Я плыла в черной воде, продвигаясь плавными сильными движениями. Огромная луна сияла над озером, отбрасывая на воду серебряную дорожку. И черная бахрома деревьев вокруг. А вода теплая, теплая, как кровь. И я поняла, почему она черная. Это и была кровь. Я плыла в озере свежей теплой крови.
Тут же я проснулась, ловя ртом воздух. Глаза обшаривали тьму, ища… чего?
Перед самым пробуждением что-то погладило меня по ноге. Что-то, живущее во тьме и крови.
Заверещал телефон, и я подавила вскрик. Обычно я так не нервничаю. Это был всего лишь проклятый кошмар. Сон.
Нащупав трубку, я смогла выдавить из себя:
— Да?
— Анита?
Голос прозвучал неуверенно, будто его обладатель был готов повесить трубку.
— Кто это?
— Это Вилли, Вилли Мак-Кой.
В тот момент, когда он назвал имя, я узнала ритм голоса. В телефоне он звучал отдаленно и с электрическим шипением, но я его узнала.
— А, Вилли, как жизнь?
И я тут же обругала себя за этот вопрос. Вилли теперь вампир, а какая может быть жизнь у мертвеца?
— Все отлично.
В его голосе звучало неподдельное удовольствие. Ему было приятно, что я спросила.
Я вздохнула. Честно говоря, Вилли мне нравился. А мне не полагаюсь хорошо относиться к вампирам. Ни к одному вампиру, пусть я даже знала его при жизни.
— А ты сама как?
— О’кей. В чем дело?
— Жан-Клод получил твое послание. Он велел сказать, что встреча в «Цирке проклятых» сегодня в восемь вечера.
— В «Цирке»? А что он там делает?
— Он теперь его владелец. Ты не знала?
Я покачала головой, сообразила, что он этого не видит, и ответила:
— Впервые слышу.
— Он предлагает встретиться с ним на представлении, которое начинается в восемь.
— Что за представление?
— Он сказал, ты должна знать.
— Загадками говоришь, — сказала я.
— Ну, Анита, что мне велели, то я и говорю. Ты же понимаешь.
Я понимала. Вилли принадлежал Жан-Клоду со всеми потрохами, не говоря уже о душе.
— Ладно, Вилли, все нормально. Это не твоя вина.
— Спасибо тебе, Анита.
Голос у него был радостный, как у щенка, который ожидал пинка ногой, а его вместо этого погладили.
И чего я стала его утешать? Какое мне дело до задетых чувств вампира? Ответ: я не думала о нем как о мертвом. Он был все тот же Вилли Мак-Кой с его пристрастием к кричащим костюмам, невозможным галстукам и с теми же беспокойными руками. Смерть его мало изменила. А жаль.
— Скажи Жан-Клоду, что я буду.
— Скажу обязательно. — Он секунду помолчал, тихо дыша в трубку. — Поосторожнее сегодня, Анита.
— Ты знаешь что-то такое, что мне следует знать?
— Нет, но… ну, в общем, просто…
— В чем дело Вилли?
— Ни в чем, ни в чем. — Он говорил теперь голосом высоким и испуганным.
— Я иду в западню, Вилли?
— Нет, ничего такого. — Я почти видела, как мелькают в воздухе его ручки. — Клянусь, Анита, никто за тобой не охотится.
Я оставила это без внимания. Никто, о ком он знает и может поклясться.
— Так чего же ты боишься, Вилли?
— Да просто здесь вампиров больше обычного. И кое-кому из них наплевать, кто от них пострадает. И больше ничего.
— А почему их больше обычного, Вилли? Откуда они появились?
— Не знаю и не хочу знать, понимаешь? Ладно, Анита, мне пора.
И он повесил трубку прежде, чем я могла задать очередной вопрос. И в голосе его сквозил настоящий страх. За себя или за меня? Может быть, и то, и другое.
Я посмотрела на радиочасы над кроватью: 6.35. Если хочу успеть на эту встречу, надо поспешить. Одеяла на ногах были теплыми, как свежий хлеб. Чего мне на самом деле хотелось — это свернуться в клубочек под одеялами и желательно с привычным игрушечным пингвином. Да, это было бы чудесно.
Откинув одеяла, я пошла в ванную. Щелкнула выключателем, и помещение залил сияющий белый свет. Волосы у меня торчали кудряшками во всех мыслимых направлениях. Пора бы запомнить, что не надо спать с мокрой головой. Я провела по ним щеткой, и они слегка вытянулись, образовав волнистую массу. А поверх ее торчали кудри, и ни черта мне было с ними не сделать, если не намочить и не начать все снова. На что не было времени.
От черных волос моя бледная кожа смотрелась мертвенной — а может, это свет такой. Глаза у меня карие, но такие темные, что кажутся черными. Две поблескивающие дыры в меловом лице. И чувствовала я себя точно так же, как выглядела, — прекрасно.
Так. Что бы надеть на встречу со Старейшим вампиром города? Я выбрала черные джинсы, свитер с геометрическим орнаментом, черные найковские кроссовки с голубой отделкой и синюю с черным спортивную сумку, застегивающуюся вокруг талии. Согласование цветов в лучшем виде.
Браунинг отправился в наплечную кобуру. В сумку вместе с кредитными картами я сунула запасную обойму, водительские права, деньги и небольшую щетку для волос. Натянула купленный в прошлом году спортивный жакет. Первый из всех, в котором я не слишком похожа на гориллу. Вообще у кожаных жакетов такие длинные рукава, что мне их не надеть. Он был черным, так что Берт не разрешил бы мне носить его на работу.
Молнию жакета я застегнула только до половины, оставив место, чтобы выхватить пистолет в случае необходимости. Серебряный крест болтался на длинной цепочке — теплая твердая тяжесть между грудей. От креста против вампиров больше пользы, чем от пистолета, даже если пули серебряные.
У двери я остановилась в сомнении. Я не видела Жан-Клода два месяца. И сейчас тоже не хотела его видеть. Вспомнился мой сон. Что-то, живущее в крови и тьме. Откуда этот кошмар? Опять Жан-Клод влез в мои мысли? Он обещал не вмешиваться в мои сны. Но стоит ли его слово чего-нибудь? Ответ неизвестен.
Я выключила свет в квартире и закрыла за собой дверь. Подергала, чтобы убедиться, что она заперта, и ничего мне больше не оставалось, как ехать в «Цирк проклятых». Без задержек. Живот свело судорогой почти болезненной. Значит, я боюсь. Ну и что? Все равно надо ехать, и чем быстрее я поеду, тем быстрее вернусь. Если бы я только могла верить, что с Жан-Клодом будет все так просто. С ним никогда ничего просто не бывает. Если я сегодня что-нибудь узнаю про убийства, за это мне придется заплатить. И не деньгами. Этого добра у Жан-Клода навалом. Нет, с ним придется расплачиваться монетой побольнее, поинтимнее, покровавее.
И это я по доброй воле вызвалась его посетить? Глупо, Анита, очень глупо.