Почти весь день я проспала, а когда проснулась, оказалось, что никто меня не принимает в игру. Все страшно напугались судебного иска Квинлена, и куда бы я ни сунулась, оказывалось, что я — персона нон грата. Агент Брэдфорд велел мне собирать вещи и пригрозил, что арестует за попытки препятствовать правосудию и вмешательство в полицейское расследование. Вот тебе и благодарность! Не день, а сплошной провал. Единственный человек, который стал со мной говорить, был Дольф. Он смог мне сообщить только, что не нашли ни следов Джеффа Квинлена, ни тела его сестры. Магнуса тоже никто не видел. Копы допрашивали свидетелей, искали следы, а я теребила пальцы, но никто из нас ничего полезного не сделал.
Закат я наблюдала с чувством облегчения — наконец-то хоть что-то начнется. Ларри ушел в свой номер. Я его не просила. Возможно, он не хотел мешать мне уединиться с Жан-Клодом. Не слишком утешительная мысль. Зато он хотя бы со мной разговаривал — хоть он один.
Я открыла шторы и смотрела, как темнеет за окном. Зубы чистить мне пришлось в номере у Ларри — собственная ванная вдруг оказалась недоступной. Я не хотела смотреть на голого Джейсона, а на Жан-Клода — так уж точно. И потому часть дня провела у Ларри.
Я услышала звук отворяемой двери, но не обернулась. Я знала, кто это.
— Привет, Жан-Клод.
— Добрый вечер, ma petite.
Я повернула голову. В комнате стояла почти полная темнота. Единственный свет падал из окна от уличных фонарей и неоновой вывески отеля. В этот неверный свет и вышел Жан-Клод. Высокий воротник полностью закрывал шею. Жемчуга пуговиц держали края воротника, и лицо Жан-Клода было будто в раме из белой материи. Не меньше дюжины пуговиц сияли на его груди. Приталенный пиджак, настолько черный, что его почти не видно. Видны только манжеты, широкие, накрахмаленные, наполовину закрывающие кисти рук. Жан-Клод поднял руку к свету, и манжет съехал на запястье, не сковывая движение. Черные узкие брюки заправлены в черные же сапоги почти до бедра — казалось, он весь облит черной кожей. И черные на черном пряжки держали всю эту кожаную сбрую.
— Вам нравится? — спросил он.
— Да, стильно.
— Стильно? — В одном этом слове прозвучала едва уловимая насмешка.
— Вы не умеете реагировать на комплименты.
— Это был комплимент? Тогда прошу прощения, ma petite. Благодарю вас.
— Не за что. Можем мы теперь забрать ваш гроб?
Он выступил на свет, чтобы я видела его лицо.
— У вас это так просто получается, ma petite.
— А разве нет?
Молчание — такое густое, будто в комнате никого нет. Я чуть не окликнула его, но вместо этого подошла к бару и включила над ним лампочку. Комната осветилась слабым белым сиянием, как пещера. При свете мне было лучше. Но теперь, повернувшись к нему спиной, я не ощущала присутствия Жан-Клода. Было ощущение пустой комнаты. Я обернулась к нему. Он сидел в кресле. Даже когда я на него смотрела, не было заметно ни малейшего движения. Как стоп-кадр в ожидании, когда ленту пустят дальше.
— Лучше бы вы этого не делали, — сказала я.
Он повернул ко мне голову. Глаза его были непроницаемо темны, но в них мелькали еле заметные искорки.
— Чего не делал, ma petite?
Я покачала головой.
— Ничего, не важно. Так какие сложности сегодня ночью? У меня такое чувство, будто вы мне ничего не говорите.
Он встал одним плавным движением, словно какую-то часть этого процесса опустил — просто оказался на ногах.
— Серефина может бросить мне вызов сегодня ночью — это не противоречит нашим правилам.
— Серефина — имя Мастера?
Он кивнул.
— Вы не боитесь, что я сообщу его копам?
— Я возьму вас к ней, ma petite. У вас не будет времени наделать глупостей от нетерпения.
Если бы я вот так застряла на целый день, когда нечего делать, но знала бы имя, попыталась бы я найти ее сама? Да, наверное.
— Ладно, тогда пошли.
