Я сидела в коридорчике, который служил для выхода артистов на арену. Освещение здесь было тусклое, будто некоторые из тех, что здесь проходили, не любили сильного света. Тоже мне удивили. Стульев здесь не было, и я слегка устала сидеть на полу. Сначала я давала показания полицейским, потом детективу в штатском. Потом прибыла РГРПС и начала допрос снова. Дольф мне кивнул, а Зебровски застрелил из большого и указательного пальцев. С тех пор прошел час пятнадцать минут. И мне стало надоедать, что на меня не обращают внимания.
Ричард Зееман и вервольф Стивен сидели напротив. Руки Ричарда свободно обхватили одно колено. На ногах у него были найковские кроссовки с синим верхом на босу ногу. И даже лодыжки у него были загорелыми. Густые волосы спадали на голые плечи. Глаза его были закрыты, и я могла разглядывать его мускулистый торс, сколько мне угодно. Плоский живот с треугольником темных волос, поднимающимся над тренировочными штанами. Грудь гладкая, правильная, без единого волоска. Это я оценила.
Стивен спал, свернувшись на полу клубком. На левой стороне его лица наливался синяк теми черно-синими и мясисто-красными цветами, которые дают по-настоящему серьезные ушибы. Он был завернут в серое одеяло, которое дали ему санитары, и, насколько я могла судить, больше ничего на нем не было. Наверное, всю одежду он потерял, когда перекидывался. Волколак был больше, чем он сейчас, и ноги имели совсем другую форму. Итак, красивые джинсы в обтяжку и ковбойские сапоги ушли в историю. Наверное, потому и была голой негритянка-оборотень. А не потому ли был голым и Ричард Зееман? Он, что ли, тоже оборотень?
Не похоже. Если так, то он маскировался лучше любого другого, кого мне приходилось встречать. И к тому же, если он оборотень, почему не вступил в битву с коброй? Для невооруженного человека он поступил очень разумно: не путался под ногами.
Стивен, с которого начиналась эта великолепная ночь, выглядел совсем не великолепно. Длинные белокурые волосы пропитались потом и прилипли к лицу. Пол закрытыми глазами налились черные мешки. Дышал он быстро и неглубоко. Глаза под закрытыми веками дергались. Сны видит? Кошмары? Снятся ли вервольфам оборотни-овцы?
Ричард выглядел великолепно, но ведь его не колотили о бетонный пол гигантская кобра. Он открыл глаза, будто почувствовал, что я его рассматриваю. И посмотрел в ответ совершенно пустыми карими глазами. Мы смотрели друг на друга молча.
Его лицо состояло из сплошных углов. Лепные скулы и твердая челюсть. Ямочки смягчали черты его лица и делали его слишком совершенным на мой вкус. Мне всегда неуютно в обществе слишком красивых мужчин. Может, низкая самооценка. Или, быть может, прекрасное лицо Жан-Клода заставляет меня ценить очень человеческое качество — несовершенство?
— Что с ним? — спросила я.
— С кем?
— Со Стивеном.
Он посмотрел на спящего. Стивен во сне издал какой-то тихий звук, беспомощный и перепуганный. Определенно кошмар.
— Его не надо разбудить?
— Вы имеете в виду — от сна? — спросил он.
Я кивнула.
Он улыбнулся:
— Мысль хорошая, но он еще несколько часов не проснется. Можете устроить здесь пожар, он все равно не пошевелиться.
— Почему?
— Вы, в самом деле, хотите знать?
— Конечно. Все равно мне сейчас делать нечего.
Он оглядел пустынный коридор.
— Что ж, неплохая причина.
Он откинулся назад, отыскивая голой спиной кусок стены поудобнее. Поморщился: наверное, удобной стены не бывает.
— Стивен перекинулся обратно из волка и человека меньше чем через два часа.
Это было произнесено так, будто все объясняло. Может быть, но не мне.
— И что? — спросила я.
— Обычно оборотень остается в обличии зверя от восьми до десяти часов, потом коллапсирует и перекидывается обратно. Перекинуться раньше — это требует уйму сил.
