В коттеджи я вернулась только после семи. Стоял август, так что было еще светло, но все равно чувствовалось, что уже поздно. В освещении появилась мягкость, а в жаре — усталость, словно день ждал — не дождался, когда начнется ночь. А может, это просто устала я сама.
Лицо нещадно болело. По крайней мере, мне не наложили швы на губу. Врач из скорой сказал, что пара стежков мне понадобится. Но когда я приехала в больницу, тамошний доктор решил наоборот. Для меня — просто подарок небес. У меня что-то вроде фобии к иголкам. Но мне раньше уже накладывали швы без обезболивающего, и весело мне в этот момент не было.
Перед домиками стоял Джамиль. Он переоделся в джинсы и футболку с улыбающейся рожицей. Футболка была обрезана, так что было видно пресс. Хоть моя бальная карточка была уже битком набита красивыми мужиками, но у Джамиля определенно был самый милый животик из тех, которые я видела. Обтянутые гладкой блестящей кожей, как черепицы на презентабельной крыше, выступали квадратики мускулов. Смотрелось это почти нереально. Вообще-то, я не думаю, что хорошему телохранителю так уж необходим рельефный живот. Но знаете, всем нужно хобби.
— Очень жаль, что я пропустил все веселье, — встретил он меня. Он нежно коснулся моих опухших губ, и я дернулась. — Удивительно, что ты позволила тебя отметить.
— Она специально, — вмешался Шанг-Да.
Джамиль посмотрел на него.
— Анита притворилась, что отключилась, — подтвердил Джейсон. — Выглядела она правдоподобно жалко.
Джамиль снова посмотрел на меня.
Я пожала плечами.
— Ну да, разрешила бы я дать себе в морду специально. Но раз уж упала, то сыграла больную. Таким образом, мы могли выдвинуть и свои обвинения.
— Не представлял, что ты так здорово притворяешься, — заметил Джамиль.
— Учись, пока жива, — ответила я. — А где Ричард? Мне нужно с ним поговорить.
Джамиль оглянулся на один из домиков, потом снова посмотрел на меня. На лице было выражение, значение которого я не могла понять.
— Он моется. Два дня не менял одежду.
Я повнимательнее вгляделась в его очень осторожное лицо, пытаясь понять, что он недоговаривает.
— Что происходит, Джамиль?
Он покачал головой.
— Ничего.
— Хватит темнить, Джамиль. Мне нужно поговорить с Ричардом — и быстро.
— Он в душе.
Я покачала головой, и голова тут же услужливо заболела.
— Плевать. В каком он домике?
Джамиль тоже покачал головой.
— Дай ему несколько минут.
— Больше, — заметил Шанг-Да подозрительно бесцветным тоном.
Джейсон просто переводил глаза с одного из них на другого.
— Что происходит? — повторила я.
В домике за Джамилем открылась дверь. В проеме возникла женщина. Ричард держал ее за плечи и, похоже, пытался вытолкать — нежно, но решительно.
Женщина обернулась и увидела меня. Она была шатенкой, с одной из тех причесок, которые кажутся простыми и беспорядочными, но на которые уходят часы. Оттолкнувшись от Ричарда, она гордо двинулась к нам. Точнее, ко мне. Взгляд ее темных глаз был прикован только ко мне.
— Люси, не надо, — попросил Ричард.
— Я только хочу ее обнюхать, — откликнулась Люси.
Ответ был из тех, что могла бы дать собака, случись ей обрести дар речи. Обнюхать меня, а не посмотреть на меня. Мы, приматы, почти забыли, что большинство других млекопитающих привыкли полагаться больше на обоняние, чем на зрение.
Пока Люси направлялась ко мне, мы с ней успели друг друга рассмотреть. Она была чуть выше меня, около пяти футов шести дюймов. Походка у нее была преувеличенно вихляющая, так что короткая юбка сливового цвета развевалась вокруг ног, демонстрируя всем вокруг верхнюю часть чулок и подвязки. Пару черных туфель с высокими каблуками она несла в руках, но двигалась так грациозно, почти на цыпочках, словно туфли были на ней. Блузка была фиолетовая, на тон светлее юбки, и расстегнута достаточно, чтобы убедиться в наличии лифчика, в том, что он черный, и что подходит к остальному представленному на обозрение белью. И либо лифчик был с подкладкой, либо она была, ну, скажем, пышной. На ней было больше косметики, чем я использую за год, но макияж был наложен умело, так что кожа казалась гладкой и идеальной. Темная помада размазалась.
