Кевин просунул ножку стула в ручку двери — заперлись, насколько могли. Смиту, который теперь сторожил дверь, я сказала, что мне нужно как следует разобраться, что происходит, и он будет свободен, как только я закончу. Меня принимали за детектива, и потому полисмены в форме не сунутся. Единственное, что меня беспокоило, — Пэджетт. Как только он восстановит собственное «эго», сразу к нам полезет — я этого почти ждала. Но он не высадит дверь лишь в случае, если почувствует, чем мы заняты, и тогда даже сам перед собой не захочет признать, что чувствует.
Я встала возле кровати. В глазах Натэниела было столько веры, что мне становилось не по себе. Я отвернулась — все остальные тоже на меня глазели.
— Так, ребята, а что теперь? Я никогда не видела, как это делается.
Все они переглянулись, и Стивен сказал:
— Не знаю, сможем ли мы тебе это объяснить. Я кивнула:
— Знаю, с магией всегда так. Либо ты ее сечешь, либо нет.
— А это магия? — спросил Тедди. — Или просто экстрасенсорика?
— Не уверена, что тут есть разница, — ответила я. — Разве что экстрасенсорикой ты занимаешься, не думая, а магия требует ритуалов, чтобы ее запустить.
— Ты в этой фигне разбираешься лучше нас, — сказал Кевин. — Мы простые вервольфы, не колдуны и не ведьмы.
— Я тоже не ведьма. Я некромант.
Он пожал плечами:
— Для меня без разницы.
Он сидел, тыча сигаретой в ладонь, будто сигарета была зажжена, а ладонь служила пепельницей. И смотрел на меня. Я не настолько его знала, чтобы сказать точно, но он, кажется, нервничал.
И я тоже. Мне было известно два способа пробудить энергию: ритуал и секс. Когда я исполняла это с Ричардом и Жан-Клодом, секс играл роль ритуала. Но с Натэниелом у меня не было связи. Ни меток, ни эмоций — ничего. На самом деле я не была для него leoparde lionne. Все это вранье. Ничего я не могла сделать, не испытывая к нему каких-то чувств. Жалости для этого было мало.
Тедди спросил сзади от стены:
— Что, Анита, не получается?
Я бы подошла к нему и прошептала, но Натэниел все равно услышал бы, так что я сказала вслух:
— Мне нужна какая-то эмоция, хоть какая-нибудь.
— Эмоция? — переспросил он.
— Я не знаю Натэниела. Я ничего к нему не испытываю, кроме жалости и чувства долга. Этого мало, чтобы начать.
— А что тебе нужно?
Глаза у Тедди были очень серьезны. Интеллект этого вервольфа был почти осязаем.
Я попыталась выразить это словами и в конце концов сказала:
— Что-то, чем можно заменить ритуал.
— Райна никакими ритуалами не пользовалась, — сказал Кевин со своего стула.
— Она использовала секс. Он годится вместо ритуала.
— Ты вызывала силу в лупанарии тогда, с Ричардом, — сказал Стивен. — Сексом вы не занимались, но силу все равно вызвали.
— Но я… я хотела Ричарда. В смысле секса. В этом тоже есть энергия.
— Натэниел — красивый парень, — заметил Стивен.
Я покачала головой:
— Для меня это не так легко. Хорошенькой мордочки мало.
Стивен слез с койки, одетый в просторный халат, но полы не развевались за ним, когда он двигался. Скорее халат оборачивался вокруг — больше ткани, чем нужно Стивену. У меня тоже так было бы. Мы примерно одного размера.
Он попытался взять меня за руку, я ее отвела.
— Дай я тебе помогу.
— Как именно?
Что-то я очень подозрительна.
Он улыбнулся — почти снисходительно. Так мужчины улыбаются девушкам, когда те поступают как-нибудь умилительно и очень по-девичьи. Я чуть не вышла из себя от этой улыбочки.
— Что такого смешного?
— Ты, — ответил он тихо. — Ты ведь знаешь, что я не причиню тебе вреда.
Я поглядела в его васильковые глаза и кивнула:
— Умышленно — нет.
— Тогда поверь мне сейчас. Позволь помочь тебе вызвать силу.
— Как? — спросила я.
Он взял мою руку двумя своими, и на этот раз я не стала ему мешать. Он подтянул мою руку к Натэниелу и положил мои пальцы ему на лоб. Кожа у него была прохладной. Даже по этому прикосновению чувствовалось, что он нездоров.
