Солнце тонуло в полосе багрянца, как в свежей кровоточащей ране. На запале громоздились пурпурные облака. Дул сильный ветер, и пахло дождем.
Руффо-лейн — узкая гравийная дорога. На ней еле могут разойтись две машины. Под ногами хрустел красноватый гравий. Ветер шелестел в высоком пересохшем бурьяне кювета. Дорога уходила за гребень холма. И повсюду, сколько хватало взгляда, стояли полицейские машины с маркировкой и без. Дорога уходила за гребень холма. Холмов в графстве Джефферсон много.
Я уже надела чистый комбинезон, черные найковские кроссовки и хирургические перчатки, когда запищал мой пейджер. Пришлось расстегивать молнию и вытаскивать этот чертов прибор на гаснущий свет. Номер мне и смотреть не надо было — я и так знала, что это Берт. До полной темноты оставалось только полчаса, если не меньше. И мой босс интересовался, где я и почему не на работе. Интересно, в самом ли деле Берт меня уволит. Глядя на труп, я сомневалась, что мне на это не наплевать.
Женщина свернулась в клубок, лежа на боку, защитив руками обнаженные груди, будто и в смерти стеснялась. Насильственная смерть — худшее из вторжений. Ее будут фотографировать, снимать на видео, измерять, вскрывать, зашивать. Ни одна ее частица ни внутри, ни снаружи не останется нетронутой. И это плохо. Нам следовало бы накрыть ее одеялом и оставить в покое, но это не поможет нам предотвратить следующее преступление. А оно будет, второе тело было лучшим тому доказательством.
Я оглядела полицейских и бригаду «скорой помощи», ожидающую разрешения забрать тело. Если не считать его, я была здесь единственной женщиной. Так обычно и бывало, но почему-то сегодня мне было от этого неуютно. Длинные, до пояса, волосы жертвы разметались бледным потоком в бурьяне. Еще одна блондинка. Совпадение или нет? Два — это очень небольшая выборка. Если следующая жертва будет со светлыми волосами, тогда это тенденция.
Если все жертвы белой расы, белокурые и члены «Люди против вампиров», то это складывается в картину. Картина помогает раскрыть преступление. Я надеялась получить картину.
Я взяла фонарик в зубы и измерила следы укусов. На этот раз на запястье укусов не было. Вместо них были рубцы от веревки. Они ее связали, может быть, подвесили к потолку, как говяжью тушу. Не бывает хороших вампиров, которые кормятся на людях. Никогда не верь, что вампир только немножко отопьет. Что это не будет больно. Это как поверить, что твой партнер вовремя вытащит. Просто поверь ему. Вот так.
По обеим сторонам шеи были аккуратные колотые ранки. Из левой груди был выхвачен кусочек, будто кто-то выкусил его прямо над сердцем. Сгиб правой руки разорван. Шарнир сустава блеснул в луче света. Рука держалась на розоватых напряженных связках. Последний серийный убийца, по делу которого мне пришлось работать, разрывал жертвы на куски. Я тогда ходила по ковру настолько пропитанному кровью, что он хлюпал под ногами. Я держала в руках куски внутренностей в поисках следов. Это было очередное «хуже-этого — я-никогда-не-видела».
Сейчас я глядела на покойницу и радовалась, что ее не разорвали. И не потому, что я считала это более легкой смертью, хотя, быть может, так оно и было. И не потому, что это давало больше следов, поскольку это было не так. Просто потому, что не хотелось мне больше смотреть на растерзанных людей. На этот год я свою квоту исчерпала.
Держать фонарик при обмере ран в зубах и себя не обслюнявить — это искусство. У меня получалось. Секрет в том, чтобы время от времени посасывать конец фонарика.
Тонкий луч фонарика сверкнул на ее бедрах. Я хотела видеть, есть ли рана в паху, как у того мужчины. Надо было убедиться, что работали те же убийцы. Чертовски невероятное совпадение, чтобы были две отдельно охотящиеся стаи вампиров, но это возможно. И я должна была убедиться всеми средствами, что у нас только одна дикая стая. Одна — это уже достаточно, две — это вопящий кошмар. Конечно, не может Бог быть так жесток, но просто на всякой случай… Надо было посмотреть, есть ли рана в паху. У мужчины на руках не было следов веревки. Или вампиры стали более организованными, или это другая группа.
Руки ее приклеились к груди, скованные посмертным окоченением. И ничто, кроме топора, не сможет раздвинуть ее ноги, пока окоченение не пройдет, что будет примерно через сорок восемь часов. Два дня я ждать не могла, но рубить ее тело на куски я тоже не хотела.
Я встала перед трупом на четвереньки. Мысленно извинилась за то, что мне предстояло сделать, но ничего другого мне не оставалось.
Тонкий луч фонарика задрожал на ее бедрах, как миниатюрный прожектор. Я коснулась линии раздела ее ног и вдвинула туда пальцы, пытаясь на ощупь определить, есть ли в паху рана.
