Ветер был прохладный и пахнул дождем. Я подставила лицо его мягкому прикосновению. Воздух наполняли запахи растений, чистые и свежие. Я стояла на траве, глядя вверх. Окно Элли Квинлен светило неярким желтым маяком. Окно открыла Элли, но свет включил ее отец. Она встретила своего любовника-вампира в темноте. Лучше было не видеть его в образе ходячего трупа, которым он стал.
Я снова надела комбинезон и застегнула до половины, чтобы выхватить в случае чего браунинг. Для «файрстара» у меня была только внутренняя кобура для ношения на белье, и потому я его сунула просто в карман комбинезона. Не слишком удобно, чтобы выхватывать быстро, но все лучше, чем вообще его с собой не брать. Внутренняя кобура для ношения под штанами не очень помогает, если надевать юбку.
Ларри приспособил свой пистолет на наплечной кобуре. Он стоял рядом со мной, поводя плечами, пытаясь приладить ремни. Они не то чтобы неудобны, если хорошо подогнаны, но и удобными их не назовешь. Это вроде лифчика — они подходят, они нужны, но никогда не бывают удобны по-настоящему.
Комбинезон Ларри оставил незастегнутым, болтающимся почти до бедер. Нас осветил луч карманного фонарика, вспыхнувший на кресте Ларри. Луч перебежал на меня, полыхнув в глаза.
— Теперь, когда вы уже испортили мне ночное зрение, уберите эту хреновину от моих глаз!
Из-за ослепительного луча донесся густой мужской смех. Двое копов из полиции штата прибыли как раз вовремя, чтобы принять участие в охоте. Их только не хватало!
— Уоллес, — сказал мужской голос, — сделай, что велела дама.
Голос был глубокий и с неясной угрозой. Таким бы голосом говорить «Руки на капот, ноги в стороны!». И ты так и сделаешь, а не то…
К нам подошел полицейский служащий Грэнджер, опустив фонарь к земле. Он был не так высок, как Уоллес, и животик у него уже переваливался через ремень, но он двигался и в темноте так, будто знал, что делает. Будто ему уже приходилось охотиться в темноте. Не на вампиров, возможно, но на что-то другое. На людей, быть может.
Уоллес тоже подошел, мелькая фонариком, как гигантским светлячком. Он не светил мне в глаза, но все равно ночному зрению этот луч не способствовал.
— Выключите фонарь… пожалуйста, — попросила я.
Уоллес подступил еще на шаг, нависая надо мной. Он был высок, сложен как футболист, с длинными ногами. Атакующий защитник. Они с помощником Колтреном могли бы побороться — потом. А сейчас я хотела, чтобы он отвалил к чертям.
— Выключи, Уоллес, — сказал Грэнджер. Свой он уже отключил.
— Я же ни черта не буду видеть, — возразил Уоллес.
— Темноты боитесь? — спросила я, улыбнувшись ему в лицо.
Ларри засмеялся. Этого делать не надо было.
Уоллес повернулся к нему.
— Что тут смешного?
Он шагнул к Ларри, почти касаясь его, запугивая своей огромностью. Но Ларри — он вроде меня: с детства привык быть маленьким; его и не такие не смогли запугать. Он не отступил.
— Так что, да или нет? — спросил Ларри.
— Что да или нет?
— Темноты боитесь?
Ларри от меня научился не только аниматорству. К несчастью, он был мальчик, а не девочка. Я могла позволить себе язвить и не получать за это по морде. У Ларри такой удачи не было.
Уоллес схватил его за грудки и приподнял на цыпочки. Фонарь упал на землю, перекатываясь лучом по нашим щиколоткам.
Грэнджер подошел вплотную, но Уоллеса не тронул. Даже в темноте было видно, как напряглись плечи у этого футболиста. Не от тяжести Ларри, а от сдерживаемого порыва дать ему в морду.
— Остынь, Уоллес. Он ничего такого не хотел сказать.
Уоллес молча подтянул Ларри ближе к себе, лицом к лицу. На лицо Уоллеса упал квадрат желтого света, желвак на скуле выступил рельефно, пульсируя, будто готов был выскочить наружу. Под челюстью у него был шрам, ранее скрытый воротником.
Он приблизился к Ларри почти нос к носу.
— Я. Ничего. На свете. Не боюсь. — Каждое слово продавливалось сквозь зубы.
Я шагнула к нему. Он наклонился, запугивая Ларри, и потому я смогла шепнуть ему прямо на ухо:
— Красивый шрам, Уоллес.
Он подпрыгнул, будто я его укусила, выпустил Ларри так резко, что тот пошатнулся, и повернулся, замахиваясь для удара в лицо. Зато хоть Ларри отпустил.
