Церемония приветствия, прерванная вчерашней ночью, была перенесена на сегодня. С монстрами надо помнить одно: правила должны соблюдаться. Правила гласили, что нужна приветственная церемония, значит, черт побери, она состоится. Мстительные вампиры, или продажные полицейские, да пусть хоть ад замерзнет, но если нужно выполнить обряд или провести церемонию — ее проводят. Вампиры, вцепляясь в горло, соблюдали одновременно массу культурных традиций, и вервольфы не слишком отставали от клыкастых.
Что до меня, я бы потребовала перерыв и сказала: «К чертям все это; давайте попробуем разобраться с загадками». Но решала не я. Даже поджарив больше двадцати вампов вчера ночью, главной собакой в стае или в чем-то еще я не стала, хотя приглашение Верна было очень, очень вежливым. Меня теперь боялся не только Колин.
Уничтожение почти всех вампиров Колина означало, что стая Верна теперь контролировала положение. У них хватало людей, чтобы удержать Колина от создания новых вампов. Очевидно, если особых уз между вампирами и оборотнями на конкретной территории не было, то те из них, кто был сильнее, мог управлять другими. До вчерашней ночи Колин водил волков по струночке; теперь сапог был на другой ноге, и судя по выражению в глазах Верна, нога готовилась к пинку.
Стояла одна из тех жарких августовских ночей, которые невероятно тихи. Мир замер в душном, жарком мраке, как будто затаил дыхание в ожидании прохладного ветерка, который никогда не поднимется.
Но под деревьями что-то двигалось. Не ветер, что-то другое. Между деревьями пробирались люди. Нет, не люди — вервольфы. Все пока были в человеческой форме, но принять их за людей было невозможно. Они скользили сквозь лес, как тени, перемещаясь через редкий подлесок почти беззвучно. Если бы дул хоть самый легкий ветерок, раскачивая деревья, они были бы совсем незаметны. Но скрип веточки, шорох листа под ногой, шелест в кроне — и вы их слышали. В ночи вроде сегодняшней даже тихие звуки разносятся далеко.
Слева от меня хрустнула ветка, и я подскочила. Джамиль коснулся моей руки, и я подскочила снова.
— Черт, малыш, ты сегодня нервничаешь.
— Не называй меня малышом.
Его улыбка сверкнула в темноте.
— Прости.
Я потерла руками плечи.
— Ты не могла замерзнуть, — сказал он.
— Я не замерзла. — Вовсе не холод мурашками пробегал вверх и вниз по моей коже.
— Что не так? — спросил Джейсон.
Я замерла на месте в темном лесу, по колено в каких-то высоких, голенастых сорняках. Покачала головой, вглядываясь в темноту. Да, вокруг болталось несколько дюжин вервольфов, но меня выводили из равновесия не сами оборотни. Это было…, это было похоже на звук голосов издалека. Я не могла разобрать, что они говорили, но я могла их слышать — слышать у себя в голове. Я знала, что это было; это были мунины. Мунины в лупанарии. Мунины взывали ко мне, шептали мне в уши. Они в нетерпении ждали, пока я приду, поджидали меня. Черт.
Зейн всматривался в темноту. Он стоял достаточно близко, чтобы я услышала, как он втянул воздух, и поняла, что он принюхивается к ветру. Они все вышли на ночную прогулку, даже Натаниель. Он казался более уверенным, чем я когда-либо его видела, в собственной коже ему было удобно, причем буквально. Наша маленькая церемония днем кое-что значила для всех трех леопардов. А я все еще не понимала толком, что именно она значила для меня.
Они все были в старых джинсах и футболках — вещах, в которых не жалко перекинуться, потому что за одну ночь до полнолуния могло случиться всякое. Нет, случайностью это не будет. Сегодня ночью мне определенно придется смотреть, как некоторые из них теряют человеческую форму. Я поняла, что на самом деле я не хотела этого видеть. На самом деле.
Ашера и Дамиана с нами не было. Они ушли то ли шпионить, то ли вести переговоры с Колином и его оставшимися вампами. Я считала, что это — по-настоящему плохая идея, но Ашер уверил меня, что этого ожидают. Что он, как второй в команде Жан-Клода, отнесет сообщение, что я — мы — пощадили Колина и его второго, Барнаби. Мы позволили его слуге-человеку уйти из круга. Мы проявили великодушие, хотя не были обязаны. В соответствии с их законами, Колин преступил границы своих прав. Он был низший вампир, и мы могли бы отнять у него все.
