Я сквозь тьму вела фургон по узкой грунтовой дороге. Я настояла, что сяду за руль, потому что мне нужно было делать хоть что-то. Я не хотела просто сидеть и смотреть в окно. Но мне начинало казаться, что стоило пустить за руль кого-нибудь другого, так как я все еще чувствовала себя не вполне адекватно. Я чувствовала себя будто потерявшей вес, опустошенной, в шоке, но вот вины не было. Пока еще нет. Томпсон заслужил смерть. Он изнасиловал мать Ричарда. Они пытали ее. Они изнасиловали Даниеля. Они пытали его. Они все заслуживали смерти.
Джамиль с Натаниелем сопровождали Роксану и Бена в задней части фургона. Лупа ни за что не осталась бы в стороне от драки, даже если при этом в фургон ее пришлось нести на руках ее собственному телохранителю. Спорить с Роксаной было некогда, так что она ехала с нами.
Джейсон и Доктор Патрик сидели со мной в кабине. Зейна с Шерри мы послали в лупанарий за остальными. Но ждать их не стали. Я не верила, что Найли станет сдерживать свое творческое воображение. Нет, точнее, не верила я Линусу и его хозяину. Насколько Найли вообще может контролировать своего ручного психопата? Они их уже изнасиловали. Что еще могло с ними случиться к настоящему времени? Для Найли не существовало правил. Это я понимала.
Я сжимала руль так яростно, что начали болеть руки. Фары пробивали в темноте золотистый тоннель. По сторонам дорогу так плотно обступали деревья, что их толстые когтистые пальцы скребли по крыше и бокам фургона. Казалось, что деревья, подобно кулаку, сжимаются вокруг нас. Свет фар высвечивал грязную дорогу, но его не хватало. Мне уже никогда не будет хватать света. Во всем мире не хватит света, чтобы прогнать эту тьму.
— Поверить не могу, что ты это сделала, — нарушил тишину Патрик. Он сидел на пассажирском сиденье, прижимаясь к дверце так старательно, будто боялся быть близко ко мне.
Между нами сидел Джейсон.
— Хватит, Патрик, — попросил он.
— Она разделала его, как животное, а потом пристрелила!
Это был уже третий раз, когда он сказал примерно то же самое.
— Заткнись, — не выдержал, наконец, Джейсон.
— Ну уж нет. Это варварство.
— Это не самая лучшая ночь для меня, Патрик. Так что брось, — спокойно сказала я.
— Ты чертовски права! — воскликнул он.
— Томпсон кричал от боли, — объяснила я.
— И ты его убила! — на этот раз взвизгнул Патрик.
— Кто-то должен был это закончить, — не повышая голоса, ответила я.
— О чем ты, черт возьми, говоришь? Закончить! — его голос продолжал повышаться, и я начинала задумываться, как сильно разозлится Роксана, если я его пристрелю. После того, что я уже сделала сегодня ночью, это не казалось мне таким уж большим делом.
— Сколько ты уже лукои? — сдерживаясь, спросил Джейсон.
Вопрос дал нам пару секунд долгожданной тишины, потом последовал удивленный ответ.
— Два года.
— И что говорит закон об охоте? — преувеличенно спокойно поинтересовался Джейсон.
— Который?
— Не стесняйся, Патрик, — поморщился Джейсон. — Ты знаешь, который.
Патрик не отвечал достаточно долго, так что тишину нарушал только шум мотора и шорох колес. Фургон слегка встряхнуло на ухабе. У меня разыгралось воображение, или за ревом мотора появился новый звук — высокий пронзительный визг? Не-а, воображение. Оно в ближайшее время вообще не собиралось со мной дружить.
Патрик, наконец, ответил:
— Никогда не начинай охоту, если не собираешься убить.
— Вот он, — удовлетворенно кивнул Джейсон.
— Но это же была не охота… — возразил Патрик.
— Нет, именно охота, — перебил его Джейсон. — Просто мы не охотились на помощника шерифа.