— Погладь его, — велел Стивен.
Я посмотрела на него, качая головой, и убрала руку.
— Мне эта мысль не кажется удачной.
Натэниел попытался что-то сказать, но Стивен положил пальцы ему на губы.
— Не надо, Натэниел.
Как будто знал, что он скажет. Но он не мог знать наверняка. Не мог ведь? Я бы поверила в это, будь Натэниел членом стаи, а он им не был.
— Закрой глаза, — сказал Стивен.
— Ага, щас.
— У нас нет времени, — подал реплику Кевин.
— Он прав, — согласился Тедди. — Я понимаю твое естественное сопротивление, но в конце концов полиция начнет к нам стучаться.
Если Натэниел не сможет с нами уехать, значит, надо оставить с ним охрану, то есть снова подставить людей под удар. Если же мы все вместе куда-нибудь переберемся, то хотя бы невинных полисменов не будем подвергать опасности. Хотя полисмены могли бы обидеться на эпитет «невинные».
Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула.
— Ладно. Что ты предлагаешь?
— Закрой глаза, — повторил Стивен.
Я скривилась. Вид у него был очень терпеливый, с оттенком многострадальности, и я закрыла глаза. Он взял мою руку, и только когда он стал мягко разжимать мне пальцы, я сообразила, что рука у меня сжата в кулак. Он начал массировать мне ладонь.
— Прекрати.
— Тогда расслабься, — сказал он. — Больно не будет.
— Я не боюсь боли.
Он обошел меня и встал позади, так близко, что подол его халата задевал меня по ногам.
— Но ты все равно боишься. — Он понизил голос почти до шепота. — Ты можешь с помощью этого страха вызвать силу?
У меня пульс грохотал в горле, и я боялась, но это был не тот страх, который нужен. Тот страх, который охватывает тебя в момент опасности, может вызвать силу почти без старания. А это был страх, который мешает выпрыгнуть из вполне исправного самолета, несмотря на решимость. Не то чтобы нездоровый страх, но он сдерживает.
— Нет, не могу.
— Тогда отпусти этот страх.
Стивен мягко взял меня за плечи и посадил на край кровати.
Натэниел издал какой-то протестующий звук, будто ему сделали больно.
Я открыла глаза.
— Закрой, — сказал Стивен. Такого близкого к приказу тона я никогда от него не слышала. Я закрыла глаза.
Он взял меня за руки и концами моих пальцев коснулся щек Натэниела.
— Как мягка кожа у него на висках.
Он провел моими руками по пушистой линии вдоль лица Натэниела, гладя моими пальцами его щеки, будто я слепая, которая пытается на ощупь запомнить черты лица.
Стивен положил мои руки на волосы Натэниела. Они были шелковистые, неимоверно мягкие. Как атлас. Я погрузила руки в эту теплую мягкость, приблизила лицо и вдохнула запах его волос. Они чуть-чуть отдавали лекарством. Я утонула лицом в этом атласе и почуяла более глубокий запах. Запах ванили, а под ним — запах леса, поля и меха. Он был не из стаи, но запах тот же. Родной запах. Что-то щелкнуло у меня внутри, как переброшенный выключатель.
Я открыла глаза и уже знала, что делать, как делать, и мне хотелось это сделать. Краем сознания я отметила, что Стивен давно уже убрал руки.
Я глядела в сиреневые глаза Натэниела и склонялась к этому манящему взгляду. Коснулась его губ своими в целомудренном поцелуе, и это легкое прикосновение вызвало прилив силы, покалывающей кожу. Она пролилась наружу теплой успокаивающей водой, заполняющей сосуд. Но одной только силы было мало. Ее нужно было направить, руководить ею, и я знала как, будто уже это делала. Я не сомневалась в этой силе, не хотела сомневаться.
Рукой я попыталась погладить его по груди, но мешала рубашка. Он был малорослый — как Стивен, как я. А рубашка была застегнута спереди, а не сзади. Рука нашла вырез и скользнула по голой коже. Я нащупала разрез.
Тогда я села верхом ему на ноги. Он чуть застонал от боли, и мне это понравилось. Я встала на колени, только внутренними сторонами ног касаясь его тела. Спустив с него простыню, я расстегнула ему рубашку, обнажая кожу. Швы темной тонкой полоской шли почти от одного бедра до другого. Страшная рана, смертельная рана.
