Мы вызвали «скорую», и оказалось, что прямо сейчас она приехать не может. Слишком много несчастных случаев. Луи пришлось вырвать у меня трубку и извиниться перед ни в чем не повинной девушкой-оператором.
Черри побежала на кухню. Слышалось, как она хлопает дверцами шкафов и ящиками.
Я застала Черри с очередным выдернутым ящиком. Она повернулась ко мне с дикими глазами:
— Пластиковый пакет, клейкую ленту и ножницы!
Я не стала задавать глупых вопросов, а открыла ящичек рядом с плитой и протянула ей ножницы и ленту. Пластиковые пакеты — одна из немногих вещей, которые можно найти у меня в буфете.
Черри вырвала их у меня из рук и бросилась в гостиную. Я понятия не имела, что она задумала, но ее учили медицине, а меня нет. Если это даст Зейну несколько лишних минут, я — «за». «Скорая» в конце концов приедет, фокус в том, чтобы не дать Зейну умереть раньше.
Насколько я могла понять, Черри ножницами не воспользовалась, а примотала пакет лентой к груди Зейна, оставив только один угол свободным. Это было явно сделано намеренно, но я не могла не спросить:
— А почему этот угол не приклеен?
Она ответила, не отрывая глаз от пациента:
— Этот угол позволит ему дышать. Когда он вдыхает, пакет спадается и закрывает рану. Называется «щадящая повязка».
Говорила она будто лекцию читала. Я уже не в первый раз подумала, какова Черри за пределами мира монстров. Будто две разные личности. Никогда ни в ком я не видела столь четко разделенные поровну половины — монстра и человека.
— И он так продержится, пока не приедет «скорая»? — спросила я.
Черри впервые посмотрела на меня, и глаза ее были серьезны.
— Очень надеюсь.
Я кивнула. Такого я сделать не смогла бы. Проделывать в людях дырки — это я умею, но не сохранять им жизнь.
Ричард принес одеяло и накрыл Зейну ноги, а вторую половину одеяла Черри устроила вокруг раны как считала нужным.
На Ричарде не было одежды, кроме полотенца вокруг бедер. На загорелой коже блестели капли воды — она еще не успела высохнуть. Полотенце натянулось гладкой линией, когда Ричард наклонился к Зейну. Густые волосы падали тяжелыми прядями, и струйки воды стекали от них по спине.
Он выпрямился, и в разрезе полотенца мелькнул приличный кусок ляжки.
— У меня есть полотенца и побольше, — сказала я.
Он повернулся, скривившись:
— Я слышал стрельбу. Размер полотенца меня в тот момент не волновал.
— Прости, ты прав, — кивнула я. Моя злость на Ричарда убывала прямо пропорционально отсутствию на нем одежды. Если он действительно хочет выиграть эту войну, ему достаточно только раздеться — и я тут же выброшу белый флаг и зааплодирую. Стыдно, но правда.
Ричард провел рукой по волосам, убирая их с лица и выжимая воду. Это движение невероятно выгодно подчеркнуло красоту его груди и плеч. Он чуть прогнулся в пояснице, все тело вытянулось гладкой мускулистой линией. Я знала, что он нарочно демонстрирует свое тело. Мне всегда казалось, что он не сознает, какое действие это тело производит на меня, но сейчас я поняла, что он знает. Глядя в его сердитые глаза, я понимала, что он это делает нарочно. Смотри, что ты упустила, что ты потеряла. Если бы я упустила только тело, то не было бы так больно.
Мне не хватало воскресных вечеров, когда мы смотрели старые мюзиклы. Субботних походов в лес, наблюдений за птицами, целые уик-энды, занятые сплавом на плотах по Мерамеку. Не хватало его рассказов о событиях в школе. Его мне не хватало, а тело — это всего лишь очень симпатичная добавка. Вряд ли в мире найдется достаточно роз, чтобы заставить меня забыть, чем чуть было не стал для меня Ричард.
Он пошел обратно к лестнице продолжать свой прерванный душ. Будь у меня такая сильная воля, как мне самой хотелось думать, я бы не смотрела ему вслед. Мне вдруг живо представилось, как я слизываю воду с его груди и отбрасываю к чертям это дурацкое полотенце. Настолько ясен был образ, что мне пришлось отвернуться и сделать несколько глубоких вдохов. Он больше не был моим. Может быть, и никогда не был.