— Что это значит? — спросил он.
— Это значит, что мы охотимся на людей в том доме, — ответила я.
Патрик повернул ко мне лицо, казавшееся в темноте еще бледнее.
— Ты не можешь иметь в виду, что мы собираемся убить их всех. Только того, кто отрезал ей палец. Только того, кто виноват.
— Остальные смотрели. И не сделали ничего, чтобы его остановить. В глазах закона это то же, что и действие, — сказала я жестко.
— Ты — не закон, — тихо сказал он.
— О, да, я — закон.
— Нет, черт побери, нет! Ты — не закон!
— Любой, кто причинит вред стае без реальной причины — наш враг, — сказала я.
— Не цитируй мне закон стаи, ты, человек!
— А как мы поступаем с нашими врагами? — спросила я, все еще не выходя из себя.
Ответил Джейсон:
— Смерть.
— Большинство стай не соблюдают старые законы, и вы оба это знаете, — продолжал упираться Патрик.
— Слушай, Патрик, у меня нет времени все объяснять. Так что вот тебе сокращенная версия, как в «Ридерз Дайджест». Найли со своей командой изнасиловали и пытали мать и брата Ричарда. За это мы их убьем. Их всех.
— А как же шериф Уилкс и его люди?
— Если насиловать мать Ричарда помогал Томпсон, то он был не один. Любой, кто хотя бы коснулся их двоих, уже мертв. Ты это понимаешь, Патрик? Мертв.
— Я не могу, — пробормотал он.
— Тогда сиди в машине, — рявкнула я. — Но заткнись, ко всем чертям, или я тебя пристрелю.
— Вот видишь, — не унимался он. — Видишь? Твоя совесть тебя уже беспокоит.
Я посмотрела на него, сжавшегося в темноте в клубок.
— Нет, моя совесть меня не беспокоит. Пока. Может, чуть позже. А может, и нет. Но сейчас, сегодня, я не чувствую себя плохо из-за того, что сделала. Я хотела, чтобы Томпсону стало больно. Хотела наказать его за то, что он совершил. И знаешь что, Патрик? Этого было недостаточно. И никогда не будет достаточно, потому что я убила его чертовски быстро.
К горлу опять подступили слезы. Как только мое оцепенение и злость пройдут, меня ждут большие неприятности. Мне приходилось держаться на одном адреналине, на ярости. Это поможет мне простоять ночь. А завтра… ну, вот завтра и посмотрим.
— Должен же был быть другой способ, — продолжал бормотать Патрик.
— Что-то не слышала от тебя вовремя никаких предложений.
— Что беспокоит доброго доктора, — заметил Джейсон, — так это то, что он ничего не сказал. Ничего не сделал, чтобы нас остановить.
Я была благодарна ему за «нас».
— Я его не держал! — крикнул Патрик. — Я пальцем его не тронул!
— Все, что тебе нужно было сделать — это сказать: «Остановитесь, не надо», но ты промолчал. Дал нам его порезать. Дал нам его убить и не сказал ни единого проклятого слова, — продолжал Джейсон сквозь зубы. — Когда он еще был жив, твоя совесть трудилась не так усердно.
Патрик надолго замолчал. Мы виляли по дороге, избегая низких ветвей деревьев и луж грязи. Не было ничего, кроме темноты, золотистого тоннеля света фар и тишины, заполненной шумом мотора. Я не была уверена, что предпочла бы в тот момент именно тишину, но это было лучше, чем внимать словам Патрика о том, какое я чудовище. Я была с ним согласна, отчего слушать становилось почти невыносимо.
Но затем тишину заполнило то, что было слушать еще труднее. Патрик начал плакать. Он съежился у дверцы, так далеко от нас, как только мог, и тихо плакал. Через какое-то время он сказал:
— Вы правы. Я ничего не сделал, и это не даст мне покоя до конца моих дней.
— Добро пожаловать в наш клуб, — хмыкнула я.