Я посмотрела мимо нее на Ричарда. На нем были голубые джинсы, и этим наряд исчерпывался. На обнаженной груди еще блестела влага. Густые волосы мокрыми волнистыми прядями прилипали к лицу и плечам. Ее помада размазалась у него по губам, напоминая лиловый синяк.
Мы встретились глазами, и не думаю, что хоть один из нас знал, что сказать.
Зато она точно знала, что сказать.
— Так значит, ты и есть человечья сучка Ричарда.
Это было так откровенно враждебно, что я не удержалась от улыбки.
Улыбка ей не понравилась. Она подошла ко мне так близко, что мне пришлось отступить, чтобы край ее юбки не коснулся моих ног. Если бы я и сомневалась в том, кто она такая, то на таком близком расстоянии ее сила не оставляла никаких сомнений, танцуя на моей коже, будто рой насекомых. Она была сильна.
Я покачала головой.
— Слушай, перед тем, как мы займемся этими мистическими волчьими или, того хуже, личными разборками, мне нужно обсудить с Ричардом, почему он попал за решетку и почему местная полиция обвинила его в изнасиловании.
Она моргнула.
— Меня зовут Люси Винстон. Запомни это.
Я смотрела ей прямо в светло-карие глаза с расстояния всего в пару дюймов. Так близко я даже могла рассмотреть небольшую неточность в линии подводки. Ричард упоминал ее в тюрьме. Не мог же он встречаться с двумя Люси сразу?
— Люси — Ричард говорил про тебя, — ответила я.
Она опять моргнула, но на этот раз — в легкой растерянности. Отступив от меня, она оглянулась на Ричарда.
— Ты говорил ей про меня?
Ричард молча кивнул.
Она снова отступила, в глазах блеснули слезы.
— Тогда почему…
Я переводила взгляд с одного из них на другого. Что именно «почему», хотела бы я знать. Но спрашивать не стала. Мне нравилось недолюбливать Люси. Если она заплачет, это точно испортит мне все удовольствие.
Подняв руки и показывая, что я сдаюсь, я обошла вокруг нее и направилась к Ричарду. Нам нужно было поговорить, но вид чулок и белья Люси сильно портил предстоящий разговор.
Не мое дело, что он делает. Я спала с Жан-Клодом. У меня не было ни одного камня, который можно было бы бросить в Ричарда. Так почему я с таким трудом сдерживалась, чтобы не распсиховаться? Хотя, возможно, это один из тех вопросов, на которые лучше не отвечать.
Ричард вышел на крыльцо, пропуская меня в дом перед собой. Он закрыл дверь за мной и прислонился к ней. Мы вдруг оказались наедине, действительно наедине, и я не знала, что говорить.
Он стоял, прислонившись к двери, держа руки за спиной. На обнаженной груди бусинками блестела вода. У него всегда была отличная грудь, плюс — с тех пор, когда я последний раз видела его без рубашки, Ричард явно качался. Фигура казалась почти агрессивно мужественной, хотя пока не приняла тот гротескный вид, к которому так страстно стремятся все бодибилдеры. Он плотнее навалился на дверь, от чего мышцы на животе проступили четче. Когда-то я наверняка помогла бы ему вытереться. Волосы начинали подсыхать, образуя волнистую массу. Если он с ними что-нибудь не сделает, ему придется их намочить заново и начать все сначала.
— Люси вытащила тебя из душа без полотенца?
Не успев задать этот вопрос, я о нем пожалела. Подняв руку, я поспешила продолжить:
— Прости. Меня это не касается. Я не имею права ехидничать.
Он улыбнулся, почти печально.
— Думаю, это всего второй раз, когда я слышу, чтобы ты признавала, что ты не права.
— О, я часто бываю не права. Я просто не говорю об этом вслух.
Он опять улыбнулся, на этот раз своей обычной улыбкой. На фоне смуглого лица сверкнули белоснежные зубы. Многие считали, что Ричард загорелый. Я же знала, что это его собственный цвет кожи, так как видела весь комплект целиком. Он был типичным белым средне-американцем, из семьи, которая даже Уолтонов заставила бы выглядеть чужаками, но поколение или два назад в ней случилось нечто не такое белокожее.