Он заходил по комнате, улыбаясь и качая головой.
— Ma petite, вы понимаете, что произойдет, если Серефина бросит мне вызов?
— Нам придется драться.
Он остановился и вышел на свет. Скользнул в кресло.
— У вас совсем нет страха. Вы нисколько не боитесь.
— Бояться — это не помогает. Быть готовым — помогает. Вы ее боитесь?
Я вгляделась, пытаясь прочесть мысли за этой красивой маской.
— Я не боюсь ее силы. Я считаю нас почти равными в этом смысле, но скажем так: я настороже. При прочих равных условиях я на ее территории, а со мной только один из моих волков, мой человек-слуга и мсье Лоранс. Не та демонстрация силы, которую выбрал бы я при встрече после двух столетий.
— Почему вы с собой больше никого не взяли? Хотя бы вервольфов.
— Было бы у меня время выговорить больший размер свиты, я бы это сделал, но в такой спешке… — Он глянул на меня. — Не было времени торговаться.
— Вы в опасности?
Он рассмеялся, и этот смех не был совсем уж приятным.
— Она спрашивает, в опасности ли я! Когда Совет попросил меня разделить мою землю, мне было обещано, что отделяемая часть достанется тому, чья сила не превосходит мою. Но они не думали, что я появлюсь на ее территории столь неподготовленным.
— Кто они? Что за Совет?
Он склонил голову набок:
— Вы действительно, проведя среди нас столько времени, не слышали о Совете?
— Да расскажите, и все.
— У нас есть Совет, ma petite. Он существует уже очень давно. Это не столько руководящий орган, сколько, возможно, суд или полиция. До того, как ваши суды дали нам гражданство, у нас было очень мало правил и только один закон. «Да не привлечешь ты к себе внимания». Именно этот закон и забыл Тепеш.
— Тепеш, — сказала я. — Влад Тепеш? Дракула?
Жан-Клод только молча смотрел. Лицо его было непроницаемым — полностью лишенным выражения. Прекрасная статуя, если только у статуи глаза могут сверкать, как сапфиры. По этому лицу ничего нельзя было прочесть, да я и не пыталась.
— Я вам не верю.
— Насчет Совета, нашего закона или Тепеша?
— Последнее.
— Уверяю вас, что мы его убили.
— Вы говорите так, будто это было на вашей памяти. Он погиб — когда? В четырнадцатом веке?
— Год 1476 или 1477? — Он изобразил, будто пытается припомнить.
— Вы не настолько стары.
— Вы уверены, ma petite?
Он повернул ко мне донельзя непроницаемое лицо, даже глаза стали пустые. Будто смотришь на отлично сделанную куклу.
— Да, уверена. — Он улыбнулся и вздохнул. К его лицу, к его телу вернулась жизнь — за отсутствием лучшего слова. Будто ожил Пиноккио. — Ну вас к черту!
— Приятно знать, что я все же иногда могу вас вывести из себя, ma petite.
Я не ответила. Он точно знал, как на меня действует.
— Если Серефина равна вам, вы справитесь с ней, а я перестреляю остальных.
— Вы же знаете, что так просто не будет.
— А никогда не бывает.
Он смотрел на меня и улыбался.
— Вы действительно думаете, что она вас вызовет?
— Нет, но я хотел известить вас, что она имеет такую возможность.
— Что еще мне нужно знать?
Он улыбнулся, чуть показав клыки. При свете он выглядел потрясающе. Кожа бледная, но не слишком. Я взяла его за руку:
— Вы теплый.
Он глянул на меня:
— Да, ma petite, и что из этого?
— Вы спали целый день. Вам полагалось бы быть холодным, пока вы не напитаетесь.
Он только поглядел бездонными глазами.
— А, черт! — сказала я и шагнула в спальню. Он не попытался остановить меня. Даже не попытался. Меня это нервировало. В дверь я почти вбежала.
И увидела только бледные очертания кровати. Щелкнула выключателем у двери. Верхний свет был безжалостен и гол.
Джейсон лежал на животе, разметав светлые волосы по темной подушке. Он был гол, если не считать плавок. Я подошла к кровати, вглядываясь в его спину, надеясь, что он все-таки дышит. Почти у самой кровати я все же заметила дыхание. Сжавшийся в груди ком отпустил.