Он уставился сквозь темноту на меня.
— Тогда почему ты это сделала?
— Кто-то был должен.
— Я никогда не забуду, как ты его рубила. Такая маленькая… И выражение твоего лица, когда ты его убила. Боже, ты выглядела безразлично, будто тебя вообще там не было. Почему именно ты должна была это сделать?
— А что, было бы лучше, если бы это сделал один из мужчин? — поинтересовалась я.
— Да, — ответил он коротко.
— Не говори мне, пожалуйста, что это из разряда шовинистского бреда. Что ты так расстроен только потому, что это сделала девчонка?
Патрик всхлипнул.
— Думаю, да. То есть, думаю, все это не казалось бы настолько ужасным, если бы это сделал кто-нибудь другой. Просто ты такая маленькая и хорошенькая. Ты не должна отрубать людям пальцы.
— О-о, я тебя умоляю! — поморщилась я.
— Я и в могилу сойду, представляя выражение твоего лица в тот момент.
— Продолжай в том же духе, и сойдешь туда раньше, чем ожидаешь, — пробормотала я себе под нос.
— Что ты говоришь? — переспросил Патрик.
— Ничего, — вздохнула я.
Джейсон издал нечто, похожее на смех. Если бы он только знал, насколько мое замечание было невеселым. Мне хватало проблем с тем, что я сделала. И мне совсем не был нужен рыдающий Сверчок Джимини[6], чтобы подчеркнуть тот факт, что я пала ниже некуда. И монстр не дышал мне в затылок, он был у меня в голове. В голове, жирненький такой, хорошо откормленный. И то, что я не чувствовала себя виноватой, только утверждало меня во мнении, что монстр был дома. Я чувствовала себя плохо, но только из-за того, что должна была чувствовать себя плохо, но на самом деле не чувствовала. У меня должна была быть некая личная черта, за которую я не переступлю, и раньше я думала, что эта черта — пытки. Я ошибалась.
Горло опять окаменело от слез, но будь я проклята, если заплачу. Дело сделано. Мне нужно забыть об этом, хотя бы до тех пор, пока мы не закончим работу. Работой было спасение Даниеля и Шарлотты. Если я их не вытащу, то все это было зря. У меня появится новый ночной кошмар ни за что. Но дело было даже не в этом. Я не смогу смотреть в глаза Ричарду, если позволю им умереть. Раньше я злилась на него, была просто вне себя, но сейчас это ощущение прошло. Я бы много отдала, чтобы в эту минуту он меня обнимал. Конечно, он скорее всего согласился бы с Патриком. Ричард будет очень мудрым человеком, если не попытается этим вечером читать мне нотации.
Но дело было не только в Ричарде. Я встречалась со всем кланом Зееманов. Они были так близки к совершенству, что у меня зубы ныли. И от такой потери эта семья может не оправиться уже никогда. Моя семья не оправилась. Я рассчитывала на Даниеля с Шарлоттой, на то, что они придут в себя после пыток. Я рассчитывала на то, что они будут достаточно сильными, чтобы не дать этому себя уничтожить. Я надеялась, что была права. Нет. Я молилась, что была права.
Томпсон рассказал, в какой комнате их держат. Это была дальняя комната, ближе к лесу и как можно дальше от дороги. Не удивительно. Возможно, у Томпсона могла оказаться и другая информация, которая была бы нам полезна. Может, мне следовало применить меньше пыток, и больше угроз. Может, это дало бы нам больше деталей, и намного быстрее. Может — да, а может, и нет. Я была новичком в допросе с пристрастием, и полагаю, мне не хватало нужных навыков. Я бы сказала, что я усовершенствуюсь с практикой, но я не собиралась делать это снова. Уже после одного этого случая во мне навсегда поселились орущие воспоминания, но если сделать такое еще раз, мне конец. Меня придется связать и запереть. У меня перед глазами стояла картина врезающегося в пол лезвия. Я вспомнила, как подумала в тот момент, что не почувствовала, как нож разрубил кость. Только ощутила, как он вонзился в пол. Увидела, как в потоке крови отделяются пальцы. Крови было не так много, как можно было бы ожидать, как ни странно.