Я поглядела на спящего оборотня:
— Значит, коллапс — нормальное явление?
Ричард кивнул:
— На весь остаток ночи.
— Не слишком хороший метод выживания, — заметила я.
— После коллапса большинство вервольфов слабее осенней мухи. Тогда их и отлавливали охотники.
— Откуда вы столько знаете о ликантропах?
— Это моя работа. Я преподаю естественные науки в средних классах местной школы.
Я на него уставилась:
— Вы — школьный учитель?
— Да. — Он улыбнулся. — Вас это удивляет?
Я покачала головой:
— Как это школьный учитель оказался в компании вампиров и вервольфов?
— Что я могу сказать? Повезло.
Я не могла не улыбнуться:
— Это не объясняет, откуда вы знаете про оборотней.
— Я прослушал курс в колледже.
Я снова покачала головой:
— Я тоже, но я не знала, что оборотни впадают в коллапс.
— У вас диплом по противоестественной биологии? — спросил он.
— Ага.
— У меня тоже.
— Так почему же вы знаете про ликантропов больше меня?
Стивен пошевелился во сне, отбросив здоровую руку в сторону. Одеяло соскользнуло, открыв живот и часть бедра.
Ричард поправил одеяло на нем, как на ребенке.
— Мы со Стивеном давно дружим. Ручаюсь, вы знаете о зомби такое, чего я в колледже узнать не мог.
— Наверное, — сказала я. — А Стивен тоже учитель?
— Нет. — Он улыбнулся, но улыбка это не была приятной. — Школьные советы косо смотрят на учителей — ликантропов.
— По закону они не имеют права этого запрещать.
— Это да, — ответил он. — Последнему учителю, который посмел учить их драгоценных крошек, они бросили в окно зажигательную бомбу. Ликантроп не заразен, пока он в человеческом обличье.
— Это я знаю.
Он покачал головой.
— Извините, для меня это больной вопрос.
Мой любимый проект — права для зомби; почему не может быть своего любимого проекта у Ричарда? Равные права для мохнатых при найме на работу. Я это понимаю.
— Вы очень тактичны, ma petite. Вот никогда бы не подумал.
В коридоре стоял Жан-Клод. Я не слышала, как он подошел. Да, но я отвлеклась на разговор с Ричардом. Конечно, конечно.
— Не могли бы в следующий раз топать погромче? Надоела мне ваша манера подкрадываться.
— Я не подкрадывался, ma petite. Вы отвлеклись разговором с нашим красивым мистером Зееманом.
Голос его был приятен и мягок, как мед, и все же в нем была угроза. Она ощущалась, как холодный ветерок по спине.
— В чем дело, Жан-Клод? — спросила я.
— Дело? Какое может быть дело?
В его голосе слышались злость и какая-то горькая насмешка.
— Перестаньте, Жан-Клод.
— Что вы имеете в виду, ma petite?
— Вы сердитесь. Почему?
— Ай-ай-ай! Моя слуга на может уловить моего настроения. Стыдно. — Он присел рядом со мной. Кровь на белой сорочке засохла коричневатой коркой, залив почти всю грудь. Кружева на рукавах были похожи на засохшие коричневые цветы. — Вы желаете Ричарда, потому что он красив или потому что он человек?
Голос его упал почти до шепота, такого интимного, будто он говорил что-то совсем другое. Он умел шептать, как никто другой.
— Я не желаю Ричарда.
— Бросьте, ma petite. Не надо лгать.
Он потянулся ко мне, коснулся длинными пальцами моей щеки. На руке засохла кровь.
— У вас кровь под ногтями, — сказала я.
Он дернулся, рука сжалась в кулаке. Очко в мою пользу.
— Вы каждый раз меня отталкиваете. Почему я только с этим мирюсь?
— Не знаю, — честно ответила я. — Я все надеюсь, что я вам надоем.
— Я надеюсь, что вы будете со мной вечно, ma petite. Я бы не стал делать такое предложение, если бы думал, что вы мне наскучите.
— Я думаю, что это вы мне наскучите.