Он ударил наотмашь. Я пропустила его руку над собой. Он покачнулся, и я вдвинула колено ему в живот. Мне стоило больших усилий не сделать это от всей души, чтобы он свалился. Он ведь коп, он из хороших парней. Их не сбивают с ног. Я шагнула назад за дистанцию удара, надеясь, что собственный промах его малость охладил. Используя внезапность, я могла его свалить, но теперь он будет готов. И свалить его будет куда труднее.
Он был выше меня на фут и тяжелее фунтов на сто с лишним. Если драка начнется всерьез, мне придется плохо. Я надеялась, что мне не придется пожалеть о своем великодушии.
Уоллес плюхнулся на четвереньки возле кустов. Вскочил он быстрее, чем мне хотелось бы, но остался стоять согнувшись, держа руки на коленях. Потом поднял на меня глаза. Не знаю точно, что значил этот взгляд, но он не был полностью враждебным. Скорее оценивающим, будто я его удивила. На меня часто так смотрят.
— Ты как, Уоллес, нормально? — спросил Грэнджер.
Уоллес кивнул. После хорошего тычка под дых разговаривать трудно.
— А вы, миз Блейк?
— Все в порядке.
— С вами — конечно, — кивнул он.
Ларри пододвинулся ко мне. Слишком близко. Если Уоллес на меня набросится, мне нужно будет место для маневра. А ведь Ларри намеревался лишь показать свою поддержку. Когда мы научим Ларри стрелять достаточно быстро, надо будет обучить его и базовой технике рукопашного боя.
А почему я стала учить Ларри сначала стрельбе? Потому что с вампирами врукопашную не дерутся. В них стреляют. Трепку от Уоллеса Ларри переживет. А нападение вампира — нет. Если стрелять уметь не будет.
— Вы с ним были, когда он получил этот шрам? — спросила я.
Грэнджер покачал головой:
— Его тогдашний напарник не выжил.
— Убит вампиром?
Грэнджер кивнул.
Уоллес медленно выпрямился, прогнул спину, будто разминая позвонки.
— Отличный удар, — сказал он.
Я пожала плечами:
— Коленом же, не кулаком.
— Все равно хороший удар. И я понимаю, что мое поведение было непростительно.
— Правильно понимаете, — сказала я.
Он потупился, потом поднял глаза.
— Не знаю, что меня дернуло так поступить.
— Пошли пройдемся, — сказала я и направилась в темноту, не оборачиваясь, будто не сомневалась, что он пойдет за мной. Этот способ действует куда чаще, чем можно подумать.
Он пошел за мной. Остановился, правда, подобрать фонарь, но храбро его выключил.
Я остановилась, чуть не дойдя до леса, и стала вглядываться в чащу, давая глазам привыкнуть к темноте. Я не смотрела ни на что конкретно, вроде бы как позволяла глазам замечать все. Нет, я высматривала движение. Любое движение. Шевелились ветви под весенним ветерком, но это был фон, как волны океана. Меня волновали не деревья.
Уоллес постукивал выключенным фонарем по бедру. Тихий такой хлоп-хлоп. Я хотела попросить его перестать, но промолчала. Если ему так лучше, я это переживу.
Молчание протянулось между нами. Чуть поднялся ветерок, заполняя ночь торопливым шелестом. Ветерок нес запах дождя.
Уоллес обеими руками стиснул фонарь. Я услышала, как он судорожно вдохнул.
— Что это было?
— Ветер.
— Вы уверены?
— Вполне.
— Так что вы хотели?
— Это первый вамп, на которого вы идете после смерти вашего напарника?
Он посмотрел на меня:
— Это вам Грэнджер сказал?
— Да, но сначала я увидела вашу шею. У меня не было сомнений, чья это работа.
Я хотела ему сказать, что в шрамах беды нет. Черт побери, я же сама вся в шрамах, но он коп и мужчина, и я не знала, как он отнесется, если я начну его ободрять. Но я должна была знать, пойдет ли он за мной в лес. Знать, могу ли я на него положиться. Если он будет вот так перепуган, то нет.
— Как это было? — спросила я. Может, сейчас не время для такого разговора, но оставлять как есть уж точно не время.
Он покачал головой:
— Начальство сказало, что командуете тут вы, миз Блейк. Ладно, я выполняю приказы. Но отвечать на личные вопросы я не обязан.
Выпрастывать руки из комбинезона — лишняя возня, а я не хотела оставаться со связанными руками. Поэтому я расстегнула пуговицу на блузке и отодвинула ткань.
— Что вы делаете?
— У вас ночное зрение хорошее?
— А в чем дело?
— Шрам видите?
— Вы это о чем?
Голос его звучал подозрительно. Подозревал он, наверное, что я спятила.
