Каждый день, возвращаясь из школы, дети, как повелось, заходили в сад Великана поиграть. Это был большой красивый сад, и трава там была зеленая и мягкая. Из травы тут и там, словно звезды, выглядывали венчики прекрасных цветов, а двенадцать персиковых деревьев, которые росли в этом саду, весной покрывались нежным жемчужно-розовым цветом, а осенью приносили сочные плоды. На деревьях сидели птицы и пели так сладко, что дети бросали игры, чтобы послушать их пение.
– Как хорошо нам здесь! – радостно кричали дети друг другу.
Но вот однажды Великан вернулся домой. Он навещал своего приятеля – корнуэльского Великана-людоеда и пробыл у него в гостях семь лет. За семь лет он успел поговорить обо всем, о чем ему хотелось поговорить, ибо был не слишком словоохотлив, после чего решил возвратиться в свой замок, а возвратившись, увидел детей, которые играли у него в саду.
– Что вы тут делаете? – закричал он страшным голосом, и дети разбежались.
– Мой сад – это мой сад, – сказал Великан, – и каждому это должно быть ясно, и, уж конечно, никому, кроме самого себя, я не позволю здесь играть. И он обнес свой сад высокой стеной и прибил объявление:
ВХОД ВОСПРЕЩЕН.
НАРУШИТЕЛИ БУДУТ НАКАЗАНЫ.
Он был большим эгоистом, этот Великан. Бедным детям теперь негде было играть. Они попробовали поиграть на дороге, но там оказалось очень много острых камней и пыли, и им не понравилось там играть. Теперь после школы они обычно бродили вокруг высокой стены и вспоминали прекрасный сад, который за ней скрывался.
– Как хорошо нам было там, – говорили они друг другу.
А потом пришла Весна, и повсюду на деревьях появились маленькие почки и маленькие птички, и только в саду Великана-эгоиста по-прежнему была Зима. Птицы не хотели распевать там своих песен, потому что в саду не было детей, а деревья забыли, что им пора цвести. Как-то раз один хорошенький цветочек выглянул из травы, но увидел объявление и так огорчился за детей, что тут же спрятался обратно в землю и заснул. Только Снегу и Морозу все это очень пришлось по душе.
– Весна позабыла прийти в этот сад, – воскликнули они, – и мы теперь будем царить здесь круглый год!
Снег покрыл траву своим толстым белым плащом, а Мороз расписал все деревья серебряной краской. После этого Снег и Мороз пригласили к себе в гости Северный Ветер, и он прилетел. С головы до пят он был закутан в меха и целый день бушевал в саду и завывал в печной трубе.
– Какое восхитительное местечко! – сказал Северный Ветер. – Мы должны пригласить в гости Град.
И тогда явился и Град. Изо дня в день он часами стучал по кровле замка, пока не перебил почти всей черепицы, а потом что было мочи носился по саду. На нем были серые одежды, а дыхание его было ледяным.
– Не понимаю, почему так запаздывает Весна, пора бы уж ей прийти, – сказал Великан-эгоист, сидя у окна и поглядывая на свой холодный, белый сад. – Надеюсь, погода скоро переменится.
Но Весна так и не пришла, не пришло и Лето. Осень принесла золотые плоды в каждый сад, но даже не заглянула в сад Великана.
– Он слишком большой эгоист, – сказала Осень. И в саду Великана всегда была Зима, и только Северный Ветер да Снег, Град и Мороз плясали и кружились между деревьев.
Однажды Великан, проснувшись в своей постели, услышал нежную музыку. Эта музыка показалась ему такой сладостной, что он подумал, не идут ли мимо его замка королевские музыканты. На самом-то деле это была всего лишь маленькая коноплянка, которая запела у него под окном, но Великан так давно не слышал пения птиц в своем саду, что щебет коноплянки показался ему самой прекрасной музыкой на свете. И тут Град перестал выплясывать у него над головой, и Северный Ветер прекратил свои завывания, а в приотворенное окно долетел восхитительный аромат.
– Должно быть, Весна все-таки пришла наконец, – сказал Великан, выскочил из постели и глянул в окно.
И что же он увидел?
Он увидел совершенно необычайную картину. Дети проникли в сад сквозь небольшое отверстие в стене и залезли на деревья. Они сидели на всех деревьях. Куда бы Великан ни бросил взгляд – на каждом дереве он видел какого-нибудь ребенка. И деревья были так рады их возвращению, что сразу зацвели и стояли, тихонько покачивая ветвями над головками детей. А птицы порхали по саду и щебетали от восторга, и цветы выглядывали из зеленой травы и улыбались. Это было очаровательное зрелище, и только в одном углу сада все еще стояла Зима. Это был самый укромный уголок, и Великан увидел там маленького мальчика. Он был так мал, что не мог дотянуться до ветвей дерева и только ходил вокруг него и горько плакал. И бедное деревце было все до самой верхушки еще покрыто инеем и снегом, а над ним кружился и завывал Северный Ветер.
– Взберись на меня, мальчик! – сказало Дерево и склонило ветви почти до самой земли.
Но мальчик не мог дотянуться до них – он был слишком мал.
И сердце Великана растаяло, когда он глядел в окно.
– Какой же я был эгоист! – сказал он. – Теперь я знаю, почему Весна не хотела прийти в мой сад. Я посажу этого маленького мальчика на верхушку дерева и сломаю стену, и мой сад на веки вечные станет местом детских игр. – Он и в самом деле был очень расстроен тем, что натворил.
И вот он на цыпочках спустился по лестнице, тихонько отомкнул парадную дверь своего замка и вышел в сад. Но как только дети увидели Великана, они так испугались, что тут же бросились врассыпную, и в сад снова пришла Зима. Не убежал один только маленький мальчик, потому что глаза его были полны слез, и он даже не заметил появления Великана. А Великан тихонько подкрался к нему сзади, осторожно поднял с земли и посадил на дерево. И дерево тотчас зацвело, и к нему слетелись птицы и запели песни, порхая с ветки на ветку, а маленький мальчик обхватил Великана руками за шею и поцеловал. И тогда другие дети, увидав, что Великан перестал быть злым, прибежали обратно, а вместе с ними возвратилась и Весна.
– Теперь этот сад ваш, дети, – сказал Великан и взял большой топор и снес стену.
И жители, направляясь в полдень на рынок, видели Великана, который играл с детьми в самом прекрасном саду, какой только есть на свете.
Весь день дети играли в саду, а вечером они подошли к Великану, чтобы пожелать ему доброй ночи.
– А где же ваш маленький приятель? – спросил Великан. – Мальчик, которого я посадил на дерево? – Он особенно пришелся по душе Великану, потому что поцеловал его.
– Мы не знаем, – отвечали дети. – Он куда-то ушел.
– Непременно передайте ему, чтобы он не забыл прийти сюда завтра, – сказал Великан.
Но дети отвечали, что они не знают, где живет этот мальчик, так как ни разу не видели его раньше, и тогда Великан очень опечалился.
Каждый день после уроков дети приходили поиграть с Великаном, но маленький мальчик, который так полюбился Великану, ни разу больше не пришел в сад. Великан был теперь очень добр ко всем детям, но тосковал о своем маленьком друге и часто о нем вспоминал.
– Как бы мне хотелось повидать его! – то и дело говорил Великан.
Год проходил за годом, и Великан состарился и одряхлел. Он уже не мог больше играть в саду и только сидел в глубоком кресле, смотрел на детей и на их игры да любовался своим садом.
– У меня много прекрасных цветов, – говорил он, – но нет на свете цветов прекраснее, чем дети.
Как-то раз зимним утром Великан, одеваясь, выглянул в окно. Он теперь не испытывал неприязни к Зиме, – ведь он знал, что Весна просто уснула, а цветы отдыхают.
И вдруг он стал тереть глаза и все смотрел и смотрел в окно, словно увидел чудо. А глазам его и вправду открылось волшебное зрелище. В самом укромном уголке сада стояло дерево, сплошь покрытое восхитительным белым цветом. Ветви его были из чистого золота, и на них висели серебряные плоды, а под деревом стоял маленький мальчик, который когда-то так полюбился Великану.
Не помня себя от радости, побежал Великан вниз по лестнице и ринулся в сад. Быстрым шагом прошел он по траве прямо к ребенку. Но когда он подошел совсем близко, лицо его побагровело от гнева, и он спросил:
– Кто посмел нанести тебе эти раны?
Ибо на ладонях мальчика он увидел раны от двух гвоздей, и на детских его ступнях были раны от двух гвоздей тоже.
– Кто посмел нанести тебе эти раны? – вскричал Великан. – Скажи мне, и я возьму мой большой меч и поражу виновного.
– Нет! – ответствовало дитя. – Ведь эти раны породила Любовь.
– Скажи – кто ты? – спросил Великан, и благоговейный страх обуял его, и он пал перед ребенком на колени.
