Кассандра подошла к кровати, рассматривая. Взялась за край рамы, одной рукой потянула, придерживая другой. Она подняла несколько сотен фунтов металла и дерева, будто вся конструкция ничего не весила, и аккуратно поставила на ковер.
Я подняла бровь:
Впечатляет.
Она улыбнулась почти застенчиво.
Одно из сомнительных преимуществ ликантропа — что можно поднять почти все, что хочешь.
Я понимаю этот соблазн.
Я так и думала, — сказала она и начала подбирать подушки и разорванные простыни. Я стала ей помогать. — Наверное, надо сначала положить на место матрац, — предложила она.
Ладно. Тебе помочь?
Она рассмеялась:
Поднять его я могу, но он очень неудобный.
Да уж.
Я взялась за край матраца.
Кассандра встала рядом со мной, подняв матрац левой рукой. Какое-то странное выражение прошло по ее лицу.
Мне очень жаль.
Я всерьез говорила раньше насчет тебя и Ричарда. Я хочу, чтобы он был счастлив, — сказала я.
Мне это очень лестно. Ты мне нравишься, Анита, очень нравишься. А лучше бы не нравилась.
Я еще успела недоуменно нахмуриться, когда ее точеный кулачок просвистел размытой полосой из ниоткуда и ударил меня в лицо. Я почувствовала, как падаю назад, на пол, и не успела закрыться от удара затылком. Но больно не было. Когда надо мной сомкнулась чернота, я вообще ни черта не чувствовала.
Из темноты я выплывала медленно, будто пробуждаясь от глубокого сна. Что меня разбудило — не знаю, я не помню, как засыпала. Попыталась перевернуться — и не смогла. И вдруг проснулась резко, с широко раскрытыми глазами, с напряженным телом. Меня уже раньше связывали, и это — одно из наименее любимых мной состояний. На несколько мгновений я поддалась животной панике, дергая веревки, связывающие мне лодыжки и запястья. Дергала и тянула, пока не сообразила, что только сильнее завязываю узлы.
Тогда я заставила себя лежать совершенно неподвижно. Сердце стучало в ушах так громко, что ничего больше слышно не было. Руки у меня были связаны над головой и выгнуты под таким острым углом, что напряжение от лопаток доходило до кистей. Даже чуть приподнять голову, чтобы посмотреть на щиколотки, было уже больно. За связанные ноги я была привязана к ногам незнакомой кровати. Опустив голову обратно, я увидела, что руки привязаны к ее изголовью. Веревка была черная и мягкая, и если бы мне надо было угадать, из чего она, я бы назвала плетеный шелк. Такая, как могла бы валяться где-нибудь в чулане у Жан-Клода. На долю секунды мелькнула эта мысль, а потом в комнату вошла явь, и у меня сердце на секунду остановилось.
К ногам кровати подошел Габриэль. Он был одет в черные кожаные штаны, настолько обтягивающие, что будто обливали его тело, и в черные высокие сапоги до оснований бедер с ремнями наверху. Выше талии он был обнажен, и в левом соске у него блестело серебряное кольцо, в пупке — еще одно. Серебро блестело и в ушах, бросая зайчики, когда он шел к моей кровати. Длинные густые черные волосы упали вперед, обрамляя бурю серых глаз. Он обошел спинку изголовья, скрылся из виду и вновь медленно вернулся в кадр.
Сердце у меня снова начало биться, и билось так сильно, что почти не давало дышать. Браунинг, «файрстар», кобуру и все прочее у меня забрали. Ножен на руках не было. Напрягая спину, я все еще чувствовала ножны на спине, а закинув голову назад, ощутила рукоять ножа. Надо, наверное, благодарить, что меня не раздели и не нашли его. Судя по тому, как Габриэль кружил вокруг кровати, до этого еще дойдет.
Я попыталась заговорить, не смогла, проглотила слюну и попыталась снова.
Что это значит?
Мой голос прозвучал на удивление спокойно, даже для меня.
Комнату заполнил женский смех, густой и высокий. Только это, конечно, была не комната. Мы были в сарае, где делали похабные фильмы, и у комнаты было всего три стены. Светильники надо мной еще не горели.
В поле зрения появилась Райна на высоких каблуках цвета крови. На ней было что-то вроде красной кожаной комбинации, оставлявшей открытыми ноги и большую часть бедер.
Привет, Анита, ты отлично выглядишь.
Я медленно вдохнула через нос и так же медленно выдохнула. Сердце стало биться чуть реже.
Ты до того, как сделать что-нибудь театральное, поговори с Ричардом. Сегодня открылась вакансия лупы.
Она озадаченно склонила голову набок:
О чем ты говоришь?
Она спала с Жан-Клодом. — Кассандра вышла на край выгородки, спиной к стене. И вид у нее был обычный. Если она и ощущала неудобство, что выдала меня Райне, заметно это не было. И за это я ее больше всего ненавидела.
А ты не собираешься спать с ними обоими? — спросила Райна.
Не планировала, — ответила я.
Каждый раз, когда я открывала рот, и никто меня не трогал, мне становилось чуть спокойнее. Если Райна это сделала, чтобы убрать меня с дороги, дальше ей идти незачем. Если же это месть за Маркуса, то я крупно влипла.
Райна села на кровать у меня в ногах. Я непроизвольно напряглась: ничего не могла с собой поделать. Она заметила это и засмеялась.
О, с тобой будет очень весело!
Можешь быть самкой-альфа, мне эта работа не нужна.
Райна вздохнула, погладила мне ногу, разминая мышцу вверху бедра, почти машинально, как гладят собаку.
Ричард меня не хочет, Анита. Он считает меня испорченной. Он хочет тебя.
Она стиснула мне бедро так, будто сейчас отрастит когти и вырвет мышцу. Только когда я чуть вскрикнула, она остановилась.
Чего ты хочешь?
Твоих мучений, — улыбнулась она.
Я повернула голову к Кассандре:
Зачем ты им помогаешь?
Я — волк Сабина.
У меня сузились глаза.
Что ты имеешь в виду?
Райна вползла на кровать, прилегла ко мне, прижалась всем телом, стала водить пальцем по животу. Лениво так, не сосредоточенно. Не хотелось бы мне здесь быть, когда она сосредоточится.