Его глаза чуть расширились. Кажется, он был действительно удивлен.
— Вы пытаетесь меня задеть?
Я подала плечами.
— Да, но, тем не менее, это правда. Меня к вам тянет, но я вас не люблю. У нас нет стимулирующих разговоров. Я не думаю целый день: надо рассказать этот анекдот Жан-Клоду, надо обсудить с ним, что сегодня было на работе. Как только вы мне даете возможность, я вас забываю. Единственное, что у нас общего, — это насилие и мертвецы. Я не думаю, что на такой основе можно строить отношения.
— Вы сегодня философичны.
Его полночно-синие глаза были в паре дюймов от моих. Ресницы как черное кружево.
— Просто я пытаюсь быть честной.
— Я не ожидал бы от вас меньшего, — сказал он. — Я знаю, как вам противна ложь. — Он бросил взгляд на Ричарда. — И как противны монстры.
— Почему вы злитесь на Ричарда? — спросила я.
— Я злюсь?
— Вы отлично знаете, что да.
— Может быть, я понял, Анита, что единственного, чего вы хотите, я вам не в силу дать.
— И чего же я хочу?
— Чтобы я был человеком, — тихо ответил он.
Я покачала головой:
— Если вы думаете, что ваш единственный недостаток — это что вы вампир, вы ошибаетесь.
— В самом деле?
— Да. Вы — эгоистичный и наглый хулиган.
— Хулиган?
Он был удивлен неподдельно.
— Вы хотите меня — и потому не можете поверить, что я вас не хочу. Ваши потребности, ваши желания важнее любых чужих.
— Вы мой слуга — человек, ma petite. Это очень осложняет наши жизни.
— Я не ваш слуга.
— Я отметил вас, Анита Блейк. Вы мой слуга.
— Нет, — ответила я.
Это было очень решительное «нет», но живот у меня свело судорогой при мысли, что он прав я никогда от него не освобожусь.
Он глядел на меня, и глаза его были такими, как обычно, — темными, синими, прекрасными.
— Не будь вы моим слугой, я не мог бы так легко победить змеиного бога.
— Вы изнасиловали мое сознание, Жан-Клод. И мне все равно, что было тому причиной.
Но его лицу пробежала гримаса отвращения.
— Если вы применяете слово «изнасилование», то вы знаете, что в этом виде преступления я неповинен. Николаос навязала вам себя. Она ворвалась в ваше сознание, ma petite. И если бы вы не несли в себе две мои метки, она бы вас уничтожила.
Злость закипела во мне, поднимаясь из глубины, разливаясь по спине и рукам. Меня дико подмывало дать ему по морде.
— А из-за этих меток вы можете войти в мой разум и подчинить меня себе. Вы мне говорили, что они осложняют, а не упрощают ментальные игры. Вы и об этом тоже лгали?
— Это была великая необходимость, Анита. Если не остановить эту тварь, погибло бы много народу. И я черпал мощь всюду, где мог ее обрести.
— Из меня.
— Да, ведь вы — мой слуга-человек. Просто находясь рядом с вами, вы усиливаете мою мощь. Вы это знаете.
Это я знала, но не знала, что он может качать через меня силу, как через усилитель.
— Я знаю, что я теперь для вас вроде фамилиара для ведьмы.
— Если вы позволите мне поставить две последние метки, это станет намного больше. Это будет брак плотью, кровью и духом.
— Я замечаю, вы не упомянули душу.
Он шумно выдохнул с оттенком рычания.
— Вы невыносимы!
Он явно рассердился. Отлично.
— Никогда больше не вламывайтесь в мое сознание.
— А то что? — Эти слова были вызовом, злобным и смущенным.
Я стояла на коленях рядом с ним, почти дыша ему в лицо. Чтобы не заорать, мне пришлось сделать несколько глубоких вздохов. И сказала я спокойно, тихо и зло:
— Если вы еще раз тронете меня подобным образом, я вас убью.
— Вы попытаетесь.
