Однажды в страну ворвался враг. Он был жестоким и беспощадным. Пушка, как полагается, встала на защиту. Целый день она палила по танкам, машинам, солдатам, однако враг не только не испугался, но и не сдавался. Наоборот, он все яростнее нападал. Казалось, что нет конца и края его войскам и оружию.
И Пушка начала уставать. У нее раскалился ствол от постоянных выстрелов, засорились от гари, копоти и пыли механизмы, заканчивались снаряды. Дальше воевать ей было тяжело.
- Уф, я больше не могу! - призналась Пушка. - Сил моих нет. Мне не остановить врага.
Тогда Перо решило помочь. Оно понимало, что не только Пушка одна должна защищать родную землю. Ему пришлось написать воззвание к жителям страны. В нем были прекрасные строки о том, что родина бывает одна, и что когда приходит опасность, все обязаны встать перед врагом и не пустить его в дом. И только общими силами можно отстоять независимость и остаться свободными.
Эти слова прочитали и услышали тысячи и тысячи людей. Они рассказали об этом другим, и вскоре вся страна, вдохновленная прекрасным призывом, взялась за оружие. Атака на врага следовала одна за другой, и настал тот час, когда неприятель позорно бежал из страны. Больше он никогда не думал о повторном походе.
После этого Пушка вынуждена была признать:
- Оказывается, и перо бывает сильнее снаряда, крепче брони, а слово делает порой больше, чем артиллерия.
Вот так перо приравняли к оружию. Поэтому человек, который пишет, может сделать для страны то же самое, что и солдат - отстоять независимость и свободу страны.
Кто-то сказал однажды, глядя на чернильницу, стоявшую на письменном столе в кабинете поэта: «Удивительно, чего-чего только не выходит из этой чернильницы! А что-то выйдет из нее на этот раз?.. Да, поистине удивительно!»
– Именно! Это просто непостижимо! Я сама всегда это говорила! – обратилась чернильница к гусиному перу и другим предметам на столе, которые могли ее слышать. – Замечательно, чего только не выходит из меня! Просто невероятно даже! Я и сама, право, не знаю, что выйдет, когда человек опять начнет черпать из меня! Одной моей капли достаточно, чтобы исписать полстраницы, и чего-чего только не уместится на ней! Да, я нечто замечательное! Из меня выходят всевозможные поэтические творения! Все эти живые люди, которых узнают читатели, эти искренние чувства, юмор, дивные описания природы! Я и сама не возьму в толк – я ведь совсем не знаю природы, – как все это вмещается во мне? Однако же это так! Из меня вышли и выходят все эти воздушные, грациозные девичьи образы, отважные рыцари на фыркающих конях и кто там еще? Уверяю вас, все это получается совершенно бессознательно!
– Правильно! – сказало гусиное перо. – Если бы вы отнеслись к делу сознательно, вы бы поняли, что вы только сосуд с жидкостью. Вы смачиваете меня, чтобы я могло высказать и выложить на бумагу то, что ношу в себе! Пишет перо! В этом не сомневается ни единый человек, а полагаю, что большинство людей понимают в поэзии не меньше старой чернильницы!
– Вы слишком неопытны! – возразила чернильница. – Сколько вы служите? И недели-то нет, а уж почти совсем износились. Так вы воображаете, что это вы творите? Вы только слуга, и много вас у меня перебывало – и гусиных и английских стальных! Да, я отлично знакома и с гусиными перьями и со стальными! И много вас еще перебывает у меня в услужении, пока человек будет продолжать записывать то, что почерпнет из меня!
– Чернильная бочка! – сказало перо.
Поздно вечером вернулся домой поэт; он пришел с концерта скрипача-виртуоза и весь был еще под впечатлением его бесподобной игры. В скрипке, казалось, был неисчерпаемый источник звуков: то как будто катились, звеня, словно жемчужины, капли воды, то щебетали птички, то ревела буря в сосновом бору. Поэту чудилось, что он слышит плач собственного сердца, выливавшийся в мелодии, похожей на гармоничный женский голос. Звучали, казалось, не только струны скрипки, но и все ее составные части. Удивительно, необычайно! Трудна была задача скрипача, и все же искусство его выглядело игрою, смычок словно сам порхал по струнам; всякий, казалось, мог сделать то же самое. Скрипка пела сама, смычок играл сам, вся суть как будто была в них, о мастере же, управлявшем ими, вложившем в них жизнь и душу, попросту забывали. Забывали все, но не забыл о нем поэт и написал вот что:
«Как безрассудно было бы со стороны смычка и скрипки кичиться своим искусством. А как часто делаем это мы, люди – поэты, художники, ученые, изобретатели, полководцы! Мы кичимся, а ведь все мы – только инструменты в руках создателя. Ему одному честь и хвала! А нам гордиться нечем!»
Так вот что написал поэт и озаглавил свою притчу «Мастер и инструменты».
– Что, дождались, сударыня? – сказало перо чернильнице, когда они остались одни. – Слышали, как он прочел вслух то, что я написало?
– То есть то, что вы извлекли из меня! – сказала чернильница. – Вы вполне заслужили этот щелчок своею спесью! И вы даже не понимаете, что над вами посмеялись! Я дала вам этот щелчок из собственного нутра. Уж позвольте мне узнать свою собственную сатиру!
– Чернильная душа! – сказало перо.
– Гусь лапчатый! – ответила чернильница.
И каждый решил, что ответил хорошо, а сознавать это приятно; с таким сознанием можно спать спокойно, они и заснули. Но поэт не спал; мысли волновались в нем, как звуки скрипки, катились жемчужинами, шумели, как буря в лесу, и он слышал в них голос собственного сердца, ощущал дыхание Великого мастера...