А дитя улыбнулось Великану и сказало:
– Однажды ты позволил мне поиграть в твоем саду, а сегодня я поведу тебя в свой сад, который зовется Раем.
И на другой день, когда дети прибежали в сад, они нашли Великана мертвым: он лежал под деревом, которое было все осыпано белым цветом.
Королевский сын намерен был сочетаться браком, и по этому поводу ликовал и стар и млад. Приезда своей невесты Принц дожидался целый год, и вот наконец она прибыла. Это была русская Принцесса, и весь путь от самой Финляндии она проделала в санях, запряженных шестеркой оленей. Сани были из чистого золота и имели форму лебедя, а меж крыльев лебедя возлежала маленькая Принцесса. Она была закутана до самых пят в длинную горностаевую мантию, голову ее покрывала крошечная шапочка из серебряной ткани, и Принцесса была бела, как снежный дворец, в котором она жила у себя на родине. Так бледно было ее лицо, что весь народ дивился, глядя на нее, когда она проезжала по улицам.
– Она похожа на Белую розу! – восклицали все и осыпали ее цветами с балконов.
Принц вышел к воротам замка, чтобы встретить невесту. У него были мечтательные фиалковые глаза и волосы как чистое золото. Увидав Принцессу, он опустился на одно колено и поцеловал ей руку.
– Ваш портрет прекрасен, – прошептал он, – но вы прекраснее во сто крат!
И щеки маленькой Принцессы заалели.
– Она была похожа на Белую розу, – сказал молодой Паж кому-то из придворных, – но теперь она подобна Алой розе.
И это привело в восхищение весь двор. Три дня кряду все ходили и восклицали:
– Белая роза, Алая роза, Алая роза, Белая роза! – И Король отдал приказ, чтобы Пажу удвоили жалованье.
Так как Паж не получал никакого жалованья вовсе, то пользы от этого ему было мало, но зато очень много чести, и потому об этом было своевременно оповещено в Придворной Газете.
По прошествии трех дней отпраздновали свадьбу. Это была величественная церемония: жених с невестой, держась за руки, стояли под балдахином из пунцового бархата, расшитого мелким жемчугом, а потом был устроен пир на весь мир, который длился пять часов. Принц и Принцесса сидели во главе стола в Большом зале и пили из прозрачной хрустальной чаши. Только истинные влюбленные могли пить из этой чаши, ибо стоило лживым устам прикоснуться к ней, как хрусталь становился тусклым, мутным и серым.
– Совершенно ясно, что они любят друг друга, – сказал маленький Паж. – Это так же ясно, как ясен хрусталь этой чаши!
И Король вторично удвоил ему жалованье.
– Какой почет! – хором воскликнули придворные.
После пира состоялся бал. Жениху и невесте предстояло протанцевать Танец розы, а Король вызвался поиграть на флейте. Он играл из рук вон плохо, но никто ни разу не осмелился сказать ему это, потому что он был Король. В сущности, он знал только две песенки и никогда не был уверен, какую именно исполняет, но это не имело ни малейшего значения, так как, что бы он ни делал, все восклицали:
– Восхитительно! Восхитительно!
Программа празднеств должна была закончиться грандиозным фейерверком, которому надлежало состояться ровно в полночь. Маленькая Принцесса еще никогда в жизни не видала фейерверка, и поэтому Король отдал приказ, чтобы Королевский пиротехник самолично занялся фейерверком в день свадьбы.
– Фейерверк? А на что это похоже? – спросила Принцесса у своего жениха, прогуливаясь утром по террасе.
– Это похоже на Северное сияние, – сказал Король, который всегда отвечал на все вопросы, адресованные к другим лицам, – только гораздо натуральнее. Фейерверк так же прекрасен, как моя игра на флейте, и я лично предпочитаю его огни звездам, потому что, по крайней мере, знаешь наверняка, когда эти огни зажгутся. Словом, вам непременно нужно полюбоваться на него.
И вот в углу королевского сада был воздвигнут большой помост, и, как только Королевский пиротехник разложил все, что требовалось, по местам, огни фейерверка вступили в разговор друг с другом.
– Как прекрасен мир! – воскликнула маленькая Шутиха. – Вы только взгляните на эти желтые тюльпаны. Даже если бы это были настоящие фейерверочные огни, и тогда они не могли бы быть прелестней. Я счастлива, что мне удалось совершить путешествие. Путешествия удивительно облагораживают душу и помогают освобождаться от предрассудков.
– Королевский сад – это еще далеко не весь мир, глупая ты Шутиха, – сказала Большая Римская Свеча. – Мир огромен, и меньше чем за три дня с ним нельзя основательно ознакомиться.
– То место, которое мы любим, заключает в себе для нас весь мир! – мечтательно воскликнул Огненный Фонтан, который на первых порах был крепко привязан к старой сосновой дощечке и гордился своим разбитым сердцем. – Но любовь вышла из моды, ее убили поэты. Они так много писали о ней, что все перестали им верить, и, признаться, это меня нисколько не удивляет. Истинная любовь страдает молча. Помнится, когда-то я… Впрочем, теперь это не имеет значения. Романтика отошла в прошлое.
– Чепуха! – сказала Римская Свеча. – Романтика никогда не умирает. Это как луна – она вечна. Наши жених и невеста, например, нежно любят друг друга. Мне все рассказала о них сегодня утром бумажная гильза от патрона, которая случайно попала в один ящик со мной и знала все последние придворные новости.
Но Огненный Фонтан только покачал головой.
– Романтика умерла, Романтика умерла, Романтика умерла, – прошептал он. Он принадлежал к тому сорту людей, которые полагают, что если долго твердить одно и то же, то в конце концов это станет истиной.
Вдруг раздалось резкое сухое покашливание, и все оглянулись.
Кашляла длинная, высокомерная с виду Ракета, прикрепленная к концу длинной палки. Она всегда начинала свою речь с покашливания, дабы привлечь к себе внимание.
– Кхе! Кхе! – кашлянула она, и все обратились в слух, за исключением бедняги Огненного Фонтана, который продолжал покачивать головой и шептать:
– Романтика умерла.
– Внимание! Внимание! – закричал Бенгальский Огонь.
Он увлекался политикой, всегда принимал деятельное участие в местных выборах и поэтому очень умело пользовался всеми парламентскими выражениями.
– Умерла безвозвратно, – прошептал Огненный Фонтан, начиная дремать.
Как только воцарилась тишина, Ракета кашлянула в третий раз и заговорила. Она говорила медленно, внятно, словно диктовала мемуары, и всегда смотрела поверх головы собеседника. Словом, она отличалась самыми изысканными манерами.
– Какая удача для сына Короля, – сказала она, – что ему предстоит сочетаться браком в тот самый день, когда меня запустят в небо. В самом деле, если бы даже все это было обдумано заранее, и тогда не могло бы получиться удачнее. Но ведь Принцам всегда везет.
– Вот так-так! – сказала маленькая Шутиха. – А мне казалось, что все как раз наоборот; это нас будут пускать в воздух в честь бракосочетания Принца.
– Вас-то, может, и будут, – сказала Ракета. – Я даже не сомневаюсь, что с вами поступят именно так, а я – другое дело. Я весьма замечательная Ракета и происхожу от весьма замечательных родителей. Мой отец был в свое время самым знаменитым Огненным Колесом и прославился грацией танца. Во время своего знаменитого выступления перед публикой он девятнадцать раз повернулся вокруг собственной оси, прежде чем погаснуть, и при каждом повороте выбрасывал из себя семь розовых звезд. Он был три фута с половиной в диаметре и сделан из самого лучшего пороха. А моя мать была Ракета, как и я, и притом французского происхождения. Она взлетела так высоко, что все очень испугались – а вдруг она не вернется обратно. Но она вернулась, потому что у нее был очень кроткий характер, и возвращение ее было ослепительно-эффектным – она рассыпалась дождем золотых звезд. Газеты с большой похвалой отозвались о ее публичном выступлении. Придворная Газета назвала ее триумфом Пилотехнического искусства.
– Пиротехнического – хотели вы сказать, Пиротехнического, – отозвался Бенгальский Огонь. – Я знаю, что это называется Пиротехникой, потому что прочел надпись на своей собственной коробке.
– А я говорю Пилотехнического, – возразила Ракета таким свирепым тоном, что Бенгальский Огонь почувствовал себя уничтоженным и тотчас стал задирать маленьких Шутих, дабы показать, что он тоже имеет вес.
– Итак, я говорила, – продолжала Ракета, – я говорила… о чем же я говорила?
– Вы говорили о себе, – отвечала Римская Свеча.
– Ну разумеется. Я помню, что обсуждала какой-то интересный предмет, когда меня так невежливо прервали. Я не выношу грубости и дурных манер, ибо я необычайно чувствительна. Я уверена, что на всем свете не сыщется другой столь же чувствительной особы, как я.
– А что это такое – чувствительная особа? – спросила Петарда у Римской Свечи.
