану того, что чувствую к Ашеру, но вчера рисковала своей жизнью ради него, — возразила я.
Леопарды нахмурились.
— Я знаю, — произнес Зейн, — и не понимаю. Почему ты не позволила ему умереть?
— Я попросила, чтобы он рискнул жизнью, чтобы спасти Натаниеля. Я никогда не прошу от других того, что не стану делать сама. Если Дамиан рисковал жизнью, то я не могла сделать меньше.
Леопарды растерялись. Это было видно по их лицам, по напряжению, проявившемуся в их силе, касавшейся моей кожи своим дыханием.
— Я — твой? — спросил Натаниель. Его голос звучал тонко и потерянно.
Я посмотрела на него. Он все так же сидел на корточках посреди пола, обхватив себя руками. Его длинные-длинные волосы обернулись вокруг него, скрыли лицо. Его глаза цвета лепестков фиалок смотрели на меня сквозь этот занавес из волос, как будто сквозь мех. Я видела, как такое делали другие ликантропы — прятались за волосами, и следили из-за них. Он внезапно показался мне диким и смутно нереальным. Он отбросил волосы с одной стороны, обнажив линию руки и груди. Лицо вдруг оказалось юным, открытым, и беззащитным в его нетерпении.
— Я никому больше не позволю причинить тебе вред, Натаниель, — сказала я.
Одна-единственная слезинка скользнула вниз по его лицу.
— Я так устал быть ничьим, Анита. Так устал быть мясом для каждого, кто меня хочет. Так устал бояться.
— Тебе не нужно больше бояться, Натаниель. Если в моих силах обеспечить тебе безопасность, я это сделаю.
— Я теперь принадлежу тебе?
Мне не понравилась эта фраза, но глядя, как он плачет, как падает одна прозрачная слезинка за другой, я понимала, что не время обсуждать семантику. Я надеялась, что не подписываюсь на более близкие и личные отношения, чем хотелось бы, и кивнула.
— Да, Натаниель, ты принадлежишь мне. — Одни слова редко производят впечатление на оборотней. Как будто какая-то их часть не понимает слов.
Я протянула ему руку.
— Иди, Натаниель, иди ко мне.
Он двинулся ко мне, не с той дикой, мускулистой грацией, но опустив голову, роняя слезы и пряча лицо за волосами. Он рыдал в голос к моменту, когда достиг меня. Он протянул мне руку вслепую, не поднимая глаз.
Зейн и Шерри сместились в стороны, позволяя ему приблизиться ко мне.
Я взяла руку Натаниеля и не знала, что с ней делать. Пожать — было маловато, поцеловать — казалось неправильным. Я насиловала свой мозг в поисках чего-нибудь подходящего для леопардов и находила только пустоту. Единственное, что леопарды делали чаще всего — лизали друг друга. Больше в голову ничего не лезло.
Я подняла руку Натаниеля к губам, склонилась над ним, прижавшись ртом к тыльной стороне ладони. Я лизнула его кожу одним быстрым движением, и вкус оказался мне знаком. В этот момент я узнала, что эту сладкую кожу вылизывала Райна, проводила губами, языком, зубами по этому телу.
Мунин взвился внутри меня, и я противилась ему. Мунин хотел укусить руку, пустить кровь и лакать ее, как кошка — сливки. Образ был слишком отталкивающим. Мой собственный ужас помог мне прогнать Райну. Я оттолкнула ее в глубину и поняла, что она не собирается покидать меня насовсем. Вот почему она пришла так быстро и так легко. Я чувствовала, что она скрывается внутри меня, словно раковая опухоль, ждущая возможности разрастись.
Я стояла, ощущая вкус кожи Натаниеля во рту и делала то, чего Райна не делала никогда: утешала.
Я мягко подняла голову Натаниеля, пока не смогла взять его лицо в свои руки. Я поцеловала его лоб, соленые от слез щеки.
Он с плачем упал на меня, прижался, руки обхватили мои ноги. На секунду Райна попробовала прорваться к жизни, когда пах Натаниеля прижался к моим голым ногам.
Я потянулась к Ричарду, оживляя метку между нами. Его сила пришла в ответ на мою просьбу, как теплое касание меха. Помогла прогнать это ужасающее, жалящее привидение.
Я протянула руки остальным леопардам. Они прижались к моим ладоням лицами, терлись подбородками, как кошки, облизывали меня, будто я была котенком. Я стояла между трех жавшихся ко мне верлеопардов, заимствуя силу Ричарда, чтобы держать Райну вдали. Но в этом было что-то большее. Сила Ричарда переполнила меня, хлынула через меня в леопардов.
Я была словно дерево в центре костра. Ричард был огнем, а верлеопарды грелись в этом тепле. Они вбирали его в себя, купались в нем, заворачивались, как в надежду.
Стоя там, между силой Ричарда, потребностью в тепле верлеопардов, и ужасным прикосновением Райны, отравляющим все, будто какой-то нечистый запах, я молилась: «Господи, не дай мне их подвести».