— Оборотень, — сказал он.
— Именно.
— В округе не было диких оборотней уже десять лет.
— А тот скольких убил? — спросила я.
Он глубоко затянулся и медленно выдохнул.
— Тот? Пятерых.
Я кивнула:
— Не знала про него. Это еще до меня было.
— Вы тогда еще в школу ходили?
— Ага.
Он бросил окурок в снег и затоптал тяжелым сапогом.
— Жаль, что это не медведь.
— И мне жаль, — согласилась я.
Ночь была тяжелой холодной тьмой. Два часа ночи — проклятое время суток в любое время года. В середине декабря два часа — это застывшее сердце вечной ночи. А может, просто я уже устала. Свет на лестнице, ведущей к моей квартире, горел, как пойманная луна. Он был какой-то замерзший, переливался и был слегка нереален. В воздухе плавала легкая дымка, этакий малыш-туман.
Титус меня попросил быть в контакте на случай, если они найдут кого-нибудь подозрительного. Я для них была лучшей возможностью выяснить, ликантроп это или какой-то левый хмырь. Что ж, куда лучше вариант, чем отрезать ему руку и смотреть, не растет ли мех внутри тела. Если ошибешься, что тогда делать — извиняться?
Несколько следов ликантропа, ведущих к месту преступления, все-таки нашли. По ним сделали гипсовые слепки и, по моему предложению, послали копии на факультет биологии Вашингтонского университета. Я чуть не отправила их на имя доктора Луиса Фейна. Он преподавал в Ваш-уне биологию. Один из лучших друзей Ричарда. Отличный мужик. Крысолюд. И эта мрачная глубокая тайна оказалась бы под угрозой раскрытия, начни я ему посылать слепки следов ликантропов. А если послать на имя факультета, Луи их наверняка увидит.
Это был мой самый большой вклад в дело за всю ночь. Они все еще вели поиски, когда я уехала. Пейджер я оставила включенным — если найдут на снегу голого человека, могут позвонить. Хотя если пейджер заверещит раньше, чем я малость посплю, я и озвереть могу.
Когда я захлопнула дверцу машины, мне отозвалось эхо. Захлопнулась еще одна дверца. Как я ни устала, а сработал автоматизм — осмотреть парковку и обнаружить эту вторую машину. За четыре места от меня стоял Ирвинг Гризволд, завернувшись в ядовито-оранжевую парку и полосатый шарф вокруг шеи. Вокруг лысины торчал пушистый ореол волос. На кнопочном носу — маленькие круглые очечки. Очень такой жизнерадостный и безвредный с виду, и тоже вервольф. Ночь, наверное, такая выдалась.
Ирвинг работал репортером в “Сент-Луис Пост Диспетч”. Любая статья обо мне или “Аниматор Инкорпорейтед” обычно шла за его подписью. Он улыбнулся и направился ко мне. Просто твой дружелюбный сосед-репортер. А что?
— Чего тебе надо, Ирвинг?
— Что это за приветствие для человека, который уже три часа ждет тебя в машине?
— Чего тебе надо, Ирвинг? — Если повторять этот вопрос снова и снова, может быть, он утомится.
С круглой физиономии сползла улыбка.
— Надо с тобой поговорить, Анита.
— А разговор долгий?
Он минуту подумал, потом кивнул:
— Может быть.
— Тогда пошли наверх. Я нам сделаю настоящего кофе.
— Настоящего — то есть не поддельного?
Я направилась к лестнице:
— Сварю тебя такую “яву”, что у тебя волосы на груди вырастут.
Он рассмеялся.
До меня дошло, что я скаламбурила, хотя и не имела этого в виду. Я знаю, что Ирвинг — оборотень, даже видела его в волчьей форме, но забыла. Он мой друг, и в человеческом виде ни капли противоестественного в нем нет.
Мы сидели у кухонного стола, попивая ванильный кофе. Жакет я сбросила на спинку стула, и кобура с револьвером выставилась напоказ.
— Блейк, я думал, у тебя сегодня было свидание.
— Было.
— Ничего себе свидание!
— Излишняя осторожность девушке не помешает.
Ирвинг подул на чашку, осторожно отпил. Заводил глазами из стороны в сторону, отмечая все, что видит. Через много дней он сможет описать эту комнату в деталях, вплоть до кроссовок и спортивных носков перед диваном.
— Что случилось, Ирвинг?
— Отличный кофе.
Он старался не попадать своими глазами в мои. Плохой признак.
— Что случилось?
— Ричард тебе говорил про Маркуса?
— Это вожак вашей стаи?
Ирвинг удивился:
— Он тебе сказал?
— Я сегодня узнала, что вашего альфа-самца зовут Маркус. Что идет борьба за главенство. Маркус хочет смерти Ричарда. Ричард говорит, что драться с ним не будет.
— Он с ним уже дрался, и еще как, — сказал Ирвинг.