– Это тот, кто непременно будет отдавливать другим мозоли, если он сам от них страдает, – шепнула Римская Свеча на ухо Петарде, и та чуть не взорвалась со смеху.
– Над чем это вы смеетесь, позвольте узнать? – осведомилась Ракета. – Я же не смеюсь.
– Я смеюсь, потому что чувствую себя счастливой, – отвечала Петарда.
– Это весьма эгоистическая причина, – сердито промолвила Ракета. – Какое вы имеете право чувствовать себя счастливой? Вам следовало бы подумать о других. Точнее, вам следовало бы подумать обо мне. Я всегда думаю о себе и от других жду того же. Это называется отзывчивостью, а отзывчивость – высокая добродетель, и я обладаю ею в полной мере. Допустим, например, что сегодня ночью со мной что-нибудь случится, – представляете, какое это будет несчастье для всех! Принц и Принцесса уже никогда не смогут быть счастливы, и вся их супружеская жизнь пойдет прахом. А что касается Короля, то я знаю, что он не оправится после такого удара. Право, когда я начинаю думать о том, сколь ответственно занимаемое мною положение, я едва удерживаюсь от слез.
– Если вы хотите доставить другим удовольствие, – вскричала Римская Свеча, – так уж постарайтесь хотя бы не отсыреть!
– Ну конечно, – воскликнул Бенгальский Огонь, который уже несколько воспрянул духом, – это же подсказывает простой здравый смысл!
– Простой здравый смысл! – возмущенно фыркнула Ракета. – Вы забываете, что я совсем не простая, а весьма замечательная. Здравым смыслом может обладать кто угодно, при условии отсутствия воображения. А у меня очень богатое воображение, потому что я никогда ничего не представляю себе таким, как это есть на самом деле. Я всегда представляю себе все совсем наоборот. А что касается того, чтобы бояться отсыреть, то здесь, по-видимому, никто не в состоянии понять, что такое эмоциональная натура. По счастью, меня это мало трогает. Единственное, что меня поддерживает в течение всей жизни, – это сознание моего неоспоримого превосходства над всеми, а это качество я всегда развивала в себе по мере сил. Но ни у кого из вас нет сердца. Вы смеетесь и веселитесь так, словно Принц и Принцесса и не думали сочетаться браком.
– Как так? – воскликнул маленький Огненный Шар. – А почему бы нет? Это же самое радостное событие, и, поднявшись в воздух, я непременно сообщу о нем звездам. Вы увидите, как они будут подмигивать мне, когда я шепну им, как прелестна невеста.
– Боже! Какой тривиальный взгляд на вещи! – сказала Ракета. – Но ничего другого я и не ждала. В вас же решительно ничего нет – одна пустота. А что, если Принц и Принцесса поселятся где-нибудь в сельской местности и, может статься, там будет протекать глубокая река, а у Принца и Принцессы может родиться сын, маленький, белокурый мальчик с фиалковыми глазами, как у отца, и, быть может, он пойдет однажды погулять со своей няней, и няня заснет под большим кустом бузины, а маленький мальчик упадет в глубокую реку и утонет? Какое страшное горе! Несчастные отец и мать – потерять единственного сына! Это же ужасно! Я этого просто не переживу.
– Но они же еще не потеряли своего единственного сына, – сказала Римская Свеча. – Никакого несчастья с ними еще не произошло.
– А разве я говорила, что они потеряли? – возразила Ракета. – Я сказала только, что они могут потерять. Если бы они уже потеряли единственного сына, не было бы никакого смысла об этом говорить. Снявши голову – по волосам не плачут, и я терпеть не могу тех, кто не придерживается этого правила. Но когда я думаю о том, что Принц и Принцесса могут потерять своего единственного сына, меня это, разумеется, чрезвычайно удручает.
– Что верно, то верно! – вскричал Бенгальский Огонь. – По правде говоря, такой удрученной особы, как вы, мне еще никогда не доводилось видеть.
– А мне никогда еще не доводилось видеть такого грубияна, как вы, – сказала Ракета. – И вы совершенно не способны понять моего дружеского расположения к Принцессе.
– Да ведь вы даже незнакомы с ней, – буркнула Римская Свеча.
– А разве я сказала, что я с ней знакома? – возразила Ракета. – Позвольте вам заметить, что я никогда не стала бы ее другом, будь я с ней знакома. Это очень опасная вещь – хорошо знать своих собственных друзей.
– Все же вы бы лучше постарались не отсыреть, – сказал Огненный Шар. – Вот что самое главное.
– Для вас, конечно, это самое главное, можно не сомневаться, – возразила Ракета, – а я вот возьму и заплачу, если мне захочется. – И она и вправду залилась самыми настоящими слезами, и они, словно капли дождя, побежали по ее палке и едва не затопили двух маленьких жучков, которые только что задумали обзавестись своим домом и подыскивали хорошее сухое местечко.
– Должно быть, это действительно очень романтическая натура, – сказал Огненный Фонтан, – ведь она плачет абсолютно без всякой причины. – И он испустил тяжелый вздох, вспомнив свою сосновую дощечку.
Но Римская Свеча и Бенгальский Огонь были очень возмущены и долго восклицали во весь голос:
– Вздор! Вздор! – Они были чрезвычайно здравомыслящие особы, и, когда им что-нибудь приходилось не по вкусу, они всегда говорили, что это вздор.
Тут взошла луна, похожая на сказочный серебряный щит, и на небе одна за другой зажглись звезды, а из дворца долетели звуки музыки.
Принц с Принцессой открыли бал, и танец их был так прекрасен, что высокие белые лилии, желая полюбоваться им, встали на цыпочки и заглянули в окна, а большие красные маки закивали в такт головами.
Но вот пробило десять часов, а потом одиннадцать и, наконец, двенадцать, и с последним ударом часов, возвестивших полночь, все вышли из дворца на террасу, а Король послал за Королевским пиротехником.
– Повелеваю зажечь фейерверк, – сказал Король, и Королевский пиротехник отвесил низкий поклон и направился в глубину сада. За ним следовали шесть помощников, каждый из которых нес горящий факел, прикрепленный к концу длинного шеста, и это было поистине величественное зрелище.
– Пшш! Пшш! – зашипел, воспламеняясь, Огненный Фонтан.
– Бум! Бум! – вспыхнула Римская Свеча.
А за ними и Шутихи заплясали по саду, и Бенгальские Огни озарили все алым блеском.
– Прощайте! – крикнул Огненный Шар, взмывая ввысь и рассыпая крошечные голубые искорки.
– Хлоп! Хлоп! – вторили ему Петарды, которые веселились от души. Все участники фейерверка имели большой успех, за исключением замечательной Ракеты. Она настолько отсырела от слез, что ее так и не удалось запустить. Самой существенной частью ее был порох, а он намок, и от него не было никакого толку. А все бедные родственники Ракеты, которых она даже никогда не удостаивала разговором, разве что презрительной усмешкой, взлетели к небу и распустились волшебными огненными цветами на золотых стеблях.
– Ура! Ура! – закричали Придворные, а маленькая Принцесса засмеялась от удовольствия.
– Вероятно, они приберегают меня для особо торжественного случая, – сказала Ракета. – Это несомненно так. – И она исполнилась еще большего высокомерия.
На следующий день в сад пришли слуги, чтобы привести его в порядок.
– По-видимому, это делегация, – сказала Ракета. – Надо принять их так, чтобы не уронить своего достоинства. – И она задрала нос кверху и сердито нахмурилась, делая вид, что размышляет о весьма важных материях. Но слуги даже не заметили ее, и только когда они уже собрались уходить, она случайно попалась на глаза одному из них.
– Гляньте! – крикнул этот слуга. – Тут какая-то негодная Ракета! – И он швырнул ее за ограду, прямо в канаву.
– Негодная Ракета? Негодная Ракета? – воскликнула она, перелетая через ограду. – Этого не может быть! Превосходная Ракета – вот что, должно быть, сказал этот человек. Негодная и Превосходная звучат почти одинаково, да, в сущности, очень часто и означают одно и то же. – И с этими словами она шлепнулась прямо в грязь.
– Не очень-то приятное место, – сказала она, – но это, без сомнения, какой-нибудь модный лечебный курорт, и они отправили меня сюда для укрепления здоровья. Что говорить, нервы у меня действительно расшатаны, и отдых мне крайне необходим.
Тут к ней подплыл маленький Лягушонок с блестящими, как драгоценные камни, глазами, одетый в зеленый пятнистый мундир.
– А! Что я вижу! К нам кто-то прибыл! Что ж, в конце концов, грязь лучшее, что есть на свете. Дайте мне хорошую дождливую погоду и канаву, и я буду вполне счастлив. Как вы полагаете, к вечеру соберется дождь? Я все-таки не теряю надежды, хотя небо синее и на нем ни облачка. Такая обида!
– Кхе! Кхе! – произнесла Ракета и раскашлялась.
