— Это делается для нее, ma petite. Она забыла, кто ее хозяин. Месяц-другой в гробу освежит ее память.
Гретхен доползла до пьедестала, вцепилась руками в драпировку, но встать не смогла.
— Я думаю, вы уже достаточно ей освежили память.
— Вы так суровы, ma petite, так прагматичны, но что-то вдруг, бывает, вызывает у вас жалость. И ваша жалость так же сильна, как ваша ненависть.
— Но удовольствия мне от нее гораздо меньше, — сказала я.
Он улыбнулся и приподнял крышку гроба. Внутри, конечно же, был белый шелк. Жан-Клод нагнулся и поднял Гретхен. Когда он переносил ее через край гроба, свисавший край плаща задел за дерево, и что-то звякнуло у нее в кармане, твердое и тяжелое.
Так мне не хотелось просить, что я чуть не промолчала. Чуть не.
— У нее в кармане мой пистолет. Он мне нужен.
Жан-Клод почти бережно положил ее на шелковую обивку, потом обшарил карманы. Держа в руке браунинг, он стал опускать крышку. Навстречу взметнулись скелетные руки, пытаясь удержать неотвратимый спуск.
Глядя на эти бьющие по воздуху пальцы, я чуть на все не плюнула.
— Должен быть еще один пистолет и нож.
Жан-Клод вопросительно округлил глаза, но кивнул. Он протянул мне браунинг, и я подошла его взять. При этом я оказалась так близко, что видела глаза Гретхен. Они были бледные, затуманенные, как в глубокой старости, но ужас они еще могли выразить.
И они бешено вращались, глядя на меня. В них был немой призыв, и сказать “отчаянный” значило бы сильно смягчить выражение. Она глядела на меня, не на Жан-Клода, будто зная, что я единственная здесь, кому на нее не плевать. Если Жан-Клода ее судьба волновала, то по его лицу этого сказать нельзя было.
Браунинг я ткнула под мышку — приятно было получить его обратно. Жан-Клод протянул мне “файрстар”.
— Не могу найти нож. Если хотите поискать сами, не стесняйтесь.
Я поглядела на сухую сморщенную кожу, на безгубое лицо. Шея кожистая, как у курицы. Я покачала головой:
— Не настолько я его хочу получить обратно.
Он засмеялся, и даже теперь я ощутила этот звук всей кожей, как бархат. Жизнерадостный социопат.
Жан-Клод закрыл крышку, и Гретхен страшно завыла и застонала, будто пытаясь вскрикнуть, но не имея на это сил. Тонкие руки заколотили изнутри.
Жан-Клод закрыл защелки и наклонился над закрытым гробом.
— Спи, — шепнул он.
И почти сразу звуки стали тише. Он еще раз повторил это слово, и стало тихо.
— Как вы это сделали?
— Успокоил ее?
Я мотнула головой:
— Нет, все это.
— Я ее Мастер.
— Нет. Николаос была вашим Мастером, но она этого делать не умела. Она бы сделала это с вами, если бы могла.
— Очень проницательно с вашей стороны и очень верно. Я создал Гретхен, Николаос меня не создавала. Мастер вампиров, создавший кого-либо, получает над созданным определенную власть. Как вы только что видели.
— Но ведь Николаос создала большинство приближенных к ней вампиров?
Он кивнул.
— Если бы она могла делать то, что делаете вы, я бы это видела. Она не могла бы не показать.
Он снова слегка улыбнулся:
— И опять ваша проницательность. Есть различные виды силы и власти, доступные Мастерам вампиров. Призыв животных, левитация, неуязвимость к серебру.
— Так вот почему мой нож не причинил вреда Гретхен?
— Да.
— Но у каждого Мастера свой арсенал способностей?
— Арсенал — очень точное слово. Так на чем мы остановились, ma petite? Ах да! На том, что я мог бы убить Ричарда.
Так, приехали туда, где были.
— Вы меня слышите, ma petite? Я мог бы убить вашего Ричарда.
Жан-Клод поставил ширму на место, и гроб с его страшным содержимым скрылся с глаз.
— Вам не хочется этого делать.
— О нет, ma petite, очень даже хочется. Я бы с удовольствием вырвал у него сердце и стал смотреть, как он умирает.
Жан-Клод прошел мимо меня, и черная рубашка развевалась, открывая его живот при каждом шаге.
— Я вам сказала, я не уверена, что выйду за него замуж. Я даже не знаю, будем ли мы еще встречаться. Разве этого не достаточно?
— Нет, ma petite. Вы его любите. Я чую его запах на вашей коже. Вы его целовали сегодня. При всех ваших сомнениях вы держите его близко к себе.
— Если вы его тронете, я вас убью, вот и все. — Мой голос прозвучал очень буднично и по-деловому.
— Вы попытаетесь меня убить, но это не очень просто сделать.
Он снова сел на кушетку, рубашка распахнулась, обнажив почти весь его торс. Единственным дефектом безупречной кожи был крестообразный шрам.