Ниже талии у него ничего не было. В больницах тебя всегда раздевают, чтобы ты ощущал себя беззащитным. Вид его обнаженного тела должен был остановить меня сразу. Как-то исподволь он меня шокировал. Я не ожидала наготы, но было уже поздно. Силе — все равно. И я провела пальцами вдоль швов.
Натэниел кричал, но лишь наполовину — от боли. Я не успела опустить лицо к швам, как у него уже началась эрекция. Я лизала рану, как могла бы это делать собака — долгими, медленными, ласкающими движениями. Когда я подняла лицо и посмотрела ему в глаза, эрекция уже была полная. Я знала, что могу сейчас им овладеть, что он хочет, ждет от меня последнего шага.
Присутствие остальных я ощущала как гул, вибрирующий фон к той энергии, что бушевала у меня внутри. Я никогда не интересовалась случайными связями, но запах и ощущение тела Натэниела были почти неодолимы. Никогда я не испытывала такого соблазна перед незнакомцем.
Но соблазн — всего лишь соблазн. Ему не обязательно поддаваться.
Я встала на колени, положив руки на гладкие кости его бедер, и стала сдвигать ладони к середине разреза. Касаясь рукой, я клала сверху вторую и давила, но не мышцами, не плотью, а силой. Эту теплую, вздымающуюся силу я вбивала в его тело.
Он стонал, выгибая подо мной спину, хватаясь за меня руками, и пальцы его судорожно сжимались.
Это было похоже на устранение дефектов в теле зомби, только это тело было теплым и живым, и я не видела глазами, что делаю. Но ощущала. Ощущала гладкость и упругость этого тела, гладила места, куда не дотянется никакая рука. Я перекатывала дефекты между пальцами, наполняя Натэниела извергающимся из меня теплом. Оно лилось по рукам, по пальцам — прямо в него, и разливалось по его телу, по моему телу, переходя в лихорадку, обжигающую кожу, все тело, объединяя наши тела в единую суть плоти и жара, а ведь прилив тепла только начинал нарастать. Он нарастал, пока я не закрыла глаза, но даже тьму пронизывали вспышки света, белыми цветами взрываясь перед глазами.
Я дышала быстро, отрывисто, поверхностно. Открыв глаза, я глянула в лицо Натэниела. Он дышал точно так же. Я заставила нас дышать медленнее — заставила его дышать медленнее. Сердце его ощущалось, будто я касалась его рукой, держала в ладонях. Я могла коснуться любой части его тела, владеть любой частью его тела. Я слышала запах крови у него под кожей и желала ощутить ее вкус.
Он уже был исцелен, когда я опустилась на него сверху и впилась ртом в его рот. Отвернув ему лицо в сторону, я стала жевать шею, пока не ощутила под кожей пульс. Лизнула его, но этого было мало. Взяв бьющийся пульс губами, я чуть прикусила кожу, и пульс забился у меня во рту. Нестерпимо хотелось сдавить сильнее, еще сильнее, пока потечет кровь. Хотелось. Я смутно понимала, что Жан-Клод проснулся в подвале, и это его голод ощущала я, его потребность. Но потребность оседлать тело Натэниела исходила не от него. И даже не от меня.
Я помнила тело Натэниела, хотя никогда раньше с ним не была знакома. Я знала, каков он на вкус. Ощущала его, как можно ощущать только давнего любовника. Воспоминания не мои, и энергия не моя.
Я слезла с Натэниела, попыталась слезть с кровати и рухнула на колени. Стоять я еще не могла. Ричард говорил, что, пока существует стая, Райна не исчезнет. Я не поняла тогда, что это значит. Теперь поняла. Я послужила каналом из ада для этой суки и отличный сама при этом словила кайф.
Но я знала и еще одно. Знала, чего Райна не сделала, и обвинять в этом ее не могла. Я знала, как вылечить тело Натэниела, но знала, и как разорвать его на куски. Все, что ты можешь починить, ты можешь сломать. Когда я держала его сердце своей бесплотной рукой, на долю секунды накатило темное побуждение сжать руку, раздавить пульсирующий мускул, чтобы хлынула кровь и прекратилась жизнь. Мгновенный приступ побуждения столь злого, что испугало даже меня. Хотелось бы списать его на эту суку из ада, но что-то говорило мне, что она здесь ни при чем. Это мой темный угол.
Только рука Стивена, зажавшая мне рот, помешала мне завопить в голос.