Конечно, на самом деле Колин и Барнаби сами ускользнули. Единственный человек, которому мы разрешили уйти — это слуга-человек Колина. Но Ашер уверил меня, что он сможет солгать Колину, и что Мастер этого города никогда не поймет, что это было ложью.
Мой желудок сжимался при мысли о Дамиане и Ашере наедине с Колином и его компанией. У вампиров на все имелись правила, но они имели склонность искажать их, пока те не оказывались на волос от нарушения. Достаточно близко, чтобы Дамиану и Ашеру пришлось туго. Но Ашер был беспредельно уверен, а я сегодня ночью играла лупу. Один монстр за раз, полагаю.
Другое, что заставляло меня нервничать, — это отсутствие огнестрельного оружия. Ножи были разрешены, они заменяли когти, но никаких пистолетов. С Маркусом было то же самое. Ни один Ульфрик, достойный своей должности, не позволил бы принести оружие в их потаенное святилище. Я это понимала, но не была обязана одобрять. После того, что я сделала для Верна вчера ночью, я считала требование обходиться без оружия просто невежливым.
Ричард проинформировал меня, что мое убийство вампиров Колина внутри лупанария будет считаться нашим подарком, подарком, который приехавшие с визитом Ульфрик и лупа дарят местной стае.
Подарком, по обычаю, могло быть свежеубитое животное, драгоценности для лупы или что-то мистическое. Смерть, драгоценности или магия, этакий наборчик на День Святого Валентина.
Я надела джинсы, чтобы защитить ноги от травы и кустов, хоть и было достаточно жарко, чтобы под коленками вспотело. Единственный из нас, кто надел шорты, был Джейсон. Если его ноги и поцарапаются, ему, казалось, было без разницы. Он был также единственным, кто не надел никакой рубашки. На мне был ярко-синий топик, так что, по крайней мере, верхней части тела будет прохладно. Это, впрочем, оставляло на виду ножи.
Большой клинок за спиной был спрятан, если не присматриваться к спине по-настоящему пристально. Топ был из тонкой ткани, так что ножны в общем можно было разглядеть, только не в темноте. На предплечьях у меня были мои обычные наручные ножны с серебряными клинками. Они резко выделялись на коже. В кармане у меня лежал новый клинок. Четырехдюймовый пружинный нож с предохранительной кнопкой. Не хотелось случайно присесть и напороться. Один из тех клинков, которые выскакивают мгновенно. Да, это незаконно. Это был подарок от друга, которого не слишком заботила законность. Тогда почему же четырехдюймовик, который запрещено носить в большинстве штатов? Потому что с шестью дюймами стали в кармане мне было бы неудобно садиться. Так хорошо иметь друзей, которые знают твой размер.
Еще на мне было серебряное распятие. Я не планировала встретить каких-нибудь плохих вампов сегодня вечером, но и в то, что Колин ничего не предпримет, верилось слабовато. Если он был достаточно знаком с церемониалом приветствия, чтобы знать, что мне не разрешат взять с собой оружие, как раз сейчас он мог бы выпрыгнуть из кустов.
Под деревьями лежали мягкие серые тени. Луна и звезды ярко сияли где-то вверху. Но там, где мы стояли, деревья закрывали от нас небо сплошной стеной. В такой темноте у меня начиналась клаустрофобия.
— Здесь не пахнет никем, кроме лукои, — заявил Джейсон.
Все согласились. Только мы, оборотни, нынешней ночью. Никто, кроме меня, казалось, не был способен чувствовать это шепчущее эхо. Я была единственным некромантом в компании, так что больше других нравилась духам мертвых.
— Мы должны быть на месте встречи прежде, чем продолжится церемония, — сказал Джамиль.
Я посмотрела на него.
— Ты хочешь сказать, что они уже начали церемонию?
— Был зов, — сказал Джейсон.
Он произнес «зов», как будто он пишется с заглавной буквы.
— Что ты имеешь в виду?
— Они принесли в жертву животное и пролили кровь на дерево, вроде как ты делала вчера вечером, — объяснил Джейсон.