– Какой у вас приятный голос! – воскликнул Лягушонок. – Он очень напоминает кваканье, а разве кваканье не самая приятная музыка на свете? Сегодня вечером вы услышите выступление нашего многоголосого хора. Мы сидим в старом утином пруду, что возле фермерского дома, и, как только всходит луна, начинаем наш концерт. Это нечто настолько умопомрачительное, что никто не может уснуть – все слушают нас. Да не далее как вчера жена фермера говорила своей матушке, что она из-за нас не сомкнула глаз всю ночь. Очень приятно сознавать, что ты пользуешься таким признанием, – это доставляет большое удовлетворение.
– Кхе! Кхе! – сердито кашлянула Ракета. Она была очень раздосадована тем, что ей не дают вымолвить ни слова.
– Нет, в самом деле, какой восхитительный голос, – продолжал Лягушонок. – Я надеюсь, что вы посетите наш утиный пруд. Я отправляюсь на поиски своих дочерей. У меня шесть красавиц дочерей, и я очень боюсь, как бы их не увидела Щука. Это настоящее чудовище, она позавтракает ими – и глазом не моргнет. Итак, до свидания. Наша беседа доставила мне огромное удовольствие, поверьте.
– По-вашему, это называется беседой? – сказала Ракета. – Только вы один и говорили все время, не закрывая рта. Хороша беседа!
– Кто-то же должен слушать, – возразил Лягушонок, – а говорить я люблю сам. Это экономит время и предупреждает разногласия.
– Но я люблю разногласия, – сказала Ракета.
– Ну что вы, – миролюбиво заметил Лягушонок. – Разногласия нестерпимо вульгарны. В хорошем обществе все придерживаются абсолютно одинаковых взглядов. Еще раз до свидания, я вижу вдали моих дочерей. – И маленький Лягушонок поплыл прочь.
– Вы чрезвычайно нудная особа, – сказала Ракета, – и очень дурно воспитаны. Я не выношу людей, которые, подобно вам, все время говорят о себе, в то время как другому хочется поговорить о себе. Как мне, например. Я это называю эгоизмом, а эгоизм – чрезвычайно отталкивающее свойство, особенно для людей моего склада, – ведь общеизвестно, что у меня очень отзывчивая натура. Словом, вам бы следовало взять с меня пример, едва ли вам встретится еще когда-нибудь образец, более достойный подражания. И раз уж представился такой счастливый случай, я бы посоветовала вам воспользоваться им, ибо в самом непродолжительном времени я отправляюсь ко двору. Если хотите знать, я в большом фаворе при дворе: не далее как вчера Принц и Принцесса сочетались браком в мою честь. Вам это, конечно, никак не может быть известно, поскольку вы типичный провинциал.
– Нет никакого смысла говорить ему все это, – сказала Стрекоза, сидевшая на верхушке длинной коричневой камышины. – Совершенно никакого смысла, ведь он уже уплыл.
– Тем хуже для него, – отвечала Ракета. – Я не собираюсь молчать только потому, что он меня не слушает, – мне-то что до этого. Я люблю слушать себя. Для меня это одно из самых больших удовольствий. Порой я веду очень продолжительные беседы сама с собой, и, признаться, я настолько образованна и умна, что иной раз не понимаю ни единого слова из того, что говорю.
– Тогда вам, безусловно, необходимо выступать с лекциями по Философии, – сказала Стрекоза и, расправив свои прелестные газовые крылышки, поднялась в воздух.
– Как это глупо, что она улетела! – сказала Ракета. – Я уверена, что ей нечасто представляется такая возможность расширить свой кругозор. Мне-то, конечно, все равно. Такие гениальные умы, как я, рано или поздно получают признание. – И тут она еще чуть глубже погрузилась в грязь.
Через некоторое время к Ракете подплыла большая Белая Утка. У нее были желтые перепончатые лапки, и она слыла красавицей благодаря своей грациозной походке.
– Кряк, кряк, кряк, – сказала Утка, – какое у вас странное телосложение! Осмелюсь спросить, это от рождения или результат несчастного случая?
– Сразу видно, что вы всю жизнь провели в деревне, – отвечала Ракета, – иначе вам было бы известно, кто я такая. Но я прощаю вам ваше невежество. Было бы несправедливо требовать от других, чтобы они были столь же выдающимися личностями, как ты сама. Вы, без сомнения, будете поражены, узнав, что я могу взлететь к небу и пролиться на землю золотым дождем.
– Велика важность, – сказала Утка. – Какой кому от этого прок? Вот если бы вы могли пахать землю, как вол, или возить телегу, как лошадь, или стеречь овец, как овчарка, тогда от вас еще была бы какая-нибудь польза.
– Я вижу, уважаемая, – воскликнула Ракета высокомерно-снисходительным тоном, – я вижу, что вы принадлежите к самым низшим слоям общества. Особы моего круга никогда не приносят никакой пользы! Мы обладаем хорошими манерами, и этого вполне достаточно. Я лично не питаю симпатии к полезной деятельности какого бы то ни было рода, а уж меньше всего – к такой, какую вы изволили рекомендовать. По правде говоря, я всегда придерживалась того мнения, что в тяжелой работе ищут спасения люди, которым ничего другого не остается делать.
– Ну хорошо, хорошо, – сказала Утка, отличавшаяся покладистым нравом и не любившая препираться попусту. – О вкусах не спорят. Я буду очень рада, если вы решите обосноваться тут, у нас.
– Да ни за что на свете! – воскликнула Ракета. – Я здесь гость, почетный гость, и только. Откровенно говоря, этот курорт кажется мне довольно унылым местом. Тут нет ни светского общества, ни уединения. По-моему, это чрезвычайно смахивает на предместье. Я, пожалуй, возвращусь ко двору, ведь я знаю, что мне суждено произвести сенсацию и прославиться на весь свет.
– Когда-то я тоже подумывала заняться общественной деятельностью, – заметила Утка. – Очень многое еще нуждается в реформах. Не так давно я даже открывала собрание, на котором мы приняли резолюцию, осуждающую все, что нам не по вкусу. Однако незаметно, чтобы это имело какие-нибудь серьезные последствия. Так что теперь я целиком посвятила себя домоводству и заботам о своей семье.
– Ну а я создана для общественной жизни, – сказала Ракета, – так же как все представители нашего рода, вплоть до самых незначительных. Стоит нам где-нибудь появиться, и мы тотчас привлекаем к себе всеобщее внимание. Мне самой пока еще ни разу не приходилось выступать публично, но, когда это произойдет, зрелище будет ослепительное. Что касается домоводства, то от него быстро стареют и оно отвлекает ум от размышлений о возвышенных предметах.
– Ах! Возвышенные предметы – как это прекрасно! – сказала Утка. – Это напомнило мне, что я основательно проголодалась. – И она поплыла вниз по канаве, восклицая: – Кряк, кряк, кряк.
– Куда же вы! Куда! – взвизгнула Ракета. – Мне еще очень многое необходимо вам сказать. – Но Утка не обратила никакого внимания на ее призыв. – Я очень рада, что она оставила меня в покое, – сказала Ракета. – У нее необычайно мещанские взгляды. – И она погрузилась еще чуть-чуть глубже в грязь и начала раздумывать о том, что одиночество – неизбежный удел гения, но тут откуда-то появились два мальчика в белых фартучках. Они бежали по краю канавы с котелком и вязанками хвороста в руках.
– Это, вероятно, делегация, – сказала Ракета и постаралась придать себе как можно более величественный вид.
– Гляди-ка! – крикнул один из мальчиков. – Вон какая-то грязная палка! Интересно, как она сюда попала. – И он вытащил Ракету из канавы.
– Грязная Палка! – сказала Ракета. – Неслыханно! Грозная Палка – хотел он, по-видимому, сказать. Грозная Палка – это звучит очень лестно. Должно быть, он принял меня за одного из придворных Сановников.
– Давай положим ее в костер, – сказал другой мальчик. – Чем больше дров, тем скорее закипит котелок.
И они свалили хворост в кучу, а сверху положили Ракету и разожгли костер.
– Но это же восхитительно! – воскликнула Ракета. – Они собираются запустить меня среди бела дня, так, чтобы всем было видно.
– Ну, теперь мы можем немножко соснуть, – сказали мальчики. – А когда проснемся, котелок уже закипит. – И они раскинулись на траве и закрыли глаза.
Ракета очень отсырела и поэтому долго не могла воспламениться. Наконец ее все же охватило огнем.
– Ну, сейчас я взлечу! – закричала она, напыжилась и распрямилась. – Я знаю, что взлечу выше звезд, выше луны, выше солнца. Словом, я взлечу так высоко… Пшш! Пшш! Пшш! – И она взлетела вверх. – Упоительно! – вскричала она. – Я буду лететь вечно! Воображаю, какой я сейчас произвожу фурор.
Но никто ее не видел.
