В частности, испытав это на мне?
Да, пожалуй, — кивнул он.
Глядя в его тревожно-серьезные глаза, я понимала, что если он сегодня ради меня перекинется, а я не смогу это выдержать, это что-то разрушит в душе Ричарда. Я от всей души надеялась, что справлюсь.
Когда я сегодня вернусь, посмотрю, как ты перекинешься.
Он был так мрачен, будто заранее ждал, что я убегу с воплем.
Поцелуй меня и выметайся, — сказал он.
Я поцеловала его, и он облизал губы.
Помада. — Он поцеловал меня снова. — А под помадой — вкус тебя.
Гм… — сказала я.
Сейчас я на него смотрела, и мне почти хотелось никуда не ехать. Почти. Тут позвонили в дверь, и я вздрогнула, а Ричард и бровью не повел, будто услышал звонок раньше меня.
Береги себя. Хотел бы я быть рядом.
Там будет полно репортеров, — объяснила я. — Не надо, чтобы тебя сняли с шайкой монстров. Это может уничтожить твое прикрытие.
Я бы сам его уничтожил, лишь бы тебе ничего не грозило.
Он очень любил преподавать, но я ему поверила. Ради меня он готов был раскрыться.
Спасибо, но Эдуард был прав. Я бы слишком волновалась за тебя, а тогда не могла бы как надо следить за собой.
А о Жан-Клоде ты не волнуешься?
Я пожала плечами:
Он может сам о себе позаботиться. К тому же он и так мертв.
Ричард покачал головой:
Ты в это больше не веришь.
Нет, Ричард, он мертвец, и я это знаю. То, что поддерживает в нем жизнь, — это какая-то форма некромантии, отличающаяся от моей силы, но все равно это магия.
Ты это говоришь, но сердцем в это не веришь.
Я снова пожала плечами:
Верю или не верю, а это правда.
В дверь постучали, и голос Эдуарда сказал:
Прибыл твой кавалер.
Иду! Ну вот, теперь снова помадой мазаться.
Ричард потер губы и отнял пальцы с алыми пятнами.
По крайней мере, я буду знать, целовалась ли ты с ним. Эта штука на его белой рубашке будет заметна, как кровь.
Я не стала спорить. Жан-Клод всегда одевался в черное и в белое. Только однажды я видела на нем не белую рубашку — она была черной.
Я снова подмазала губы и положила помаду в сумочку. Она была слишком мала даже для «файрстара». Был у меня «дерринджер», но он имеет смысл только при стрельбе почти в упор. Профессиональный убийца вряд ли даст мне шанс подойти так близко. Решение предложил Эдуард. Он одолжил мне «сикамп», полуавтоматический, тридцать второго калибра. Он почти того же размера, что и маленький двадцатипятикалиберный, только чуть шире моей руки, а рука у меня маленькая. Я захотела иметь такой, Эдуард сообщил, что ему пришлось ждать этого пистолета почти год — он был сделан на заказ, а то бы он мне его подарил. Ладно, закажу себе такой сама — если останусь в живых. А если нет, вообще уже ничего заказывать не буду.
Я заставила себя об этом не думать, сосредоточилась на одевании, укладывании пистолета на место, Ричарде, на чем угодно, только не на том, что собираюсь быть живцом в ловле убийцы, достаточно квалифицированного, чтобы зарабатывать по полмиллиона за раз. И я должна была довериться Эдуарду, чтобы остаться в живых. Потому что Эдуард остановил бы лимузин и стрелял бы лишь тогда, когда убедился бы, что это именно я, а большинство других так делать не станут. Профессионалы предпочитают работать с приличного и безопасного расстояния. Снайперская винтовка берет за несколько ярдов или даже миль, и тут ни я, ни даже Эдуард ничего не могли поделать. О взрывчатых веществах я не знала ничего и насчет бомб должна была полностью довериться Эдуарду. Я вручала свою жизнь Эдуарду, доверялась ему, как никому и никогда, и это уже было страшновато.
Я снова проверила сумочку: удостоверение, помада, деньги, пистолет. Обычно я еще прихватывала с собой расческу, но для нее не было места. Проживу один вечер с растрепанными волосами.
