- Из-за нее я зажег этот пожар, а она ускользает от меня, как дым.
К нему принесли только голое тело зарезавшегося старика и привели несколько связанных раджапутов.
Они бросились на колени, ползали по земле, стараясь приблизиться и расцеловать его ноги. Но стража их отталкивала тупыми концами копий. Раджапуты отрекались от всякого родства с Субрумэни, проклинали его, отрекались ото всех прав своего рождения, клялись быть собаками Рамы и молили оставить им хотя бы самую презренную - но жизнь.
Рама с презрением ударил ногой в седой подбородок мертвого Субрумэни, отчего у трупа раскрылась еще больше рана на горле.
- Вот глотка, из которой раздавался собачий лай. Отодрать плетьми старого хвастуна! Подождите! Он не стоит того, чтобы об него марали руки кшатриа. Драть собак - дело рабов. Развяжите этих раджапутов. Сейчас я увижу ваше усердие ко мне. Плетей! Пусть дерут своего раджу!
Раджапуты кинулись на труп и принялись его полосовать плетьми.
- Я помилую только десятерых из вас, а остальных казню! - со смехом крикнул им Рама.
И они принялись стараться друг перед другом, чтобы отличиться усердием и попасть в число десяти.
- Проклятый старик! Старый дурак! Позор и бесчестье нашего рода! - кричал толстый раджапут, обливаясь холодным потом и стараясь хлестать изо всех сил.
- Негодяй! Погубитель Джейпура! Наш погубитель! - шамкал старик, с трудом поднимая плеть.
- Оскорбить Раму! Великого Раму! Раму - нашего бога!
- Славного Раму!
- Величайшего из раджей!
- Довольно! - крикнул Рама. - Я видел ваше усердие ко мне и верю вам. Вы будете верны мне, пока я буду силен. Отпустить из них десятерых, кого хотите, - приказал он воинам, - а остальных повесить!
Тело Субрумэни он приказал привязать на аркан за телегой и так тащить до Бенареса. Он написал тестю:
"Ты потерял презреннейшего из своих рабов, - накорми хоть, по крайней мере, собак". И с этой запиской отправил ему тело. Так прошла эта ночь.
Под утро солдаты, утомленные работой разрушения, убийствами и наслаждениями, уснули, и женщины в пещере, когда взошло солнце, сделались смелее и заговорили. Так начинают щебетать птицы с восходом солнца.
- Кто ты, госпожа, прекрасная, как богиня? - обратились к Серасвати пожилые женщины, становясь перед ней на колени и целуя ее одежду. - Кто ты, спасшая наших дочерей? Скажи нам твое имя, чтоб мы могли повторять твое имя, молясь богам, вместе с именами наших дочерей!
- Кто ты, прекрасная девушка? - говорили молодые, вслед за старыми, становясь на колени и целуя одежду Серасвати.
- Кто ты, спасшая нас от поругания и смерти? Скажи нам твое имя, чтоб мы могли произносить твое имя, как имя матери, молясь богам!
- За тебя ли надо молиться, тебе ли молиться?
- Смертная ты или богиня?
Серасвати улыбнулась им улыбкой, печальной, как восход солнца в туманное утро.
- Я несчастнейшая из смертных. Меня зовут Серасвати. Я дочь того, кто был вчера еще раджей Джейпура.
При этом имени ужас отразился на лице у всех.
- Ты - Серасвати?
- Принцесса, которую ищут?
- Да, это я!
Женщины вскочили.
Теперь уж их лица были полны яростью. Той яростью, которую родит трусость.
- Зачем же ты не сказала этого раньше?
- Ты прячешься за нашими спинами!
- Ты прячешься в толпе несчастных!
- Как волк, в которого целит охотник, прячется в толпе овец.
- Я прячусь за вашими спинами? Я? Которая вас спасла?
Но в ужасе не рассуждают.
- Моя дочь рядом с Серасвати?!
- Какой ужас! Моя дочь вместе с Серасвати!
Серасвати не могла не улыбнуться.
- С принцессой Серасвати!
- С Серасвати, которую ищут!
- Как преступницу!
- Чтобы наказать!
Они спешили в безумном материнском страхе подальше оттащить своих дочерей, словно от прокаженной.
- И моя дочь рядом с нею?!
- Тише! Нас услышат!
И женщины замолкли в ужасе, что их крики услышали.
- Вон! Вон отсюда! - зашептали они.
- Дайте же мне хоть дождаться темноты, чтоб уйти незамеченной.