— Не хочу прерывать выставку племенных жеребцов, — сказал Джемиль, — но кто этот мертвец и зачем он пытался тебя убить?
Если до этого я думала, что смущена, так это были еще цветочки. То, что эта ерунда с Ричардом отвлекла меня от куда более жизненно важного вопроса о несостоявшемся убийце, показывало, что я собственную профессию забыла. Неосторожность, для которой нет слов. Неосторожность, ведущая к гибели.
— Не знаю, — ответила я.
Луи приподнял простыню, которую кто-то успел набросить на покойника.
— Я его тоже не узнаю.
— Не надо, — попросила Ронни. Она снова стала серо-зеленой.
Луи опустил простыню на место, но она неудачно упала и зацепилась за макушку. Кровь пропитала хлопок, как масло фитиль.
Ронни тихо икнула и побежала в туалет.
Луи проводил ее взглядом, а я наблюдала за ним. Заметив это, он сказал:
— Ей случалось убивать людей. — В его словах слышался вопросительный подтекст: «Чем этот случай хуже?»
— Один раз, — ответила я.
— И она реагировала так же?
Я покачала головой:
— Думаю, здесь дело в мозгах, которые растеклись по крыльцу.
В кухню вошла Гвен:
— Многие, кто вполне терпим к виду крови, не выносят вида других вытекающих жидкостей.
— Спасибо за информацию, госпожа психолог, — сказал Джемиль.
Она повернулась к нему блондинистой бурей, ее неотмирная энергия заклубилась в помещении.
— Ты, мерзкий гомофоб!
Я приподняла брови:
— Я чего-то не догоняю?
— Джемиль из тех мужчин, кто считает, будто любая лесбиянка на самом деле гетеросексуальна, просто ей не попался настоящий мужик. Ко мне он так приставал, что Сильвии пришлось ему жопу наскипидарить.
— Что за лексика для ученого-психолога, — укоризненно произнес Джейсон. Он поспешил на выстрелы из подвала, куда мы сложили вампиров на дневной отдых. Когда возбуждение улеглось, он вернулся проверить, как там они.
— Там внизу все спокойно? — спросила я.
Он выдал улыбку, как он умеет — одновременно веселую и ехидную.
— Тихо, как в склепе.
Я застонала, потому что он этого ожидал. Но улыбаться перестала раньше, чем он.
— Это не может быть совет? — спросила я.
— Что именно? — не понял Луи.
— Ну, те, кто послал этого типа.
— Ты думаешь, это действительно бандит? — спросил Джемиль.
— Ты имеешь в виду — профессиональный убийца?
Джемиль кивнул.
— Нет.
— А почему ты думаешь, что он не профессионал? — спросила Гвен.
— Недостаточно умелый.
— Может, он был девушкой? — предположил Джемиль.
— То есть выступал в первый раз? — уточнила я.
— Да.
— Может быть. — Я глянула на груду под простыней. — Не ту профессию выбрал.
— Будь это пригородная домохозяйка или банкир, он бы отлично справился, — сказал Джемиль.
— Похоже, что ты это дело знаешь.
Он пожал плечами:
— Я был силовиком с пятнадцати лет. Моя угроза бы ничего не стоила, если бы я не умел убивать.
— А что думает по этому поводу Ричард?
Джемиль снова пожал плечами:
— Ричард — другой. Не будь он другим, я бы был мертвецом. Он бы убил меня сразу после Маркуса. Стандартная рутина для нового Ульфрика — убить силовиков прежнего вожака.
— Я хотела твоей смерти.
Он улыбнулся — напряженно, но не так чтобы злобно.
— Я знаю. Ты иногда бываешь ближе к нам, чем он.
— Просто у меня мало иллюзий, Джемиль, вот и все.
— Ты считаешь, что моральные принципы Ричарда — иллюзии?
— Он сегодня чуть не раздавил тебе горло. Что ты об этом думаешь?
— Думаю, что он же его и вылечил. Маркус и Райна не могли бы.
— А они могли бы тебя так серьезно ранить чисто случайно?
Он улыбнулся — быстро оскалил зубы и спрятал.
— Если бы Райна вцепилась мне в горло, это бы не было случайно.
— По капризу — быть может, — сказала Гвен, — но не случайно.
Вервольфы отлично друг друга поняли. Никто не скучал по Райне, даже Джемиль, который был вроде как на ее стороне.
Я покачала головой:
— Я просто не думаю, что совет послал бы любителя с пистолетом. У них достаточно дневных работников, чтобы сделать дело самим, не привлекая народ со стороны.