Я потерла руки.
— Интересно, не потому ли я чувствую мунин?
— Когда мы льем кровь на тронную скалу, наш символ духа, это не заставляет мунин приходить, — возразил Джейсон.
Я покачала головой.
— Я была в вашем лупанарии, Джейсон; этот — другой. Их магия отличается от вашей.
Я почувствовала, как что-то наползает через лес. Поток энергии, которая заставила мое сердце пропустить один удар, и затем забиться быстрее, как после бега.
— Господи, что это было?
— Она чувствует зов, — сказал Джейсон.
— Это невозможно, — возразил Джамиль. — Она не лукои. — Он показал пальцем на Шерри, Зейна и Натаниеля. — Они не чувствуют. Они — оборотни, но они не чувствуют зов из лупанария.
Шерри посмотрела нас и покачала головой.
— Он прав. Я чувствую что-то вроде неопределенного гудения в лесу, но ничего больше.
Натаниель и Зейн согласились с ней.
Моя кожа задвигалась на теле, словно собиралась сползти с него по собственной воле. Это было жутко, как в кошмаре.
— Что со мной происходит?
— Она чувствует зов, — сказал Джейсон.
— Это невозможно, — повторил Джамиль.
— Ты все время говоришь это о ней, Джамиль, и все время ошибаешься, — сказал Джейсон.
Из горла Джамиля вырвался низкий, рычащий звук.
— Прекратите, вы оба, — вмешалась я.
Я вглядывалась в лес позади, пока он не стал просто стеной темноты, обрисованной слабым лунным светом. Джейсон был прав. Я чувствовала магию. Это была ритуальная магия, и это была магия смерти. Сила ликантропов исходит от жизни. Они — самые живые сверхъестественные существа, с которыми я когда-либо имела дело, иногда они больше похожи на фейри, чем на людей. Но этот лупанарий строился на смерти так же, как и на жизни; он звал меня вдвойне. Во-первых — через метки Ричарда; во-вторых — через мой дар некроманта. Я хотела, чтобы здесь был Ричард.
Он ушел на ужин со своей семьей. Шанг-да пошел с ним, по моему настоянию. Шериф Уилкс уже должен знать, что мы до сих пор не покинули город. Нам приходилось беспокоиться не только насчет местных вампиров. Ричард позвонил по телефону и велел начинать без него, если он задержится. Его мать просто не поймет, почему он не может остаться подольше. Всех Зееманов так ловко понукали — ах, простите, опекали.
Я пошла дальше в лес, и все последовали за мной. Я наступила на упавший ствол дерева. Нельзя просто перешагивать через бревно. Никогда не знаешь, нет ли с другой стороны змеи. Шагнуть на бревно, потом дальше. Сегодня ночью я тревожилась не о змеях. Я шла медленно, выбирая путь меж деревьями. У меня отличное для человека ночное зрение, и я могла бы идти быстрее. Я хотела пойти быстрее. Я хотела броситься в лес и побежать. Я не бежала, но только усилие воли удерживало меня от этого.
Я улавливала не только смерть. Была еще и эта теплая растущая энергия, которая принадлежала только ликантропам. Я знала, что чувствовала что-то в этом роде, когда Ричард держал меня за руку. Такое бывало раньше при полной луне, но никогда — если я была одна. Никогда я одна не шла сквозь мрак, стараясь дышать наперекор собственному бьющемуся сердцу и натиску чьей-то силы.
Я прошептала:
— Ричард, что ты сделал со мной? — Может, дело было в том, что я позвала его по имени, а может, достаточно было подумать о нем, но я внезапно почувствовала, что он сидит в автомобиле. Я уловила мгновенный образ Дэниела за рулем. Почувствовала запах его лосьона после бритья. Ощутила теплую твердость груди Ричарда. Я отдернулась и осталась одна, совершенно потрясенная. Если бы рядом не оказалось дерева, на которое можно было опереться, я бы упала на колени. Если этот момент слияния ударил Ричарда с той же силой, что и меня, я была рада, что не он вел машину.