Его лицо было почти прижато у моему. Будто если он вдохнет, меня к нему притянет и наши губы соприкоснуться. Я помнила, какие у него мягкие губы. Какое это чувство — быть прижатой к его груди. Шероховатость его крестообразного ожога у меня под пальцами. Я отшатнулась, почти теряя сознание.
Тогда это был всего лишь поцелуй, но память о нем горела во всем моем теле — как в самом плохом дамском романе, который только был написан.
— Оставьте меня в покое! — прошипела я ему в лицо, сжимая руки в кулаки. — Будьте вы прокляты!
Открылась дверь кабинета, и высунулась голова полицейского в форме.
— Проблемы?
Мы повернулись и уставились на него. Я открыла было рот сказать, что именно здесь происходит, но Жан-Клод меня опередил.
— Нет, офицер, все в порядке.
Это была ложь, но что здесь было бы правдой? Что у меня две вампирские метки и что я теряю душу кусок за куском? Совсем не та информация, которую я хотела бы сделать всеобщим достоянием. Полиция косится на тех, кто слишком тесно связан с монстрами.
Офицер глядел на нас и ждал. Я покачала головой.
— Ничего особенного, офицер. Просто уже поздно. Вы не спросите сержанта Сторра, могу ли я ехать домой?
— Как фамилия?
— Блейк, Анита Блейк.
— А, любимчик — аниматор Сторра?
Я вздохнула.
— Да, та самая Анита Блейк.
— Спрошу. — Полицейский еще минуту смотрел на нас троих. — У вас есть что к этому добавить?
Он обращался к Ричарду.
— Нет.
Полицейский кивнул:
— О’кей. Но пусть то, что здесь не происходит, далее не происходит при пониженной громкости.
— Разумеется. Всегда рад сотрудничать с полицией, — ответил Жан-Клод.
Офицер еще раз кивнул и скрылся в кабинете. Мы остались стоять на коленях в коридоре. Оборотень все так же спал на полу. Тихий звук его дыхания не столько нарушал тишину, сколько ее подчеркивал. Ричард сидел неподвижно, не сводя темных глаз с Жан-Клода. Вдруг до меня очень явственно дошло, что нас разделяют с Жан-Клодом всего несколько дюймов. Я кожей чувствовала тепло его тела. Его глаза скользнули по мне вниз. Я была по-прежнему одета только в лифчик под расстегнутым жакетом.
По груди и рукам у меня побежали мурашки. Соски затвердели, как будто он их касался. И мышцы свело судорогой от жажды, которая ничего общего не имела с жаждой крови.
— Прекратите!
— Я ничего не делаю, ma petite. По вашей коже прокатывается ваше желание, не мое.
Я тяжело вздохнула и заставила себя отвернуться. Ладно, я его хочу. Прекрасно, чудесно, но это ничего не значит. Вот так.
Я отодвинулась от него, привалилась к стене и сказала, не глядя в его сторону:
— Я пришла сегодня сюда, чтобы получить информацию, а не обжиматься с Мастером города.
Ричард просто себе сидел, глядя мне в глаза. В нем не было смущения — только интерес, будто он не мог точно понять, что я собой представляю. Не то чтобы недружественный взгляд.
— Обжиматься? — повторил Жан-Клод. Мне не надо было смотреть на его лицо, чтобы услышать в голосе улыбку.
— Вы меня понимаете.
— Я никогда не слыхал, чтобы это называли «обжиматься».
— Прекратите!
— Что прекратить?
Я полыхнула на него взглядом, но в его глазах мелькали искорки смеха. По губам расходилась медленная улыбка. Очень человеческий вид был у него в эту минуту.
— Что же вы хотите обсудить, ma petite? Это должно быть что-то очень важное, если вы решили приблизиться ко мне по собственной воле.
Я смотрела ему в лицо, выискивая насмешку, злость — что-нибудь в этом роде. Но его лицо было гладким и дружелюбным, как резной мрамор. Улыбка и искорки смеха в глазах как маска. И я никак не могла понять, что там за ней. И даже не уверена, что хотела бы это знать.
Я медленно перевела дыхание.