Ричард оттолкнулся от двери и направился ко мне, мягко ступая босыми ногами. Больше, чем чувство такта, меня сейчас интересовала дорожка волос, сбегавшая от его талии под пояс.
Я с усилием отвела глаза и спросила:
— Почему они тебя засадили?
Дело, сосредоточимся на деле.
— Точно не знаю, — ответил он. — Можно, я возьму полотенце и закончу вытираться, пока мы говорим?
— Ты у себя дома. Пожалуйста.
Он скрылся в ванной, и я смогла оглядеться. Домик был почти точной копией моего, кроме того, что цветом этого выступал желтый, и здесь явно жили. Покрывало такой же жизнерадостной расцветки было сброшено на пол, где и пребывало в виде солнечной груды. Белые простыни были смяты. Ричард обычно проявлял почти фанатическое отношение к заправлению постели. А вот Люси — интересно, с чего бы — не произвела на меня впечатления опрятной особы. Так что я готова была поспорить, что постель разворошила она. Впрочем, с одной стороны простыни были влажные, так что ей, возможно, помогали.
Я провела рукой по влажным простыням. Даже подушка была мокрой, будто на нее падали густые мокрые волосы. У меня окаменело горло, и если бы я не знала точно, я бы сказала, что на глаза выступили слезы. Ну, уж нет, ни за что. Все-таки это я бросила Ричарда. С чего мне реветь?
Здесь над кроватью тоже был Ван Гог, на этот раз «Подсолнухи». Интересно, во всех ли домиках висят репродукции с картин Ван Гога, подходящие по цвету к дизайну. Ага, может, если я сосредоточусь на обстановке, то перестану думать, как Люси смотрела на милые желтые цветы, пока Ричард…
Я резко отбросила вставшую перед глазами картину. Мне не стоит заходить так далеко. Не думала же я серьезно, что Ричард будет хранить невинность, пока я развлекаюсь с Жан-Клодом? Неужели я действительно считала, что он будет терпеливо ждать? Может, и так. Глупо, но так.
Дверь в ванную все не открывалась. Был слышен звук бегущей воды. Он что, опять принимает душ? Может, просто решил опять намочить волосы. Возможно. А может — моется. Секс никогда не бывает таким аккуратным, как показывают в кино. Настоящий секс не может быть опрятным. А хороший — и того меньше.
Три месяца с Жан-Клодом, и я стала экспертом по сексу. Это было почти забавно. До него я была довольно целомудренна. Хоть и не девственница. Об этом позаботился еще мой жених в колледже. Я упала ему в руки с той верой, которую может подарить только первая любовь. И это был один из последних наивных поступков, который я совершила.
Мы с Ричардом тоже были помолвлены, недолго. Но у нас секса не было. После первого опыта в колледже мы оба не увлекались случайными связями. Личный выбор, который оказался у нас одинаковым. Возможно, если бы мы отдались своему желанию, между нами не осталось бы до сих пор столько страсти. Правда, последнее время мы в основном страстно ругались.
Ричард был слишком мягким, слишком нежным, слишком щепетильным, чтобы править волчьей стаей. Он дважды имел возможность убить Маркуса, предыдущего Ульфрика, и дважды отказывался. А нет убийства — нет нового Ульфрика. Фактически это я вынудила его совершить убийство. А после просто бросила его. Не честно, не правда ли? Конечно, я не просила его съедать Маркуса. Что значит немножко каннибализма между друзьями?
Вода в ванной все шумела. Если бы я не боялась, что в ответ он выйдет мокрым в одном полотенце, я бы давно постучалась и попросила бы его поторопиться. Но на сегодня с меня было достаточно блистательного Мистера Зеемана. Тут уж — чем меньше, тем определенно лучше.
На стене перед столом были приколоты листки. Я подошла поближе. У меня был семестровый курс «Приматы: Северная Америка». Все студенты называли его попросту «Тролли». Малые тролли Дымных Гор — одни из самых маленьких североамериканских троллей. Примерно от трех с половиной до пяти футов ростом. В основном они травоядные, но с удовольствием добавляют к своему рациону падаль и насекомых. Я прокрутила все это в голове, подходя к картинкам. С ног до головы они были покрыты черным мехом. Сгрудившись группами в ветвях деревьев, они смотрелись как высокие шимпанзе или стройные гориллы, но здесь были и фотографии троллей во время ходьбы. Они были определенно прямоходящими. Единственные прямоходящие приматы кроме человека.