При этой мысли я последний раз проверила в зеркале прическу и пригладила волосы. Надо признать, выглядели они великолепно. Они украшают меня более всего, и с ними даже Ронни мало что может сделать. Вьются они от природы. Я даже сегодня просто плеснула на них лак после душа и дала высохнуть. Однажды в Калифорнии одна женщина очень на меня рассердилась, когда я не сказала ей, где мне завивают волосы. Так и не поверила, что они вьются сами.
Сумку я перекинула через плечо, так что тонкая лямка пролегла через грудь. Она сливалась с чернотой платья и почти не была заметна, но сумочка держалась на ребрах, чуть ниже, чем наплечная кобура. Я несколько раз попробовала выхватить пистолет, и получилось неплохо. Не так хорошо, как из кобуры, но кобура — это все-таки кобура. Накинув жакет, я посмотрела на себя в зеркало надцатый уже раз. Не было видно ни ножей, ни пистолета. Отлично. Последним я надела крест и проверила, хорошо ли он скрыт платьем, потом чуть прикрыла его маскировочной лентой. Таким образом, я оставляла при себе крест, но он не вываливался из платья и не светил на Жан-Клода. Потом я снова схватила щетку для волос и положила, не воспользовавшись.
Я что-то застревала. Не то чтобы я боялась убийцы, нет, я боялась минуты, когда сегодня ночью встретятся Жан-Клод и Ричард. Я не знала, как они друг на друга отреагируют, а настроения участвовать в конфликте эмоций у меня не было. Оно вообще у меня редко бывает.
Глубоко вдохнув, я пошла к двери, Ричард за мной. Это был его дом, и я не могла попросить его спрятаться в спальне.
Жан-Клод стоял возле телевизора, разглядывая полки с кассетами, будто читая заглавия. Он был высок и строен, хотя и не так строен, как Ричард. Одет он был в черные брюки и черный короткий пиджак до талии, почти как мой собственный. На ногах у него были высокие кожаные сапоги, и голенища удерживались серебряными пряжками. Черные волосы рассыпались по плечам и были длиннее, чем когда мы познакомились.
Он, наконец, повернулся, будто раньше не знал, что мы стоим у него за спиной. Я невольно ахнула. Сорочка у него была красная — чисто алый цвет, пылающий из-под раскрытого пиджака. Воротник у нее был высокий, закрепленный тремя антикварными агатовыми пуговицами. Ниже воротника сорочка была раскрыта, и виднелся большой овал кожи. Шрам крестообразного ожога был выставлен в красной овальной раме будто на обозрение. Участок голой кожи кончался над самыми брюками, где сорочка была в них заправлена.
Ткань сорочки на бледной коже смотрелась великолепно, и эти черные волнистые волосы, эти глаза цвета полночного неба…
Шикарно, просто сногсшибательно.
Вы всегда точно выбираете слова, ma petite, — улыбнулся он, скользнул по ковру в этих мягких сапогах, и я поймала себя на том, что хочу, чтобы он снял пиджак. Хотелось посмотреть, как эти черные полосы рассыплются по сорочке, черное на красном. Я знала, что это будет восхитительно.
Ричард встал сзади. Он не касался меня, но я чувствовала, что он там, — это теплое и недовольное присутствие у меня за спиной. Жан-Клод смотрелся рекламной картинкой «Эротические сны, инкорпорейтед». Тут любую ревность можно понять.
Жан-Клод встал передо мной так близко, что можно было бы дотронуться. Я стояла между ними двумя, и символичность этой мизансцены никто из нас не пропустил.
А где Эдуард? — удалось спросить мне, и мой голос прозвучал почти нормально. Молодец я.
Он проверяет автомобиль. Насколько я понимаю, ищет зажигательные средства, — чуть улыбнулся Жан-Клод.
У меня свело живот. Кто-то действительно хочет моей смерти сегодня в полночь. Эдуард ищет бомбы в машине. Даже мне это не казалось до конца реальным.
Что с вами, ma petite? — спросил Жан-Клод, беря меня за руку. — У вас рука холодная.
Интересная претензия с твоей стороны, — заметил Ричард.