— Анита, Анита, поворот!
Я моргнула и ударила по тормозам, отчего всех бросило вперед. Ремень безопасности был только на мне. Обычно я не забываю напомнить всем пристегнуться. Непозволительная небрежность с моей стороны.
Упершись в приборную панель, Джейсон вернулся на место и спросил:
— С тобой все в порядке?
Я медленно сдала фургон назад.
— В порядке.
— Врешь, — фыркнул он.
Я ехала задним ходом, пока не увидела белый знак, на котором было написано: «Грин Вэли Хаус»[7]. Вот уж никогда не ожидаешь обнаружить в конце грязной дороги дом с названием, но тем не менее. То, что дорога не покрыта асфальтом, еще не говорит о том, что живущим здесь людям не хватает стиля или претенциозности. Иногда чертовски трудно отличить одно от другого.
Дорога за поворотом была усыпана гравием. Гравий барабанил по дну фургона даже на скорости меньше двадцати миль в час. Я ехала все медленнее. Роксана знала этот дом. Она росла с сыном Гринов. Они даже были лучшими друзьями, пока гормоны не дали о себе знать, и он не начал пытаться разыгрывать перед девочкой мальчика. Но дом и эти места она знала. Примерно на середине пути была небольшая прогалина, где нам следовало оставить фургон. Прогалина была справа, и я свернула в траву. Трава мела по металлу, хлестала по шинам. В деревьях черный фургон было практически невозможно заметить. Правда, он оказался зажат этими же деревьями. Быстро его обратно на дорогу не выгонишь. Конечно, я не планировала, что нам придется к нему бежать. Приоритетной задачей для меня было вызволить Даниеля с Шарлоттой настолько безопасно для них, насколько это возможно. Других приоритетов у меня не было. Это здорово упрощало дело. Спасаем заложников, убиваем остальных. Все просто.
Часть меня надеялась, что Ричард доберется сюда вовремя, чтобы начать штурм с нами. Часть меня — наоборот. Во-первых, я не была уверена, как он воспримет новости про свою семью. Во-вторых, я не была уверена, как он воспримет мой план игры. А спорить мне не хотелось. Я достаточно сегодня заплатила, чтобы сюда попасть. И мы будем играть так, как этого захочу я.
Кто-то тронул меня за руку, и я так вздрогнула, что на секунду потеряла дар речи. Сердце подпрыгнуло к горлу, так что я не сразу смогла опять начать дышать.
— Анита, это Джейсон. С тобой все в порядке?
Пассажирская дверь кабины была открыта, и Патрика в поле зрения не наблюдалось. С моей стороны фургона послышалось движение. В окошко тихо постучал Натаниель. Я опустила стекло.
— Сзади все вышли, — поставил он меня в известность.
Я молча кивнула.
— Дай нам несколько минут, — сказал ему Джейсон.
Не проронив ни слова, Натаниель вернулся в тыл фургона. Он действительно замечательно выполнял приказы.
— Скажи что-нибудь, Анита.
— Не о чем тут говорить.
— Ты то и дело смотришь в пространство по нескольку минут за раз. Будто ты где-то не здесь. А ты нам нужна, чтобы все получилось. Ты нужна Даниелю и миссис Зееман.
Моя голова медленно самопроизвольно повернулась, и я посмотрела на Джейсона.
— Сегодня я сделаю для них все, что смогу. Я уже выше и дальше моего личного того, что я могу.
— Еще ничего не закончилось, пока они не в безопасности.
— Знаю. Ты думаешь, я не знаю? Если я не вытащу их оттуда живыми, значит все, что я сделала, было зря.
— И что ты думаешь, ты сделала? — спросил он.
Я покачала головой.
— Ты видел.
— Я помогал его держать, помнишь?