Ему одному честь и хвала!
Г. Х. Андерсен
Писали ли Вы в детстве сказки? А истории сочиняли? Наверняка хоть раз, да пробовали… А может, даже грезили о писательской стезе? Мне кажется, что почти каждый человек прошел через это. Не все, конечно, стали писателями, но ведь никто и не требует чтобы каждый, кто хоть раз взял в руку перо и положил перед собой девственно белый лист бумаги, становился известным и популярным писателем. Хотя это вовсе не отменяет желания "пером фантазии крыла творить волшебные миры". Вот на этом я и хочу заострить внимание читателя этого текста. Итак, начнем!
Солнце лениво вставало над горизонтом, высвечивая город из призрачной утренней дымки. Солнечные лучи, тут и там озорливо плясавшие на стенах домов, будили мирно спящий город и озаряли комнату Кристиана ярко-желтыми оттенками солнечных бликов. Но отнюдь не солнце, так бесцеремонно ворвавшееся в его комнату, было причиной того, что Кристиан сегодня встал раньше обычного. Сегодня он встал рано потому, что ждал гостя, и гостем этим, как Вы, наверное, могли догадаться, был я. Утренняя иллюминация застала его на кухне, где он, готовясь к приему гостя, готовил легкий утренний завтрак.
Встав спозаранку и выпив наспех чашечку кофе, я вышел из дому. Свежий утренний воздух окончательно взбодрил меня, и я легкой поступью шел по пустынным, расцвеченным янтарными тонами утренним улицам.
Солнце сияющим диском все выше и выше поднималось над крышами домов, заглядывало в щели зашторенных окон, ярким узором калейдоскопа просачивалось сквозь витражи витрин.
- Еще пара часов, и начнет припекать, - думал я, приближаясь к дому своего друга, - это лето так необычайно жарко для этих мест.
Путь мой был недалек - вон уже показалась резная калитка, а за ней – небольшой двухэтажный домик, в котором вот уже много лет проживает лучший друг нашей семьи, чудесный человек и замечательный писатель.
Подойдя к дому, я вытер ноги о плетеный коврик и негромко постучал - Кристиан обладал поистине удивительным слухом: тихого стука в дверь было достаточно для того, чтобы он услышал его, даже находясь в кабинете на втором этаже. Вскоре за дверью послышались шаги, затем зашуршал поворачиваемый в замочной скважине ключ и, наконец, дверь предо мной открылась.
- Доброе утро. - сказал я, пожимая другу руку.
- И Вам доброго, друг мой. - видя что я, будучи взволнованным, совсем позабыл цель своего визита, Кристиан добавил, - прошу, пойдемте в кабинет… Не стоять же нам в дверях?
Я собрался с духом и последовал за ним. Кристиан, войдя в комнату, придвинул к камину два кресла и небольшой столик, предложил мне сесть. На столике уже благоухала изумительная на вид и запах яичница с не менее изумительным беконом, которую так искусно приготовил мой друг к моему приходу. Недолго думая, мы приступили к трапезе.
- Вы, смотрю, в нетерпении… - спросил он вдруг и пристально посмотрел мне в глаза, - вижу, Вы припасли для меня очередной заковыристый вопросик?
- Да, угадали. - сказал я, усаживаясь в кресло, - Я давно хочу спросить, как у Вас получается писать такие замечательные книги. Вам наверняка известно, что вашими сказками зачитывается весь мир. Мне кажется, Вам известен секрет писательской популярности.
- Секрет? - переспросил Кристиан, садясь в кресло напротив, - Никакого секрета нет. У меня просто есть все, что необходимо настоящему писателю. Вот, смотрите, - он указал в сторону стоящего у окна стола, - там лежит мое перо и бумага.
- И они, наверное, волшебные? - шутливо спросил я.
- Нет. Самые обыкновенные. Перо и бумагу я купил в соседней лавочке. – Кристиан улыбнулся и добавил, - Не думаю, что там продают что-то волшебное, да и лавочник не очень-то похож на волшебника.
- Но как же?.. Неужели это все?
- А что еще надо? Остальное - терпение, желание и фантазия - есть у каждого человека. Главное - ни на секунду не забывать об этом.
- Еще талант, наверное.
- А что такое талант? Талант - это труд. Желание, труд и терпение.
- Значит, я тоже могу писать так же, как и Вы?
- А почему бы и нет? Не сразу, конечно, будет получаться, но Вы вполне можете попробовать…
- А можно сейчас? С вашего позволения, я хотел бы попробовать написать что-нибудь вашим пером. Мне думается, что оно все-таки немножко волшебное.
- Разумеется, друг мой. Прошу, садитесь и берите перо. Бумага, если Вам не хватит той, что есть, лежит в верхнем ящике стола.
Покончив с завтраком, я уселся за стол и, положив перед собой бумагу, стал думать. Раз за разом я осматривал комнату, пытаясь зацепиться взглядом за какой-нибудь предмет и тем самым обнаружить начальную ниточку будущего рассказа. Наконец мой взор остановился на камине. Решено. Он будет героем моего рассказа. Камин был действительно достоин описания. Меня привлекла его красивая золоченая резьба, изящно-гибкие бронзовые драконьи головы, витиеватый узор мозаики, прочность и белизна мрамора.
"Должен быть еще один герой, - подумал я, - и пускай им будет кот. Кошки - частые герои многих сказок, почему бы коту не стать героем моей? Главным героем!"
Разработав в голове линию повествования, я приступил к письму.