Жан-Клод провел нас за сцену. Там ждал еще один вампир-стриптизер. Он был одет как гладиатор, даже с металлическим нагрудником и коротким мечом.
— Вот это и называется “номер, после которого трудно выступать”. Черт побери!
Он отдернул занавес и вышел.
Кэтрин вошла, побледнев так, что веснушки выступили как чернильные пятна. Интересно, я тоже так побледнела? Нет. У меня цвет кожи не тот.
— Господи, Анита, что с тобой?
Я осторожно переступила через змеившийся по полу жгут кабелей и прислонилась к стене. И начала вспоминать, как это — дышать.
— Ничего, — соврала я.
— Анита, что тут творится? Что это там было на сцене? Из тебя такой же вампир, как из меня.
Обри беззвучно зашипел у нее за спиной, впиваясь клыками в собственные губы. Плечи его затряслись в безмолвном смехе.
— Анита? — Кэтрин схватила меня за руку.
Я обняла ее, а она меня. Я не дам ей умереть такой смертью. Не допущу. Она отодвинулась и посмотрела мне в лицо:
— Скажи, что случилось?
— Может быть, поговорим у меня в кабинете? — предложил Жан-Клод.
— Кэтрин не обязательно туда идти.
Обри приблизился. В полутьме он сиял, как драгоценный камень.
— Я думаю, ей следует пойти. Это касается ее — интимно.
Он розовым кошачьим языком облизал окровавленные губы.
— Нет. Я не хочу ее в это впутывать. Как угодно, а ее впутывать не надо.
— Во что — в это? О чем ты говоришь?
— Она может заявить в полицию? — спросил Жан-Клод.
— Заявить в полицию — о чем? — Голос Кэтрин становился громче с каждым вопросом.
— А если да?
— Тогда она умрет, — сказал Жан-Клод.
— Погодите-ка, — сказала Кэтрин. — Вы мне угрожаете?
Теперь в лице ее появилась краска, и много. От гнева.
— Она пойдет в полицию, — сказала я.
— Вам выбирать.
— Извини, Кэтрин, но лучше будет, если ты ничего из этого помнить не будешь.
— Договорились! Мы уходим. — Она потянула меня за руку, и я не сопротивлялась.
Обри шевельнулся у нее за спиной.
— Посмотри на меня, Кэтрин.
Она застыла. Ее пальцы впились мне в руку, мышцы задрожали от неимоверного напряжения. Она боролась. Господи, помоги ей. Но у нее не было ни магии, ни распятия. А силы воли одной мало — по крайней мере, против такого, как Обри.
Рука ее упала, пальцы обмякли. Воздух вырвался из ее груди долгим прерывистым выдохом. Она смотрела куда-то чуть выше моей головы, на что-то, чего я не видела.
— Прости, меня, Кэтрин, — шепнула я.
— Обри может стереть у нее память об этой ночи. Она просто будет думать, что слишком много выпила. Но это не исправит сделанного.
— Я знаю. Единственное, что может разрушить власть Обри над ней, — это его смерть.
— Раньше она обратится в прах в своей могиле!
Я уставилась на него, на кровавое пятно на груди. И улыбнулась очень продуманной улыбкой.
— Эта царапина — везение, и больше ничего.
— Не становись слишком самоуверенной, — сказал Обри.
Самоуверенной. Хорошо сказано. Я еле удержалась от смеха.
— Я поняла угрозу, Жан-Клод. Либо я делаю то, что вы хотите, либо Обри закончит с Кэтрин то, что начал.
— Вы очень верно схватили ситуацию, ma petite.
— Перестаньте меня так называть! Что вы конкретно хотите?
— Я думаю, Вилли Мак-Кой вам сказал, чего мы хотим.
— Вы хотите, чтобы я расследовала убийства вампиров?
— Совершенно точно.
— Это, — я махнула рукой в сторону пустого лица Кэтрин, — вряд ли было необходимо. Вы могли меня пытать, угрожать моей жизни, предложить больше денег. Вы много чего могли сделать вместо этого.
Он улыбнулся, не разжимая губ.
— И на это ушло бы время. И позвольте мне быть откровенным, после всего вы бы все равно отказались.
— Может быть.
— А так у вас нет выбора.
В его словах был смысл.
— О'кей, я займусь этим делом. Вы довольны?
— Вполне, — сказал Жан-Клод. — Что будем делать с вашей подругой?