— Хорошо. Где вы были прошлой ночью? — Я глядела ему в лицо, пытаясь поймать изменение выражения.
— Здесь, — ответил он.
— Всю ночь?
Он улыбнулся:
— Да.
— Вы можете это доказать?
Улыбка стала шире:
— А мне придется это делать?
— Возможно.
Он покачал головой:
— Увертки вместо прямого разговора — от вас, ma petite! Это не ваш стиль.
Вот тебе за глупую попытку вытащить информацию из Мастера.
— Вы уверены, что хотите обсуждать это при посторонних?
— Вы о Ричарде?
— Да.
— У нас с Ричардом нет секретов друг от друга, ma petite. Он — мои человеческие глаза и уши, поскольку вы ими быть отказываетесь.
— Что это значит? Я думала, что у вас не может быть двух слуг-людей одновременно.
— Значит, вы это признаете?
В его голосе слышалась примесь торжества.
— Это не игра, Жан-Клод. Сегодня ночью погиб человек.
— Поверьте мне, ma petite, когда вы примете две последние метки и станете моим слугой не только номинально — это для меня не игра.
— Сегодня ночью произошло убийство, — сказала я.
Может быть, если сосредоточиться на преступлении, на моей работе, я смогу избежать словесных ловушек.
— И? — подсказал он.
— Жертва вампирского нападения.
— А, — сказал он, — теперь мне ясна моя роль.
— Рада, что вам это кажется забавным.
— Смерть от укусов вампира только временно фатальна, ma petite. Подождите до третьей ночи, когда жертва восстанет, и расспросите его. — Юмор в его глазах растаял. — Чего вы мне не сказали?
— Я нашла на жертве не менее пяти различных радиусов укусов.
Что-то мелькнуло в его глазах. Я не знаю, что именно, но какая-то неподдельная эмоция. Удивление, страх, вина? Что-то.
— Значит, вы ищете одичавшего Мастера вампиров?
— Ага. Знаете кого-нибудь?
Он рассмеялся. Все его лицо озарилось изнутри, будто зажгли свечу у него под кожей. На какой-то миг он стал так красив, что у меня стиснуло дыхание. Но это была не та красота, которой хочется коснуться. Я вспомнила бенгальского тигра в зоопарке. Он был так велик, что можно было бы проехаться на нем, как на пони. Мех у него был оранжевый, черный, желтоватый и перламутрово-белый. Глаза золотые. А лапы, шире моей раскрытой ладони, бегали, бегали, туда и назад, туда и назад, пока не протоптали дорожку на земле. Какой-то умник поставил решетку так близко к изгороди, удерживающей публику, что через нее можно было легко просунуть руку и коснуться тигра. Мне пришлось сжать руки в кулаки и засунуть их в карманы, чтобы подавить искушение потянуться сквозь решетку и погладить тигра. Он был так близко, красивый, дикий… соблазнительный.
Я обняла колени, прижав их к груди, и крепко сцепила руки. Тигр оторвал бы мне руку, и все же я в глубине души жалела, что его не потрогала. Я смотрела в лицо Жан-Клода, ощущала, как его смех гладит меня по спине, как бархат. Неужели какая-то часть моей души будет всю жизнь гадать, каково оно было бы, скажи я «да»? Может быть. Но я это переживу.
Он глядел на меня, и смех умирают в его глазах, как последний свет на закатном небе.
— О чем вы думаете, ma petite?
— Разве вы не можете читать мои мысли?
— Вы знаете, что не могу.
— Я о вас ничего не знаю, Жан-Клод, даже самой мелкой мелочи.
— Вы знаете обо мне больше, чем любой другой в этом городе.
— В том числе Ясмин?
Он опустил глаза, почти смущенный.
— Мы с ней очень старые друзья.
— Насколько старые?
Он встретил мой взгляд, но лицо его было пустым и непроницаемым.
— Достаточно.
— Это не ответ, — сказала я.
— Нет, — согласился он. — Это уход от ответа.
Значит, он не ответит на мой вопрос. Что здесь нового?