Это было с виду, будто я лапаю труп, но более приличного способа я придумать не могла. Я смотрела вверх, стараясь не прислушиваться к ощущению твердой резины от ее кожи. Солнце осталось лишь мазком багрянца на небе, как гаснущий уголь. И по небу, как поток чернил, развивалась настоящая тьма. И ноги женщины поддались под моей рукой.
Я дернулась, чуть не проглотив фонарь. Нервничаю? Я? Плоть женщины была мягкой. Минуту назад этого не было. Губы полуоткрыты. А раньше были закрыты или нет?
Это было сумасшествие. Даже будь она вампиром, она не встанет до третьей ночи после смерти. А она погибла от укусов многих вампиров во время кровавой массовой трапезы. Она мертва, просто мертва.
Кожа ее белела в темноте. Небо стало черным; если в лилово-черных облаках и была луна, я ее не видела. Но кожа сияла, будто в лунном свете. Она не светилась, но почти. Волосы ее просвечивали паутиной, растянутой на траве. Минуту назад она была просто мертвой, сейчас она стала… красивой.
Надо мной навис Дольф. Его шесть футов девять дюймов нависали, даже когда я вставала, а когда я сидела, он вообще был великаном. Я встала, сдирая с себя перчатку, и вынула фонарь изо рта. Не трогай ничего, что можешь взять в рот, если касалась ран незнакомого. Сами понимаете, СПИД. Я сунула фонарь во внутренний карман комбинезона, сняла вторую перчатку и засунула их в боковой карман.
— Ну? — спросил Дольф.
— Тебе не кажется, что она изменила вид?
— Что? — Он нахмурился.
— Труп. Тебе не кажется, что он выглядит по-другому?
Он всмотрелся в тело.
— Теперь, когда ты сказала… Она выглядит так, будто спит. — Он покачал головой. — Нам придется вызвать «скорую», чтобы врач подтвердил смерть.
— Она не дышит.
— Ты бы хотела, чтобы отсутствие у тебя дыхания было единственным критерием?
Я на минуту задумалась.
— Наверное, нет.
Дольф пролистал блокнот.
— Ты говорила, что человек, погибший от укусов многих вампиров, не может восстать из мертвых вампиром.
Он прочел мне мои слова. Я подорвалась на собственной мине.
— В большинстве случаев это правда.
Он посмотрел на женщину:
— Но не в этом.
— К несчастью, так.
— Объясни-ка это, Анита.
Его голос никак нельзя было назвать довольным. И я не могла его в этом упрекнуть.
— Иногда даже один укус дает трупу возможность восстать вампиром. Я читала об этом в паре статей. Очень сильный Мастер вампиров иногда может заразить все трупы, которых он коснется.
— Где ты читала такие статьи?
— «Вампир куотерли», — ответила я.
— Никогда о таком не слышал.
Я пожала плечами:
— У меня диплом по противоестественной биологии, и кто-то включает меня в список рассылки подобной литературы.
И тут меня поразила мысль, которую никак не назовешь приятной.
— Дольф!
— Что?
— Тот мужчина, первый труп. Сегодня его третья ночь.
— Он не светился в темноте, — сказал Дольф.
— Эта женщина тоже была обыкновенной до полной темноты.
— Ты думаешь, он собирается восстать? — спросил он.
Я кивнула.
— Вот гадство!
— Именно так, — подтвердила я.
Он покачал головой:
— Погоди-ка минуту. Он все равно сможет нам сказать, кто его убил.
— Он вернется не нормальным вампом, — сказала я. — Он умер от множественных укусов, Дольф. И восстанет больше животным, чем человеком.
— Объясни.
— Если тело отвезли в городскую больницу Сент-Луиса, то за стенами закаленной стали он опасности не представляет, но если они меня послушали, то он в обычном морге. Позвони в морг и скажи, чтобы эвакуировали здание.
— Ты серьезно, — сказал он без вопросительной интонации.
— Абсолютно.
Он даже не стал спорить. Я была его экспертом по противоестественным явлениям, и то, что я сказала, было во многом только слухами, никак не доказанными. Дольф не станет спрашивать твое мнение, если он не готов действовать в согласии с ним. Он хороший начальник.
Дольф нырнул в ближайшую машину и вызвал морг.
Потом высунулся из открытой двери:
— Тело послали в городскую больницу — обычный порядок для жертв вампиров. Даже если наш эксперт говорит, что они опасности не представляют.
При этих словах он улыбнулся.
— Позвони в больницу и убедись, что они поместили его в усиленное хранилище.
— А с чего бы им тащить тело в вампирский морг, а потом не помещать в хранилище?
— Не знаю. Но мне будет спокойнее, если ты позвонишь.
Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул.
— О’кей, — сказал он и набрал номер по памяти. Из чего можно было понять, сколько ему выпало в этом году работы.
Я стояла у открытой двери машины и слушала. Только слушать было нечего. Никто не брал трубку.
Дольф сидел и слушал далекие гудки телефона. Потом поднял на меня глаза. В них был немой вопрос.
— Там должен кто-нибудь быть, — сказала я.
— Верно.
