Она склонила голову, как любопытная собака.
А очередь длинная?
Выросла за последнее время.
Я думал, все твои враги мертвы, — сказал Джейсон.
Я все время наживаю себе новых.
Он улыбнулся:
Кто бы мог подумать?
Я встряхнула головой и пошла в спальню. Сейчас я бы охотнее встретилась снова с Райной, чем с Ричардом. Я уже почти надеялась, что вот из-под стола выскочит убийца и мне будет во что стрелять. Это было бы совсем не так больно, как рвать с Ричардом.
Спальня Ричарда была светло-зеленая, и яркий коврик у кровати — как кусок матового стекла. Кровать тяжелая, на четырех ножках, и Ричард, хотя и раненный, ее прибрал, набросив сверху красное покрывало. И еще он развернул на ней три цветных покрывала: зеленое, синее и красное. Каждое из них отвечало своему цвету на коврике и на картине над кроватью. На ней были изображены волки в зимнем пейзаже. Они смотрели прямо с картины, будто ты только что вышел из-за дерева и наткнулся на них. На снегу истекал кровью олень с разорванным горлом. Странный выбор для спальни, но он был почему-то уместен. Кроме того, мне картина понравилась. В ней было то, что всегда есть в хороших картинах: как будто если ты выйдешь из комнаты, картина начнет двигаться — остановленная на холсте жизнь. Зеленое покрывало подчеркивало цвет хвои, синее — голубизну неба и синеву теней, красное — пятна крови на снегу.
Ричард лег на красное покрывало лицом вниз. Он был совсем гол, джинсы брошены в углу кровати. Загорелая кожа на красном покрывале казалась темной, гладкой и неимоверно трогательной. У меня кровь прилила к лицу, когда я глазами проследила закругления его тела, гладкость ягодиц. Лилиан кончила зашивать кривой порез от когтя, уходящий от ягодиц вниз. Я отвела глаза.
Однажды я видела Ричарда голым, когда мы познакомились, но с тех пор — ни разу. Мы тогда еще даже не думали о романе. Я хотела его видеть таким, и это меня смущало. Я стала рассматривать содержимое полок на стенах, будто хотела запомнить наизусть. Кусочки кварца, гнезда мелких птиц. Кусок окаменевшего коралла размером с мою руку, цветные прожилки золота в белом кварце. Я его нашла на вылазке и отдала Ричарду, потому что он собирал камешки, а я нет. Я трогала коралл и не хотела поворачиваться.
Ты сказала, что хочешь говорить, так говори, — сказал Ричард.
Я оглянулась. Лилиан перерезала черную нить, которой зашивала рану.
Все, — сказала она. — Даже шрама не останется.
Ричард сложил руки перед собой, положив на них подбородок. Волосы рассыпались вокруг лица, пенные, зовущие потрогать. Я знала, что на ощупь они именно такие мягкие, как кажется.
Лилиан посмотрела на меня, на него.
Я, наверное, вас оставлю одних. — Она стала складывать свои принадлежности в сумку, коричневую, кожаную, больше всего похожую на рыболовную вершу, чем на что-нибудь еще. Посмотрев на меня и на Ричарда еще раз, она добавила: — Послушайте совета старой женщины: не ругайтесь окончательно.
Она вышла, провожаемая нашими взглядами.
Ты можешь теперь одеться, — сказала я.
Он поглядел на брошенные джинсы, повернув только глаза.
Зачем?
Я старалась смотреть в эти взбешенные глаза, а не на тело. Это было труднее, чем я готова была бы сознаться вслух.
Потому что трудно с тобой ругаться, когда ты голый.
Он поднял брови, волосы падали ему на глаза, и он смотрел на меня из-под занавеса золотых волос. Это напоминало мне Габриэля и очень нервировало.
Я знаю, что ты хочешь меня, Анита. Я это чую носом.
Да, от этого мне стало еще лучше. Я покраснела второй раз за пять минут.
Да, ты прекрасен. И что? Какое это имеет отношение к чему бы то ни было?
Он встал, опираясь на руки и колени. Я отвернулась так резко, что голова закружилась.
Пожалуйста, надень джинсы.
Я услышала, что он встал с кровати.
Ты ведь даже не можешь на меня смотреть?
Что-то было в его голосе, отчего мне захотелось посмотреть на выражение его лица, но я не могла повернуться. Просто не могла. Если сегодня у нас будет окончательная ссора, я не хотела, чтобы у меня в мозгу запечатлелось его тело. Это было бы слишком жестоко.
Я почувствовала, что он стоит сзади.
Что ты от меня хочешь, Ричард?
Гляди на меня.
Я замотала головой.
Он тронул меня за плечо, я отдернулась.
Ты даже не можешь выдержать мое прикосновение?
Впервые в его голосе послышалась боль, резкая и глубокая.
Я повернулась. Мне надо было видеть его лицо.
Глаза блестели непролитыми слезами, такие большие глаза, что слезы не вытекали из них. Волосы он отбросил назад, но они уже возвращались на лицо. Мой взгляд опустился ниже, на мускулистую грудь, и я хотела погладить ее руками, ниже, к поясу, еще ниже. Только усилием воли мне удаётесь оторвать взгляд от его тела, поднять к его лицу. Я уже не краснела, а бледнела. Трудно было дышать. Сердце колотилось так, что трудно было слышать что-нибудь другое.
Я люблю, когда ты ко мне прикасаешься, — сказала я.
Он глядел на меня глазами, полными боли. Кажется, я предпочла бы злость.
Я восхищался тем, что ты говоришь Жан-Клоду «нет». Ты хочешь его, я знаю, и продолжаешь отказывать.
Он качнул головой, и слеза сорвалась из угла глаза, медленно покатилась по щеке. Я смахнула ее пальцем. Он поймал мою руку, сжал чуть слишком сильно, но не больно, только неожиданно. Это была правая рука, а выхватывать оружие левой — чертовски не удобно. Я не то чтобы думала, будто это понадобится, но он вел себя очень уж странно. Ричард заговорил, глядя на меня сверху вниз.
Но Жан-Клод — монстр, а ты с монстрами не спишь. Ты их убиваешь. — Слезы покатились из обоих глаз, и я не стала их подхватывать. — Со мной ты тоже не спишь, потому что я тоже монстр. Но убить нас ты можешь, правда, Анита? Только трахаться с нами не можешь.
Я отдернулась, и он отпустил меня. Он мог поднять в жиме грузовик, так что взял и отпустил. Мне это не очень понравилось.
Мерзкие вещи ты говоришь.
Зато правду.