Тут она почувствовала странное ощущение щекотки во всем теле.
– А теперь я взорвусь! – закричала она. – И я охвачу огнем всю землю и наделаю такого шума, что ни о чем другом никто не будет говорить целый год. – И тут она и в самом деле взорвалась. Бум! Бум! Бум! – вспыхнул порох. В этом не могло быть ни малейшего сомнения.
Но никто ничего не услышал, даже двое мальчиков, потому что они спали крепким сном.
Теперь от Ракеты осталась только палка, и она упала прямо на спину Гусыни, которая вышла прогуляться вдоль канавы.
– Господи помилуй! – вскричала Гусыня. – Кажется, начинает накрапывать… палками! – И она поспешно плюхнулась в воду.
– Я знала, что произведу сенсацию, – прошипела Ракета и погасла.
Как-то раз двое бедных Лесорубов возвращались домой, пробиваясь через густой сосновый бор. Была зимняя ночь, стоял лютый мороз. И на земле и на деревьях лежал толстый снежный покров. Когда Лесорубы продирались сквозь чащу, маленькие обледеневшие веточки обламывались от их движений, а когда они приблизились к Горному Водопаду, то увидели, что он неподвижно застыл в воздухе, потому что его поцеловала Королева Льда.
Мороз был так лют, что даже звери и птицы совсем растерялись от неожиданности.
– Уф! – проворчал Волк, прыгая между кустами, поджав хвост. – Какая чудовищная погода. Не понимаю, куда смотрит правительство.
– Фью! Фью! Фью! – просвиристели зеленые Коноплянки. – Старушка-Земля умерла, и ее одели в белый саван.
– Земля готовится к свадьбе, а это ее подвенечный наряд, – прошептали друг другу Горлинки. Их маленькие розовые ножки совершенно окоченели от холода, но они считали своим долгом придерживаться романтического взгляда на вещи.
– Вздор! – проворчал Волк. – Говорю вам, что во всем виновато правительство, а если вы мне не верите, я вас съем. – Волк обладал очень трезвым взглядом на вещи и в споре никогда не лез за словом в карман.
– Ну, что касается меня, – сказал Дятел, который был прирожденным философом, – я не нуждаюсь в физических законах для объяснения явлений. Если вещь такова сама по себе, то она сама по себе такова, а сейчас адски холодно.
Холод в самом деле был адский. Маленькие Белочки, жившие в дупле высокой ели, все время терли друг другу носы, чтобы хоть немного согреться, а Кролики съежились в комочек в своих норках и не смели выглянуть наружу. И только большие рогатые Совы – одни среди всех живых существ – были, по-видимому, довольны. Их перья так обледенели, что стали совершенно твердыми, но это нисколько не тревожило Сов; они таращили свои огромные желтые глаза и перекликались друг с другом через весь лес:
– У-уу! У-уу! У-уу! У-уу! Какая нынче восхитительная погода!
А двое Лесорубов все шли и шли через бор, ожесточенно дуя на замерзшие пальцы и топая по обледеневшему снегу тяжелыми, подбитыми железом сапогами. Один раз они провалились в глубокий, занесенный снегом овраг и вылезли оттуда белые, как мукомолы, когда те стоят у крутящихся жерновов; а в другой раз они поскользнулись на твердом гладком льду замерзшего болота, их вязанки хвороста рассыпались, и пришлось им собирать их и заново увязывать; а еще как-то им почудилось, что они заблудились, и на них напал великий страх, ибо им было известно, что Снежная Дева беспощадна к тем, кто засыпает в ее объятиях. Но они возложили свои надежды на заступничество Святого Мартина, который благоприятствует всем путешественникам, и вернулись немного обратно по своим следам, а дальше шли с большей осмотрительностью и в конце концов вышли на опушку и увидели далеко внизу в Долине огни своего селения.
Они очень обрадовались, что выбрались наконец из леса, и громко рассмеялись, а Долина показалась им серебряным цветком, и Луна над ней – цветком золотым.
Но, посмеявшись, они снова стали печальны, потому что вспомнили про свою бедность, и один из них сказал другому:
– С чего это мы так развеселились? Ведь жизнь хороша только для богатых, а не для таких, как мы с тобой. Лучше бы нам замерзнуть в бору или стать добычей диких зверей.
– Ты прав, – отвечал его товарищ. – Одним дано очень много, а другим – совсем мало. В мире царит несправедливость, и благами она одаряет лишь немногих, а вот горе отмеряет щедрой рукой.
Но пока они сетовали так на свою горькую долю, произошло нечто удивительное и странное. Прекрасная и необычайно яркая звезда упала с неба. Она покатилась по небосводу между других звезд, и, когда изумленные Лесорубы проводили ее взглядом, им показалось, что она упала за старыми ветлами возле небольшой овчарни, неподалеку от того места, где они стояли.
– Слушай! Да ведь это же кусок золота, надо его разыскать! – разом закричали оба и тут же припустились бежать – такая жажда золота их обуяла.
Но один из них бежал быстрее другого, перегнал своего товарища, пробрался между ветлами… и что же он увидел? На белом снегу и вправду лежало что-то, сверкающее, как золото. Лесоруб подбежал, наклонился, поднял этот предмет с земли и увидел, что он держит в руках плащ из золотой ткани, причудливо расшитый звездами и ниспадающий пышными складками. И он крикнул своему товарищу, что нашел сокровище, упавшее с неба, и тот поспешил к нему, и они опустились на снег и расправили складки плаща, чтобы достать оттуда золото и разделить его между собой. Но увы! В складках плаща они не обнаружили ни золота, ни серебра, ни других сокровищ, а увидели только спящее дитя.
И один Лесоруб сказал другому:
– Все наши надежды пошли прахом, нет нам с тобой удачи. Ну какая польза человеку от ребенка? Давай оставим его здесь и пойдем своим путем, ведь мы люди бедные, у нас и своих детей хватает, и мы не можем отнимать у них хлеб, чтобы отдавать его другим.
Но другой Лесоруб ответил так:
– Нет, нельзя совершить такое злое дело – оставить это дитя замерзать тут на снегу, и, хоть я не богаче тебя и у меня еще больше ртов просят хлеба, а в горшках тоже не густо, все равно я отнесу этого ребенка к себе домой, и моя жена позаботится о нем.
И он осторожно поднял ребенка, завернул его в плащ, чтобы защитить от жгучего мороза, и зашагал вниз с холма к своему селению, а его товарищ очень подивился про себя такой его глупости и мягкосердечию.
А когда они пришли в свое селение, его товарищ сказал ему:
– Ты взял себе ребенка, так отдай мне плащ, ты же должен поделиться со мной находкой.
Но тот отвечал ему:
– Нет, не отдам, потому что этот плащ не твой и не мой, а принадлежит только ребенку, – и, пожелав ему доброго здоровья, подошел к своему дому и постучал в дверь.
Когда жена отворила дверь и увидела, что это ее муженек возвратился домой, целый и невредимый, она обвила руками его шею, и поцеловала его, и сняла с его спины вязанку хвороста, и отряхнула снег с его сапог, и пригласила его войти в дом.
Но Лесоруб сказал жене:
– Я нашел кое-что в лесу и принес тебе, чтобы ты позаботилась о нем, – и он не переступил порога.
– Что же это такое? – воскликнула жена. – Покажи скорее, ведь у нас в дому пусто, и мы очень во многом нуждаемся. – И тогда он распахнул плащ и показал ей спящее дитя.
– Увы мне! – горестно прошептала жена. – Разве у нас нет собственных детей? Что это тебе, хозяин, понадобилось сажать к нашему очагу подкидыша? А может, он принесет нам несчастье? И кто его знает, как надо за ним ухаживать? – И она очень рассердилась на мужа.
– Да ты дослушай, ведь это Дитя-звезда, – отвечал муж и рассказал жене всю удивительную историю о том, как он нашел этого ребенка.
Но это ее не успокоило, и она начала насмехаться над ним и бранить его и закричала:
– Наши дети сидят без хлеба, а мы будем кормить чужого ребенка? А кто позаботится о нас? Кто нам даст поесть?
– Но ведь Господь заботится даже о воробьях и дает им пропитание, – отвечал муж.
– А мало воробьев погибают от голода зимой? – спросила жена. – И разве сейчас не зима?
На это муж ничего не ответил ей, но и не переступил порога.
И тут злой ветер, прилетев из леса, ворвался в распахнутую дверь, и жена вздрогнула, поежилась и сказала мужу:
– Почему ты не затворишь дверь? Смотри, какой студеный ветер, я совсем замерзла.
– В доме, где живут люди с каменными сердцами, всегда будет стужа, – сказал муж.
И жена не ответила ему ничего, только ближе пододвинулась к огню.
