Я свернулась в кресле, самом далеком от двери в спальню. Но смотрела на дверь. Черт возьми, я хотела сбежать из номера, но зачем? Это же не Жан-Клоду я не доверяю, это я не доверяю себе. Твою мать!
Я потрогала пистолет в кармане халата. Гладкий, твердый, внушающий уверенность, но сейчас он вряд ли мне поможет. Насилие — с этим я легко разбираюсь. Желание порождает куда больше проблем.
Я честно не хотела с ним спать, но где-то в глубине души надеялась еще раз глянуть на обнаженное тело. Наверное, на длинную плавную линию обнаженных бедер. Или… Я прижала ладони к глазам, будто этим могла убрать образ из головы.
— Ma petite?
Его голос звучал уже не из ванной. Ближе.
Я не хотела смотреть, будто, как сказала бы бабуля Блейк, ослепнуть боялась. Я чувствовала, что Жан-Клод стоит передо мной. Ощущала движение воздуха. И я стала опускать руки по миллиметру. Он стоял передо мной на коленях, обернутый в белое махровое полотенце.
Я опустила руки на колени. На его коже еще блестели капельки воды. Волосы он расчесал, но они остались мокрыми, шелковисто-черными, и лицо у него было проще, не такое ухоженное. Глаза казались синее, когда их не обрамляли волосы.
Он положил руки на подлокотники моего кресла и приподнялся. Его губы коснулись моих в легком, почти целомудренном поцелуе. Он отодвинулся от меня, отпустив кресло.
У меня сердце билось в горле, и не от страха.
Жан-Клод коснулся моих рук, приподнял их. Положил на свои голые плечи. Кожа была теплой, гладкой, мокрой. Он держал меня за запястья — очень легко, чуть-чуть. Я могла бы в любой момент освободиться. Он повел мои руки вниз по своему телу.
Я высвободилась. Он ничего не сказал, ничего не сделал. Только стоял на коленях и смотрел. Ждал. Я видела, как бьется жилка у него на шее, и мне хотелось до нее дотронуться.
Скользнув руками по его плечам, я придвинулась лицом к нему. Он стал приближаться для поцелуя, но я ладонью скользнула по линии его лица, отворачивая его голову. Губами я коснулась его шеи и провела ими вниз, пока не почувствовала под языком биение пульса. Вкус воды, чистой кожи, парфюмированного мыла.
Я соскользнула с кресла, оказавшись на коленях перед Жан-Клодом. Он был выше, но ненамного. Я слизнула воду с его груди и позволила себе то, что мне уже давно хотелось сделать, — коснулась языком его соска, и он вздрогнул всем телом.
Я слизывала воду с его груди, а руки завела по талии на влажное закругление спины.
Он развязал пояс моего халата, и я не сопротивлялась. Я позволила его рукам скользнуть под халат, вокруг талии, и только футболка отделяла его плоть от моей. Он провел руками мне по бокам, играя пальцами на ребрах. Пистолет оттягивал ткань халата и мешал.
Я подняла к нему лицо. Его руки скользнули мне за спину, прижимая к длинной влажной линии его тела. Полотенце опасно болталось.
Губы Жан-Клода скользнули по моим губам, поцелуй начал становиться горячее, тверже, почти до боли. Его руки сомкнулись у меня за плечами. Мои руки скользнули вниз по его телу, до полотенца, и оказалось, что оно уже размоталось. У меня под пальцами круглилась гладкость ягодиц. Только прижатие наших тел еще удерживало на месте это полотенце.
Он впивался мне в губы, и вдруг это стало резко. Больно. Я отдернулась и ощутила вкус крови.
Жан-Клод отпустил меня. Он сел на пятки, полотенце собралось на коленях.
— Простите меня, ma petite. Я увлекся.
Я коснулась губы и отняла руку с пятнышком крови.
— Вы меня укусили!
Он кивнул:
— Я искренне об этом сожалею.
— Да уж, могу себе представить!
— Не обрушивайте на меня праведный гнев, ma petite. Вы наконец-то признались перед собой и передо мной, как вас влечет мое тело.
— Ладно, я вас хочу. Довольны?
— Почти, — ответил он, и что-то мелькнуло в его глазах. Что-то темное, засасывающее и более древнее, чем могло бы быть. — Я могу предложить вам мое смертное тело и более того, ma petite. Между нами может быть такое, чего никогда не сможет предложить вам любовник-человек.
— И каждый раз я буду терять капельку крови?
— Это был несчастный случай, — сказал он.
Я глядела на него, бледного и влажного, сидящего на полу с полотенцем на коленях, почти обнаженного.
— Сегодня я впервые обманула Ричарда, — сказала я.
— Вы же встречаетесь со мной уже несколько недель, — удивился он.
Я покачала головой:
— Но я не обманывала. А это уже обман.
— Значит, вы обманывали меня с Ричардом?
На это я не знала, что сказать.
— Идите оденьтесь.
— Вы действительно хотите, чтобы я оделся?
Я отвернулась. Мне было неловко и неудобно.
— Да, если можно.
Он встал, сжимая в руке полотенце. Я смотрела в пол, и мне не надо было видеть его лицо, чтобы представить себе его усмешку.