— Этот человек воскреснет зверем, — сказала я. — Он растерзает все на своем пути, если Мастер, его создавший, его не остановит или если он не умрет окончательно. Таких вампиров в литературе называют анималистическими. Разговорного термина нет — они слишком редко встречаются.
Дольф повесил трубку и бросился из машины, гаркнув:
— Зебровски!
— Я, сержант! — отозвался Зебровски, подбегая рысью.
Если Дольф гаркнет, каждый подбежит. — А, Блейк, как жизнь?
Что я должна была сказать? Ужасно? Я пожала плечами и ответила:
— Нормально.
Снова загудел мой пейджер.
— Опять Берт, черт бы его побрал!
— Позвони своему боссу, — велел Дольф. — И скажи ему, чтобы шел к гребаной матери.
Это мне понравилось.
Дольф ушел, выкрикивая приказы. Люди со всех ног бросались выполнять. Я села в машину Дольфа и позвонила Берту.
Он ответил с первого звонка — не очень хороший признак.
— Надеюсь, что это ты, Анита.
— А если нет? — спросила я.
— Где тебя черти носят?
— На месте убийства у свежего трупа.
Это его слегка притормозило.
— Ты пропускаешь свой первый заказ.
— Ага.
— Но я не буду на тебя орать.
— Становишься разумным, — сказала я. — Что случилось?
— Ничего, кроме того, что твои первые два заказа взял на себя наш новый сотрудник. Его зовут Лоуренс Киркланд. Присоединись к нему на третьем заказе, тогда ты сможешь взять на себя три последних, а его научить что к чему.
— Ты кого-то нанял? Как ты нашел человека так быстро?
Аниматоры встречаются очень редко. Особенно такие, которые могут поднять двух зомби за одну ночь.
— Работа у меня такая — искать таланты.
Дольф сел в машину, и я сдвинулась на пассажирское сиденье.
— Скажи своему боссу, что нам пора.
— Мне пора, Берт.
— Погоди, для тебя есть срочный вызов в городскую больницу на закалывание вампира.
У меня свело судорогой живот.
— Имя?
Мне пришлось ждать, пока он прочтет:
— Кэлвин Руперт.
— Ч-черт!
— Что такое? — спросил он.
— Когда поступил вызов?
— Примерно в три часа дня сегодня, а что?
— Черт, черт, черт!
— Да что такое, Анита? — недоумевал Берт.
— А почему это так срочно? — спросил Зебровски, садясь на заднее сиденье нашей машины без опознавательных знаков. Дольф врубил скорость и включил сирены и мигалку. За нами пристроился автомобиль с надписью «Полиция», рубя воздух прожекторами. С сиреной и мигалкой, во как.
— Руперт оставил завещание, — сказал Берт. — Если он будет укушен вампиром, пусть его сердце пронзят осиновым колом.
Вполне в духе члена ЛПВ. Да черт побери, у меня в завещании тоже был такой пункт.
— Нам нужно постановление суда на исполнение?
— Оно нужно только после того, как мертвый восстанет вампиром. А сейчас хватит разрешения от ближайших родственников. Просто проткни его — и дело с концом.
Машину мотало на узкой дороге, и я вцепилась в приборную доску. По днищу молотил гравий. Прижимая плечом наушник, я застегнула ремень.
— Я сейчас на пути в морг, — сказала я.
— Я не мог с тобой связаться и потому послал туда Джона, — сообщил Берт.
— Когда?
— Ну, сразу, как ты не ответила на вызов по пейджеру.
— Отзови его, скажи, чтобы не ехал!
Что-то, наверное, слышалось в моем голосе, потому что Берт спросил:
— Анита, в чем дело?
— В морге не отвечает телефон, Берт.
— И что?
— Вампир уже мог восстать и убить всех вокруг, и Джон идет прямо ему в зубы.
— Я ему позвоню, — сказал Берт, и связь прервалась. Я положила наушник на место. Мы выезжали на новое шоссе 21.
— Можно будет убить вампира, когда будем на месте.
— Это убийство, — заметил Дольф.
Я покачала головой:
— Нет, если Кэлвин Руперт оставил такое завещание.
— А он оставил?
— Да.
Зебровски вбил кулак в спинку сиденья.
— Тогда мы этого сукина сына прихлопнем.
— Ага, — сказала я.
Зебровски улыбался, держа в руках дробовик.
— Эта штука серебряной дробью заряжена? — спросила я.
Зебровски посмотрел на ружье:
— Да нет.
— Только не говорите мне, что в этой машине только у меня есть оружие с серебряными пулями!
Зебровски усмехнулся, а Дольф сказал:
— Серебро дороже золота. У города таких денег нет.
Я это знала, но надеялась ошибиться.
— Так что же вы делаете, если приходится драться с вампирами и ликантропами?
Зебровски перегнулся ко мне с заднего сиденья.
— Примерно то же самое, что делаем, когда выходим против банды с автоматами «узи».
— И что же это?
— Уступаем противнику по вооружению, — сказал он, и голос его не был веселым. Мне тоже это не очень нравилось. Я надеялась, что служители морга просто удрали, убрались, но я на это не рассчитывала.