Но прошло еще немного времени, и она обернулась к мужу и поглядела на него, и ее глаза были полны слез. И тогда он быстро вошел в дом и положил ребенка ей на колени. А она, поцеловав ребенка, опустила его в колыбельку рядом с младшим из своих детей. А на другое утро Лесоруб взял необыкновенный плащ из золота и спрятал его в большой сундук, а его жена сняла с шеи ребенка янтарное ожерелье и тоже спрятала его в сундук.
Итак, Дитя-звезда стал расти вместе с детьми Лесоруба, и ел за одним с ними столом, и играл с ними. И с каждым годом он становился все красивее и красивее, и жители селения дивились его красоте, ибо все они были смуглые и черноволосые, а у него лицо было белое и нежное, словно выточенное из слоновой кости, и золотые кудри его были как лепестки нарцисса, а губы – как лепестки алой розы, и глаза – как фиалки, отраженные в прозрачной воде ручья. И он был строен, как цветок, выросший в густой траве, где не ступала нога косца.
Но красота его принесла ему только зло, ибо он вырос себялюбивым, гордым и жестоким. На детей Лесоруба, да и на всех прочих детей в селении он смотрел сверху вниз, потому что, говорил он, все они низкого происхождения, в то время как он знатного рода, ибо происходит от Звезды. И он помыкал детьми и называл их своими слугами. Он не испытывал сострадания к беднякам или к слепым, недужным и увечным, но швырял в них камнями и прогонял их из селения на проезжую дорогу и кричал им, чтобы они шли побираться в другое место, после чего ни один из нищих, кроме каких-нибудь самых отчаявшихся, не осмеливался вторично прийти в это селение за милостыней. И он был точно околдован своей красотой и высмеивал всех, кто был жалок и безобразен, и выставлял их на посмешище. Себя же он очень любил и летом в безветренную погоду часто лежал у водоема в фруктовом саду священника и глядел на свое дивное отражение, и смеялся от радости, любуясь своей красотой.
Лесоруб и его жена не раз бранили его, говоря:
– Мы-то ведь не так поступили с тобой, как поступаешь ты с этими несчастными, обездоленными судьбой, у которых нет ни одной близкой души на свете. Почему ты так жесток к тем, кто нуждается в участии?
И старик священник не раз посылал за ним и пытался научить его любви ко всем божьим тварям, говоря:
– Мотылек – твой брат, не причиняй ему вреда. Птицы, что летают по лесу, – свободные создания. Не расставляй им силков для своей забавы. Бог создал земляного червя и крота и определил каждому из них его место. Кто ты такой, что осмеливаешься приносить страдания в сотворенный Богом мир? Ведь даже скот, пасущийся в лугах, прославляет Божье имя.
Но Мальчик-звезда не внимал ничьим словам, только хмурился и усмехался презрительно, а потом бежал к своим сверстникам и помыкал ими как хотел. И его сверстники слушались его, потому что он был красив, быстроног и умел плясать, и петь, и наигрывать на свирели. И куда бы Мальчик-звезда ни повел их, они следовали за ним, и, что бы он ни приказал им сделать, они ему повиновались. И когда он проткнул острой тростинкой подслеповатые глаза крота, они смеялись, и когда он швырял камнями в прокаженного, они смеялись тоже. Всегда и во всем он был их вожаком, и они стали столь же жестокосердны, как он.
И вот как-то раз через селение проходила одна несчастная нищенка. Одежда ее была в лохмотьях, босые ноги, израненные об острые камни дороги, все в крови, словом, была она в самом бедственном состоянии. Изнемогая от усталости, она присела отдохнуть под каштаном.
Но тут увидел ее Мальчик-звезда и сказал своим товарищам:
– Гляньте! Под прекрасным зеленолистым деревом сидит отвратительная грязная нищенка. Пойдем прогоним ее, потому что она противна и безобразна.
И с этими словами он подошел к ней поближе и начал швырять в нее камнями и насмехаться над ней, а она поглядела на него, и в глазах ее отразился ужас, и она не могла отвести от него взгляда. Но тут Лесоруб, который стругал жерди под навесом, увидел, что делает Мальчик-звезда, подбежал к нему и стал его бранить, говоря:
– Воистину у тебя каменное сердце, и жалость тебе неведома. Что сделала тебе эта бедная женщина, почему ты гонишь ее отсюда?
Тогда Мальчик-звезда покраснел от злости, топнул ногой и сказал:
– А кто ты такой, чтобы спрашивать меня, почему я так поступаю? Я тебе не сын и не обязан тебя слушаться.
– Это верно, – отвечал Лесоруб, – однако я пожалел тебя, когда нашел в лесу.
И когда нищая услыхала эти слова, она громко вскрикнула и упала без чувств. Тогда Лесоруб поднял ее и отнес к себе в дом, а его жена принялась ухаживать за ней, и, когда женщина очнулась, Лесоруб и его жена поставили перед ней еду и питье и сказали, что они рады предоставить ей кров.
Но женщина не хотела ни есть, ни пить и сказала Лесорубу:
– Верно ли ты сказал, что нашел этого мальчика в лесу? И с того дня минуло десять лет, не так ли?
И Лесоруб ответил:
– Да, так оно и было, я нашел его в лесу, и с того дня минуло уже десять лет.
– А не нашел ли ты вместе с ним еще чего-нибудь? – воскликнула женщина. – Не было ли у него на шее янтарного ожерелья? И не был ли он закутан в золотой плащ, расшитый звездами?
– Все верно, – отвечал Лесоруб. И он вынул плащ и янтарное ожерелье из сундука, в котором они хранились, и показал их женщине.
И когда женщина увидела эти вещи, она расплакалась от радости и сказала:
– Этот ребенок – мой маленький сын, которого я потеряла в лесу. Прошу тебя, пошли за ним скорее, ведь в поисках его я обошла весь мир.
И Лесоруб с женой вышли из дома и стали звать Мальчика-звезду и сказали ему:
– Войди в дом, там ты найдешь свою мать, которая ждет тебя.
И Мальчик-звезда, исполненный радости и изумления, вбежал в дом. Но когда он увидел ту, что ждала его там, он презрительно рассмеялся и сказал:
– Ну, а где же моя мать? Я не вижу здесь никого, кроме этой противной нищенки.
И женщина ответила ему:
– Я – твоя мать.
– Ты, должно быть, лишилась рассудка, – гневно вскричал Мальчик-звезда. – Я не твой сын, ведь ты же нищенка, ты уродлива и одета в лохмотья. Ну-ка убирайся отсюда, чтобы я не видел твоего мерзкого лица.
– Но ведь ты же в самом деле мой маленький сынок, которого я родила в лесу, – вскричала женщина и, упав перед ним на колени, простерла к нему руки. – Разбойники украли тебя и оставили погибать в лесу, – плача, проговорила она. – Но я сразу узнала тебя, как только увидела, и узнала вещи, по которым тебя можно опознать, – золотой плащ и янтарное ожерелье. И я молю тебя, пойдем со мной, ведь, разыскивая тебя, я обошла весь свет. Пойдем со мной, мой сын, потому что я нуждаюсь в твоей любви.
Но Мальчик-звезда не шевельнулся; он наглухо затворил свое сердце, чтобы ее жалобы не могли туда проникнуть, и в наступившей тишине слышны были только стенания женщины, рыдающей от горя.
Наконец он заговорил, и его голос звучал холодно и презрительно.
– Если это правда, что ты моя мать, – сказал он, – лучше бы тебе не приходить сюда и не позорить меня, ведь я думал, что моей матерью была Звезда, а не какая-то нищенка, как это ты говоришь мне. Поэтому убирайся отсюда, чтобы я никогда тебя больше не видел.
– Увы, сын мой, – вскричала женщина. – Неужели ты не поцелуешь меня на прощание? Ведь я столько претерпела мук, чтобы найти тебя.
– Нет, – сказал Мальчик-звезда, – ты слишком омерзительна, и мне легче поцеловать гадюку или жабу, чем тебя.
Тогда женщина встала и, горько рыдая, скрылась в лесу, а Мальчик-звезда, увидав, что она ушла, очень обрадовался и побежал играть со своими товарищами.
Но те, поглядев на него, начали смеяться над ним и сказали:
– Да ведь ты мерзок, как жаба, и отвратителен, как гадюка. Убирайся отсюда, мы не хотим, чтобы ты играл с нами. – И они выгнали его из сада. Тогда Мальчик-звезда задумался и сказал себе:
– Что такое они говорят? Я пойду к водоему и погляжусь в него, и он скажет мне, что я красив.
И он пошел к водоему и поглядел в него, но что же он увидел! Лицом он стал похож на жабу, а тело его покрылось чешуей, как у гадюки. И он бросился ничком на траву и заплакал и сказал:
– Не иначе как это мне наказание за мой грех. Ведь я отрекся от моей матери и прогнал ее, я возгордился перед ней и был с ней жесток. Теперь я должен отправиться на поиски и обойти весь свет, пока не найду ее. А до тех пор я не буду знать ни отдыха, ни покоя.