Он отошел, не потрудившись снова замотаться в полотенце. Мышцы шевелились у него под кожей от икр до пояса. Он ушел в спальню голый и мне нравилось это зрелище.
Я коснулась пальцем языка. Он все еще кровоточил. Вот тебе поцелуи взасос с вампиром. Даже подумать об этом я спокойно не могла.
— Ma petite? — окликнул он меня из спальни.
— Да?
— У вас есть фен?
— В моем чемодане. Возьмите.
Слава богу, я оставила чемодан в спальне возле двери ванной. Преимущество лени. Теперь не надо было еще раз смотреть на его обнаженное тело. Волна гормонов схлынула, подступило смущение.
Я услышала жужжание фена и стала гадать, стоит ли он голый перед зеркалом, когда сушит волосы. И отлично понимала, что мне достаточно только подойти к двери и убедиться собственными глазами.
Я встала, одернула футболку, как следует завязала халат и села на диван. Спиной к спальне. Не буду больше ничего смотреть. Вынув «файрстар» из кармана, я положила его на кофейный столик перед собой. Он был очень твердый, очень черный и будто осуждал меня.
Фен затих, и Жан-Клод снова меня окликнул:
— Ma petite?
— Что еще?
— Приходите ко мне поговорить, пока солнце восходит.
Я поглядела на окно, которое он открыл. Небо стало не таким черным — еще не светлым, но уже не было той чистой темноты. Я закрыла шторы и пошла в спальню. Пистолет я оставила на окне — все равно в спальне есть браунинг.
Жан-Клод аккуратно сложил одеяло в ногах кровати. Его покрывала только темно-красная простыня. Мягкие волосы разметались по подушке. Простыня была спущена до пояса.
— Можете составить мне компанию, если хотите.
Я прислонилась к стенке и покачала головой.
— Я не предлагаю секс, ma petite, для этого уже слишком близко к рассвету. Я предлагаю вам половину кровати.
— Спасибо, но я лягу на диване.
Он улыбнулся понимающим изгибом губ — стала возвращаться прежняя надменность. Почти приятно было знать, что ничего не изменилось.
— Это не мне вы не доверяете. Это вы себе не доверяете, ma petite.
Я пожала плечами.
Он натянул простыню на грудь — почти защитным жестом.
— Оно идет.
— Кто оно?
— Солнце.
Я посмотрела на закрытые шторы на дальней стене. Они были двойные, но по краям пробивался сероватый свет.
— Ничего, что вы вот так, без гроба?
— Если никто не откроет шторы, ничего страшного. — Он посмотрел на меня долгим взглядом. — Я люблю вас, ma petite, так сильно, как только могу любить.
Я не знала, что сказать. Сказать, что я его хочу, — неуместно. Сказать, что я его люблю, — солгать.
Свет стал сильнее, белой каймой вокруг штор. Тело Жан-Клода расслабилось на кровати. Он перекатился на бок, вытянув одну руку, а другой придерживая простыню на груди. Он смотрел на усиливающийся свет, и я видела его страх.
Я встала на колени возле кровати и чуть не взяла его за руку, но сдержалась.
— Что будет дальше?
— Вы хотели знать правду? Смотрите.
Я ожидала, что он станет говорить медленнее, глаза заморгают, будто он засыпает. Вышло не так. Он закрыл глаза сразу, лицо его исказилось. «Больно», — прошептал он. И лицо обмякло. Я видела, как умирают люди, как уходит свет у них из глаз. Чувствовала, как ускользает душа. Вот это я сейчас и видела. Он умер. На шторах нарастал свет, и когда он превратился в сплошную белую линию, Жан-Клод умер. Последний вздох вышел из него долгой трелью.
Я стояла на коленях у кровати и смотрела. Я знала, как выглядит мертвец, и сейчас передо мной был именно он. Черт побери!
Я положила скрещенные руки на кровать и уперлась в них подбородком. Я глядела на Жан-Клода, ожидая, чтобы он вздохнул, вздрогнул, что-нибудь. Но ничего не было. Я повела рукой над его кожей, потом коснулась пальцами. Он был теплым, совсем по-человечески, но не двигался. Я взяла его руку — пульса не было. В этом теле не бежала кровь.
Знал ли он, что я здесь? Ощущал ли, что я его касаюсь? Мне казалось, что я много времени там провела, просто глядя на него. Вот и ответ на вопрос. Вампиры — мертвецы. То, что их оживляет, — это вроде моей собственной силы, какой-то вид некромантии. Но я не спутаю мертвого с живым. Да, некоторое новое направление некрофилии.
Мне только показалось, или я действительно почувствовала касание души, покидавшей его тело? Конечно, души у вампиров нет — это неотъемлемое их свойство, — но что-то его покинуло. Если не душа, то что это? А если душа, куда она направляется на дневное время? Кто надзирает за душами вампиров, пока они лежат мертвыми?
В дверь постучали — наверное, мальчики пришли. Я встала, запахнув халат. Мне было холодно, и я сама не знала почему. Я пошла открывать дверь. Порез на языке почти уже не кровоточил.