Я бы увидела, но у меня ночное зрение лучше, чем у большинства людей. У них моих глаз нет.
— Дайте руку.
— В чем дело?
— Собираюсь вам сделать предложение, которое бывает раз в жизни. Да дайте же руку, черт возьми!
Рука у него была холодной на ощупь. Перепуганный щенок. Я провела большими квадратными пальцами по своей ключице. Коснувшись рубцов, он отдернул руку, как пораженный током.
— Откуда это?
— Оттуда же, откуда у вас на шее. Вампиры едят неаккуратно.
— Боже мой, — сказал он.
— Именно. — Я застегнула блузку. — Расскажите мне, как это было, Уоллес.
Он еще секунду на меня посмотрел, потом кивнул.
— Мы с Гарри, моим напарником, получили вызов, что найдено мертвое тело с вырванным горлом.
Он говорил стандартные слова, как в рапорте, но я знала, что он видит все это снова. Прокручивает в голове.
— Это было на стройке. Мы оказались в ее середине с фонариками. Тут раздался звук, будто свист ветра, и Гарри сбило с ног. Он оказался на земле, а на нем сидел человек. Гарри закричал, я выхватил револьвер. И стал стрелять нападавшему в спину. Я всадил в него четыре пули. Он обернулся, лицо у него было в крови. Я даже не успел подумать почему, как он на меня набросился. Я успел разрядить в него револьвер до того, как упал.
Он перевел дыхание, руки его дергались по корпусу фонаря взад-вперед. Он всматривался в деревья, но не искал там вампира — не того по крайней мере.
— Он разорвал мне китель и рубашку, как бумагу. Я пытался отбиваться, но… — Он потряс головой. — Он поймал меня взглядом. Поймал взглядом, и когда он рвал мне шею, я хотел, чтобы он это делал, так хотел, как никогда ничего в жизни не хотел.
Он чуть отвернулся, хотя и без того не глядел мне в глаза.
— Когда я очнулся, его не было. Гарри был мертв. Девушка была мертва. Я был жив.
Он все же повернулся ко мне, поглядел прямо в глаза и спросил:
— Почему он меня не убил, миз Блейк?
Я смотрела в эти серьезные глаза и не находила нужного ответа.
— Не знаю, Уоллес. Может быть, хотел превратить вас в вампира. Не знаю, почему вас, а не Гарри. Вы его поймали?
— Местный Мастер прислал его голову в коробке в наш участок. Была приложена записка с извинением за его нецивилизованное поведение. Так и сказано было — «нецивилизованное поведение».
— Трудно назвать это убийством, если ты сам питаешься от людей.
— Они все это делают? Питаются от людей?
— Я не знаю ни одного, который бы этого не делал.
— А разве они не могут есть животных?
— Теоретически — да. Практически же, кажется, в крови животных нет определенных питательных веществ.
Правду сказать, дело в том, что для большинства вампов жор очень близок к сексу. Они не скотоложцы, поэтому животными не питаются. Но я не знала, надо ли сообщать об этой сексуальной подоплеке Уоллесу.
— Вы способны на это, Уоллес?
— На что?
— Способны идти во тьму охотиться на вампиров?
— Это моя работа.
— Я не спрашивала, какая у вас работа. Я спросила, способны ли вы идти в темноту и охотиться на вампиров.
— Вы думаете, их там больше одного?
— Всегда лучше так полагать.
Он кивнул:
— Я думаю, что способен.
— Боитесь? — спросила я.
— А вы?
Я поглядела в наполненную ветром ночь. Деревья клонились и постанывали. Движение повсюду. Скоро пойдет дождь, и даже звездного света не будет.
— Да, я боюсь.
— Но вы же охотник на вампиров, — сказал он. — И как же вы можете это делать из ночи в ночь, если боитесь?
— А вам не страшно знать, что, когда вы останавливаете какого-нибудь йэху за нарушение правил, у него может быть оружие? Вы же идете к машине, не зная этого наверняка.
— Это моя работа.
— А это моя работа.
— Но вы же боитесь?
— До самых печенок.
— Шериф вернулся! — крикнул нам Ларри. — Он получил ордер.
Мы с Уоллесом переглянулись.
— Серебряные пули у вас есть? — спросила я.
— Да.
Я улыбнулась:
— Тогда вперед. Все будет нормально, — сказала я. И я в это верила. Уоллес будет делать свою работу. Я буду делать свою работу. Все мы будем делать свою работу. А утром кто-то из нас будет жив, а кто-то нет. Конечно, быть может, придется иметь дело всего лишь с новоумершим вампиром. Если так, то все мы можем дожить до восхода. Но я бы не прожила так долго, если бы надеялась на лучшее. Надеяться на худшее — всегда безопаснее. И обычно вернее.