Здесь были и потрясающие снимки их лиц с очень близкого расстояния. Шерсти на голове было больше, чем у больших обезьян, и выглядели они более человечно. Некоторые теории предполагали, что тролли были тем самым пропущенным звеном между человеком и обезьяной. В начале двадцатого века было, по крайней мере, два известных случая, когда троллей использовали в цирках, и называли их дикими людьми. А американские поселенцы веками убивали троллей. Так что к началу двадцатого столетия их стало так мало, что их считали экзотикой.
От полного уничтожения троллей спасли два события в 1910 году. Во-первых, была опубликована научная статья, в которой говорилось, что тролли используют инструменты и хоронят своих мертвых с цветами и личными предметами. Ученые очень осторожно описали только то, что было установлено точно, но газеты пошли дальше. Они заявили, что тролли верят в жизнь после смерти, а значит — верят в бога.
Протестантский священник по имени Саймон Баркли решил, что ему явилось откровенье Господне. Он нашел тролля, забрал его к себе и попытался обратить в христианство. А свой опыт с Питером (троллем) описал в книге, которая тут же стала бестселлером. И к троллям пришла слава.
У одного из моих преподавателей биологии в кабинете висел черно-белый снимок Тролля Питера. На фотографии Питер склонил голову и сложил руки. На нем даже была одежда, хотя отец Баркли всегда расстраивался из-за того, что без постоянного присмотра Питер раздевался.
Не уверена, что Питеру с Баркли было хорошо, но тот спас его вид от почти полного истребления. Питер принадлежал к североамериканским пещерным троллям, единственному виду на этом континенте, который уступал ростом Малым Дымным. Хоть действиями Баркли и двигал божий дух, но человек он был не глупый. В те дни еще существовали Большие тролли Дымных Гор, плотоядные, от восьми до двенадцати футов ростом. Их души Баркли решил не спасать. Вышел бы большой конфуз, если бы тролль съел Баркли вместо того, чтобы за него помолиться.
Тролли стали первым видом в Америке, который попал под защиту. Но больших троллей Дымных Гор защищать не стали. На них охотились до полного истребления. Но, видите ли, они вырывали из земли большие деревья и забивали туристов до смерти, высасывая потом костный мозг из их костей. С такими привычками довольно сложно получить положительные отклики в прессе.
Появилось даже общество троллелюбов под названием «Друзья Питера». Но, хотя убивать троллей какого бы то ни было вида, по какой бы то ни было причине, незаконно, это все равно происходит. Браконьеров хватает. И глядя в такие человеческие лица, я не могла понять, почему они это делают. Только ради трофея?
В облаке теплого воздуха из ванной вышел Ричард. На нем были те же джинсы, к ним добавилось полотенце на голове и фен в одной руке. Он заново намочил голову, для чего, похоже, залез под душ целиком. К счастью для меня, он вытер грудь и руки. Плечи казались еще сильнее, чем обычно. Я знала, что он мог выжать слона средних размеров независимо от того, насколько мускулистым он выглядел, но мускулы помогали об этом вспомнить. Физически он был просто отрадой для глаз. Но это заставляло задуматься еще и о том, почему он столько времени уделял своему телу. Обычно такие вещи его не интересовали.
Я показала на фотографии.
— Здорово снято.
Я улыбнулась, так как мне действительно понравилось. Когда-то я представляла себе свою жизнь именно так — в поле, за такой работой. Что-то вроде противоестественной Джейн Гудолл. Правда, честно говоря, приматы не совсем вписывались в мою область интересов. Скорее, что-то вроде драконов, или озерных чудовищ. Ничего из того, что не съело бы меня, дай я ему такую возможность. Но это было задолго до того, как меня нанял Берт, мой босс, поднимать мертвых и истреблять вампиров. Иногда, даже притом, что Ричард был старше меня на три года, он заставлял меня чувствовать себя старой. Он все еще пытался жить своей жизнью среди всего этого противоестественного дерьма. А я — наоборот — положила на все, кроме этого противоестественного дерьма. Нельзя справляться со всем одновременно одинаково хорошо, по крайней мере, у меня не получается.