— Анита, с тобой все хорошо? — Джейсон тронул меня за плечо. И сила потекла меж нами горячим, поднимающим волосы на коже порывом. Я повернулась к нему, ощущая, что я двигаюсь будто в замедленной съемке. Я не могла сделать вдох из-за всей энергии и ощущений, которые заполнили мой разум. Образы, вспышки, словно смотришь в стробоскопическом свете. Кровать, белые простыни, запах секса настолько недавнего, что казался жарким и мускусным. Мои руки на гладкой груди. Груди мужчины. Теплая, вихрящаяся сила, сила оборотней, сила зверя, наполнила мое тело, как мужчина подо мной. Резко, восхитительно, возбуждающе. Сила влилась в кончики моих пальцев, вытащила из них когти, как ножи из ножен. Зверь рванулся к гладкой коже моего тела, пытаясь выбраться на волю и пересилить меня. Но я удержала его, сжала свое тело вокруг него, и только моим рукам позволила превратиться в чудовищные. Когти полоснули по его гладкой груди. Кровь, достаточно горячая и свежая, чтобы я — мы ощутили ее вкус во рту.
Джейсон смотрел на меня с кровати, все еще прижатый моим телом, нашим телом, и кричал. Он хотел этого. Выбрал это. И все же — он кричал. Я чувствовала, как его плоть подалась под когтями. Жуткие руки ударили снова и снова, пока белые простыни не пропитались кровью, и он затих под нами без движения. Если он останется в живых, он будет одним из нас. Я помнила, что мне было все равно, выживет он или умрет, почти все равно. Только секс, боль, радость — вот что имело значение.
Когда я смогла снова почувствовать мое тело, мы с Джейсоном стояли на коленях в листве. Его руки все еще лежали у меня на плечах. Кто-то кричал, и это была я. Джейсон смотрел на меня с лицом, почти опустошенным от ужаса. Он разделил воспоминание, но это была не его память.
Это не было памятью Ричарда, или моей. Это была Райна. Она была мертва, но не забыта. Из-за нее я боялась мунина. Я была некромантом, соединенным с волками. Мунины любили меня. Мунин Райны любил меня больше всех остальных.
— В чем дело? — спросила Шерри. Она коснулась меня, и прикосновение снова открыло что-то внутри меня. Райна метнулась назад в мой разум с силой, которая заставила меня завопить. Но на этот раз я сопротивлялась. Сопротивлялась, потому что не хотела видеть Шерри так, как ее видела Райна. Джейсону было бы все равно. Шерри было бы все равно. А вот мне — нет.
Вспышка ощущений: влажная от пота кожа; руки с длинными, покрытыми лаком ногтями на моих грудях; эти серые глаза, смотрящие на меня; рот — приоткрытый, слабый; светлые волосы до плеч на подушке. Райна снова сверху.
Я закричала и отдернулась от них обоих. Образы исчезли, как будто выдернули вилку из розетки. Я поползла по листве на четвереньках, плотно закрыв глаза. Наконец я села, подтянув колени к груди, спрятав лицо в коленках. Я сжимала веки так напряженно, что начала видеть перед собой белые змейки.
Я слышала, как кто-то двигался по шелестящей листве. Я чувствовала, как они склонились надо мной.
— Не трогайте меня! — Это вышло почти еще одним воплем.
Я услышала, как он, кто бы это ни был, опустился на колени в сухую листву, потом прозвучал голос Джамиля.
— Не буду. Тебя все еще мучают воспоминания?
Он не спросил, вижу ли я воспоминания. Я сочла формулировку странной. Я покачала головой, не открывая глаз.
— Тогда все кончилось, Анита. Если мунин ушел, он не придет снова, пока его не вызовут.
— Я ее не вызывала. — Я медленно подняла лицо и открыла глаза. Летняя ночь, казалось, еще потемнела.
— Это опять была Райна? — спросил он.
— Да.
Он опустился на колени так близко, как мог, не дотрагиваясь до меня.
— Ты разделила воспоминания с Джейсоном и Шерри.
Я не поняла, был ли это вопрос или утверждение, но ответила:
— Да.
— Все было как наяву, — сказал Джейсон. Он сидел, прислонившись к дереву голой спиной.
Шерри прижимала руки к лицу. Она заговорила, пряча лицо:
— Я остригла волосы после той ночи, после того, что она сделала со мной. Одна ночь с ней — это была цена за разрешение не участвовать в одном из их порнофильмов.
Плача, она отняла руки от лица.