— А есть в городе другие вампиры в ранге Мастера, кроме вас, Малкольма и Ясмин?
Он покачал головой:
— Мне такие неизвестны.
— Что это должно значить? — нахмурилась я.
— Именно то, что я сказал.
— Вы — Мастер города. Разве вам не полагается знать?
— Сейчас у нас не совсем все в порядке, ma petite.
— Объясните.
Он пожал плечами, и даже в окровавленной сорочке этот жест был грациозным.
— Обычно младшие вампиры нуждаются в моем позволении как Мастера на пребывание в городе, но, — он снова пожал плечами, — есть такие, которые считают, что я недостаточно силен, чтобы держать город.
— Вам бросили вызов?
— Скажем так: я ожидаю, что мне бросят вызов.
— Почему? — спросила я.
— Другие Мастера боялись Николаос.
— А вас они не боятся.
Это не был вопрос.
— К несчастью, нет.
— А почему?
— На них не так легко произвести впечатление, как на вас, ma petite.
Я начала было говорить, что не производит он на меня впечатления, но это была неправда. Жан-Клод нюхом учуял бы, если бы я лгала, так зачем стараться?
— Значит, в городе может быть другой Мастер и без вашего ведома.
— Да.
— А вы разве не чуете друг друга?
— Может быть, да, а может быть, нет.
— Спасибо, что прояснили вопрос.
Он потер лоб кончиками пальцев, как при головной боли. Бывает у вампиров головная боль?
— Чего я не знаю, того не могу вам сказать.
— А не могли бы более… — Я поискала слово и не нашла, — отвязные вампиры убить кого-то без вашего позволения?
— Отвязные?
— Да ответьте же вы на вопрос!
— Могли бы.
— А могли бы пять вампиров охотиться стаей, не имея Мастера в качестве третейского судьи?
Он кивнул:
— Прекрасный выбор слов, ma petite, и ответ — нет. Мы — одинокие охотники, если у нас есть выбор.
Я кивнула в ответ:
— Значит, либо вы, либо Малкольм или Ясмин, либо какой-то таинственный Мастер.
— Исключите Ясмин. Она недостаточно сильна.
— О’кей, вы, Малкольм или таинственный Мастер.
— А вы действительно думаете, что я сошел с ума и одичал?
Он улыбался, но глаза его были серьезны. Для него что-то значит, что я о нем думаю? Надеюсь, что нет.
— Не знаю.
— И вы решили встретиться со мной, думая, что я могу быть сумасшедшим? Как опрометчиво с вашей стороны.
— Если вам не нравится ответ, не надо было задавать вопрос.
— Очень справедливо.
Открылась дверь кабинета, и вышел Дольф с блокнотом в руке.
— Можешь ехать домой, Анита. Я завтра сверю с тобой твои показания.
— Спасибо, — кивнула я.
— Так я же знаю, где ты живешь, — улыбнулся он.
— Спасибо, Дольф, — улыбнулась я в ответ и встала.
Жан-Клод поднялся одним плавным движением, будто его подняли как марионетку невидимые нити. Ричард встал медленнее, опираясь на стену, будто у него затекли ноги. Он оказался выше Жан-Клода дюйма на три, что было не меньше шести футов одного дюйма. Почти слишком высок на мой вкус, но кто меня спрашивает?
— А с вами мы еще можем немного поговорить, Жан-Клод? — спросил Дольф.
— Конечно, детектив, — ответил Жан-Клод и пошел по коридору.
В его движениях была заметна скованность. Бывают у вампиров синяки? Не пострадал ли он в схватке? И какое мне дело? Никакого. В определенном смысле Жан-Клод был прав: будь он человеком, даже эгоистичным сукиным сыном, тогда еще была бы вероятность. Я — женщина без предрассудков, но, прости меня Господь, мужчина должен быть, по крайней мере, живым. Ходячие трупы, пусть как угодно красивые — это не мое.
Дольф придержал дверь для Жан-Клода и оглянулся на нас.
— Вы тоже свободны, мистер Зееман.
— А мой друг Стивен?
Дольф глянул на спящего оборотня.