Чтобы до него дотронуться, мне пришлось встать возле кровати на колени. Он пошевелился от моего прикосновения. Я перекатила его на бок, и он не попытался помочь — он был пассивен, как тряпка, только смотрел на меня из-под опухших век. По шее стекали две алые струйки. Не очень много крови, по крайней мере пролитой на постель. Я не могла сказать, сколько крови он потерял. Сколько взял Жан-Клод.
Джейсон улыбнулся мне — лениво, медленно.
— Как ты себя чувствуешь?
Он перекатился на спину, скользнув мне рукой по талии.
— Значит, хорошо. — Я попыталась отойти от кровати, но рука держала крепко. Он притянул меня к груди. Я вытащила браунинг. Джейсон мог бы остановить меня, но он не пытался.
Пистолет я уперла ему в ребра, а другой рукой изо всех сил отталкивалась от его голой груди, не давая ему притянуть мое лицо к своему. Он стал приподнимать голову.
— Сейчас спущу курок.
Он остановился.
— Заживет.
— Один мой поцелуй стоит дырки в боку?
— Не знаю, — сказал он. — Кажется, все вокруг так считают.
Он стал медленно приближаться ко мне губами, давая мне время решить.
— Отпусти ее, Джейсон, немедленно.
Голос Жан-Клода наполнил комнату гулким шепотом.
Джейсон отпустил. Я соскользнула с кровати, держа в руке пистолет.
— Мой волк мне сегодня нужен, Анита. Постарайтесь не застрелить его до нашей встречи с Серефиной.
— Так скажите ему, чтобы не приставал, — ответила я.
— Скажу, ma petite. Обязательно скажу.
Джейсон лежал среди подушек, согнув колено, положив руки на живот. Вид у него был ленивый и расслабленный, но глаза не отрывались от лица Жан-Клода.
— Ты почти идеальная собачка, Джейсон, но не провоцируй меня.
— Вы никогда не говорили, что она под запретом.
— Я говорю это сейчас.
Джейсон сел на кровати.
— Отныне я по отношению к ней буду совершеннейшим джентльменом.
— Обязательно будешь, — сказал Жан-Клод. Он стоял в дверях такой же прекрасный, но был опасен. Чувствовалось, как это заполняет комнату, пронизывает его голос. — Оставьте нас на минутку, ma petite.
— У нас нет на это времени, — сказала я.
Жан-Клод обернулся ко мне. Глаза его были сплошь цвета полночного неба, белки исчезли.
— Вы его защищаете?
— Я не хочу, чтобы ему досталось за то, что протянул ко мне руки.
— Но вы были готовы его застрелить.
Я пожала плечами:
— Я же никогда не говорила, что я последовательна. Просто серьезна.
Жан-Клод расхохотался. Мы с Джейсоном оба вздрогнули от такой резкой перемены настроения. Хохот был густой, шоколадный, хоть бери из воздуха и ешь.
Я покосилась на Джейсона. Он смотрел на Жан-Клода, как хорошо обученная собака на хозяина — выискивая признаки того, что сейчас хозяин захочет.
— Одевайся, мой волк. И вам, ma petite, тоже надо переодеться.
На мне были черные джинсы и темно-синяя тенниска.
— А чем плоха моя одежда?
— Мы должны произвести впечатление, ma petite. Я бы не просил, если бы это не было важно.
— Я не собираюсь сегодня надевать платье.
— Разумеется, нет, — улыбнулся он. — Просто что-нибудь более стильное. Если у вашего друга нет ничего подходящего, то у них с Джейсоном примерно одинаковый размер. Уверен, что мы что-нибудь найдем.
— Насчет этого вам придется говорить с Ларри.
Жан-Клод на мгновение задержал на мне взгляд.
— Как вам угодно, ma petite. Теперь не оставите ли вы Джейсона, чтобы он мог переодеться? Я бы остался здесь, пока вы не подберете себе наряд.