— Боже, я чувствую запах Райны. — Она терла и терла руками джинсы, будто дотронулась до чего-то мерзкого и пыталась это оттереть.
— Что это было, черт? — спросила я. — Райна приходила и раньше, но не так. Были проблески воспоминаний, но не полноформатное кино. Никогда ничего подобного.
— Ты пыталась научиться управлять мунином? — спросил Джамиль.
— Только, чтобы избавиться от нее, от них, что бы это ни было.
Джамиль передвинулся ближе ко мне, изучая мое лицо будто в поисках чего-то.
— Если бы ты была лукои, я бы сказал тебе, что невозможно просто отбросить мунин. Если у тебя есть власть вызвать их, тебе придется научиться управлять ими, не только закрываться от них. Потому что от них нельзя закрыться. Они будут искать путь в тебя, через тебя.
— Откуда ты все это знаешь? — спросила я.
— Я знал вервольфа, она могла вызывать мунины. Она это ненавидела. Она пыталась закрыть им путь. Не получилось.
— То, что это не вышло у твоей подруги, не значит, что это не получится у меня. — Я ощущала его теплое дыхание на моем лице. — Отодвинься, Джамиль.
Он попятился немного, но все еще был ближе, чем мне бы хотелось. Он сел в листву.
— Она сошла с ума, Анита. Стае пришлось ее убить.
Его взгляд скользнул мимо меня в темноту. Я обернулась, чтобы увидеть, на что он смотрит. Две фигуры стояли во мраке. Одна была женщиной с длинными светлыми волосами, в длинном белом платье, будто персонаж фильмов ужасов 50-ых годов. Если иметь в виду жертву. Но она стояла очень прямо, очень твердо, словно уходила в землю корнями, как дерево. В ней было что-то почти до жути уверенное.
Мужчина рядом с ней был высоким, стройным, и достаточно загоревшим, чтобы казаться коричневым даже в темноте. Его короткие волосы были светлее, чем кожа. Если женщина казалась спокойной, то он выглядел возбужденным. Он изливал энергию вихрящимся ливнем, она струилась по моей коже и заставляла ночь казаться еще жарче.
— С вами все хорошо? — спросила женщина.
— Она разделила мунин с двумя из нас, — отозвался Джамиль.
— Я случайно это уловила, — немного удивленно проговорила женщина.
Я не удивлялась. Я встала на ноги, немного неустойчиво, но встала.
— Кто вы?
— Меня зовут Марианна. Я — варгамор этого клана.
Я вспомнила, что Верн и Колин вчера что-то говорили о варга-как-то-там.
— Верн упомянул о вас вчера ночью. Колин сказал, что вас оставили дома, чтобы сохранить в безопасности.
— Хорошую ведьму трудно найти, — сказала она, улыбаясь.
Я оглядела ее.
— Вы не ощущаетесь викканкой.
Она опять, я знала это, улыбнулась мне. Ее мирная снисходительность действовала мне на нервы.
— Ну что ж, тогда медиума, если ты предпочитаешь это слово.
— Я никогда не слышала слово варгамор до вчерашнего вечера, — сказала я.
— Его редко употребляют, — пояснила она. — У большинства стай больше нет варгамора. Это считается слишком старомодным.
— Вы не из лукои, — отметила я.
Ее голова склонилась набок, и улыбка исчезла, как будто я наконец совершила что-то заслуживающее внимания.
— Ты так уверена?
Я попыталась определить, что давало мне такую уверенность в том, что она была человеком, или, по крайней мере, не лукои. У нее была ее собственная сила. Она была достаточно сенсом, чтобы я это заметила. Мы распознали бы друг друга без всякого представления. Может, мы не определили бы точный род способностей друг друга, но мы распознаем родственный или соперничающий дух. Какая бы сила ни двигала ею, это не было ликантропией.
— Да, я уверена, что вы — не лукои, — сказала я.
— Почему? — спросила она.
— На вкус вы не оборотень.
Тут она рассмеялась богатым музыкальным смехом, который казался цельным и основательным одновременно.
— Мне нравится твой выбор чувств. Большинство людей сказало бы, что я не выгляжу оборотнем. Выглядеть — такое неточное слово, ты так не думаешь?
Я пожала плечами.
— Возможно.
