Засунув Ларри в постель и накормив демеролом, я подождала, пока он заснет крепко — и разве что землетрясение его разбудит. Затем только я перезвонила. Мне все еще было невдомек, кто бы это мог быть, что мне не очень-то нравилось. Просто нервировало. Кому еще приспичило раздавать мой личный номер, да и зачем?
Телефон не успел даже прозвенеть как следует, а трубку уже сняли. Голос был мужской, тихий и перепуганный:
— Алло?
Мое раздражение тут же смыло густой волной чего-то вроде страха.
— Стивен, что случилось?
— Слава богу! — выдохнул он на том конце.
— Что произошло? — спросила я отчетливо и очень спокойно, потому что мне хотелось на него заорать и заставить быстро выложить, что там, черт побери, стряслось.
— Ты можешь приехать в больницу университета Сент-Луиса?
До меня стало доходить.
— Ты сильно ранен?
— Это не я.
Сердце упало вниз, потом подскочило к горлу, и мой голос прозвучал сдавленно:
— Жан-Клод.
Я тут же поняла, что это глупо. Время чуть после полудня. Если бы Жан-Клоду нужен был врач, его бы привезли к больному. Вампиры средь бела дня не болтаются по улицам. А чего я так волнуюсь из-за вампира? Так вышло, что с этим вампиром у меня роман. Мои родственники, ревностные католики, просто этим возмущены. Поскольку меня это тоже малость смущает, мне трудно защититься.
— Это не Жан-Клод. Это Натэниел.
— Кто?
Стивен вздохнул тяжело и глубоко.
— Один из парней Габриэля.
Окольный способ сказать, что это леопард-оборотень. Габриэль был у леопардов предводителем, альфой, пока я его не убила. Зачем я его убила? Почти все раны, которые он мне нанес, зажили. Носить метки вампира — имеет свои преимущества. Уже не так легко остаются шрамы. Но почти незаметная сетка шрамов у меня на ягодицах и пояснице навсегда будет напоминать о Габриэле. Напоминать о том, что он хотел меня изнасиловать, заставить выкрикивать его имя, а потом убить. Хотя, зная Габриэля, не думаю, что ему так уж важно было, когда я умру — до, после или в процессе. Его все устраивало, пока я оставалась теплой. Оборотни обычно падали не любят.
Я об этом говорю легко, даже сама с собой. Но пальцы мои легли на поясницу, будто могли прощупать шрамы сквозь юбку. Приходится относиться к этому легко. Приходится. Иначе начнешь орать и не остановишься.
— В больнице не знают, что Натэниел — оборотень?
Он понизил голос:
— Знают. Он слишком быстро выздоравливает.
— Так зачем шептать?
— Потому что я говорю из автомата в вестибюле. — Послышался звук, будто он отвел трубку в сторону и сказал: «Через минуту приду». И тут же вернулся на линию. — Анита, мне очень нужно, чтобы ты приехала.
— Зачем?
— Пожалуйста, Анита.
— Стивен, ты же вервольф. Как вышло, что ты сидишь нянькой при кошке?
— У него в бумажнике, в отделении для срочных вызовов, нашли мое имя. Он в «Запретном плоде» работает.
— Стриптизером?
Я спросила, потому что Натэниел мог быть и официантом, хотя вряд ли. Жан-Клод, владелец «Запретного плода», никогда бы не стал столь нерационально использовать такую экзотику, как оборотень.
— Да.
— Вас надо отвезти домой?
Кажется, у меня сегодня день таксиста.
— И да, и нет.
Что-то в его голосе мне не понравилось. Неловкость какая-то, напряжение. Говорить обиняками — не в стиле Стивена. Он в эти игры не играет, говорит просто.
— А каким образом Натэниел оказался ранен? — Быть может, если задать более удачный вопрос, ответ тоже будет удачнее.
— Клиент слишком разошелся.
— В клубе?
— Нет. Анита, прошу тебя, времени в обрез. Приезжай и проследи, чтобы он не уехал с Зейном.