— Отправьте ее домой в такси. И мне нужны гарантии, что этот длинный клык ее не убьет в любом случае.
Обри рассмеялся — густой звук, оборвавшийся истерическим шипением. Он согнулся пополам от хохота.
— Длинный клык. Мне нравится.
Жан-Клод глянул на хохочущего вампира и заявил:
— Я даю вам слово, что она не пострадает, если вы нам поможете.
— Не обижайтесь, но этого недостаточно.
— Вы сомневаетесь в моем слове?
Голос его заворчал низко и жарко от гнева.
— Нет, но поводок Обри не у вас в руках. Если он не отвечает перед вами, вы его поведение гарантировать не можете.
Смех Обри затих в отрывистом хихиканье. Ни когда не слышала, как вампир хихикает. Не самый приятный звук. Смех затих, и Обри выпрямился.
— Мой поводок никто не держит, девушка. Я сам — мастер.
— Ну, не надо преувеличивать. Тебе больше пятисот лет, и если бы ты был мастером, на сцене ты бы со мной разобрался сразу. Поскольку вышло, — я повернула руки ладонями вверх, — что ты этого не сделал, это значит, что ты очень стар, но ты не мастер, и потому себе не хозяин.
Он зарычал горловым звуком, лицо его потемнело от гнева.
— Да как ты смеешь?
— Подумай, Обри, она оценила твой возраст с точностью до пятидесяти лет. Ты не мастер вампиров, и она это знала. Она нам нужна.
— Ее надо научить скромности.
Он шагнул ко мне, напрягаясь от гнева, и кулаки его сжимались и разжимались в пустом воздухе.
Жан-Клод встал между нами.
— Николаос ожидает, что мы привезем ее в целости и сохранности.
Обри остановился, зарычал, челюсти его щелкнули в воздухе. Зубы лязгнули с глухим злобным звуком.
Они глядели друг другу в глаза. Их воли вились в воздухе далеким ветром. От него покалывало затылок и вставали дыбом волосы. Первым отвернулся Обри, сердито моргнув. — Я не буду предаваться гневу, моймастер.
Он подчеркнул слово “мой”, давая понять, что Жан-Клод не “его” мастер.
Я дважды сглотнула слюну, и этот звук показался мне громким. Если они просто хотели меня напугать, то работу проделали отлично.
— Кто это — Николаос?
Жан-Клод повернулся ко мне, и лицо его было спокойно и красиво.
— Не нам отвечать на этот вопрос.
— Что это должно значить?
Он улыбнулся, тщательно изгибая губы так, чтобы не показать клыки.
— Давайте посадим вашу подругу в такси подальше от греха.
— А что с Моникой?
Здесь он улыбнулся, показав клыки. Мои слова его искренне позабавили.
— Вы волнуетесь за ее безопасность?
Тут мне стукнуло — этот неожиданный девичник, на котором были только мы трое.
— Она должна была заманить сюда меня и Кэтрин!
Он кивнул — опустил и поднял голову.
Я хотела пойти обратно и дать ей в морду. И чем больше я об этом думала, тем эта мысль мне больше нравилась. И тут как по волшебству она вошла в разрез занавеса. Я улыбнулась ей, и мне было хорошо.
Она застыла в нерешительности, глядя то на меня, то на Жан-Клода.
— Все идет по плану?
Я шагнула к ней, Жан-Клод схватил меня за руку.
— Не трогайте ее, Анита. Она под нашей защитой.
— Клянусь вам, сегодня я ее пальцем не трону. Я только хочу ей кое-что сказать.
Он отпустил мою руку — медленно, будто не знал, стоит ли это делать. Я подошла к Монике вплотную, чуть не касаясь ее, и прошептала прямо ей в лицо:
— Если что-нибудь случится с Кэтрин, я увижу твою смерть.
Она криво улыбнулась, уверенная в своих защитниках.
— Они вернут меня обратно как одну из них.
Я почувствовала, как качнулась моя голова — чуть влево, чуть вправо, медленным точным движением.
— Я вырежу тебе сердце. — Я все еще улыбалась, наверное, просто не могла остановиться. — Потом я его сожгу и выброшу пепел в реку. Ты меня поняла?
У нее дернулось горло вверх-вниз. Кварцевый загар приобрел слегка зеленый оттенок. Она кивнула, глядя на меня, как на страшилище.
Я думаю, она мне поверила. Правильно сделала. Терпеть не могу зря тратить хорошие угрозы.