— Я как-нибудь возьму тебя с собой, чтобы ты их увидела живьем, если хочешь, — сказал он.
— С удовольствием, если троллей это не побеспокоит.
— Они уже почти привыкли к посетителям. Кэрри, доктор Онслоу, даже стала пускать небольшие группы туристов, и разрешать им фотографировать.
Он упомянул о какой-то Кэрри в том же ключе, что и о Люси. Может, это она и есть?
— Вам что, так не хватает денег?
— На такие проекты денег всегда не хватает. Но больше, чем деньги, нам нужна хорошая пресса.
Я нахмурилась.
— Это зачем?
— Ты последнее время не читала газеты? — спросил он.
Ричард снял с головы полотенце. Волосы потемнели от влаги и были тяжелыми, словно их можно было выжимать еще.
— Ты же знаешь, я не читаю газет.
— У тебя и телевизора не было, а сейчас есть.
Я присела на край его стола, стараясь быть от него так далеко, как только могла, не покидая комнаты. Я действительно купила телевизор, чтобы смотреть с ним старые фильмы.
— Я его больше не смотрю.
— Жан-Клод не большой поклонник мюзиклов? — спросил Ричард, и я услышала в его голосе те же оттенки, которые появились в последнее время: гнев, ревность, жестокость и уязвленность.
Услышав их, я почувствовала почти облегчение. То, что он злился, делало все гораздо проще.
— Жан-Клод не любит смотреть. Он предпочитает действовать.
Черты лица Ричарда обострились, его высокие скулы от злости проступили четче.
— Люси тоже предпочитает не только смотреть, — заметил он голосом низким и напряженным.
Я рассмеялась, но не очень весело.
— Спасибо, что все упрощаешь, Ричард.
Он уставился в пол, мокрые волосы упали с одной стороны, открывая профиль.
— Если бы я хотел ссоры, я бы поддался на уговоры Люси. Дал бы тебе увидеть нас в постели.
— Ты больше не мой, Ричард. С какой стати меня должно беспокоить, что ты, черт побери, делаешь?
— Это вопрос, да? — он поднялся и направился ко мне.
— Почему они тебя обвинили? — спросила я. — Почему они решили запрятать тебя в тюрьму?
— В этом вся ты, Анита. Воплощенное дело.
— А ты позволяешь себе отвлекаться, Ричард. Ты не следишь за мячом.
Боже, вот вам и спортивная метафора. Похоже, это заразно.
— Отлично, — откликнулся он так зло, что это почти ранило. — Группа троллей, которую мы изучали, разделилась на две группы. Это случается не часто, так как у них очень низкий уровень рождаемости. Для североамериканских троллей это первый зарегистрированный случай в этом веке.
— Это все потрясающе, но какое отношение имеет к остальному?
— Заткнись, пожалуйста, и слушай, — попросил он.
Я заткнулась. Это было только вступление.
— Меньшая группа мигрировала из парка. Чуть больше года они провели на частной территории. Владелец, фермер, не возражал. Фактически, ему это даже льстило. Кэрри возила его посмотреть на первого малыша, который родился на его земле, и он носил фотографию в бумажнике.
Я посмотрела на него внимательнее.
— Звучит здорово.
— Примерно полгода назад фермер, Айвен Грин, умер. Его сын не такой любитель природы.
— А, — заметила я многозначительно.
— Но тролли — это вид, находящийся под угрозой вымирания. Они — не то, что редкий вид улиток или жаб. Они большие и заметные животные. Сын пытался продать земли, и мы законно этому помешали.
— А сын, понятно, в восторге не был, — продолжила я.
Ричард улыбнулся.
— Да уж, от радости не прыгал.
— И потащил вас в суд, — сказала я.
— Не совсем, — покачал головой Ричард. — Мы думали, что так будет. Фактически, мы должны были догадаться, когда он не стал судиться.
— И что же он сделал? — спросила я.
Пока Ричард рассказывал, его гнев растворился. Ему всегда приходилось прикладывать усилия, чтобы злиться долго. Что же до меня, то я в этом преуспела, как никто другой. Продолжив, он взял с кровати полотенце и стал вытирать волосы.