Я хотела возразить. Не люблю, когда мне говорят, что мне носить, а что не носить. Но не возразила. Я достаточно вертелась среди вампиров, чтобы знать: они восхищаются броским или опасным. Если Жан-Клод говорит, что мы должны устроить спектакль, значит, он прав. И я не умру, если чуть принаряжусь. А вот если нет, то могу и умереть. Не знаю я правил, как одеваться на такие случаи. Боюсь, что их вообще не существует.
Собираясь в дорогу, я не рассчитывала на встречу с Мастером Вампиров, и потому выбор у меня был очень ограничен. Я остановилась на алой блузке с высоким воротником, отделанной кружевом. На рукавах даже манжетики были. Нечто среднее между викторианским стилем и блузкой от делового костюма. Она была бы вполне консервативной, если бы не кричащий цвет. Мне не хотелось ее надевать, потому что я знала, что она понравится Жан-Клоду. Он даже сам такое мог бы надеть, если бы не цвет.
Поверх блузки я набросила черный жакет на все случаи жизни. Оба пистолета, оба ножа, нательный крест — и я готова.
— Ma petite, можно нам выйти?
— Да, конечно.
Он открыл дверь и окинул меня взглядом.
— Вы потрясающе выглядите, ma petite. За макияж спасибо.
— Я без него в алом кажусь бледной.
— Разумеется. У вас есть другие туфли?
— У меня только кроссовки и туфли на каблуках. В кроссовках я двигаюсь лучше.
— Блузка настолько превзошла мои ожидания, что спортивную обувь можете оставить. Они черные, этого достаточно.
Из спальни вышел Джейсон. На нем были настолько обтягивающие кожаные штаны, что никакого белья под ними уже и быть не могло. Рубашка слегка восточного стиля со стоячим воротником и единственной пуговицей. Рукава широкие, а воротник чуть блестящий, в тон глазам, вышитый желтым шелком, настолько темным, что казался золотым, и еще более темной синей нитью. Когда Джейсон двигался, рубашка чуть приоткрывалась и посверкивал голый живот. Мягкие черные сапоги доходили до колен.
— Что ж, теперь я знаю, кто твой портной, — сказала я. Мне сегодня предстояло быть Золушкой без феи.
— Не пригласите ли вы мсье Киркланда? Когда он оденется, мы сможем отправиться.
— Ларри может не захотеть переодеваться.
— Не захочет — не надо. Я не собираюсь его принуждать.
Я поглядела на него, не слишком веря, но позвала Ларри. Он согласился пойти в спальню и посмотреть сокровища из их багажа, но переодеться не обещал.
Вышел он все в тех же синих джинсах и найковских кроссовках, но футболку сменил на парадную рубашку сочного синего цвета. От этого глаза у него еще поголубели. Черный кожаный пиджак был лишь чуть-чуть великоват в плечах, зато наплечную кобуру закрывал отлично. Я считаю, это было усовершенствование по сравнению с той мятой фланелькой, которую он обычно носил. Воротник рубашки был выпущен на пиджак и обрамлял лицо.
— Видела бы ты, что там еще есть, — сказал Ларри. — Я даже не знаю, как в это влезать.
— У тебя отличный вид.
— Спасибо.
— Можем ехать? — спросила я.
— Да, ma petite, мы можем ехать. Интересно будет повидать Серефину после двух столетий.
— Я понимаю, что для вас это поездка по родным местам, но давайте не будем забывать, зачем мы здесь, — сказала я. — Джефф Квинлен находится у Ксавье. Кто знает, что этот тип с ним сделает? Я хочу вернуть его домой. Сегодня вторая ночь. Мы должны его сегодня освободить или найти кого-то, кто это может сделать.
Жан-Клод кивнул:
— Тогда в дорогу, ma petite. Серефина нас ждет.
В его голосе звучало что-то вроде нетерпения, будто он радостно ждал этой встречи. Мне впервые пришла в голову мысль, не были ли они с Серефиной любовниками. Я знала, что Жан-Клод не девственник — надо смотреть правде в глаза. Но одно дело знать, что у него были любовницы, другое дело — встретиться с одной из них. Я с удивлением поняла, что мне это не безразлично.
Жан-Клод улыбнулся мне, будто зная, о чем я думаю. В его глазах снова стали видны белки, что придавало им почти человеческий вид. Почти.