— Я же пригнал сюда твой джип, помнишь? Домой мне ехать не на чем.
Ах да.
— Ладно, я вернусь, как только смогу.
Он кивнул:
— Я никуда не денусь.
Выйдя в коридор, я уже не улыбалась. Сама не могла разобраться в своих чувствах — как это будет: прийти домой, а там Ричард. Как мне, черт побери, принять решение, если он возле меня болтается и у меня уровень гормонов зашкаливает?
Зебровски хихикнул.
— Ну, Блейк, я теперь в этой жизни видел все. Здоровенный вампироборец — влю-у-бле-о-онный.
Я мотнула головой.
— Тебя бесполезно просить держать это про себя?
Он ухмыльнулся:
— Так будет смешнее дразниться.
— Чтоб ты лопнул, Зебровски!
— Возлюбленный был как-то слегка напряжен, так что я не стал спрашивать, но теперь мы одни. Что у тебя с лицом? Как будто по нему кто-то прошелся ножом для разделки мяса.
На самом деле, все было не так плохо. Я видела однажды работу мясницкого ножа, и это было куда хуже.
— Долго рассказывать. Так, ты знаешь мой секрет. А ты зачем сегодня так вырядился?
— У меня годовщина свадьбы сегодня. Десять лет.
— Ты шутишь?
Он покачал головой.
— Куча поздравлений, — сказала я, сбегая вместе с ним по лестнице.
— Спасибо. Мы решили отметить, наняли беби-ситтера, и Кэти заставила меня оставить пейджер дома.
Холод стал жалить порезы у меня на лице, и голова заболела сильнее.
— Дверца не заперта, — сказал Зебровски.
— Ты же коп, как ты мог не запереть машину? — начала я, открывая дверцу, — и остановилась. Пассажирское сиденье и весь пол были забиты — пакеты от “Макдональдса” и газеты сползали с сидений на пол. Остальная часть пола была занята куском окаменевшей пиццы и стадом пустых жестяных банок.
— Господи, Зебровски, а Агентство охраны среды знает, что ты разъезжаешь на токсической помойке по зонам проживания людей?
— Теперь понимаешь, почему я ее не запер? Кто ее угонит?
Он встал на колени и начал грузить мусор охапками на заднее сиденье. Судя по технике, переднее сиденье уже не в первый раз освобождалось таким образом.
Я стряхнула крошки с пустого сиденья на пустой пол. Когда стало возможным хоть как-то поместиться, я влезла в машину.
Зебровски накинул ремень и включил мотор. Автомобиль зафыркал и ожил. Я тоже надела ремень, и мы выехали со стоянки.
— А как относится Кэти к твоей работе? — спросила я.
Зебровски покосился в мою сторону.
— Нормально.
— А ты был уже копом, когда вы познакомились?
— Да, она знала, чего ждать. Твой друг не хотел, чтобы ты сегодня уезжала?
— Он думает, что я дня этого слишком сильно травмирована.
— Вид у тебя действительно хреновый.
— Спасибо за комплимент.
— Они нас любят, хотят, чтобы мы были острожными. Господи, он же учитель, школьный учитель! Что он знает о мире насилия?
— Больше, чем ему хотелось бы.
— Знаю, знаю. Школы теперь тоже — опасное место. Но это не то же самое, Анита. Мы-то носим оружие. А ты, Блейк, вообще убиваешь вампиров и поднимаешь зомби. Можно придумать работу грязнее?
— Это я знаю. — Но это было не так. Быть ликантропом — еще более грязная работа. Или нет?
— Нет, Блейк, не знаешь. Любить человека, живущего в мире насилия, — тяжкий крест. То, что нас кто-то согласен терпеть, — это чудо. Не струсь, Блейк.
— Я говорила, что собираюсь струсить?
— Вслух — нет.
Черт.
— Бросим тему, Зебровски.
— Как скажешь. Дольф в страшном восторге, что ты решила завязать семейную петлю… то есть узел.
Я сползла по сиденью, насколько позволил ремень.
— Я не выхожу замуж.