— У местного фермера начали пропадать козы.
— Козы? — переспросила я.
Ричард внимательно посмотрел на меня сквозь занавесь из мокрых волос.
— Козы.
— Кто-то явно начитался сказок, — заметила я.
Ричард снова натянул полотенце на голову и сел на кровать.
— Это точно. Тот, кто хоть немного разбирается в троллях, не стал бы красть коз. Даже европейские малые тролли, которые действительно охотятся, предпочли бы козе собаку.
— Так значит, это была чистая подстава, — задумчиво сказала я.
— Ага, но газеты за это ухватились. И все бы ничего, но начали пропадать кошки и собаки.
— Они поумнели, — сказала я.
— Они услышали интервью с Кэрри, где она описывала их пищевые предпочтения, — покачал головой Ричард.
Я подошла ближе и остановилась у кровати.
— Интересно, почему земельный спор заинтересовал местную полицию?
— Погоди, потом стало еще хуже.
Подняв сброшенное покрывало, я присела на край кровати, положив его на колени.
— Насколько хуже?
— Пару недель назад нашли труп человека. Сначала это считали одним из этих ужасных туристических несчастных случаев. Он сорвался с горы. Такое случается, — сказал Ричард. — Но потом труп оформили, как жертву троллей.
Я нахмурилась.
— Ричард, это же не акулы. Откуда они узнали, что это сделали тролли?
— А тролли этого и не делали, — ответил он.
— Конечно, нет, но хоть какие-нибудь доказательства, даже фальшивые, были?
— Кэрри пыталась достать отчет коронера. Но он сразу попал в газеты. Человек умер от укусов, по всему телу были следы укусов животных. Отпечатки зубов троллей.
Я покачала головой.
— Да у любого, кто погибнет в этих горах, будут следы укусов. Хорошо известно, что тролли — падальщики.
— Нет, если послушать шерифа Уилкса, — мрачно ответил Ричард.
— А ему-то что за дело до этого?
— Обычное дело. Деньги, — сказал Ричард.
— Ты точно знаешь? — спросила я.
— Имеешь в виду, есть ли у меня доказательства?
Я кивнула.
— Нет. Кэрри ищет следы в документах, но пока ничего. А последние дни она бегала и пыталась вытащить меня из тюрьмы.
— Это та же Кэрри, про которую ты говорил в участке, что она твоя подружка? — поинтересовалась я.
Ричард молча кивнул.
— Аха, — глубокомысленно сказала я.
— Ты имела в виду только «аха»? — спросил он.
— Да. И прости меня великодушно, но лучший способ заставить Кэрри бросить работу — это бросить ее бойфренда за решетку.
— Я уже не ее бойфренд, — заметил он.
Я ухватилась за этот маленький кусочек новой информации.
— И что, об этом общеизвестно?
— Не совсем.
— Тогда это может объяснять, почему тебя засадили. Они предъявили обвинение в изнасиловании только потому, что Уилкс, по крайней мере пока, не хочет никого убивать.
— Думаешь, это может измениться? — спросил Ричард.
Я дотронулась кончиками пальцев до своих опухших губ.
— Он определенно начинает завышать уровень насилия.
Ричард потянулся через кровать, пока его пальцы не коснулись синяков у меня на лице. Прикосновение было таким легким, словно мимо порхнула бабочка.
— Это сделал Уилкс?
Я постаралась утихомирить ускорившийся пульс и ответила:
— Нет. Уилкс позаботился появиться уже после того, как всем плохим ребятам понадобилась скорая.
Ричард улыбнулся, скользя кончиками пальцев по моим скулам, не касаясь синяков.
— И сколько их ты покалечила?
Сердце билось быстро и сильно, поэтому, отвечая, я боялась, что оно вот-вот выпрыгнет у меня из горла.
— Всего одного.
Ричард незаметно оказался еще ближе, его пальцы скользили вверх-вниз по моей щеке.
— Что ты с ним сделала?
Я не знала, что делать — отодвинуться или позволить ласкать свое больное лицо прохладному теплу его ладоней.
— Сломала ему руку и ногу в суставе.
— Зачем ты это сделала? — спросил он так же тихо.
— Он угрожал Шанг-Да, а потом достал нож.
Говорила я уже с придыханием.