— Мне очень жаль…
Положив руки мне на плечи, Джейсон аккуратно меня потряс.
— Черт возьми, Анита, соберись! Цепенеть от ужаса совсем не в твоем духе. Ты — хороший солдат. Ты убиваешь и идешь дальше, как и должна.
Оттолкнув от себя Джейсона, я крикнула ему в лицо:
— Я пытала человека, Джейсон! Унизила его до того, что он корчился на полу, хныча от страха и боли. И мне хотелось это сделать. Хотелось, чтобы ему было больно за то, что они сделали с Шарлоттой и Даниелем. Мне хотелось это сделать, — я тряхнула головой. — Сегодня я закончу дело, но прости меня за то, что мне немного труднее оставаться в норме. Прости, что я при всем том — не суперменша.
— Не суперменша?! — воскликнул он, прижав руку к груди, и всем своим видом выражая шок. — И ты обманывала меня все эти годы!
Это заставило меня улыбнуться, а улыбаться мне не хотелось.
— Перестань.
— Что перестать? Утешать тебя? Или жизнь кончится только потому, что ты сделала нечто ужасное? Хочешь, я скажу тебе действительно ужасную правду, Анита? Независимо от того, как плохо ты себя чувствуешь, жизнь продолжается. Жизни до одного места все твои муки совести, то, что ты расстроена, выбита из колеи или мучаешься. Жизнь продолжается, и тебе придется либо идти за ней, либо сидеть посреди дороги и старательно жалеть себя. А я не вижу, чтобы ты это делала.
— Я себя не жалею.
— Ты не сломалась из-за Томпсона. Ты сломалась из-за того, что ты сделала с Томпсоном и как это заставило тебя себя почувствовать. В сущности, он тебе до крысиной задницы. Ты просто льешь слезы и скрипишь зубами из-за того, какой ты большой и злобный монстр. Знаешь что? Я достаточно наслушался этого от Ричарда. Только не хватало этого на мою голову еще и от тебя. Так что собирайся. Нам пора спасать людей, которые нам небезразличны.
Я уставилась на него.
— Знаешь, что меня действительно беспокоит?
— Нет. Что?
— Я не чувствую себя плохо из-за того, что порезала Томпсона. Я думаю, что он это заслужил.
— Так и есть, — кивнул Джейсон.
— Никто не заслуживает пыток, Джейсон. Никто не заслуживает того, что мы сделали — я сделала — с ним. Вот что продолжает твердить мне передняя часть разума. Шепчет и шепчет, что я должна чувствовать вину, ужас. И это должно меня сломать. Но знаешь что?
— Что? — послушно спросил Джейсон.
— Это меня не сломает, потому что единственная вещь, о которой я сейчас жалею, это то, что у меня не хватило духу отрезать у Томпсона член на сувенир маме Ричарда. Его смерти, даже пытки было недостаточно. Зееманы — как чертовы Уолтоны. И мысль, что кто-либо может просто прийти и это разрушить, испортить навсегда, злит меня так сильно, что все, что я могу сделать — это убить их. Убить их всех. Во мне нет сожалений, — я посмотрела на Джейсона. — Но я должна о чем-то сожалеть, Джейсон. Я могу убить, не моргнув глазом. Теперь я могу пытать и не жалеть об этом. Я стала одним из монстров, и если это спасет Ричарду семью, я счастлива им быть.
— Полегчало? — участливо поинтересовался Джейсон.
— Ага, есть немного. Я монстр, но на то есть веская причина.
— Чтобы спасти маму Ричарда, я бы сделал много чего еще хуже, чем отрубил пару пальцев, — мрачно заметил Джейсон.
— Я тоже, — согласилась я.
— Тогда давай сделаем это, — сказал он.
Мы выбрались из фургона и пошли делать это.
Персонаж «Пиноккио» — прим. Helen.
«Greene Valley House» — если вольно перевести фамилию Гринов, «Дом в Зеленой Долине» — прим. Cara.