Вот почему ты занимался карате и поднятием тяжестей — чтобы иметь возможность победить.
Я когда-то спросила, зачем поднимать тяжести, если ты и без того можешь выжать автомобиль. Ричард ответил, что имеет смысл, если любой твой противник умеет выжать автомобиль не меньшего размера. Он был прав.
Да.
Но если ты не убиваешь, то твоя угроза не очень кусается — извини за каламбур.
Мы не звери, Анита. И то, что в стае всегда так было, не значит, что ничего не должно меняться. Мы все равно люди, а это значит, что мы умеем владеть собой. Черт возьми, должен же быть способ получше, чем истреблять друг друга!
Я покачала головой:
Не ругай зря зверей. Настоящие волки не убивают друг друга за ранг.
Только вервольфы, — отозвался Ричард. У него был усталый голос.
Я восхищаюсь твоими целями, Ричард.
Но ты с ними не согласна.
Да, не согласна.
С заднего сиденья донесся вопрос Ричарда:
У Стивена ни одной раны. Почему он кричал?
Я ссутулилась и сейчас заставила себя разогнуться. Сворачивая на старый хайвей № 21, я думала, как бы это поделикатнее ему рассказать, но что деликатного может быть в изнасиловании? Я рассказала, что видела.
Позади воцарилось долгое молчание. Я уже почти доехала до поворота к дому Ричарда, когда он спросил:
И ты думаешь, что, если бы я на своем пути поубивал бы нескольких, этого бы не случилось?
Я думаю, что Райны или Маркуса они боятся больше, чем тебя, следовательно — да.
Если ты подкрепишь мои угрозы убийством, это подорвет все, что я пытался сделать.
Я тебя люблю, Ричард, и восхищаюсь тем, что ты задумал. Я не хочу подрывать твои усилия, но если они снова тронут Стивена, я сделаю, что сказала. Я их убью.
Это мой народ, Анита, я не хочу, чтобы их убивали.
Это не твой народ, Ричард. Это шайка чужих, — у которых с тобой общая болезнь. Вот те оборотни, которые тебя поддерживают, рискуя попасть под гнев Маркуса, — это твой народ. Они ради тебя поставили на карту все, Ричард.
Когда Стивен вступил в стаю, это я сказал Райне, чтобы она его не трогала. Я всегда его защищал.
Твои намерения очень достойны, Ричард, но Стивену они сегодня не помогли.
Если я позволю тебе убивать за меня, Анита, это будет то же самое, что убивать самому.
Я не спрашивала твоего разрешения, Ричард.
Он откинулся на спинку сиденья, и я поняла, что он не пристегнут. Хотела было ему сказать, чтобы пристегнулся, но не стала. Это его машина, и Ричард вполне выживет после полета через лобовое стекло.
То есть, если они тронут Стивена, ты их убьешь не для меня, а потому, что так сказала?
Угроза не стоит ничего, если ты не готов ее выполнить, — сказала я.
Ты готова убить ради Стивена. Почему? Потому что он спас тебе жизнь?
Я покачала головой. Это трудно было объяснить.
Не только. Когда я увидела его сегодня, увидела, что они с ним делают… он плакал, Ричард. Он… черт побери, Ричард, он теперь мой. Есть немного людей, ради которых я готова убить: чтобы охранить их или чтобы отомстить. Сегодня к этому списку добавилось имя Стивена.
А мое имя там есть? — спросил он и положил подбородок мне на плечо поверх спинки сиденья. Он потерся щекой о мою щеку, и я ощутила еле заметную, колючую щетину.
Знаешь сам, что есть.
Мне непонятно, как можно так небрежно говорить об убийстве.
Знаю.
Моя заявка на место Ульфрика была бы сильнее, если бы я готов был за нее убивать, но не знаю, стоит ли она того.
Если хочешь погибнуть мучеником за великие идеи — пусть. Мне это не нравится, но пусть. Только не обрекай на мученичество тех, кто тебе верит. Они стоят дороже любого набора идей. Сегодня тебя чуть не убили.
Ты не хочешь во что-то поверить, Анита, если это не просто. Убивать — плохо.
Отлично, — сказала я, — но сегодня из-за тебя чуть не убили меня. Это ты понимаешь? Если бы они на нас бросились, я бы не пробилась наружу. И я не хочу лезть в огонь лишь потому, что ты строишь из себя Ганди.
В другой раз можешь остаться дома.
Черт побери, я не это хочу сказать, и ты отлично меня понимаешь. Ты хочешь жить в каком-то мире Оззи и Харриет. Может быть, когда-то жизнь и была такой, но это было давно. Если ты не бросишь эту чушь, тебя убьют.
Если бы я действительно думал, что мне надо стать убийцей ради выживания, я бы предпочел не выжить.
Я оглянулась. Лицо его было мирным, как у святого. Но святым можно стать только после смерти. Глядя снова на дорогу, я понимала, что можно бросить Ричарда, но, если я это сделаю, он в конце концов погибнет. Сегодня он поехал бы туда один и уже не вышел бы. У меня на глаза навернулись слезы.
Ричард, я не знаю, смогу ли я пережить, если ты погибнешь из-за меня. Для тебя это что-нибудь значит?
Он поцеловал меня в щеку, и по ней соскользнуло что-то жидкое и теплое.
Я тебя тоже люблю.
Это были всего лишь слова. Он готов был погибнуть из-за меня. Совершить все что угодно, почти самоубийство.
У тебя кровь идет, — сказала я.
Он вздохнул и сел ровно, откинувшись на спинку.