Ричард снова приблизился ко мне, почти прижался. Он стащил свое смешное полотенце с головы, и густые влажные пряди упали ему на лицо, приятно холодя мне кожу. Его губы были так близко к моим, что я ощущала его дыхание.
Все еще держа покрывало в руках, я поднялась и отступила. Покрывало упало на пол, а мы продолжали смотреть друг на друга.
— Почему нет, Анита? Ты хочешь меня. Я чувствую это, ощущаю запах твоего желания, оно пульсирует у меня на языке.
— Спасибо за этот образ, Ричард.
— Ты все еще хочешь меня, проведя месяцы в его постели. Все еще хочешь меня.
— Это не делает мое желание правильным, — сказала я.
— Ты теперь верна Жан-Клоду? — спросил он.
— Просто стараюсь не запутаться еще больше, Ричард. И все.
— Жалеешь о своем выборе?
— Без комментариев, — покачала я головой.
Поднявшись, он начал двигаться ко мне. Но я подняла руку, и он остановился. Я почти ощущала его взгляд, его мысли — личные и такие интимные. Он думал о том, что мы с ним никогда раньше не делали.
— Шериф Уилкс сказал, что если мы уберемся из Доджа к завтрашнему вечеру и заберем с собой свою охрану, он просто забудет обо всем. Обвинения в изнасиловании будут сняты, а ты сможешь вернуться к своей обычной жизни.
— Не могу, Анита. Они хотят объявить на троллей охоту, настоящую охоту с ружьями и собаками. Я не уеду, пока не буду уверен, что троллям ничего не угрожает.
Я тяжко вздохнула.
— Меньше, чем через две недели начинаются уроки. Хочешь остаться и потерять работу?
— Ты действительно думаешь, что Уилкс допустит, чтобы это продолжалось так долго? — усмехнулся Ричард.
— Нет, — ответила я. — Думаю, он или его люди начнут убивать раньше. Нам нужно узнать, почему они так ухватились за эту землю.
— Возможно, дело в ископаемых, но Грин не заполнял отчеты, а это значит, что ему не нужно разрешение властей и не нужны партнеры.
— Что еще за разрешение и партнеры?
— Если бы он открыл, например, месторождение изумрудов на земле, которая граничит с национальным парком, то чтобы начать разработку, ему нужно было подать заявку и получить разрешение. Если бы он открыл что-нибудь, для чего нужно производить взрывные работы или бурение, ну, скажем, свинец или что-то вроде того, то для финансирования ему понадобились бы партнеры. И в этом случае он должен был указать в заявлении будущих партнеров.
— С каких это пор ты увлекся геологией? — поинтересовалась я.
Ричард улыбнулся.
— Просто пытался понять, что же такого ценного может быть в этой земле, что стоит таких проблем. Логически выходит, что все-таки минералы.
Я кивнула.
— Согласна, но если это не минералы или это что-то личное, он не обязан делиться информацией, так?
— Точно.
— Мне нужно поговорить с Кэрри и другими биологами, — заявила я.
— Завтра, — ответил он.
— Почему не сегодня?
— Сама недавно сказала: мистические волчьи разборки.
— И что это значит? — спросила я.
— Это значит, что через четыре ночи будет полнолуние, а ты — моя лупа.
— Говорят, ты тут нашел немало кандидатов на эту должность, — ехидно ответила я.
Его улыбка на этот раз была ни капли не смущенной.
— Можешь считать это странным, но многие женщины находят меня привлекательным.
— Ты знаешь, что я не считаю это странным, — возразила я.
— Тем не менее, ты остаешься с Жан-Клодом.
Я покачала головой.
— Я лучше пойду, Ричард. Буду поблизости и постараюсь, чтобы тебя и остальных из стаи не убили, но давай обойдемся без выяснения отношений.
Не заметив, как он преодолел разделяющее нас пространство, я только успела выставить руки, и уперлась ладонями в его обнаженную грудь. Его сердце под моими пальцами билось, как пойманная птица.
— Не делай этого, Ричард.
— Я пытался тебя возненавидеть, но не смог.
Положив свои руки на мои, он прижал их сильнее, и я отчетливо ощутила, какая гладкая у него кожа.
— Старайся лучше, — попыталась ответить я, но вырвался только шепот.
Он наклонился ко мне, и я отшатнулась.