— Это — Роланд. Он — мой телохранитель на эту ночь. За нами, бедными человечками, нужно присматривать, чтобы какой-нибудь чрезмерно увлекшийся оборотень не потерял самоконтроль и не навредил нам.
— Почему-то я не думаю, что вас можно назвать легкой добычей, Марианна.
Она засмеялась снова.
— Ну, спасибо, детка.
То, что она назвала меня деткой, заставило меня добавить к ее возрасту еще лет десять. Она на столько не выглядела. Было темно, но все же она не выглядела на столько.
— Пойдем, Анита. Мы проводим вас к лупанарию. — Она протянула мне руку, будто хотела взять меня за руку и повести, как ребенка.
Я посмотрела на Джамиля. Я надеялась, что хоть кто-то знает, что происходит, потому что я совсем растерялась.
— Все в порядке, Анита. Варгамор нейтрален. Она никогда не сражается и не принимает чью-то сторону при вызовах. Только поэтому она может быть человеком и выживать в стае.
— Мы вовлечены в драку или противостояние, о которых я не знаю? — спросила я.
— Нет, — ответил Джамиль, но несколько неуверенно.
Марианна разъяснила мне, не спрашивая.
— Представление стае двух новых доминантов со стороны может привести к драке. Присутствие кого-то такого мощного, как Ричард, поднимает шерсть на загривках наших молодых волков. То, что он спит с единственными двумя доминантными самками нашей стаи, делает это еще хуже.
— Вы хотите сказать, что мы можем вляпаться в дерьмовое соревнование амбиций, — подытожила я.
— Сказано образно, но довольно точно, — усмехнулась она.
— Ладно, и что теперь? — спросила я.
— Теперь мы с Роландом проводим вас всех в лупанарий. Остальные могут идти впереди. Ты знаешь путь, Джамиль.
— Я так не думаю, — возразила я.
— А что такое? — спросила Марианна.
— Я что, похожа на Красную Шапочку? — фыркнула я. — Я не собираюсь гулять в лесу с двумя незнакомцами. Один из них вервольф, а другой… не знаю толком, что вы из себя представляете, Марианна. Но я не хочу остаться наедине с вами двумя.
— Очень хорошо, — сказала она. — Кто-нибудь или все могут остаться. Я думала, что тебе может захотеться посекретничать с еще одним человеком, связанным с лукои. Может, я была не права.
— Завтра, при свете дня, мы сможем поговорить. Сегодня ночью давайте просто будем как можно спокойнее.
— Как хочешь, — сказала она и снова протянула мне руку. — Пойдем. Поговорим, пока будем маршировать к лупанарию как одно большое, счастливое семейство.
— Вы надо мной смеетесь, — сказала я. — Вряд ли это прибавит вам очков в моих глазах.
— Я немного посмеиваюсь над всеми, — сказала она. — Я не имела в виду ничего дурного. — Она поманила меня рукой. — Пойдем, детка, луна пробегает над нами. Время уходит.
Я пошла к ней с пятью телохранителями за спиной. Впрочем, я все равно не взяла ее за руку.
Я была уже достаточно близко, чтобы ясно видеть снисходительную улыбку. Анита Блейк, известный охотник на вампиров, боится какой-то деревенской ведьмы.
Я улыбнулась.
— Я осторожна по природе и параноидальна по профессии. Вы предложили мне руку дважды за несколько минут. Вы не кажетесь мне тем, кто делает что-то без причины. В чем дело?
Она уперла руки в бока и поцокала языком.
— С ней всегда так трудно?
— Обычно даже хуже, — сказал Джейсон.
Я нахмурилась на него. Даже если он не разглядит в темноте мою гримасу, это заставило меня чувствовать себя лучше.
— Все, чего я хочу, детка, это коснуться твоей руки и понять, насколько ты сильна, прежде, чем мы позволим тебе вновь пересечь границу нашего лупанария. После того, что ты сотворила вчера, часть нашей стаи боится твоего присутствия в лупанарии. Они, кажется, думают, что ты украдешь нашу силу.
— Я могу вызвать ее, — сказала я, — но не украсть.
— Но мунины уже выходят к тебе. Я почувствовала, как ты вызвала свой мунин. Он пришел благодаря силе, которую мы собрали сегодня вечером в лупанарии. Это потревожило силу, словно задело нить паутины. Мы пришли посмотреть, что поймали, и если добыча слишком велика, мы освободим ее, но не возьмем домой.