— Что еще за Зейн?
— Тоже из народа Габриэля. После смерти Габриэля он их сводничает. Только не защищает их, как Габриэль защищал. Он не альфа.
— Сводничает? В каком смысле?
Голос Стивена зазвучал громче и куда как веселее.
— Привет, Зейн! Ты еще Натэниела не видел?
Ответа я не слышала, просто гудение народа в вестибюле.
— Кажется, они пока не хотят его отпускать домой, — сказал Стивен. — Он ранен.
Очевидно, Зейн подошел очень близко к телефону — и к Стивену тоже. Из трубки донесся низкий рычащий голос:
— Он поедет домой, когда я скажу.
В голосе Стивена зазвучала нотка испуга:
— Боюсь, доктора не согласятся.
— Мне на них плевать. С кем это ты треплешься?
Чтобы его голос звучал настолько отчетливо, он должен был прижать Стивена к стене. Угрожать, ничего конкретного не говоря.
Вдруг рычащий голос зазвучал очень ясно. Он забрал у Стивена трубку:
— Кто это?
— Анита Блейк, а вы, наверное, Зейн.
Он хрипло рассмеялся — будто простуженный.
— А, человеческая лупа у волков. Боже мой, как я перепугался!
Лупа — так вервольфы называют подругу вожака. Я была первой женщиной-человеком, удостоенной этой чести. Хотя я даже уже не встречалась с их Ульфриком. Мы расстались, когда он кого-то съел у меня на глазах. В конце концов, должны же быть у девушки принципы.
— Габриэль тоже меня не боялся. Видишь, чем это для него кончилось?
Пару секунд Зейн помолчал. В трубке слышалось его тяжелое, точно собачье, дыхание. Но он дышал так не нарочно, а скорее не мог сдержать волнения.
— Натэниел мой. Держись от него подальше.
— Стивен не твой, — ответила я.
— Твой, что ли? — Послышался шорох материи, и мне это не понравилось. — Он такой краса-авчик! Ты пробовала эти мягкие губы? Эти длинные волосы лежали на твоей подушке?
Мне не надо было видеть, чтобы знать: он трогает Стивена в такт своим словам.
— Зейн, не трогай его.
— Поздно.
Я стиснула трубку и заставила свой голос звучать ровно и спокойно:
— Стивен под моей защитой, Зейн. Ты понимаешь, что это значит?
— И на что ты готова, чтобы защитить своего волчонка, Анита?
— Не стоит проверять, Зейн. Честно, не стоит.
Он понизил голос почти до мучительного шепота:
— И ты готова меня убить, чтобы его избавить?
Вообще-то прежде чем грозить кому-то смертью, я должна его хоть раз увидеть, но придется, кажется, сделать исключение.
— Да.
Он рассмеялся тихо и нервно:
— Понимаю теперь, почему Габриэль на тебя запал. Такая крутая, такая уверенная, такая опа-асная!
— Я слышу неудачное подражание Габриэлю.
Раздался звук, средний между шипением и уханьем.
— Стивену не надо было сюда влезать.
— Натэниел — его друг.
— Я друг Натэниела, и других друзей ему не надо.
— Сомневаюсь.
— Анита, я забираю Натэниела. Если Стивен попытается помешать, ему будет плохо.
— Сделаешь плохо Стивену — я сделаю плохо тебе.
— Значит, так тому и быть. — Он повесил трубку.
Вот блин! Я побежала к джипу. Ехать было минут тридцать, двадцать, — если поспешить. Двадцать минут. Стивен — не доминант, он жертва. Но он верный друг. Если он думает, что Натэниелу не надо ехать с Зейном, он попытается помешать. Драться он не станет, но может встать перед машиной. И я не сомневалась, что Зейн его просто переедет — в лучшем случае. В худшем — он заберет с собой и Стивена, и Натэниела. И если Зейн в поступках так же похож на Габриэля, как на словах, я бы предпочла вариант с автомобилем.