— Тогда кто? — спросил Джемиль.
Я снова покачала головой:
— Хотела бы я знать.
Ронни вернулась в гостиную. Мы смотрели, как она неверной походкой подошла к дивану, и глаза у нее были красные от слез и еще от разных вещей. Луи принес ей стакан воды. Она медленно выпила его и посмотрела на меня. Я думала, Ронни сейчас заговорит о мертвеце. Может быть, обвинит меня в том, что я такая плохая подруга. Но она решила оставить мертвеца в покое и говорить о живых.
— Если бы ты стала спать с Ричардом, когда решила строить личную жизнь, не было бы всех этих мучений.
— Так ты уверена, — сказала я. Хорошо, что Ронни сменила тему. Лучше бы, конечно, она выбрала предмет, не связанный с моей личной жизнью, но… я у нее в долгу.
— Да, — ответила она. — Я вижу, как ты на него смотришь. Как он смотрит на тебя, когда не злится. Да, я уверена.
Частично я с ней соглашалась, частично же…
— Жан-Клод все равно никуда бы не делся.
Она нетерпеливо отмахнулась:
— Я тебя знаю. Если бы ты занялась сексом сначала с Ричардом, ты не стала бы спать с этим чертовым вампиром. Для тебя секс — это обязательство.
Я вздохнула. Мы об этом уже говорили.
— Ронни, должен же секс что-то значить.
— Согласна, — ответила она, — но будь у меня твоя щепетильность, мы бы с Луи все еще только за ручки держались. А сейчас нам было очень хорошо.
— Но к чему это приведет?
Она закрыла глаза и прислонилась головой к спинке дивана.
— Анита, ты усложняешь себе жизнь сверх необходимости. — Открыв глаза, она повернула голову, чтобы видеть меня, не вставая с дивана. — Почему не принимать отношения такими, какие они есть? Почему у тебя все должно быть так смертельно серьезно?
Я сложила руки на животе и уставилась на нее, но если я думала, что заставлю ее опустить глаза, то ошиблась. Я отвернулась первой.
— Это серьезно. Или должно быть серьезно.
— Зачем? — спросила она.
Наконец мне пришлось пожать плечами. Не будь у меня секса без обручального кольца, да еще с вампиром, я могла бы опереться на некоторые моральные принципы. А сейчас моя позиция была неустойчива. Я долгое время хранила добродетель, но когда утратила ее, то утратила с концами. От целомудрия — к траханью с нежитью. Будь я все еще католичкой, этого хватило бы на отлучение. Конечно, быть аниматором тоже хватает для отлучения. Повезло мне, что я протестантка.
— Хочешь совет от тети Ронни?
Я не могла не улыбнуться — чуть-чуть, но это лучше, чем ничего.
— Какой совет?
— Поднимись наверх и войди в душ к мужчине.
Я поглядела на нее достаточно задиристо. Десять минут назад я думала именно о том же, но это не уменьшало моего смущения.
— Ты его видела сейчас на кухне, Ронни. Мне не показалось, что он готов к студенческим забавам в душе.
У нее в глазах мелькнуло выражение, от которого я показалась себе очень юной или по крайней мере наивной.
— Разденься и войди неожиданно. Захвати его врасплох, и он тебя не выгонит. Такой гнев без жара не бывает. Он хочет тебя так же сильно, как ты его. Просто пойди ему навстречу, подруга.
Я покачала головой.
Ронни вздохнула:
— Ну почему нет?
— Па тысяче причин, но главная — Жан-Клод.
— А ты его брось.
— Сейчас, разбежалась! — засмеялась я.
— Он действительно так хорош? Так хорош, что ты не можешь его бросить?
Я задумалась, не зная, что сказать. Наконец в сухом остатке образовалась одна мысль, и я высказала ее вслух.
— Я не думаю, что во всем мире достаточно белых роз, чтобы заставить меня забыть Ричарда. — Я подняла руку, не давая Ронни перебить: — Но не думаю, что уютные семейные вечера всей вечности заставят меня забыть Жан-Клода.
Она села на диване и уставилась на меня. Почти скорбь заполнила ее глаза.
— Ты всерьез?
— Ага.
Ронни покачала головой:
— Господи, Анита, ну ты и влипла.
Я не могла не засмеяться, потому что она была права. Тут можно было только смеяться или плакать, а вся дневная норма слез уже ушла у меня на Ричарда.