— Случается.
— Полезно будет знать, — сказал он. — А как это можно быть оборотнем и не быть ликантропом?
— Обычно это передается по наследству. Сторожевые псы семьи, дикие звери, гигантские коты. Кто-то один в поколении несет в себе эти гены и перекидывается.
— Это связано с фазами луны, как обычная ликантропия?
— Нет. Сторожевой пес появляется, когда он нужен семье. Война там или какая-то физическая опасность. Есть люди-лебеди — эти связаны с луной, но все равно это наследственное.
— А что еще бывает?
— Бывает проклятие, но это уже по-настоящему редко.
— Почему?
Я пожала плечами.
— Надо найти ведьму или кого-нибудь с достаточной волшебной силой, чтобы проклясть кого-то оборотнем. Я читала заклинания для личного превращения. Зелья настолько насыщены наркотиками, что можешь поверить, будто обратился в зверя. Можешь поверить, что ты — башня Крайслер-билдинга, а можешь и просто умереть. Настоящие заклинания куда более сложные и часто требуют человеческих жертв. Проклятие — это шаг вверх по сравнению с заклинанием. Это даже вообще не заклинание.
Я попыталась подумать, как это объяснить. В этой области Дольф — штафирка. Он этой фени не знает.
— Проклятие — это вроде крайнего акта воли. Собираешь всю свою силу, магию — назови как хочешь — и фокусируешь все на одном человеке. Своей волей обрекаешь его на проклятие. Это всегда надо делать лицом к лицу, и потому он знает, что произошло. Некоторые теории считают, что жертва должна верить, иначе проклятие не подействует. Я в этом не уверена.
— И проклясть человека может только ведьма?
— Иногда бывает, что человек не поладит с феей или эльфом. С кем-нибудь из сидхи Даоина, но для этого надо находиться в Европе. Англия, Ирландия, некоторые места в Шотландии. А в этой стране — только ведьмы.
— Значит, оборотень, но мы не знаем, какого рода и даже как он стал оборотнем.
— По отметинам и следам — нет.
— Если бы ты его увидела лицом к лицу, могла бы сказать, какого он рода?
— То есть какое животное?
— Да.
— Нет.
— А сказать, проклятие это или болезнь?
— Нет.
Дольф посмотрел на меня вопросительно:
— Обычно ты лучше работаешь.
— Я лучше работаю с мертвецами, Дольф. Дай мне вампа или зомби, и я тебе скажу его номер карточки социального страхования. Что-то в этом от природных способностей, но больше от практики. С оборотнями у меня опыта куда меньше.
— А на какие вопросы ты можешь ответить?
— Спроси и узнаешь.
— Ты думаешь, это новенький оборотень? — спросил Дольф.
— Нет.
— Почему?
— Впервые новичок перекидывается в ночь полнолуния. Сейчас для него слишком рано. Это мог быть второй или третий месяц, но…
— Но что “но”?
— Если это все еще ликантроп, который собой не владеет, который убивает без разбора, то он должен быть еще здесь. И охотиться за нами.
Дольф огляделся, перехватив блокнот и ручку левой рукой, а правой потянулся к пистолету. Автоматическим движением.
— Не дрейфь, Дольф. Если он собирается еще кого-то съесть, это будет Уильямс или помощники шерифа.
Он еще раз оглядел темный лес, потом снова посмотрел на меня.
— Значит, этот оборотень собой владеет?
— Я так думаю.
— Тогда зачем было убивать вот этого?
Я пожала плечами:
— Зачем вообще убивают? Вожделение, жадность, гнев.
— Значит, животная форма используется как оружие, — сказал Дольф.
— Ага.
— Он все еще в животной форме?
— Это вот сделано в форме половина на половину, что-то вроде человека-волка.
— Вервольфа.
Я покачала головой:
— Я не знаю, что это за зверь. Человек-волк — это всего лишь пример. Это может быть любое млекопитающее.
— Только млекопитающее?