— Отвезите его домой. Пусть отоспится. Я с ним завтра поговорю. — Он посмотрел на часы. — То есть уже сегодня.
— Я скажу Стивену, когда он проснется.
Дольф кивнул и закрыл дверь. Мы остались одни в гудящей тишине коридора. Или это у меня в ушах гудело.
— И что теперь? — спросил Ричард.
— Едем по домам.
— Меня привезла Рашида.
— Кто? — нахмурилась я.
— Женщина-оборотень, у которой рука разорвана.
— Возьмите машину Стивена.
— Рашида привезла нас обоих.
Я покачала головой:
— Значит, вы застряли.
— Похоже на то.
— Можете вызвать такси, — предложила я.
— Денег нет. — Он чуть не улыбался.
— Отлично, я вас отвезу домой.
— А Стивен?
— И Стивена, — сказала я. Я улыбалась, сама не знаю чему, но это лучше, чем плакать.
— Вы даже не знаете, где я живу. А вдруг в Канзас-Сити?
— Если это десять часов ехать, выпутывайтесь сами, — сказала я. — Но на разумное расстояние я вас отвезу.
— Мерамек-гейтс — это разумное расстояние?
— Вполне.
— Дайте я только соберу свою одежду, — попросил он.
— На мой взгляд, вы вполне одеты.
— У меня где-то здесь было пальто.
— Я подожду здесь, — сказала я.
— Приглядите за Стивеном? — попросил он, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на страх.
— Чего вы боитесь? — спросила я.
— Самолетов, пушек, больших хищников и Мастеров вампиров.
— С двумя пунктами из четырех я согласна.
— Я пошел за пальто.
Я присела рядом со спящим вервольфом.
— Мы здесь подождем.
— Я быстро, — сказал он и улыбнулся. Очень славная была у него улыбка.
Ричард вернулся, одетый в длинное черное пальто, по виду — из настоящей кожи. На его голой груди оно хлопало, как пелерина. Мне понравилась его грудь в обрамлении черной кожи. Он застегнул пальто и затянул пояс. Черная кожа шла к длинным волосам и красивому лицу, а серые тренировочные и кроссовки — нет. Он нагнулся, поднял Стивена под мышки и встал. Кожа пальто заскрипела, когда он напряг руки. Стивен был моего роста и вряд ли весил более чем на двадцать фунтов больше меня. Но Ричард нес его так, будто он был невесом.
— Бабушка, бабушка, зачем у тебя такие сильные руки?
— А моя реплика — «Чтобы крепче обнять тебя»? — спросил он, глядя на меня в упор.
Я почувствовала, как мое лицо заливается краской. Я не собиралась флиртовать, как-то это глупо получилось.
— Так вас подвезти или нет? — Голос у меня оказался хриплый и от смущения злой.
— Подвезти, — спокойно сказал он.
— Тогда бросьте острить.
— Я не острил.
Я уставилась на него в упор. Глаза у него были темно-карие, как шоколад. Не зная, что сказать, я промолчала. Почаще бы мне так делать.
Повернувшись, я пошла к машине, нашаривая в кармане ключи. Ричард шел следом. Стивен свернулся у него на груди, потуже натянув одеяло во сне.
— Ваша машина далеко? — спросил он.
— В паре кварталов отсюда. А что?
— Стивен слишком легко одет для такой погоды.
Я насупилась:
— Так что, мне подогнать машину сюда?
— Это было бы очень любезно, — ответил он.
Я открыла рот, чтобы сказать «нет», — и закрыла его. Тонкое одеяло слабо защищало от холода, а Стивен получил свои раны, спасая мою жизнь. Черт меня не возьмет, если я подгоню машину.
Поэтому я удовлетворилась тем, что проворчала себе под нос:
— Дожила! Изображаю из себя такси по вызову для вервольфа.
Ричард либо не слышал меня, либо решил сделать вид, что не слышит. Умный, красивый, учитель естественных наук, диплом по противоестественной биологии, чего мне еще надо? Дайте мне минуту, и я что-нибудь придумаю.