— Если не высушишь волосы, тебе придется опять их намочить.
— Рискну, — прошептал он, продолжая двигаться ко мне, чуть раскрыв губы.
Отступив, я вытащила свои руки из-под его ладоней, и он меня отпустил. А он был достаточно силен, чтобы меня удержать, и это все еще меня беспокоило.
Я стала отступать к двери.
— Перестань пытаться меня любить, Ричард.
— Я старался.
— Тогда перестань стараться, а просто сделай это.
Наконец, я уперлась спиной в дверь и, не поворачиваясь, схватилась за дверную ручку.
— Ты сбежала от меня. Сбежала к Жан-Клоду. Закрылась от меня его телом, как щитом.
Я уже открывала дверь, когда он внезапно оказался совсем близко от меня, придерживая ее. Я попыталась нажать сильнее, но будто уперлась в стену. Он придерживал дверь одной рукой против веса всего моего тела, а я не могла сдвинуть ее ни на дюйм. Мне это безумно не нравилось.
— Черт возьми, Ричард, пусти меня.
— Думаю, ты больше боишься того, как сильно любишь меня, чем любишь Жан-Клода. С ним ты, по крайней мере, знаешь, что не влюблена.
С меня было довольно. Я вклинилась в дверной проем, чтобы он не смог закрыть дверь, и перестала на нее налегать. Стоя таким образом, я рассматривала Ричарда, каждый его роскошный дюйм.
— Я не могу любить Жан-Клода так, как люблю тебя.
Ричард улыбнулся.
— Не наглей, — сказала я. — Я все же люблю Жан-Клода. Но любви не достаточно, Ричард. Если бы ее было достаточно, я не была бы сейчас с Жан-Клодом. Я была бы с тобой.
Всмотревшись в его большие карие глаза, я закончила:
— Но я не с тобой, и любви не достаточно. Так что отвали от этой проклятой двери.
Опустив руки, он отступил.
— Любви могло бы быть достаточно, Анита.
Я покачала головой и вышла на ступени. Темнота была густой и словно осязаемой, но еще не полной.
— В прошлый раз, когда ты меня послушал, ты первый раз в жизни совершил убийство, и до сих пор от этого не оправился. Я сама должна была пристрелить Маркуса.
— Я бы никогда тебя за это не простил, — ответил он.
Я резко усмехнулась.
— По крайней мере, ты бы не начал ненавидеть за это себя самого. Монстром была бы я, а не ты.
Внезапно его красивое лицо стало очень серьезным, на нем буквально померк свет.
— Что бы я ни делал, куда бы ни пошел, Анита, монстр — я. За это ты меня бросила.
Все еще глядя на него, я сошла на землю. В домике так и не включили свет, так что Ричард стоял в тени более густой, чем наступающая ночь.
— А я думала, что бросила тебя из-за того, что боялась того, как сильно тебя люблю.
На секунду он растерялся, не зная, как ответить на его собственный логичный вывод. Наконец, он взглянул на меня.
— А сама ты знаешь, почему бросила меня?
Я хотела сказать: «Потому что ты съел то, что осталось от Маркуса», но не стала. Не могла я сказать это, глядя ему в глаза, когда он готов поверить в самое плохое, что в нем есть. Он больше не был моей проблемой, так что, с какой стати мне беспокоиться о его эго? Хороший вопрос. А вот хорошие ответы у меня кончились. Кроме того, может быть, в словах Ричарда и была правда. Я уже ничего не знала наверняка.
— Ричард, пойду я лучше к себе. Не хочу больше об этом разговаривать.
— Боишься? — поинтересовался он.
Я покачала головой и, не поворачиваясь, ответила:
— Устала.
И пошла дальше, зная, что он смотрит мне вслед. На парковке уже никого не было. Не знаю, куда делся Джамиль и остальные, да меня это и не волновало. Мне нужно было хоть немного побыть одной.
Вокруг меня расстилалась мягкие летние сумерки. Над головой россыпью сияли звезды, а темные грани листьев вырезали кусочки из их света. Вечер обещал быть замечательным. И тут откуда-то издалека сквозь подступающую темноту донесся высокий, пронзительный вой. Ричард что-то говорил про мистические вервольфьи разборки. У нас, похоже, намечался слет при луне. Боже, ненавижу вечеринки.