Ты единственный человек, ведущий более интересную жизнь, чем я, — сказал он.
Джейсон хлопнул меня по спине:
Завтра вечером возьмем тебя гоняться за оленями.
Я думала, вы гоняетесь за автомобилями, — сказала я.
Он осклабился:
А что за кайф? У автомобилей кровь не идет.
Я улыбнулась — и остановилась. Глаза у него были невинные, как весеннее небо, и такие же радостные, и, глядя в них, я вдруг засомневалась, шутит он или нет. Чуть было не спросила, но не стала. Что-то у меня пропало любопытство.
Эдуард был ростом пять футов восемь дюймов, светлые волосы пострижены очень коротко, блондинистый, синеглазый. Да, еще он был опаснее всех, кого я знала просто олицетворение породы БАСП — живых и мертвых.
Собрание ликантропов его чертовски заинтересовало. Группа вскоре разошлась, в основном потому, что повестка дня была исчерпана. Целью собрания было в основном сделать последнее усилие убедить Ричарда не держаться так за свои моральные принципы и убить кого-нибудь. А если нет, то хотя бы выбрать лупу, которая будет за него убивать. Так что мы тут подстрелили одним выстрелом двух зайцев — каламбур невольный. Но я очень хорошо понимала, что с Нилом мне просто повезло. Если бы он хоть чуть-чуть владел каким-нибудь боевым искусством, хоть как-то умел драться, он бы сделал меня как хотел.
Ричард загородил разбитое окно доской и позвонил в стекольную мастерскую, где согласились за заоблачный гонорар приехать и заменить стекло немедленно. Я предложила заплатить за ущерб, раз я его нанесла.
Эдуард, Ричард и я сидели вокруг кухонного стола. Мы с Эдуардом пили кофе, Ричард пил чай. Один из самых серьезных его недостатков — он не любит кофе. А я не могу доверять мужчине, который кофе не пьет.
Что ты выяснил? — спросила я.
Не слишком много. — Эдуард чуть мотнул головой и сделал глоток. — Контракт снова принят.
Даже учитывая срок? — спросила я.
Он кивнул.
А когда истекают двадцать четыре часа? — спросила я.
Скажем, в два пополуночи. Я получил предложение в час ночи, но для безопасности добавим еще час.
Для безопасности, — повторил Ричард. Я думаю, это была ирония.
Чего это ты? — спросила я.
Я в этой комнате один, кто беспокоится?
Ричард, от паники толку не будет.
Он встал, выплеснул остатки из кружки в раковину, машинально вымыл кружку. Потом повернулся, прислонясь задом к ящикам, сложив руки на груди.
Нужна ясная голова, чтобы составить план?
Ага.
Он глядел на нас в упор и думал о чем-то серьезном. Наконец он сказал.
Не понимаю я, как вы можете быть спокойными. Меня потрясает, как это кто-то поставил контракт на Аниту. А вас обоих — нет.
Мы с Эдуардом переглянулись. Мы понимали друг друга полностью, и я знала, что Ричарду я этого объяснить не смогу. Я даже не знала, могу ли я объяснить это самой себе.
Я до сих пор жива лишь потому, что реагирую не так, как другие.
И еще потому, что делаешь такие вещи, на которые другие не согласны.
И это тоже, — согласилась я.
Лицо у Ричарда было очень серьезно, как у ребенка, который спрашивает о чем-то жизненно важном.
Позвольте мне один дурацкий вопрос, а потом я заткнусь.
Давай, — пожала плечами я.
Анита говорит, что не наслаждается убийством. Что ничего не чувствует, убивая.
До меня дошло, что вопрос к Эдуарду. И я не знала, как пойдет дело дальше.
А ты наслаждаешься убийством?
Эдуард сидел спокойно-спокойно, безмятежно попивая кофе. Синие глаза были равнодушны и непроницаемы, как у вампира, и в некотором смысле он был так же мертв. Я впервые задумалась, не бывает ли и у меня таких глаз.
А почему тебя это заинтересовало?
Я согласился убить Маркуса, — сказал Ричард. — А я никогда никого не убивал.
Эдуард поднял на него взгляд, отставил кружку и посмотрел прямо в глаза Ричарду.
Да.
Да, ты наслаждаешься убийством? — уточнил Ричард.
Эдуард кивнул. Ричард ждал объяснений — это было написано на его лице.
Он тебе ответил, Ричард.
Но чем он наслаждается — ощущением убийства? Это физическое чувство? Или радость приходит, когда обдумываешь убийство?
Эдуард взял кружку со стола.
Ричард, вечер вопросов и ответов закончен, — сказала я.
На лице Ричарда обозначилось смешанное чувство упрямства и детской обиды.
Но «да» ничего мне не говорит.