Тут подошла к нему маленькая дочка Лесоруба, и положила ему руку на плечо, и сказала:
– Это еще не беда, что ты утратил свою красоту. Оставайся с нами, и я никогда не буду дразнить тебя.
Но он сказал ей:
– Нет, я был жесток к моей матери, и в наказание со мной случилось это несчастье. Поэтому я должен уйти отсюда и бродить по свету, пока не найду свою мать и не вымолю у нее прощенья.
И он побежал в лес и начал громко призывать свою мать, прося ее вернуться к нему, но не услышал ответа. Весь день он звал ее, а когда солнце закатилось, прилег на груду листьев и уснул, и все птицы и звери оставили его, потому что знали, как жестоко он поступил, и только жаба разделяла его одиночество и охраняла его сон, да гадюка медленно проползла мимо.
А наутро он встал, сорвал несколько кислых ягод с дерева, съел их и побрел через дремучий лес, горько плача. И всех, кто бы ни повстречался ему на пути, он спрашивал, не видали ли они его матери.
Он спросил Крота:
– Ты роешь свои ходы под землей. Скажи, не видал ли ты моей матери?
Но Крот отвечал:
– Ты выколол мне глаза, как же я мог ее увидеть?
Тогда он спросил у Коноплянки:
– Ты взлетаешь выше самых высоких деревьев и можешь видеть оттуда весь мир. Скажи, не видала ли ты моей матери?
Но Коноплянка отвечала:
– Ты подрезал мне крылья ради забавы. Как же могу я теперь летать?
И маленькую Белочку, которая жила в дупле ели одна-одинешенька, он спросил:
– Где моя мать?
И Белочка отвечала:
– Ты убил мою мать, может быть, ты разыскиваешь свою, чтобы убить ее тоже?
И Мальчик-звезда опустил голову, и заплакал, и стал просить прощения у всех божьих тварей, и углубился дальше в лес, продолжая свои поиски. А на третий день, пройдя через весь лес, он вышел на опушку и спустился в долину.
И когда он проходил через селение, дети дразнили его и бросали в него камнями, и крестьяне не позволяли ему даже соснуть в амбаре, боясь, что от него может сесть плесень на зерно, ибо он был очень гадок с виду, и приказывали работникам прогнать его прочь, и ни одна душа не сжалилась над ним. И нигде не мог он ничего узнать о нищенке, которая была его матерью, хотя вот уже три года бродил он по свету, и не раз казалось ему, что он видит ее впереди на дороге, и тогда он принимался звать ее и бежать за ней, хотя острый щебень ранил его ступни и из них сочилась кровь. Но он не мог ее догнать, а те, кто жил поблизости, утверждали, что они не видели ни ее, ни кого-либо похожего с виду, и потешались над его горем.
Три полных года бродил он по свету, и нигде никогда не встречал ни любви, ни сострадания, ни милосердия; весь мир обошелся с ним так же, как поступал он сам в дни своей гордыни.
И вот однажды вечером он подошел к городу, расположенному на берегу реки и обнесенному высокой крепостной стеной, и приблизился к воротам, и, хотя он очень устал и натрудил ноги, все же он хотел войти в город. Но воины, стоявшие у ворот на страже, скрестили свои алебарды и грубо крикнули ему:
– Что тебе нужно в нашем городе?
– Я разыскиваю мою мать, – отвечал он, – и молю вас, дозвольте мне войти в город, ведь может случиться, что она там.
Но они стали насмехаться над ним, и один из них, тряся черной бородой, поставил перед ним свой щит и закричал:
– Воистину твоя мать возрадуется, увидав тебя, ведь ты безобразней, чем жаба в болоте или гадюка, выползшая из топи. Убирайся отсюда! Убирайся! Твоей матери нет в нашем городе.
А другой, тот, что держал в руке древко с желтым стягом, сказал ему:
– Кто твоя мать и почему ты разыскиваешь ее?
И он отвечал:
– Моя мать живет подаяниями, так же как и я, и я обошелся с ней очень дурно и молю тебя: дозволь мне пройти, чтобы я мог испросить у нее прощения, если она живет в этом городе.
Но они не захотели его пропустить и стали колоть своими пиками.
А когда он с плачем повернул обратно, некто в кольчуге, разукрашенной золотыми цветами, и в шлеме с гребнем в виде крылатого льва приблизился к воротам и спросил воинов, кто тут просил дозволения войти в город. И воины отвечали ему:
– Это нищий и сын нищенки, и мы прогнали его прочь.
– Ну нет, – рассмеявшись, сказал тот, – мы продадим это мерзкое создание в рабство, и цена его будет равна цене чаши сладкого вина.
А в это время мимо проходил какой-то страшный и злой с виду старик и, услыхав эти слова, сказал:
– Я заплачу за него эту цену. – И, заплатив ее, взял Мальчика-звезду за руку и повел в город.
Они прошли много улиц и подошли наконец к маленькой калитке в стене, затененной большим гранатовым деревом. И старик коснулся калитки яшмовым перстнем, и она отворилась, и они спустились по пяти бронзовым ступеням в сад, где цвели черные маки и стояли зеленые глиняные кувшины. И тогда старик вынул из своего тюрбана узорчатый шелковый шарф, и завязал им глаза Мальчику-звезде, и повел его куда-то, толкая перед собой. А когда он снял повязку с его глаз, Мальчик-звезда увидел, что он находится в темнице, которая освещалась фонарем, повешенным на крюк.
И старик положил перед ним на деревянный лоток ломоть заплесневелого хлеба и сказал:
– Ешь.
И поставил перед ним чашу с солоноватой водой и сказал:
– Пей.
И когда Мальчик-звезда поел и попил, старик ушел и запер дверь темницы на ключ и закрепил железной цепью.
На следующее утро старик, который на самом деле был одним из самых искусных и коварных волшебников Ливии и научился своему искусству у другого волшебника, обитавшего в гробнице на берегу Нила, вошел в темницу, хмуро поглядел на Мальчика-звезду и сказал:
– В том лесу, что неподалеку от ворот этого города гяуров, скрыты три золотые монеты – из белого золота, из желтого золота и из красного золота. Сегодня ты должен принести мне монету из белого золота, а если не принесешь, получишь сто плетей. Поспеши, на закате солнца я буду ждать тебя у калитки моего сада. Смотри принеси мне монету из белого золота, или тебе будет плохо, потому что ты мой раб, и я уплатил за тебя цену целой чаши сладкого вина. – И он завязал глаза Мальчику-звезде шарфом узорчатого шелка, и вывел его из дома в сад, где росли черные маки, и, заставив подняться на пять медных бронзовых ступенек, отворил с помощью своего перстня калитку.
И Мальчик-звезда вышел из калитки, прошел через город и вступил в лес, о котором говорил ему Волшебник.
А лес этот издали казался очень красивым, и мнилось, что он полон певчих птиц и ароматных цветов, и Мальчик-звезда радостно углубился в него. Но ему не довелось насладиться красотой леса, ибо, куда бы он ни ступил, повсюду перед ним поднимался из земли колючий кустарник, полный острых шипов, и ноги его обжигала злая крапива, и чертополох колол его своими острыми, как кинжал, колючками, и Мальчику-звезде приходилось очень плохо. А главное, он нигде не мог найти монету из белого золота, о которой говорил ему Волшебник, хотя и разыскивал ее с самого утра до полудня и от полудня до захода солнца. Но вот солнце село, и он побрел домой, горько плача, ибо знал, какая участь его ожидает.
Но когда он подходил к опушке леса, из чащи до него долетел крик, – казалось, кто-то взывает о помощи. И, позабыв про свою беду, он побежал на этот крик и увидел маленького Зайчонка, который попал в силок, расставленный каким-то охотником.
И Мальчик-звезда сжалился над Зайчонком, и освободил его из силка, и сказал ему:
– Сам я всего лишь раб, но тебе я могу даровать свободу.
А Зайчонок ответил ему так:
– Да, ты даровал мне свободу, скажи, чем могу я отблагодарить тебя?
И Мальчик-звезда сказал ему:
– Я ищу монету из белого золота, но нигде не могу найти ее, а если я не принесу ее своему хозяину, он побьет меня.
– Ступай за мной, – сказал Зайчонок, – и я отведу тебя туда, куда тебе нужно, потому что я знаю, где спрятана эта монета и зачем.
Тогда Мальчик-звезда последовал за маленьким Зайчонком, и что же он увидел? В дупле большого дуба лежала монета из белого золота, которую он искал, и Мальчик-звезда несказанно обрадовался, схватил ее и сказал Зайчонку:
– За услугу, которую я оказал тебе, ты отблагодарил меня сторицей, и за добро, что я для тебя сделал, ты воздал мне стократ.
– Нет, – отвечал Зайчонок, – как ты поступил со мной, так и я поступил с тобой. – И он проворно поскакал прочь, а Мальчик-звезда направился в город.