— Метафору с паутиной можно понять по-разному, и тогда вы меня потеряете, — сказала я.
— Лупанарий — наше место силы, Анита. Я должна понять, кто ты, прежде, чем ты войдешь в него этой ночью, — смех ушел из ее голоса. Она вдруг стала очень серьезна. — Я думаю не только о нашей безопасности, детка. А о твоей. Подумай, детка, что с тобой станет, если мунины внутри нашего круга будут вселяться в тебя один за другим? Я должна удостовериться, что ты с этим справишься.
Даже слышать это в качестве предположения заставило мой живот напрячься от страха.
— Хорошо.
Я протянула ей руку, словно мы собирались обменяться рукопожатием, но я подала ей левую руку. Если ей это не понравится, пусть откажется.
— Предложение левой руки — оскорбление, — сказала она.
— Бери или бросай все это, варгамор. У нас нет целой ночи.
— В этом больше правды, чем ты думаешь, малышка. — Она вытянула руку, как будто желая коснуться моей, но остановила ее, так и не дотронувшись. Она провела рукой над моей кожей. Я отразила ее движение, как в зеркале. Она пыталась ощутить мою ауру. В эту игру могли играть и двое.
Когда я подняла руки перед собой, она сделала то же самое. Мы стояли лицом к лицу, широко разведя руки, едва не касаясь друг друга. Она была высокой, пять футов семь или восемь дюймов. Вряд ли под этим длинным платьем были высокие каблуки.
Я ощущала тепло ее ауры у себя на коже. Она была весомой, как будто я могла бы свернуть ее ауру руками как тесто. Я никогда не встречала никого с таким весом в ауре. Это подтверждало мое первое ощущение от нее. Солидность.
Она внезапно подалась вперед, сомкнув пальцы на моей руке. Она вынудила мою ауру прогнуться, как под ударом ножа. Это заставило меня задохнуться, но я, как и раньше, знала, что происходит. Я нажала в ответ и почувствовала, что она дрогнула.
Она улыбнулась, но уже не снисходительно. Похоже, она была довольна.
Волосы у меня на затылке попытались сползти вниз по позвоночнику.
— Мощная, — сказала она. — Сильная.
Я выговорила сквозь комок в горле:
— Ты — тоже.
— Спасибо, — сказала она.
Я почувствовала, как ее сила, ее магия движется поверх меня, через меня, подобно порыву ветра. Она отдернулась так резко, что мы обе покачнулись.
Мы остались в футе друг от друга, дыша с трудом, как после бега. Мое сердце колотилось в горле, как пойманная птица. Я могла чувствовать ее пульс на кончике языка. Нет, я его слышала. Я слышала его как тиканье маленьких часиков. Но нет, это был не ее пульс. Я чувствовала запах лосьона Ричарда, словно шла в облаке этого аромата. Когда наши с Ричардом метки срабатывали, по этому аромату я часто понимала, что это случилось. Я не знала, что заставило их действовать. Возможно, сила других ликантропов или близость полной луны. Кто знает? Но что-то открыло меня для него. До меня доносился не только приятный запах его тела.
— Что это за звук? — спросила я.
— Опиши его, — велела Марианна.
— Похоже на щелчки, тихие, почти механические.
— У меня в сердце искусственный клапан, — сказала она.
— Этого не может быть.
— Почему нет? Когда я наклоняюсь вперед к зеркалу, чтобы подвести глаза карандашом, я слышу этот звук изо рта, отражающийся эхом от зеркала.
— Но я не могла его услышать, — возразила я.
— Ты слышишь, — сказала она.
Я покачала головой. Я теряла ощущение ее. Она отстранилась от меня, подняла щиты. Я не винила ее, потому что всего на одну секунду я услышала, как ее сердцебиение запнулось, сбилось с ритма. Звук не заставил меня пожалеть ее или посочувствовать. Звук возбудил меня. Я чувствовала, как напряглось что-то глубоко внутри моего тела. Это было почти сексуальным. Она была бы медленной, легкой добычей. Я смотрела на эту высокую, уверенную женщину, и на долю секунды все, что я видела, стало едой.
Черт.