Теперь следует сказать, что у городских ворот сидел прокаженный. Лицо его скрывал серый холщовый капюшон, и глаза его горели в прорезях, словно угли, и, когда он увидел приближавшегося к воротам Мальчика-звезду, он загремел своей деревянной миской, и зазвонил в свой колокольчик, и крикнул ему так:
– Подай мне милостыню, или я должен буду умереть с голоду. Ибо они изгнали меня из города, и нет никого, кто бы сжалился надо мной.
– Увы! – вскричал Мальчик-звезда. – У меня в кошельке есть только одна-единственная монета, и, если я не отнесу ее моему хозяину, он прибьет меня, потому что я его раб.
Но прокаженный стал просить его и умолять и делал это до тех пор, пока Мальчик-звезда не сжалился над ним и не отдал ему монету из белого золота.
Когда же он подошел к дому Волшебника, тот отворил калитку, и впустил его в сад, и спросил его:
– Ты принес монету из белого золота?
И Мальчик-звезда ответил:
– Нет, у меня ее нет.
И тогда Волшебник набросился на него, и стал его колотить, и поставил перед ним пустой деревянный лоток для хлеба, и сказал:
– Ешь. – И поставил перед ним пустую чашку и сказал: – Пей. – И снова бросил его в темницу.
А наутро Волшебник пришел к нему и сказал:
– Если сегодня ты не принесешь мне монету из желтого золота, ты навсегда останешься моим рабом и получишь от меня триста плетей.
Тогда Мальчик-звезда направился в лес и целый день искал там монету из желтого золота, но не мог нигде найти ее. А когда закатилось солнце, он опустился на землю и заплакал, и, пока он сидел так, проливая слезы, к нему прибежал маленький Зайчонок, которого он освободил из силка.
И Зайчонок спросил его:
– Почему ты плачешь? И чего ты ищешь в лесу?
И Мальчик-звезда отвечал:
– Я ищу монету из желтого золота, которая здесь спрятана, и, если я не найду ее, мой хозяин побьет меня и навсегда оставит у себя в рабстве.
– Следуй за мной! – крикнул Зайчонок и поскакал через лес, пока не прискакал к небольшому озеру. А на дне озера лежала монета из желтого золота.
– Как мне благодарить тебя? – сказал Мальчик-звезда. – Ведь вот уж второй раз, как ты выручаешь меня.
– Ну и что ж, зато ты первый сжалился надо мной, – сказал Зайчонок и проворно поскакал прочь.
И Мальчик-звезда взял монету из желтого золота, положил ее в свой кошелек и поспешил в город. Но прокаженный увидел его на дороге, и побежал ему навстречу, и упал перед ним на колени, крича:
– Подай мне милостыню, или я умру с голоду!
Но Мальчик-звезда сказал ему:
– У меня в кошельке нет ничего, кроме монеты из желтого золота, но, если я не принесу ее моему хозяину, он побьет меня и навеки оставит у себя в рабстве.
Но прокаженный молил его сжалиться над ним, и Мальчик-звезда пожалел его и отдал ему монету из желтого золота.
А когда он подошел к дому Волшебника, тот отворил калитку, и впустил его в сад, и спросил его:
– Ты принес монету из желтого золота?
И Мальчик-звезда ответил:
– Нет, у меня ее нет.
И Волшебник набросился на него, и стал его избивать, и заковал его в цепи, и снова вверг в темницу.
А наутро Волшебник пришел к нему и сказал:
– Если сегодня ты принесешь мне монету из красного золота, я отпущу тебя на свободу, а если не принесешь, я убью тебя.
И Мальчик-звезда отправился в лес и целый день разыскивал там монету из красного золота, но нигде не мог ее найти. Когда же стемнело, он сел и заплакал, и, пока он сидел так, проливая слезы, к нему прибежал маленький Зайчонок.
И Зайчонок сказал ему:
– Монета из красного золота, которую ты ищешь, находится в пещере, что у тебя за спиной. Так что перестань плакать и возрадуйся.
– Как могу я отблагодарить тебя! – воскликнул Мальчик-звезда. – Ведь уже третий раз ты выручаешь меня из беды.
– Но ты первый сжалился надо мной, – сказал Зайчонок и проворно ускакал прочь.
А Мальчик-звезда вошел в пещеру и в глубине ее увидел монету из красного золота. Он положил ее в свой кошелек и поспешил вернуться в город. Но когда прокаженный увидел его, он стал посреди дороги и громко закричал, взывая к нему:
– Отдай мне монету из красного золота, или я умру!
И Мальчик-звезда снова пожалел его и отдал ему монету из красного золота, сказав:
– Твоя нужда больше моей.
Однако сердце его сжалось от тоски, ибо он знал, какая страшная судьба его ожидает.
Но чудо! Когда проходил он городские ворота, воины низко склонились перед ним, отдавая ему почести и восклицая:
– Как прекрасен господин наш!
А толпа горожан следовала за ним, и все твердили:
– Воистину не найдется никого прекраснее во всем мире!
И Мальчик-звезда заплакал и сказал себе:
– Они смеются надо мной и потешаются над моей бедой.
Но так велико было стечение народа, что он сбился с дороги и пришел на большую площадь, где стоял королевский дворец.
И ворота дворца распахнулись, и навстречу Мальчику-звезде поспешили священнослужители и знатнейшие вельможи города и, смиренно поклонившись ему, сказали:
– Ты наш господин, которого мы давно ожидаем, и сын нашего государя.
А Мальчик-звезда сказал им в ответ:
– Я не королевский сын, я сын бедной нищенки. И зачем говорите вы, что я прекрасен, когда я знаю, что вид мой мерзок?
И тогда тот, чья кольчуга была разукрашена золотыми цветами и на чьем шлеме гребень был в виде крылатого льва, поднял свой щит и вскричал:
– Почему господин мой не верит, что он прекрасен?
И Мальчик-звезда посмотрел в щит, и что же он увидел? Его красота вернулась к нему, и лицо его стало таким же, каким было прежде, только в глазах своих он заметил что-то новое, чего раньше никогда в них не видел.
А священнослужители и вельможи преклонили перед ним колена и сказали:
– Было давнее пророчество, что в день этот придет к нам тот, кому суждено править нами. Так пусть же господин наш возьмет эту корону и этот скипетр и станет нашим королем, справедливым и милосердным.
Но Мальчик-звезда отвечал им:
– Я недостоин этого, ибо я отрекся от матери, которая носила меня под сердцем, и теперь ищу ее, чтобы вымолить у нее прощение, и не будет мне покоя, пока я не найду ее. Так отпустите же меня, ибо должен я вновь отправиться странствовать по свету, и нельзя мне медлить здесь, хоть вы и предлагаете мне корону и скипетр.
И, сказав это, он отвернулся от них и обратил свое лицо к улице, тянувшейся до самых городских ворот. И что же он увидел? Среди толпы, оттеснившей стражу, стояла нищенка, которая была его матерью, а рядом с ней стоял прокаженный.
И крик радости сорвался с его уст, и, бросившись к своей матери, он осыпал поцелуями раны на ее ногах и оросил их слезами. Он склонил свою голову в дорожную пыль и, рыдая так, словно сердце его разрывалось, сказал:
– О мать моя! Я отрекся от тебя в дни моей гордыни. Не отринь же меня в час моего смирения. Мать моя, я дал тебе ненависть. Одари же меня любовью. Мать моя, я отверг тебя. Прими же свое дитя.
Но нищенка не ответила ему ни слова.
И он простер руки к прокаженному и припал к его стопам, говоря:
– Трижды оказал я тебе милосердие. Умоли же мою мать ответить мне хоть единый раз.
Но прокаженный хранил безмолвие.
И снова зарыдал Мальчик-звезда и сказал:
– О мать моя, это страдание мне не по силам. Даруй мне свое прощение и позволь вернуться в наш бор.
И нищенка положила руку на его голову и сказала:
– Встань!
И прокаженный положил руку на его голову и тоже сказал:
– Встань!
И он встал с колен и посмотрел на них. И что же! Перед ним были Король и Королева. И Королева сказала ему:
– Вот твой отец, которому ты помог в час нужды.
А Король сказал:
– Вот твоя мать, чьи ноги ты омыл своими слезами.
И они пали в его объятия, и осыпали его поцелуями, и отвели во дворец, где облекли его в дивные одежды, и возложили на его голову корону, и дали ему в руки скипетр, и он стал властелином города, который стоял на берегу реки. И он был справедлив и милосерд ко всем. Он изгнал злого Волшебника, а Лесорубу и его жене послал богатые дары, а сыновей их сделал вельможами. И он не дозволял никому обращаться жестоко с птицами и лесными зверями и всех учил добру, любви и милосердию. И он кормил голодных и сирых и одевал нагих, и в стране его всегда царили мир и благоденствие.
Но правил он недолго. Слишком велики были его муки, слишком тяжкому подвергся он испытанию – и спустя три года он умер. А преемник его был тираном.